Читать книгу Я ж не только мать. Дарить любовь, не изменяя себе - Юлия Гендина - Страница 9

Еда была всегда культом в моей семье, несмотря на любимую папину фразу «хоть мы и не делаем из еды культа, но…». Конечно, делаем и всегда делали. Но для нас было главным не количество и сервировка блюд, а вкус. Причем ради этого вкуса далеко не всегда нужно часами стоять у плиты. Я с детства знала, что вкусная еда – это необязательно приготовленное блюдо, это может быть набор очень вкусных продуктов.

Правильная красная картошка, которая при варке становится той самой любимой рассыпчатой. Жирная скумбрия холодного копчения. Балтийская килька пряного посола. Помидоры сорта «Черный слон», такие некрасивые снаружи и сладкие и сочные внутри. Красный приплюснутый сладкий репчатый лук. Хрустящая квашеная капуста с клюквой, в которую мы резали лук и которую поливали пахучим подсолнечным маслом с рынка. Запеченный в духовке картофель, который папа предварительно разрезал на половинки, делал маленькое отверстие в центре, чтобы положить туда немного сливочного масла, солил и смазывал специями, был часто воскресным гастрономическим приключением. Ну и конечно моченый арбуз – не путайте только с маринованным, речь именно про выдержанный в бочке моченый арбуз (многим, кстати, давала попробовать – никому из друзей не понравилось, ну на любителя продукт, это правда).

Родители работали в молодости в издательстве «Просвещение», папа – в индийской редакции, благодаря чему мое главное кулинарное воспоминание детства такое: я аккуратно открываю банку с соусом «Манго чатни» и, зажмурившись, подношу ее к носу, потихоньку вдыхая пряный сладковатый аромат. Про попробовать и речи не было – даже папе, любителю острого, на целый ужин хватало маленького кусочка этого манго. Но сама идея так разнообразить вкус еды мне очень нравилась. Оливки, оливковое масло и соевый соус я полюбила уже взрослым человеком, хотя на кухне видела их с детства.

Тут надо, конечно, вернуться в суровую реальность: родители работали, никто не стоял круглосуточно у плиты, мама готовила очень вкусно и разнообразно, на готовку убивала все выходные, но хватало приготовленного примерно до среды. Дальше мы с братом, приходя после школы домой, готовили себе обед самостоятельно, и это было нормально: сварить сосиски с макаронами или пожарить полуфабрикаты совсем не сложно. Иногда меня пробивало на эксперименты, и я жарила себе картошку, заливая ее потом яйцом – гордость за себя зашкаливала. И ведь вкусно было, особенно с квашеной капустой с луком и маслом.

Я всегда любила вкусно поесть, а мама этим пользовалась, привлекая меня к совместному приготовлению пищи в обмен на возможность есть всякую вкусноту прямо в процессе готовки. Поэтому у меня сложились очень приятные детские кулинарные воспоминания.

Вот я прокручиваю вареное мясо для слоеных пирожков, уже предвкушая, как буду пробовать готовую начинку – теплое мясо, смешанное с обжаренным луком и вареными яйцами. Пишу я, и аж тепло на душе, ух. А вот я перебираю вишню для вареников и попутно отправляю некоторые из ягод в рот – надо же попробовать, вдруг нехорошая ягода попадется. А вот я режу овощи для винегрета: в винегрет же добавляют соленые бочковые огурцы, и ведь нет ничего лучше, чем похрустеть таким огурцом в процессе резки.

Любимая мамина фраза во время наших кулинарных посиделок: «Ты не ешь, ты режь». Но мы обе понимали, что только еда и держит меня на кухне, и это всех устраивало.

Учила ли мама меня готовить? Нет, никогда. Получилось ли у нее оставить у меня в памяти и на душе приятные и теплые воспоминания? Да, безусловно. И я уверена, что это лучшее, что она могла сделать в данном случае. Ведь самое ценное, что только может быть у ребенка, – это счастливые моменты, проведенные с родителями, неважно за каким занятием.

Что важно, я не припомню, чтобы мои родители говорили что-то вроде: «Надо съесть, а то не вырастешь», «Пока не съешь – не выйдешь из-за стола», «Пока не съешь, не получишь сладкое», «Мало ли что не нравится – молчи и ешь» – и прочее в таком духе. Не знаю почему. Наверное, потому, что от вкуса не отказываются. Потому что заставлять есть – это как признать, что еда невкусная, и без насилия ее в себя не засунуть. «Не надо, не ешь, у нас демократия, нам больше достанется», – вот что я всегда слышала за столом.

Моя школьная подруга обожала приходить к нам домой на воскресные обеды – ее поражала насыщенность всего этого гастрономического мероприятия едой, разговорами и вкусом. Мы и правда могли сидеть часа два – закусывали вареной картошкой или винегретом с килькой или скумбрией, потом переходили к наваристому супу с мясом, после чего очередь (правда, не у всех) доходила до какого-нибудь жаркого, а особо выносливые еще и пирогом баловались. Я-то сходила с дистанции еще на супе, а иногда и на закуске, выслушивая снова и снова: «Ну конечно, опять наелась до основного блюда». Основное блюдо для меня переходило уже на ужин.

Так вот родителям будто дела не было до моих «хочу» и «не хочу» – мне давали возможность прикоснуться к вкусному, а дальше уж я сама решала, что есть, а что нет.

А вот с бабушкой все было по-другому. С бабушкой я жила на даче все лето, а весь остальной год нас привозили к бабушке с дедушкой на выходные и каникулы. И здесь была картина обратная: бабушка ставила своей целью именно накормить. Чувствуете разницу? Не дать возможность испытать приятные вкусовые ощущения, а накормить, чтобы ребенок еще какое-то время был сыт, у него были силы, он чувствовал себя хорошо. Так мне объясняла бабушка. И что у меня осталось из воспоминаний? Наш с ней спор по поводу лука в супе. Ненавижу вареный лук в супе. Сейчас я понимаю, что луковица придает бульону необходимый аромат и вкус, но тогда я не могла взять в толк, зачем его было крупно резать и оставлять такими ломтями в бульоне? Не съесть суп было нельзя, потому что – читайте выше – сытость, сила и прочее. Так что формулу счастья «зажмурься, переживи этот суп, но зато потом получишь что-то вкусное» я усвоила именно тогда, с бабушкой на даче. И это при том, что бабушка очень меня баловала, покупала тонну конфет, зефира и разнообразного печенья – первые молочные зубы я потеряла уже в пять лет, до сих пор бабушкины ириски вспоминаю, – вся сахарная вата везде была моя. То есть сладкое в огромном количестве, мучное – это ребеночку очень нужно, но и суп изволь съесть. Будто суп извинял все эти инсулиновые бомбы, как бы обнулял их. Но и бабушке при всем этом удалось оставить у меня очень яркое гастрономическое воспоминание: вот мы едем с ней в цирк на Вернадского, выходим из метро, а там киоск хлебный (почему-то), и бабушка всегда покупала мне батон теплого белого хрустящего хлеба, который, внимание, я съедала почти целиком, пока мы шли до цирка (идти там минут десять). Вкусно было – закачаешься. Но удивительны представления о пользе и вреде еды для человека. Бабушка, я тебя очень любила и люблю все равно.

Вот с таким набором иногда противоречащих друг другу подходов к значению и месту еды в жизни человека я и выросла. И с ними я и встретила своих детей.