Читать книгу Запах весны. И другие рассказы - Юлия Фрауэнталь - Страница 2

Из открытого окна доносились утренние звуки и запахи летнего сада. Пока ещё было свежо и прохладно. Весело щебетали ранние пташки. Ветерок надувал занавеску, неся с собою ароматы свежескошенной травы и пионов.

«А пионы-то уже скоро осыплются», – подумал Яков Михайлович. Он грустно усмехнулся, вздохнул и потёр ладонью лоб, стараясь сосредоточиться.

Вот уже несколько минут он сидел в нерешительности над чистой страницей новой общей тетради в клетку. Хмурясь и нервно постукивая по столу шариковой ручкой, он рассеянно глядел перед собой, явно оттягивая тот момент, когда в написанном на бумаге отразится то, что было у него на уме и в душе. Пока же вся эта внутренняя борьба переживаний и мыслей отражалась лишь на его усталом лице.

Он бросил ручку и откинулся к спинке рабочего кресла. Закрыл на минуту глаза, а открыв – отпустил взгляд скользить по бесчисленным книжным полкам вдоль стен, словно поглаживая разноцветные корешки книг.

Эта своеобразная «медитация» всегда успокаивала его, наполняла радостью и умиротворением.

Затем его взгляд прошелся по золотистому дивану – в весёлых солнечных пятнах, по скульптурным складкам пледа, лениво свисающего до самого пола, по замысловатым узорам старого ковра, перепрыгнул на письменный стол – огромный, затянутый мягкой кожей, с маленькими ящичками бюро, букетом письменных принадлежностей – под старину, и небрежной россыпью мелких канцелярских вещиц…

Вот ещё семейные фото в рамках – они с женой, вот дети – в детстве, в школе, в университете. Его собственные дипломы и сертификаты в рамочках. Сувениры и памятные подарки за стеклянными дверцами шкафа.

Наконец, в углу – направо от двери – оазис современной техники: телефон-факс, компьютер, сканер, принтер. Всё это отгорожено ширмой с райскими птицами – по настоянию жены, большой поклонницы фэн-шуй.

Яков Михайлович потянулся и с силой потёр ладони. Вдохновленный поддержкой своего уютного кабинета, он воспрянул духом и решительно взялся за перо.

В этот момент в сад вышла высокая светловолосая женщина в шортах, клетчатой рубашке, панаме и прорезиненных перчатках. В руках она несла садовый инструмент, ведро и маленькую скамеечку.

Выбрав одну из грядок, почивших под зарослями радостно зеленеющей сныти, она присела и склонилась над ней. Теперь Якову Михайловичу была видна только её клетчатая спина и белая панама. Сосредоточенная на работе жена неожиданно стала последней каплей, и Яков Михайлович, не теряя больше времени, принялся быстро-быстро писать в тетради. Чёрным по белому – буквально следующее:

«А вот и она. Лиза. Моя жена.

А ведь ей уже пятьдесят. Да и мне самому скоро пятьдесят три. Ну и что? Она всё так же неотразима, как и прежде. И я очарован и прикован к ней навеки.

И чувствую себя д у р а к о м!, – он дважды яростно подчеркнул это слово, – безнадежно стараясь п о н я т ь. Ведь я её муж. В конце концов. И у меня есть на это право. Есть право знать…» – после некоторой паузы он зачеркнул начало этого предложения. Затем быстро продолжал:

«Я просто хочу записать всё это, чтобы избавиться от воспоминаний, отпустить. Забыть. Пять лет уже прошло, и мы никогда не говорим об этом. Но иногда я внезапно обнаруживаю, что мысленно веду сам с собой яростный диалог – что-то доказываю, кого-то обвиняю. Да ещё ночные кошмары типа Она ушла! Она меня бросила! И всё в таком роде. Так и сума сойти недолго. Иногда я действительно – в прямом смысле боюсь сойти с ума».

Вдруг до него долетел оглушительный вопль. Яков Михайлович вздрогнул и поднял голову. Из сада доносились визг и смех вперемешку с ругательствами. Он подбежал к окну.

На лужайке кипела битва: с недюжинной отвагой Георгия Победоносца в его борьбе со змеем Лиза боролась со шлангом, который под необычно сильным напором внезапно ожил и вырвался из рук, поливая её с ног до головы. А она, вся насквозь мокрая, хохотала и кричала: «Ай! Помогите! Яша! Яша! Скорее помоги!»

Он бросился на выручку.

Вырвавшийся на свободу шланг, радостно прыгал по свежескошенной лужайке и устраивал потоп. Споткнувшись на бегу о трубку поливальной системы, Яков Михайлович чуть не упал. Но этого толчка оказалось достаточно, чтобы запустить все оросительные фонтанчики.

Забившие одновременно из-под земли в разных местах распыляющиеся и крутящиеся струи представляли собой феерическое зрелище. Салюты искрящихся брызг переливались на солнце россыпями бриллиантовой пыли и щедро орошали траву, цветы, кусты и хохочущих супругов.

В поисках убежища промокшая до нитки Лиза побежала в дом, а Яков Михайлович стал пробираться к вентилю, тщетно пытаясь прикрыться рукой от барабанящих по нему упругих струй.

Наконец, ему удалось закрыть воду. Ф-фу.

Он стоял, греясь на солнышке, обтекая и улыбаясь – помолодевший и, в буквальном смысле, посвежевший.

Над лужайкой висела радуга.

Вечером того же дня они сидели в молчании перед зажженным камином в гостиной. Из сада тянуло дымком от чьего-то костра или бани. Трещали цикады. Потрескивали горящие поленья. На коленях у Якова Михайловича лежала открытая книга, а сам он смотрел в огонь, наслаждаясь этим завоеванным издревле человеческим правом приобщиться к тайне бытия.

Иногда он краем глаза поглядывал на жену.

Покачиваясь в плетеном кресле-качалке, Лиза тоже глядела на пламя – через бокал с темно-рубиновым вином. Её отполированные ноготки были точно такого же цвета. В задумчивости она постукивала кончиками пальцев свободной руки по ручке кресла.

– О чём ты думаешь? – спросил он, боясь услышать ответ и не решаясь дотронуться до её руки.

– Да так, ни о чём. – Она сладко зевнула и улыбнулась ему. – Спать хочется. Пойду, лягу.

Она встала, ласково потрепала мужа по затылку и поцеловала в макушку.

– Спокойной ночи, дорогой.

– Спокойной ночи.

Он проводил её взглядом до двери. Хотелось швырнуть книгу, кочергу, стукнуть кулаком, устроить скандал… Он вздохнул, отложил книгу и закрыл лицо руками. Потом, резко поднявшись, подошёл к камину, перемешал заискрившие красным золотом угли и вышел в туманно-влажные густые сверчковые сумерки сада.

Он глотал прохладный воздух с запахами сосны, дыма, мокрых цветов и травы – как целебный бальзам.

Нежнейшие лепестки пионов уже покрыли землю около веранды мягким розовым ковром. Тонко-тонко и убийственно нежно благоухали чайные розы в капельках вечерней росы.

Это, в конце концов, невыносимо!

Он ударил кулаком о столбик веранды. Ему сегодня не уснуть, пока… Яков Михайлович решительно вошел в дом и запер дверь.

В кабинете он зажег настольную лампу, сел к столу и сходу принялся писать, без труда извлекая из памяти события недалекого прошлого.

*

«Впервые Лиза упомянула это имя в марте девяносто девятого. Она тогда вела женскую группу по йоге. И однажды за завтраком я стал расспрашивать её об этом.

– Ну как дела на занятиях в группе? Кворум-то хоть есть?

– Всё нормально. Сейчас их двенадцать человек, так что занимаемся вовсю. – Она намазала тост клубничным вареньем. – Ах, да… Я хотела тебе кое-что сказать. Вернее, я уже некоторое время хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Каком? – Я насторожился, зная её рысью повадку бесшумно подкрадываться.

– У меня в группе есть одна девочка, Нина. Ей где-то около тридцати, я думаю…

– Да уж, девочка, нечего сказать. Ну и что?

– Понимаешь, мне кажется, ей нужен курс терапии. Может ты смог бы найти окно в своём расписании, ну и… назначить ей консультацию? – она просительно смотрела на меня, покусывая край прозрачной чашки с зелёным чаем.

– А почему ты думаешь, что ей нужна терапия? Она что, просила тебя о помощи? – Мне не очень-то улыбалась эта идея. У меня было полно клиентов.

– Яшенька, ну ты же знаешь, я – за целостный подход, «холистический», так сказать. Занимаясь йогой, мы стараемся гармонизировать все сферы нашей жизни, – затянула Лиза на мотив рекламной шарманки, – но иногда, чтобы достичь этого могут понадобиться другие средства и методы. Девочка выглядит такой зажатой, напряженной, задумчивой и печальной. В глазах тоска вселенская просто.

– Похоже, она поэтическая натура. Или влюблена по уши.

Лиза смотрела с немым укором. Притворяясь, что сейчас обидится, она хмурилась и надула губы. Я сдался.

– Ну, хорошо, хорошо. Скажи ей, что она может мне позвонить, и мы договоримся о встрече.

– Спасибо, дорогой. Бог наградит тебя за доброту! – В её глазах прыгали хитрые чёртики.

– Я просто честно зарабатываю себе на жизнь. Тебе спасибо, что рекламируешь меня своим клиентам. Кстати, ты хоть примерно догадываешься, в чём её проблема? Впрочем, нет, не надо, не говори мне.

– А я и не знаю. – Лиза пожала плечами. – Она вся из себя такая робкая, стеснительная. Она бы и не стала это обсуждать. Когда я заикнулась о психотерапии, она заявила, что ещё не настолько сумасшедшая, чтобы ходить по психиатрам. Но я, конечно, стала её уговаривать, да тебя нахваливать – какой ты добрый, умный и всё понимающий.

– Да уж, я знаю, ты умеешь уговаривать! – И я многозначительно хмыкнул.

Она зарделась и, шутя, изобразила убойный взгляд роковой соблазнительницы.

*

Упомянутая девица позвонила мне несколько дней спустя. Мы условились о консультации в ближайшую среду.

Когда она по телефону сообщила мне свою фамилию – Круглова – я тут же представил себе этакую розовощекую круглолицую простушку с русой косой до пояса.

Но в назначенное время в мой городской офис вошла хрупкая брюнетка с короткой стрижкой и вся в чёрном – чёрный свитер, черная мини-юбка, чёрные чулки и туфли.

Французская богема – определил я для себя её стиль.

Высокий лоб, большие печальные глаза выдавали, как минимум, натуру мыслящую. Сложные клиенты. Но интересные.

Улыбаясь, я протянул ей руку:

– Здравствуйте. Я – доктор Головин, Яков Михайлович.

– Очень приятно, Нина. – Она смущенно пожала мою руку и едва заметно улыбнулась. Рука была холодная, точно с мороза.

– Пожалуйста, располагайтесь, присаживайтесь – вот сюда. – Я показал ей на кресло. Она присела на краешек. Натянута как струна. Так и хочется отпустить колки и дать команду «вольно!».

Розовощекой она, конечно, не была, но и не бледна. Скорее смуглая. Длинные пальцы. Руки в браслетах, но часов не носит.

Ну-ну. Посмотрим.

Я устроился напротив.

– Итак, что привело Вас ко мне?

Она усмехнулась:

– Судьба, не иначе. Или, как теперь говорят, карма.

– Ну, хорошо, а если серьёзно? Что Вас беспокоит?

– Да, в общем, особенно ничего не беспокоит. Просто… я боюсь… мм… боюсь быть счастливой. Вот и всё.

– Ого! Вы весьма продвинутый клиент! Большинству требуется несколько лет терапии, прежде чем подобная мысль впервые приходит им в голову.

Она снова невесело усмехнулась.

– А если конкретнее? Чего именно Вы боитесь?

– Ну, я – буквально – боюсь чувствовать себя счастливой. Меня пугает само это ощущение. Мне трудно расслабиться, отпустить себя, получать удовольствие от жизни. Делать то, что хочется. Любить того, кого хочу любить… – Не глядя на меня, она разглаживала край юбки, потом натянула рукава свитера до самых кончиков пальцев, будто хотела согреть руки.

– Простите, Вы религиозны? – Задал я следующий вопрос. – Я имею в виду, возможно, Ваша религия запрещает Вам наслаждаться жизнью?

– Да нет, я не могу сказать, что я так уж религиозна, или, что религия меня ограничивает. Хотя, конечно, есть социальные стереотипы того, что ожидают от женщины. А они, во многом, вполне средневековые… Я понимаю, конечно, что, на самом деле, я свободна – быть собой, выбирать то, что хочу… И всё-таки почему-то не могу. Просто паника начинается всякий раз, когда начинаю… когда пытаюсь… – Она смотрела на меня с виноватой улыбкой, но и с надеждой.

– В общем, и хочется, и колется, и мама не велит, – подвёл я предварительный итог. – Знаете, мне почему-то кажется, что это Ваш интеллект мешает Вам быть счастливой. Шучу. Но он же сможет и помочь, если его правильно использовать. Скажите, а в детстве Вы себя счастливой чувствовали?..

Я внимательно слушал, пока она рассказывала свою историю. Незамысловатую и не особо драматичную. Рассказ её был искренним, не без юмора, иногда слегка ироничным.

Я проникался к ней всё большей симпатией.

Детство её прошло с бабушкой, любящей, но суровой. Мама много работала, ездила в командировки. Она сама считала себя вполне счастливой, однако отсутствие родителей в ранние годы сильно повлияли на её слишком чувствительную натуру. Хоть она и научилась справляться с жизнью, постоять за себя, всё контролировать, до сих пор в ней ощущалась некая амбивалентность в самоидентификации – за отсутствием устойчивых образов отца и матери.

– …я думаю, поэтому всегда влюблялась в мужчин, гораздо старше себя. И всегда тянулась к женщинам постарше, которые наставляли и поддерживали меня. Это помогало мне выжить… Но, честно говоря, я даже не представляю, что значит жить своей жизнью, а не для того, чтобы заслужить чьё-то одобрение или произвести на кого-нибудь впечатление. И поэтому, наверное, я чувствую себя инфантильной – никак не могу повзрослеть. – Нина вздохнула и улыбнулась усталой и вполне взрослой улыбкой.

– Вы сами могли бы быть психотерапевтом. Кроме шуток! – Её вдумчивость и склонность к анализу очень мне импонировали. – А кто Вы по профессии?

– Филолог. Сейчас преподаю в школе.

«Понятно. Не очень-то ей это нравится, судя по всему», – подумал я тогда.

Мы договорились о начале курса терапии. И она стала приходить регулярно – раз в неделю, по средам.

Через некоторое время я обнаружил, что жду этих встреч и предвкушаю наши беседы.

Она нравилась мне. Всё в ней – и то, как она выглядела, как двигалась, как и что она говорила – привлекало меня. Особенно очаровательным было сочетание ироничной умудрённости и проницательности с наивной и доверчивой чистотой.

Меня радовал её быстрый и очевидный прогресс в терапии. Я с удовольствием исследовал вместе с ней тайники её личности.

Отдавал я себе отчёт и в том, что иногда становлюсь слишком вовлеченным в этот процесс. И что, наряду с просто добрым отношением, испытываю к ней отцовские чувства и даже влечение.

Но это меня не слишком беспокоило, так как подобные вещи часто случаются в нашем деле. И я вполне контролировал себя и процесс и держал дистанцию.

*

Как-то вечером, выйдя в прихожую, я увидел, что Лиза в выходном платье стоит у зеркала и надевает серьги.

– Ты куда-то собираешься? – Я был удивлён, что она ничего не сказала мне.

– Да, на девичник. У одной девочки из моей группы день рождения. И мы все приглашены в кафе «Сказка», – она сосредоточенно красила ресницы.

– Ты что, теперь проводишь свободное время со своими клиентами? Вы такие друзья?

– Да. А что?

Я не верил своим ушам.

– Но ты ведь прекрасно знаешь, что профессиональная этика…

Но она перебила меня, смеясь:

– Ну ладно тебе, Яшенька, перестань. Я же не психотерапевт и свободна ото всех этих ограничений. Для тренеров – никаких запретов!

– И всё-таки, пожалуйста, будь осторожна! Не вовлекайся слишком. – Я понимал, что сейчас её не отговорить.

– Не беспокойся. Мы просто немного повеселимся. – Она провела по губам помадой цвета шоколада. – Неужели тебе жалко, если девчонки слегка оторвутся? Нам тоже нужен отдых. Надо расслабиться, посплетничать. Поговорить о феминизме… – Она уже явно дразнилась.

– О нет, только не феминизм! И вообще, я хочу, чтобы ты была со мной – и сегодня, и всегда! Но – ладно. Иди. Развлекайся. А я тут в одиночестве тоже найду себе какое-нибудь суровое мужское развлечение.

– О, только не порно! Смотри у меня! Ладно. Один – один. Пока, дорогой! – Она чмокнула меня в щеку, подхватила сумочку и выпорхнула за дверь.

– Счастливо! Позвони, если будешь поздно возвращаться, я встречу!

Закрыв за Лизой дверь, я почувствовал себя одиноким и покинутым. Дома было тихо и пусто. Я включил телевизор. Некоторое время переключал каналы – не на чем даже глаз остановить. Пошел на кухню открыл холодильник. Закрыл. Есть не хотелось. Включил компьютер. Но мысли разбегались, не работалось. Я поискал какую-нибудь подходящую книжку. Наткнулся на старый альбом с фотографиями.

Я рассматривал семейные фото – тут были и свадебные, и детские, – вот наши близняшки новорожденные, вот – уже ползают, вот мы все на море. Вот дочка в выпускном платье, а сын – в костюме с бабочкой…

Я уже почти плакал. Поскорее спрятал альбом. У детей – своя жизнь. У жены, оказывается – тоже.

Я решил прогуляться. Надо было успокоить почти невротическую тревогу, которая ни с того, ни с сего охватила меня. Аж горло перехватывало.

Ещё меня одолевали смутные подозрения, и неведомо откуда подкравшаяся ревность.

Был тёплый майский вечер. Все скверы и дворики пенились яблоневым цветом и сиренью. Благодатная тишь, однако, была наэлектризована предчувствием долгожданной грозы.

Я шёл неспешно, но понимая уже, что иду не просто так, а направляюсь к упомянутому кафе «Сказка».

Вот и оно. Внутрь, я, естественно, не пошёл, остановился у больших, ярко освещенных окон, украшенных неоновыми персонажами сказок. Чувствуя себя если не Бондом, то Штирлицем, я заглянул в окно.

Вечеринка была в самом разгаре. Я поискал глазами Лизу. Она стояла с бокалом шампанского в руке и смеялась чему-то, что говорила ей… Нина! Стоявшие рядом девушки тоже смеялись.

Почему-то мне это не понравилось. Было досадно, что им там явно хорошо, а я тут стою, как дурак.

И действительно, довольно глупо было тут торчать, да ещё и подглядывать. Прохожие косились на меня. А может, показалось. Но и уйти я не мог. Так что, приняв по возможности независимый вид, я продолжал наблюдать.

Внесли торт с горящими свечками. Поздравления, хоровое «хэппибёздэй», чоканье, чмоканье. Потом включили светомузыку – начались танцы.

Лиза что-то сказала Нине на ухо и потянула её за руку. Но Нина покачала головой, явно отказываясь. Тогда Лиза поставила свой бокал на стол, обняла Нину сзади за талию и вытащила, скорее – вынесла в круг. Так они и танцевали. Вдвоём.

У меня подкосились ноги. Я не верил своим глазам. Ну и вечерок! Я прислонился к стене. Впервые пожалел, что не курю. Сердце колотилось, в висках бухало. Пришлось прибегнуть к дыхательным упражнениям. Медленно выдыхая («Спокойно, Ипполит, спокойно!»), я пытался отстраниться от эмоций и рассуждать логически. Ну что, собственно, такого произошло? Ничего особенного. Девичник у них. Ну, выпили, ну, пообнимались. Обычное дело. Ничего страшного.

В небе уже погромыхивало. Запахло дождём.

Я уже почти себя уговорил, отдышался и собирался потихоньку уходить. Но тут из входной двери вышли несколько дамочек. Оказывается, вечер закончился, и они расходились. Пришлось спрятаться за угол.

Щебечущей стайкой они направлялись к трамвайной остановке и припаркованным рядом машинам. Лиза с Ниной шли под ручку. Показался трамвай. Они поцеловались, и Нина побежала к вагону.

Брызнул дождь. Всё задвигалось быстрее – как на старой немой киноплёнке. Вспорхнули зонтики. Замелькали каблучки. Неслабым ветром сдуло всех под навесы, карнизы и в переполненные застигнутыми врасплох последние автобусы-трамваи.

Целуются. Господи, что за привычка!

Лиза села в чью-то машину. Мне пришлось поймать такси, чтобы успеть домой к её приезду.

Дома я немедленно забрался под одеяло и притворился, что сплю.

*

Утром, по пути в ванную, я увидел, как Лиза, постелив на веранде коврик, делала свои йоговские асаны.

Она присоединилась ко мне через некоторое время, когда я уже пил кофе на кухне, прикрываясь, на всякий случай, газетой.

Лиза налила себе апельсиновый сок и присела к столу.

– Как вчера погуляли? – Я был сама непринужденность.

– Прекрасно. А ты не скучал?

– Напротив. Ужастик посмотрел, – я почти не врал. – Фу. Лучше бы спортом занялся. У тебя усталый вид.

– Кстати, о спорте, а как там твоя протеже Нина себя теперь чувствует на занятиях? – Сорвалось. Может, вовсе и не кстати.

– О, много лучше! Вы, ребята просто молодцы! Она стала гораздо более расслабленной. Уже не плачет на растяжках.

– Не плачет? А что, раньше – плакала?

– Практически, всякий раз. Как только я дотрагивалась до неё, чтобы помочь расслабить ногу, там, или плечо, у неё слёзы – просто ручьём. И никак это объяснить она не могла. Неужели так больно? Что ты думаешь об этом?

– Телесно-ориентированная терапия – выходят эмоциональные блоки, – я вздохнул с видом скучающего профи.

– Да, похоже на то…

– Может быть, тебе и эту специальность освоить? Очень полезно.

– Может быть… – Лиза поставила стакан в раковину. – Ну, мне пора. Да, ты помнишь, что сегодня вечером мы идём в театр? Я домой не успею. Может, зайдёшь, заберёшь меня после тренировки?

– Конечно! – Не то чтобы мне очень хотелось в театр. Но зато, хотя бы сегодняшним вечером мы будем вместе.

*

Я подъехал где-то минут за пять до конца занятия.

В коридоре оздоровительного центра никого не было. Дверь в гимнастический зал была приоткрыта, и оттуда доносились заунывные звуки их любимой медитативной музыки. Конечно, я не удержался и заглянул в любезно предоставленную щелку.

Как раз в этот момент Лиза подошла к Нине, чтобы поправить ей позу. Она наклонилась над ней сверху – мне так показалось, что просто легла на неё, накрыла собой, как «формой» правильной позы, заставляя Нину принять её.

Я зажмурился. Снова открыл глаза, но ничего не изменилось. Я заметил испуг в глазах Нины, но она почти сразу закрыла их, и только грудь её вздымалась и опускалась. И обе они дышали в унисон.

Я почувствовал, что мне срочно нужно чего-нибудь выпить. Хотя бы воды.

Оглядевшись, я обнаружил в углу у окна стол, на нём – пластиковые стаканы, а рядом – бутыль с водой.

Подставив стакан, я открыл краник. У меня дрожали руки и колени, а перед глазами стояла только что виденная сцена. Я не заметил, как вода перелилась через край и хлынула мне на ботинки.

Чтоб тебя! Я поскорее повернул кран. Но он не слушался! Сломался, что ли? На полу уже была приличная лужа, и вода текла ручейком вдоль стены.

Тут меня осенило. Я схватил пластиковые стаканы и стал наполнять их – один за другим. Но они скоро кончились, а вода всё ещё была выше крана. Я в отчаянии поставил под струю ладони, сложенные ковшиком. Вода лилась через край. Идиотизм. Водолей нашелся! В полной прострации я наклонился и плеснул эту воду себе в лицо. За умыванием под этим импровизированным рукомойником меня и застукали.

– Яша! Что случилось? Что ты делаешь? – Лиза с полотенцем на плече подбежала ко мне.

– Штуковина эта ваша сломалась. – Я вытерся её полотенцем. – Зато я приготовил вам всем по стаканчику!.. – И я широким жестом показал на заставленный полными стаканами стол…

*

Выйдя на улицу после спектакля, я с наслаждением вдохнул всей грудью весенний ночной воздух и без сожаления выдохнул только что полученные театральные впечатления.

Оттого, что в современной пьесе, которую мы смотрели, кипели вечные шекспировские страсти, веяло какой-то безысходностью.

– Давай прогуляемся, – предложил я Лизе, – чудесная погода!

– Давай.

Мы шли по аллее бульвара. Под звёздным весенним небом. Как в юности… Боже, почему человек совсем не меняется? Почему душа живёт своей, отдельной от нашей, жизнью? Почему природа так прекрасна и жестока в своём постоянстве? И где взять небанальные слова, чтобы выразить это в стомиллионный раз.

– Смешная пьеса, – я рискнул нарушить молчание.

– Да уж… Почему мужчины так ревнивы? Ведь у этого – мужа её – не было никаких причин для ревности. – Лиза положила голову мне на плечо.

– А женщины? Разве нет?.. Но этот, действительно, неадекватно реагировал.

– И переигрывал тоже. Я имею в виду актёра.

– Да, слишком надрывно…

Я был готов соглашаться со всем, лишь бы идти вот так, обнявшись, бесконечно долго.

– Послушай, а тебе никогда не приходило в голову, – вдруг сказал я, неожиданно для себя, – что некоторые из твоих «девушек» могут чувствовать… мм… ну, скажем… возбуждение, когда ты прижимаешься… то есть – прикасаешься к ним?

– Что? – Лиза чуть не поперхнулась от смеха и уставилась на меня в изумлении.

– Ну, в смысле… сами того не желая? Мне просто интересно, не замечала ли ты чего-то подобного? – Я уже был сам не рад, что ляпнул, не подумав, и теперь вот выкручивайся.

– Нет. Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь.

Она защищается. И прекрасно она всё понимает.

– А если кто-то из них влюбится в тебя, что ты будешь делать? Ты знаешь, как себя вести?

– Влюбится? С какой стати?

– Клиенты часто влюбляются в своих психотерапевтов. И мы к этому готовы. Это называется «перенос». И мы знаем, как с этим справляться. Но такое может случиться и в твоей практике.

Лиза пожала плечами.

– Я не знаю, к чему ты клонишь. Ты имеешь в виду кого-то конкретно?

– Да нет, я вообще говорю, в принципе.

*

На очередной сессии Нины я попробовал в который раз коснуться вопроса о любви.

– Так почему, все-таки, Вы не можете позволить себе любить того, кого любите?

Она снова выглядела напряженной и усталой. Я почувствовал себя следователем, ведущим допрос, и мне стало совестно.

– Потому, что это запрещено.

– Кем? Вашими родителями? Обществом?

– Всеми.

– Это потому, что он женат?

– Поэтому тоже.

– В таком случае, запрещенным могло бы считаться, скажем, увести его из семьи или заняться с ним любовью. Но любить его не запрещено!

– Запрещено. И в Библии сказано, что нельзя даже хотеть того, что не твоё.

– Вы же говорили, что не религиозны.

– Да, но Библию-то я читала.

Железная логика. Ну, и что делать? Я молчал.

– К тому же, я хочу не его. А… её.

Немая сцена. И смотрит мне прямо в глаза. Браво-браво.

Я взял себя в руки.

– Ну что ж… Вот это уже настоящий прорыв. Спасибо за хорошую сессию.

В этот момент я не мог бы с уверенностью сказать, кого мне больше жаль – её или себя.

*

Через пару недель, когда мы с Лизой собирали дорожные сумки перед поездкой в Германию на семинар – мы там планировали и отдохнуть заодно – Лиза вдруг сказала:

– Знаешь, я предложила Нине Кругловой пожить у нас, пока мы будем в отъезде.

– Что? – Я просто обалдел.

– Хозяйка её съёмной квартиры сказала, что ей придётся съехать, так как у них изменились обстоятельства. А пока она ищет другую, я подумала, что она могла бы пожить здесь. За домом будет кому присмотреть, цветы полить. По-моему, как раз удачно всё складывается. Ты не возражаешь?

Я был вне себя.

– Конечно, я возражаю! Она ни в коем случае не может жить в моём доме, потому, что она – мой клиент! Об этом ты не подумала?! – кажется, я почти орал.

– Успокойся, пожалуйста! И не надо этих драм. Тебя же здесь не будет. Целых две недели дом будет пустым. А ей нужна помощь – надо где-то перекантоваться. От нас не убудет. К тому же, нам нужно, чтобы кто-то, кому мы доверяем, присмотрел за домом.

– А ты ей доверяешь? – мой горький сарказм трудно было не заметить.

– Да, а ты – нет, что ли? – она внимательно посмотрела на меня.

Я стушевался. Какие возражения я мог предъявить?

– Ладно, – я махнул рукой, – пусть. Проехали…

У меня не было ещё реальных доказательств. Доказательств чего? Хотел бы я сам это знать.

*

В Германии мы хорошо поработали и отдохнули. Домой Лиза звонила лишь однажды – перед самым отъездом.

Я слышал все ласковые имена, которыми она осыпала Нину – и тебе «солнышко», и «заинька», и «малыш», ну и, конечно, «целую». Но это, само по себе, ещё ни о чём не говорило. У неё такая привычка – со всеми сюсюкать.

*

Нина встретила нас на пороге:

– С приездом! Добро пожаловать домой! Как съездили?

Лиза бросила на пол сумку, и они расцеловались.

– Всё было чудесно! Но дома лучше! – Лиза подмигнула мне. – Особенно, когда тебя здесь встречают и ждут.

Я поздоровался с Ниной за руку, вежливо поинтересовался, как она здесь поживала.

– О, очень хорошо! Отдохнула как в санатории. Читала. У вас такая замечательная библиотека!

– Верю Вам на слово. Я и трети ещё не прочёл.

– Там на кухне – завтрак и пирог яблочный. А мне пора бежать. Спасибо, что приютили меня.

– А ты с нами не позавтракаешь? – Лиза огорчилась, что она уходит.

– Нет, нет. Я уже опаздываю! Теперь только вечером приду. – Она опасливо покосилась на меня. – Я лишь хотела вас встретить и поздороваться.

– Ну, счастливо!

– Она уже нашла себе другую квартиру? – спросил я Лизу, как только дверь за Ниной закрылась.

– Нашла. Но въехать туда можно будет только через неделю. Так что, она поживёт с нами несколько дней.

– Нет, это просто уже… ни в какие ворота! Это просто нонсенс!

– Не волнуйся ты так. Это ведь ненадолго. Она очень приятна в общении. И для меня – подходящая компания.

– Но она не может быть твоей подругой! Она же моложе тебя… лет на пятнадцать!

– Ну и что? Главное, что мы – единомышленники.

– Ага, конечно. Мне-то её мысли известны получше, чем тебе!

– Да чёрт с ними, с мыслями. Она мне просто нравится.

– Нравится?

– Да. Она смешная.

– Ха-ха. Смешная. И что же в ней такого смешного?

– Она так зрело рассуждает, с таким умудрённым видом. А сама – дитя дитём. Такая наивная и… чистая. – Лиза так мечтательно улыбнулась, что у меня внутри всё похолодело.

– Как женщина тридцати лет может быть дитём? И – «чистой»? Или ты имеешь в виду, что она девственница? Скорее уж – старая дева. – Я нёс уже что-то совсем неприличное.

– Я не знаю. Не думаю, что она девственница. Но чистота к этому не имеет отношения. Это – или есть, или нет.

– Ну, хватит! Мне это надоело! Я не хочу чужих людей в доме! Может, я голым хочу по дому ходить?

– Да? – Она посмотрела на меня с интересом. – Почему бы нам тогда вместе не походить тут голышом?

И Лиза стала расстегивать мою рубашку.

Боже, что она со мной делает!

*

Итак, нам предстояло неделю жить втроём.

Днём это ещё куда ни шло – каждый занят своим делом. Да и по утрам Нина бесшумно проскальзывала через ванную-кухню в неизвестном направлении, не оставляя следов. Но вот вечерами…

Вечерами они то пили чай на кухне, болтали и хохотали, то ходили гулять по окрестностям, то в саду возились вместе.

Меня они не гнали, но и не звали. И я чувствовал, что без меня им как-то свободнее.

Я старался не дуться и даже быть приветливым. Но ревновал ужасно. И заснуть ночью боялся – мне всё мерещилось, что Лиза потихоньку выскользнет из постели и уйдёт – в соседнюю спальню.

А однажды – было уже совсем темно – не найдя их в доме, я вышел на веранду и увидел, что они в обнимку сидят в саду в гамаке, завернутые в плед, и смотрят на звёзды.

Я чуть на луну не завыл. Которая, кстати, висела тут же – над самым домом, и была самая, что ни на есть, полная.

«Недаром все шабаши ведьм в полнолуние происходят! Что делается, а?!»

Но, странное дело, чем дольше я смотрел на их тихое покачивание в гамаке, на тихий сад, на мягкий лунный свет, тем спокойнее на душе у меня становилось. Даже умиротворение какое-то… нашло…

*

Зато на другой день! Когда, закончив работу, я вышел из кабинета, то увидел Нину, которая что-то писала, сидя за кухонным столом. На первый взгляд, она казалась погруженной в свои мысли. Но было в ней что-то странное, что привлекло моё внимание.

Внезапно я понял, что она напряженно прислушивается. Теперь и я услышал звук бегущей воды, плеск и приглушенное пение. Оказывается, дверь в ванную комнату была открыта.

Я бросился туда и замер на пороге: Лиза лежала в пенящейся ванной с книжкой в руках и мурлыкала песенку.

– Что ты делаешь, ради всего святого?! – Зашипел я на неё страшным шёпотом.

– Разве не видишь? – Она, улыбаясь, стала приподниматься из пены. – Я рождаюсь. Как Афродита.

– Господи, Лиза, ты могла хотя бы дверь закрыть?

– Знаешь, здесь довольно душно.

– А, понятно. – Я обреченно вышел. Но решил далеко не уходить и, присев на диван в гостиной, уткнулся в старый журнал. Отсюда мне был виден коридорчик, ведущий в кухню и дверь ванной.

– Нина, солнышко, принеси мне, пожалуйста, полотенце! Я забыла его в кухне на батарее! – Лизин голос зазвенел у меня в ушах как неожиданный выстрел.

Я было вскочил, чтобы самому принести ей… Но Нина уже стояла в дверях с полотенцем. Она протянула его Лизе, стараясь не смотреть на неё. Но я видел, что она в полуобморочном состоянии и с трудом переводит дыхание. Вернувшись в кухню, она зазвенела чашками. Воды себе, наверное, наливала.

Через пару минут Лиза вышла из ванной, завернутая в полотенце.

Я притаился за косяком и подсматривал. Совсем докатился.

Лиза поставила на стол стакан и одной рукой наливала в него сок из пакета, а другой легонько щекотала Нине шею и затылок, одновременно стараясь разглядеть, что там она пишет. Но Нина прикрыла исписанный лист рукой.

Оранжевая струя сока отклонилась в сторону и пролилась на стол. Они обе вскрикнули. Лиза принялась вытирать лужицу краем своего полотенца. И, конечно же, оно тут же упало с её груди до пояса – здесь она успела его подхватить. Нина зажмурилась. А Лиза, как ни в чем ни бывало, снова повязала полотенце, потрепала Нину ещё раз по загривку, взяла свой стакан и спокойно направилась в мою сторону.

Я поспешно ретировался.

*

Уже в кровати, перед тем как потушить лампу, я решился поговорить с Лизой.

Она красила ногти. Тёмно-бордовым цветом надкушенной вишни. Потом слегка подула на лаковые вишенки на кончиках пальцев и потрясла кистями – как веточками на ветру – подсушивая.

– Ты играешь с огнём.

– Мм? – Она закрутила пузырёк и повернулась ко мне.

– Пожалуйста, скажи Нине, чтобы она переехала. И чем скорее, тем лучше.

– Почему?

– Ты провоцируешь её. Дразнишь. -?

– Ты ещё помнишь, что такое «проекция» или «перенос»?

– Ну, когда кто-то переносит, проецирует свои чувства к родителям на других людей?

– Да. Начальников, любовников, учителей, терапевтов… То, что происходит, может очень помешать или даже вовсе испортить всю её терапию!

– А, по-моему, наоборот – это только способствует её терапии, усиливает и ускоряет все процессы. – Лиза погасила свою лампу и откинулась на подушку, подняв над головой руки.

– Поверить не могу! Ты нарочно, что ли всё это делала?

– Что? Что – это?

– Соблазняла её! Обхаживала! Ты же играешь с девчонкой как кошка с мышкой! Разве ты не видишь, что она вся уже… плавится от желания?!.. Тает просто, когда ты дотрагиваешься до неё, обнимаешь, целуешь!

Лиза оторопела от моего натиска, но быстро перешла в контрнаступление:

– Ты что, совсем с ума сошёл? Это одно твоё грязное воображение! Ничего подобного и в помине нет! В чём твоя проблема? Что за паранойя? – Она встала, подошла к комоду, долго рылась в верхнем ящике. Наконец, достала пачку сигарет и зажигалку. Закурив, она села на кровать, бросив рядом то, что убивает лошадь.

Я тоже взял и зажёг сигарету.

– С каких это пор мы курим? Да ещё в постели? – Лиза затушила свою сигарету.

– С тех пор, как ты затащила в нашу постель другую женщину!

– Бред какой-то. Я никого не затаскивала.

– Но ты хочешь!

– Яша! Прекрати этот кошмар! – она устало отвернулась и укрылась с головой.

*

Утром я вышел на лужайку. Было ещё не жарко. Навстречу мне к дому шла Лиза в тренировочном костюме и с ковриков в руке.

– Занимались?

– Да. На природе йога стократ полезнее.

– Ага.

Я почти позавидовал и даже задумался, не заняться ли и мне спортом.

У бассейна в медитативной позе сидела Нина. Она ещё не заметила меня, и я некоторое время разглядывал её издали. Молодая привлекательная женщина. Умная. Она ведь так нравилась мне. Но сейчас я был слишком зол на неё и Лизу, за то, что они поставили меня в столь неловкое положение, что я чувствовал себя не в своей тарелке и дома, и в офисе.

Хм. Они поставили. Эта мысль притормозила меня.

А вдруг, действительно, это всё игра моего извращенного воображения? И это я спроецировал на них свои чувства? Мне стало не по себе от такого поворота. Пожалуй, пора самому сходить к супервизору. Кажется, я и впрямь по уши увяз в каком-то своём процессе.

Проходя мимо Нины, я поздоровался, и не останавливаясь, пошёл дальше вглубь сада. Но через минуту я услышал голос Лизы и обернулся.

Она стояла у края бассейна в махровом цветастом халате.

– Ну что водичка? Холодная? – Лиза потрогала воду ногой. – Эх, хороша!

Нина тоже наклонилась к воде.

– Брр. Холодно что-то.

Лиза сбросила с себя халат. И я обомлел. Под халатом не было ничего. Ну, кроме неё самой, разумеется.

Нина выпрямилась и, увидев перед собой обнаженную Лизу, тоже, видимо, обомлела, неловко попятилась и упала – прямо в бассейн. Лиза тут же нырнула за ней.

Я поспешил на помощь.

– Всё в порядке у вас тут?

То, что я увидел, было уже совсем забавно: Нина прижималась к бортику, сдавленно вскрикивая, а Лиза брызгала, плескала на неё со всей силы водой, подныривала и хватала за коленки.

Она специально злит меня.

– Я сплю, или, в самом деле, у нас тут русалка завелась? Или я внезапно попал на нудистский пляж? – мне оставалось только острить.

– Ты спишь! – они продолжали свои русалочьи игры.

– Так разбудите же меня!!!

Наконец, Нине удалось вырваться и она выбралась из бассейна.

– Я пойду… воды попью… – Она явно спасалась бегством.

– Вы ещё недостаточно воды нахлебались?

Не удержался.

*

Этой ночью мне приснился сон. Мне приснилось… ну, да – что они занимались любовью. Вернее, я даже не столько это видел, сколько чувствовал. И, надо сказать, это было приятно.

Резвящиеся русалки превратили морские воды в золотое игристое шампанское, оно пенилось и нежно щекотало всё тело. Я чувствовал, что растворяюсь в этих волнах блаженства и неги, которые укачивали, убаюкивали меня…

Проснувшись, я почувствовал себя расслабленным и томным, неоднозначные образы и значения этого сна сильно меня смущали. Тем более, что и не образы это вовсе!..

*

Я перерыл кучу книг – специальных и художественных, тематических интернет ресурсов. Но ничто не удовлетворяло меня. Суть этих таинственных чувств и отношений между женщинами оставалось для меня загадкой.

В кулуарах очередной конференции я затронул эту тему в разговоре с коллегой. Мы приятельствуем, поэтому разговор был непринужденный:

– Слушай, в твоей практике или просто в жизни тебе когда-нибудь встречались гомо- или бисексуальные женщины?

– А для чего они тебе?

– Да хорошо бы знать, что с ними делать.

– Ха. Да ничего не надо с ними делать. Лучше всего оставить их в покое.

– Легко сказать…

– Что, кто-то из клиентов?

– Да, есть одна…

– Лучше ей, быть может, пойти к женщине терапевту. У них там чёрт ногу сломит. Хрен поймёшь. И слова-названия эти ничего не значат и не объясняют. Ярлыков понавесили, как всегда, на то, что за гранью.

Тогда я решил поговорить с кем-нибудь из коллег-женщин. То, что я почерпнул из этих бесед, сводилось, в основном, к следующему.

Во-первых, обе женщины, даже если одна старше, а другая младше, исходно остро нуждались и нуждаются – физически – в материнской любви, близости и защите. И таким образом они компенсируют друг другу эту недостачу.

Во-вторых, здесь подобное притягивает подобное, и женщины чувствуют себя в безопасности, в своей стихии. Им легко понять потребности друг друга без слов. Они ещё получают удовольствие от того, что могут глядеться друг в друга, как в зеркало, и находить столько сходного. Вот где экстаз и радость узнаванья! И нет никакого возрастного барьера – старшая подруга воспринимает себя столь же молодой, как и её «девушка», при этом имея многие преимущества опытной женщины.

В-третьих, к подобным отношениям стремятся в поисках нежности, мягкости. Только женщина может быть такой нежной. А уж две женщины…

И, наконец, якобы большинство женщин испытывали в своей жизни похожие чувства. Но очень мало кто из «нормальных» осуществлял их на практике, потому, что они пугают своей силой, табуированы и осуждаются обществом.

А одна дама припомнила, что недавно читала книжку из серии «чего хотят мужчины», где утверждалось, что сто процентов времени мужчины думают о сексе – хотя бы фоном, частью сознания. Так вот, женщины, сказала она, гораздо более сексуальны, чем мужчины, они просто сделаны из этой энергии. Но им – запрещено об этом думать. Когда-то их за это мужчины сжигали на кострах и подвергали страшным пыткам. С тех пор, считая себя насквозь греховными, женщины зажаты и напуганы. Мужчинам же от этого и хуже.