Читать книгу Пять красных футболок - Юлия Диброва - Страница 5

– Лан, я немного зря там наговорила, – начала я прерванный телефонный разговор.

– О-о, ты вернулась, – серьезно сказала Лана.

– Лан, мой вопрос покажется странным, но вы можете выслать мне точный адрес офиса?

– Ты, что головой ударилась, Вика? Первое, хватит «вы-кать». Второе, зачем тебе адрес, будто ты его забыла?

– Видите ли… Мне нужно для пересылки документов, а там индекс не помню, и…

– Ты издеваешься, Вика? Первое…

– Помню, «хватит вы-кать»! Лан, я после больницы еще плохо себя чувствую. Ты можешь понять?

– После больницы? Ты ничего не говорила!

– Ты ничего не спрашивала, – обиженно сказала я, – ну, так адрес пришлешь?

– Ты с березы упала, что ли? Ладно, Вика, я тебе вышлю адрес, может ты, правда, опомнилась и решила поработать документоведом вместо того, чтобы исполнять свои прямые обязанности… Все, отбой, до завтра. В девять быть в офисе.

Она так быстро попрощалась, что я не успела ничего больше сказать. Что за характер был у этой женщины? Даже не спросила как я себя чувствую, что со мной произошло. Невнимательность человека к состоянию здоровья того, кто на него работает меня обескуражила и очень эмоционально зацепила, поэтому я решила ничего Лане не говорить об амнезии. Так, я думала преподать ей хороший урок. Через несколько минут после разговора у меня в сообщениях телефона появился заветный адрес, но меня угнетало другое: не могла же я появиться перед коллегами в таком виде! Засаленные волосы, уставший болезненный вид, изношенная одежда, не стиранная больше недели. Мне необходимо было найти жилье, чтобы хотя бы принять душ, вдобавок я начала мерзнуть из-за усилившихся дождя и ветра. Завернувшись в палантин, который нашла в сумке я позвонила Белле, единственной «соломинке» в этом городе.

– Здаров, пациент! Ну, как устроилась, помирилась с родичами?

– Нет, Белл, меня здесь никто не ждет. Нужна помощь. Насчет жилья, ты говорила, твой брат…

– Ты меня пугаешь – перебила она, – Тебя выгнали что ли?

– Можно и так сказать.

– А почему к Оле не обратишься? Девчонка обещала помочь, ты сама говорила.

Я не хотела и думать об этом. Просить помощи у человека, который вогнал меня во все эти проблемы стало бы унижением. Я соскочила с темы разговора и уговаривала Беллу позвонить брату. Подруга долго сопротивляться не смогла, так как и сама понимала, что оставаться девушке одной ночью на улице, еще и без памяти было не безопасно.

– Ну, ты вляпалась, – смеялась Белла, – лады. Ну, будь готова, я предупредила тебя несколько раз. Не ожидай роскошного дворца! И запомни, мой братец любит устанавливать правила. Твое дело – их соблюдать. Усекла?

– Усекла, – растерянно произнесла я.

– Ну, давай, пациент. Сейчас кину тебе адрес. Приедешь туда не позже восьми, успеешь? Только успей вовремя, иначе Игнат закроет ворота и до утра просидишь у калитки.

Я согласилась, предположив, что смогу приехать даже раньше, потому что до восьми оставалось полтора часа и пробок в городе не было из-за чрезвычайного положения. Так и получилось, через полчаса я уже стояла на месте. Я ожидала увидеть что угодно, гостиницу с парковочными местами или трехэтажное здание со светодиодной вывеской, да хоть и несколько небольших домиков коттеджного типа, но я поразилась, когда оказалась посреди заурядного частного сектора, который неуклюже расположился в центре города и ничем примечательным не выделялся, кроме ржавчины на заборе. Брат Беллы, Игнат, радушно приветствовал меня, но я не могла прогнать неприятное чувство внутри, которое возникло сразу, как только я вошла на территорию «теремка», так в последствии я называла реабилитационный центр. Старый крупный беспородный пес с перебинтованной лапой встретил меня тревожным лаем. Игнат пригласил меня скорее войти в дом, пока не усилился дождь.

В теремок приходили люди, оказавшиеся по несчастному совпадению в трудных обстоятельствах. Представители разных возрастов, пола, со своей историей, внешностью, национальностью и, как правило, утерянным социальным положением в обществе. Люди разных религий и без религий. Все это не имело в теремке никакого значения, так как каждый становился частью новой семьи. Важно было следовать правилам проживания, соблюдать очередь на кухне, в туалет и душевые, ответственно подходить к своим обязанностям согласно графику дежурства по уборке и обходу теремка перед сном, а главное, не употреблять алкоголь, наркотические средства, иначе сразу выгонят и больше не пустят, даже если вновь приползешь за помощью. Теремок был довольно известным в городе местом и часто появлялся на местном телевидении и газетах, как центр социальной реабилитации для людей, попавших в непростые ситуации. Неоднократно упоминалось в СМИ об Игнате, который приравнивался к героям современности. Я узнала, что несколько лет назад он помог жертвам наводнения, случившемся в одном из ближайших населенных пунктов. Люди остались без крова, домашнего хозяйства и средств к существованию, Игнат разместил у себя тех, кто оказался тогда на улице. В их числе была Ивета Леонидовна, о которой непременно будет упомянуто далее. Пожилая женщина осталась с двухмесячным внуком на руках, Кириллом. Вода унесла жизни родителей мальчика. Внешне теремок выглядел как большой частный дом со множеством пристроек, здание было старое, внутри помещения ощущалась сырость, освещение было тусклым, периодически моргали лампочки. По условиям Игната в центре можно было проживать без оплаты не более двух недель, пока человек не устроится на работу, а потом в случае, если не удавалось сразу найти другое жилье, разрешалось провести здесь еще не более четырнадцати дней, но уже необходимо было оплачивать каждый день проживания. Как по мне, это место совершенно не располагало к тому, чтобы оставаться здесь так долго, мне даже показалось, что сделано это было намеренно, чтобы люди скорее устраивали свои финансовые дела и выселялись. Сколько предстояло пробыть здесь мне в тот первый вечер я не знала и, если бы кто-то сообщил, что пройдет четыре недели до тех пор, когда я буду готова съехать – не поверила бы.

Чтобы попасть в глубь помещения, нужно было преодолеть «кроличью нору», длинный темный коридор, заставленный большим количеством обуви жителей. Здесь же располагались вешалки для верхней одежды и небольшие шкафчики, чтобы хранить личные вещи, подобно тем, что всегда стояли на входе в любой супермаркет. Преодолев «кроличью нору», подобно Алисе, я оказалась в гостиной, тут было немного светлее, но слух ужасно раздражал периодический треск стоявшего посреди комнаты радиатора, который может и делал помещение теплее, но меня лично сбивал с толку. Игнат, белокожий как его сестра, сидел напротив меня и удивлял внешним сходством с Беллой и совершенно отличной от нее манерой общения. Белла всегда разговаривала громко, ее звонкий смех наполнял все пространство, в котором она находилась, Игнат же доносил мысли спокойным ровным голосом, чуть приглушенно и практически без улыбки. В его глазах не было того озорства, которое я наблюдала у Беллы. Игнат произносил каждое слово подобно старцу, много повидавшего на своем веку, создавалось впечатление, что Игната невозможно было чем-то уже удивить. Одет он был скромно, без пафоса, в дальнейшем я поняла, что он в принципе не любил броские цвета в одежде, черная футболка или черная водолазка в сочетании с обыкновенными синими джинсами были самой отличительной особенностью его гардероба. Над креслом, в котором сидел Игнат висела картина, на которой были изображены тонкие голубые линии, переходящие в одну широкую синюю полосу, от которой по бокам расходились пузыри. Позднее, когда мы перешли с Игнатом на более приятельское общение, он рассказал, что нарисовал картину сам в день, когда оформил все официальные документы на реабилитационный центр. На холсте он символично изобразил реку жизни, которая всегда напоминала о том, что его делом было купаться в этой реке, следуя течению, а не останавливаться, превращаясь в болото. По словам Игната, целью течения его реки с того дня, когда он открыл двери теремка, стала помощь другим людям.

– Белла мне все рассказала, – пояснил Игнат в первый вечер нашего знакомства.

Электрический обогреватель снова щелкнул.

– С ее слов я понял, что родители тебя не приняли дома. Верно я услышал ее?

– В общем и целом, да.

– Звучит грустно. Работа, я так понял, у тебя есть и проблем с оплатой в случае дополнительного проживания не будет?

– Я не собиралась надолго задерживаться, – улыбнулась я.

Он строго посмотрел в сторону, будто вслушиваясь в мои слова одним ухом.

– Игнат, есть у меня работа, есть, – уточнила я.

– Хорошо. Завтра я тебя познакомлю со всеми. С этого момента ты – член нашей семьи. Здесь важно уважать друг друга и соблюдать простые правила, их ты прочитаешь на листе, который будет на тумбочке в той комнате, – он указал на ближайшую дверь.

Несмотря на шпаргалку, о которой упомянул Игнат, перед моим заселением он дополнительно перечислил, что можно было и что нельзя делать в стенах центра. По мере того, как он говорил я много раз поменяла мнение о месте, в которое так стремилась попасть еще пару часов назад. Сначала мне казалось, что я в детском лагере: нужно было держать койку заправленной, шуметь в строго отведенные часы, с восьми до восьми, и отбой в двадцать два. Потом я думала, что попала в общежитие, эта версия оказалась теплее предыдущей, в чем я позже убедилась: необходимо было принимать душ не более пятнадцати минут, чтобы остальные члены «семьи» долго не стояли в очереди, особенно по утрам, когда все спешат по рабочим делам. Во время приготовления пищи нельзя было занимать более одной конфорки, да и готовить нужно было тоже быстро и строго по очереди. Можно только представить, какие блюда стали в моем рационе! Через месяц я возненавидела вареные яйца и каши быстрого приготовления. Игнат был убежден, что сплоченности можно было достичь только совместным трудом, поэтому в тот же вечер внес меня в график дежурства. Основатель центра неслышно хлопнул ладонями по своим коленям, встал с дивана и остановился посреди комнаты около обогревателя. Он плавно поднес ладонь к оборудованию, но не касался его. Потом посмотрел на меня так, что я непроизвольно заерзала на кресле. Игнат продолжал держать руку, а потом коснулся обогревателя и тут же убрал ее.

– Моя сестра очень доверяет людям, – сказал он.

– Да, – я кивнула и опустила глаза.

–Я доверяю людям не больше чем вот ему, – он указал на радиатор, – на расстоянии общение с человеком может согревать. А приблизишься – обжигаешься.

– Странно сравнивать людей с неодушевленным предметом, – заметила я.

Игнат удивленно посмотрел на меня.

– По-моему, это отличное сравнение, – сказал он куда-то в пространство, – Ладно, пора спать, – Игнат сделал температуру на обогревателе ниже и ушел, пожелав доброй ночи.

Комната для ночлега оказалась не менее длинной, чем коридор с обувью. В спальне стояло две кровати, обе аккуратно заправленные. Пахло чистотой, как после тщательной влажной уборки, идеально вымытый линолеум еще отдавал хлоркой. Около каждой кровати стояла тумбочка. У меня на миг сложилось впечатление, что я сменила одну больничную палату на другую и сразу заняла койку около окна. Смешно, но Игнату я тоже мало доверяла и выбрала то место на случай, если захочу сбежать. Планировка дома удивляла, так как квадратной можно было назвать лишь гостиную, где мы беседовали, а остальные помещения походили на вытянутые прямоугольники. Окажись здесь Оля, сомневаюсь, что она протиснулась бы между стеной и моей кроватью. Я очень устала за день и просто валилась с ног, поэтому приняв душ, я сразу пошла спать. Ангел снова посетил мой сон, это уже стало обычным делом и я перестала удивляться нашим встречам. Иногда мне напоминало это большой божественный розыгрыш, потому что даже в детстве я не верила в существование Бога и, тем более, Ангелов. Мне казались они не более, чем выдумкой народного фольклора, на крайний случай, писателей и режиссеров. Я всегда рассуждала как мама, для которой главными доказательствами существования чего-либо была возможность прикоснуться к этому, все остальное она называла иллюзией. Однако, я начала сомневаться в собственных суждениях с того дня, когда после очередного видения стремительно пошла на поправку. А как легко я тогда встала с кровати, разве не чудо? Но этого было мало для истинной веры и каждую ночь я ожидала, что случится что-то невероятное, не осознавая, что чудом было уже то, что я выжила. В первую ночь, проведенную в теремке, Ангел говорил тихо, голос его обволакивал.

– Дитя, тебе предстоит многое узнать, прежде чем прошлое вернется к тебе. Будет разное: и радость обретений и горе потерь…

– Не пугай меня, – ответила я.

– Дитя, не бойся будущего ровно так, как не бойся и прошлого. Ты решила не вспоминать то, что причиняло тебе столько страданий, но важно понять одно…

– Я не решала ничего забывать, – перебила я, – Если бы не Оля, которая влезла в мою жизнь!

– Люди привыкли обвинять в своих потерях других, будто что-то внешнее способно нанести вред без их на то согласия. Не понимают люди, что кроется все в них самих и, если что-то ниспослано от внешнего, значит важно понять внутреннее.

– И что же получается, я сама разбила себе голову? Да, бывают самоубийцы, конечно, но я то не собиралась терять связь со своими близкими!

– Но ответь себе на вопрос, Дитя, не потому ли упрятала ты прошлое в самый темный и закрытый уголок своего сердца, чтобы обрести новое… истинное, светлое? И скажи, чтобы возродиться нужно ли умереть физически или в ином смысле?

– Не знаю. Честно говоря, я уже ничего не понимаю.

Ангел улыбнулся, взгляд его выражал доброту, а крылья искрились.

– Пойми, Дитя, – продолжил он, – ничто не происходит случайно, ничто не бывает без божественного замысла. Есть смысл и в том, что кажется хорошим, есть и в том, что кажется плохим. В конце концов, хорошее сменяется плохим, плохое сменяется хорошим. Белое меняется на серое, серое на белое. Бесконечный круговорот, стоит принять его и радоваться каждому оттенку.

– Я не вижу как можно радоваться тому, что я теперь плохо запоминаю имена и лица людей. По-твоему, я должна радоваться, что осталась без крыши над головой, а скоро, по-видимому, и без денег? Как можно радоваться тому, что я не могу даже с родителями нормально поговорить и вспомнить последние четыре года своей жизни… Как? Как можно радоваться потерям?

– Дитя, ты смотришь на вещи с одной стороны, забывая, что всякое можно обойти и узреть нечто, что находится по ту сторону. Ты не обходишь, ибо боишься. Но именно такой шаг способен бы был привести тебя к себе. Себе истинной.

Я не могла согласиться с тем, что говорил мой Небесный Друг, многое не укладывалось в голове. Образ Ангела медленно растворился и я проснулась. Хотя было еще очень рано, я встала и начала приводить себя в порядок, так как день обещал быть наполненным новыми знакомствами, а это всегда очень волнительно. Впервые за долгое время я увидела в окно нечто красивое, розовый рассвет расплывался над городом, переливаясь золотом. Жаль длилось это недолго и через несколько минут я вновь наблюдала привычную серую вату над головой, давящую и непроглядную. Послышался стук в дверь, это был Игнат, он не стал заходить, а просто позвал меня из коридора. Я проводила взглядом стаю ворон в небе, поправила прическу в малюсенькое зеркало, которое одолжила у Беллы, пока не куплю себе новое, сделала три глубоких вдоха, выдоха и вышла из комнаты. Игнат пригласил меня в гостиную, где уже ждали сожители центра. Он обратился к сидящим, а я пока устраивалась на том же кресле, что и вчера. И хоть на улице было светло, в зале приходилось включать лампы из-за отсутствия окон. Висящие на стенах бра наполняли помещение тяжелым желтым светом, от чего лица присутствующих казались эскизами на холстах. Вдоль одной из стен стоял шкаф, заполненный книгами от пола до потолка. Судя по корешкам книги были собраны отдельными коллекциями и преимущественно в твердых переплетах. Обогреватель посреди комнаты издавал знакомый трескающий звук, раздражая слух. Пять пар глаз уставились на меня. Кто-то смотрел серьезно, кто-то с любопытством. И только одна пара показалась наиболее приветливой, чем остальные, возможно, потому, что принадлежала единственной девушке в неизвестной пока мне компании. Это была молодая женщина лет тридцати пяти. Сразу как только наши взгляды встретились, она кивнула мне и широко улыбнулась, в ее глазах мерцал тот же огонек, какой я часто замечала у Беллы, вот только внешне незнакомка никак не походила на бывшую соседку по палате. Надя, так звали незнакомку, носила короткую стрижку, никаких украшений и косметики, даже спортивный костюм, в котором она сидела, широко закинув одну ногу на другую на манер парней, был цвета хаки, без надписей, страз и каких-либо дополнительных деталей. Движения девушки были угловатыми и резкими, хотя от природы она обладала изящными чертами лица, красивой линией декольте и пышной грудью. Рядом с Надеждой сидел пожилой мужчина, на вид около шестидесяти, но в теле его чувствовалась энергичность, казалось, он легко мог вскочить с места и сделать пару акробатических движений в воздухе. Ничего такого, конечно, не случилось, старик Михаил смотрел на меня с подозрением, а нависшие веки придавали еще больше серьезности его взгляду. Помимо Игната, Надежды и Михаила в зале присутствовали и два молодых человека. Один сидел на стуле около выхода и каждые две минуты смотрел в свой телефон, будто боялся пропустить важный звонок. Парень то скрещивал руки на груди, то нервно постукивал пятками по полу, его звали Вова. Второй мужчина, Денис, смотрел на меня прямо и даже с интересом, он периодически улыбался, но это был скорее жест дружелюбия, чем флирта. У него была холеная внешность и я совершенно не понимала, что мог делать в таком месте настолько благополучный на вид мужчина. Одежда его была выглажена и, видимо, куплена в брендовом магазине. Денис кивнул в знак приветствия, я тоже ответила ему кивком и это стало предвестником наших дружеских отношений.

– Вика, мы хотим послушать пару слов о тебе, – сказал Игнат, – только недолго, чтобы и остальные могли представиться.

– Хорошо. Всем здравствуйте, – ответила я, – Игнат, с чего бы начать?

– Начни с правды, – резко прокомментировал Михаил.

– Я и не собиралась врать, – отреагировала я не менее резко.

– Миха, погоди, – обратился спокойно Игнат к старику, – по очереди и без нападок.

Миха недовольно причмокнул.

– Что с тобой стряслось? – обратилась ко мне Надя.

– Я упала… А как это произошло не помню. Очнулась в больнице с сотрясением мозга, врачи поставили амнезию, вот я и тут.

– Люди с амнезией здесь не бывают, – сказал старик, закатив глаза.

– Миха, да погоди ты, – произнес Игнат мягко, но властно.

– Пусть рассказывает правду, – фыркнул старик.

– Я и так рассказываю правду, – защищалась я.

Надя легонько толкнула старика локтем в бок, а мне улыбнулась в знак поддержки.

– Какую правду вы хотите от меня услышать? – не выдержала я, – Быть может, речь о той правде, которую я и сама с трудом нахожу с недавних пор? Я здесь не из-за амнезии, в этом вы правы! Я здесь, потому что близкие люди меня отвергли, мне негде ночевать, а про отсутствие денег и то, смогу ли я вернуться к прежней работе, вообще молчу. Или сюда люди попадают по другим причинам, а Михаил?

Я была раздражена и растеряна одновременно, не понимала, как себя вести, но знала, что мне точно нужно было дать отпор навязчивому старику. Послышался всеобщий гул, Денис улыбался со словами: «О, как!», Надя хлопала в ладоши, а старик фыркал от недовольства. И только Вова просто наблюдал за происходящим, продолжая проверять свой мобильный. Началась шумиха и Игнат громко хлопнул в ладоши. Все разом замолчали.

– Соседи, не забываем где находимся и какие у нас устои: взаимоуважение и вежливость. Взаимоуважение и вежливость! Когда Вика вспомнит больше, она расскажет больше, а сейчас две минуты на каждого и расходимся. Помним, кухня открыта по расписанию.

Позднее я узнала, что и центр, и кухня были открыты всегда ограничено по времени. Если центр открывался в семь утра и закрывался в восемь вечера, то кухню Игнату не лень было то открывать, то закрывать и в итоге работала столовая «окнами» по полтора часа утром, днем и вечером. Только в воскресенье кухня открывалась на полный день. Никогда я не понимала правил, которые придумал Игнат, такой режим мне казался ущемлением прав, Игнат же объяснял ограничения как то, что вносило дисциплину в «семью». Пожалуй, с этим я могла согласиться, а вот его размышления на тему того, что такое расписание повышало общую грамотность жителей центра, мне были не ясны и даже смешны. «При чем тут грамотность?», – недоумевала я и даже не сразу переварила смысл его дальнейших слов. Как могло быть связано употребление пищи со способностями мозга к развитию? Игнат объяснил: «Послушай, ты сможешь вспомнить хотя бы один урок в школе, когда бы учитель разрешил принимать пищу ученикам прямо на занятии? Нет, человек либо обучается, либо идет в столовую. А в университете? Прилежные студенты сидят, слушают или записывают, а чем заняты лодыри? Жуют потихоньку сушки, пряники или чипсы с усилителями вкуса. Чем, как думаешь, вторые заполняют свои головы: знаниями или сушками? Вот и здесь, лишенный возможности потреблять калории человек скорее отправится в гостиную к книжному шкафу, нежели пойдет тратить на еду деньги, которые откладывал, чтобы наконец съехать отсюда».

Понять образ мышления Игната мне еще предстояло в будущем, а пока я сидела в кресле и слушала выступающих на собрании. Первой начала говорить Надя, она держалась уверенно и вместе с тем говорила довольно кротко. Девушка рассказала, что попала сюда, потому что родители ее умерли, а родственники не хотели знаться. До недавнего времени она работала швеей в одном из городских ателье. Надя два года работала прекрасно и получала достойную оплату за свой труд, но все изменилось, когда хозяйка фирмы взяла новую сотрудницу и попала, по словам Нади, под влияние «подлой выскочки». Та умела ловко манипулировать «старшей» и уверила ту, что Надя воровала из кассы деньги. В итоге многочисленных споров и перепалок новенькая осталась работать в ателье, а Надю выставили за дверь, не выдав даже расчет. Надежда рассказала, что только благодаря знакомству с Беллой ей удалось не остаться на улице и обосноваться в реацентре. Глядя на Надю, я чувствовала, что она что-то не договаривала, хотя и не могла объяснить толком что именно, возможно, во мне проснулось недоверие к людям, а может, я просто не привыкла к общению с такого типа людьми. Нужно отметить, что эта женщина потом всячески помогала мне адаптироваться к новому месту, уступала очередь в душ, делилась сладостями, советовала, какие книги в библиотеке достойны чтения, а какие не рекомендует использовать даже в качестве подставки для кружки с чаем. Надя улыбалась, когда видела меня и благодаря этому я чувствовала поддержку, в которой нуждалась. Остальные члены семьи не умели как она, казалось, они совсем забыли, как поднимать уголки губ, ходили с задумчивым видом, будто играли в игру «Несмеяна». Я узнала, что в прошлом Игнат работал психотерапевтом и около пяти лет посвятил этой профессии. Он принимал клиентов здесь, в реабилитационном центре, правда, тогда это был еще обыкновенный жилой дом. Работа с людьми и специфика деятельности раз и навсегда научила Игната держать язык за зубами и никогда никому и ни при каких обстоятельствах не рассказывать то, что он узнавал за закрытыми дверями. Точно так же он предостерегал и нас на общих собраниях, чтобы лишнего мы о себе не рассказывали. Возможно, поэтому Надя мне казалась скрытной, да и не только она, все остальные тоже, я смотрела на соседей и кожей ощущала, что в них сокрыто гораздо больше, чем можно увидеть.

Вторым говорящим был Миха. Он кряхтел голосом, но энергичность сквозила через каждое движение его тела, поэтому я была очень удивлена, узнав что он готовился встретить седьмой десяток. Старик сухо приветствовал меня и назвался Михаилом, правда добавил, что гораздо ближе ему имя Миха, так его звали с подростковых лет и на другое уже в этой жизни отзываться не собирается. Миха рассказал, что давно бы уехал отсюда и прочь из города, но задержался из-за единственного друга, пса Командора, который недавно получил травму. Говоря об этом, он снова кинул в меня несколько неодобрительных взглядов и тихо добавил: «Люди никогда не думают о последствиях своих поступков. Суки, повредили псине лапу и удрали. А мне теперь придется прозябать в городе, потому что потратил последние рубли на друга. Я не мог по-другому! Им с рук сошло… А мы пропадаем…». Я хотела спросить как получилось так, что Командор повредил лапу, неужели кто-то сделал это намеренно, но Игнат перевел разговор на другую тему и обратился к следующему сидящему. Денис, светловолосый мужчина, говорил быстро, но речь его была ясной, слов он не жевал, хотя и выражался очень эмоционально. Мужчина активно жестикулировал и постоянно переводил взгляд с одного слушателя на другого. Несмотря на эксцентричную манеру вести разговор он показался мне хорошим оратором, так как умел обращаться ко всем сразу, переводя взгляд от слушателя к слушателя, но при этом умел создать иллюзию тет-а-тет общения, намеренно задерживая чуть-чуть взгляд на ком-то из присутствующих. Дэн крепко сжимал кулаки, когда рассказывал историю о том, как его предал бывший партнер по бизнесу. «Тупые выходки и измены девушек – ничто, по сравнению с тем, как поступил этот отрубок! – сердился Денис, – Оставил без денег, загадил репутацию и чуть не упрятал в «кукушку». У меня было все: статус, социалка, деваха с третьим.., – он показал себе на грудь, – А теперь? Курьер средней категории, мля! Ну, ничего… Ничего…».