Читать книгу Спиноза и его друзья в Древней Руси - Юлия Георгиевна Семенова - Страница 7

Ждать было скучно, долго и голодно.

– Как здесь всё глупо устроено, – размышляла вслух Катя. – Вот у моей бабушки в селе парк называется «Могила неизвестного солдата». Там, во-первых, есть могила. Во-вторых, есть статуя солдата. И в третьих, он действительно неизвестный. А здесь что? Парк называется «Лукоморье». Это то же самое, что «Имени Пушкина А. С.», ведь он написал это моё любимое произведение. И что? И ничего. Во-первых, нет могилы Пушкина. Во-вторых, вместо его статуи – какие-то памятники неизвестным женщинам, наполовину поломанные к тому же. В-третьих, зачем эти таблички на деревьях, если нет ни королевича, на царевны-тужит, ни следов невиданных зверей?

– Что хотят – то и делают, – поддержал внутренний голос.

Солнце скрылось за тучами. Похолодало. Подул резкий ветер. Наверное, северный. Девочка аккуратно высыпала грибы к подножию памятника ноге, отряхнула и надела куртку. Подняла голову, чтобы посмотреть, не будет ли дождя. По небу с гулом летело что-то большое и тёмное.

– Самолёт? – предположил внутренний голос.

Ответить Геракл не успела. Большое и тёмное со свистом пошло на снижение и тяжело грохнулось в конце аллеи.

Когда рассеялись клубы пыли, Катя увидела Пушкина А. С., как две капли воды похожего на свою фотографию. Девочка потёрла глаза и ущипнула себя за правый бицепс. Было больно, но памятник не исчезал.

Она подбежала к Пушкину А. С. и оглядела его со всех сторон. Кучерявый, с бакенбардами, голова опущена, левая нога выставлена вперед, накидка расстегнута, одна рука за пазухой, а другая сбоку и немножко сзади. В ней шляпа. На подставке написано: «И долго буду тем любезен я народу…» и так далее.

– Это он, – подтвердил голос. – Даже годы жизни совпадают. И смерти тоже.

– Может, его сбросили с самолёта? – Катя явственно ощутила, как ей не хватает Спинозы. Он бы всё объяснил по науке.

– Психи какие-то! – разозлился внутренний голос. – То не было, не было, то вдруг поставили!

Геракл огляделась по сторонам:

– А директор где?

– Сие мне неведомо, – пожал бронзовыми плечами памятник.

У Кати подкосились ноги, и она села на песок.

– А… а… па…

– Как, впрочем, и то, почему меня сослали сюда со Страстной, – продолжал поэт. – Век там простоял, и что же?

– В-вы, Ал-лександр С-сергеевич, ум-меете разговаривать? – наконец выдавила из себя девочка.

– Вздор! Как я могу разговаривать?! – возмущённо отозвался Пушкин. – Я – памятник себе. Работы скульптора Опекушина. Бронза, литьё… Погоди, погоди, кто это сказал?

Бронзовые веки дрогнули.

– Не в моих силах изъясняться вслух, – тёмные глаза посмотрели направо, потом – налево. – Я могу лишь мыслить и страдать. Это – не я.

– Это вы, Александр Сергеевич, – Геракл преданно задрала голову. – Тут и на подставке написано.

– Неужто? – не поверил памятник.

– Да, – подтвердила Катя. – Тут сказано, что это вы, когда вы жили и когда умерли, а ещё – про любезен народу.

– А о переносе ничего нет? – свесились над Катиной головой бронзовые бакенбарды.

– Нет, – девочка обошла вокруг пьедестала. – Я видела только, как вы упали. Я сама заблудилась… Ещё ветер был… Ой! – Геракл почувствовала, как у неё внутри что-то от чего-то отлегло. – Это же сверхкороткие волны, Александр Сергеевич! Значит, Спиноза и Миша починили аппарат.

– Какой аппарат? Какие волны? Который Спиноза? Ничего не понимаю!

– Я вам сейчас всё объясню, – торопливо сказала Катя. – Мы вчера точно так же прилетели на телоразложителе. Только вы упали сюда, а мы в сарай. Там Миша живёт, в Выселках. Мы сперва думали, это просто деревня, как у бабушки. А это, сказал Спиноза, шестнадцатый век, представляете? Перенос во времени. А тут, – девочка показала на гипсовую пионерку с горном, – парк имени вас. Он так и называется: «Лукоморье».

– Весьма невнятно, – вздохнул Пушкин. – В шестнадцатом веке я ещё не писал. И как теперь прикажете всё это понимать?

– Не знаю, – честно сказала Катя. – Надо в Выселки вернуться. Только я дорогу потеряла. Вам оттуда, сверху, не видно?

Пушкин вынул руку из-за пазухи и приложил козырьком ко лбу.

– В седом тумане дальний лес, – сообщил он.

– В каком тумане? – удивилась Геракл.

Поэт не ответил. Он с удивлением рассматривал свою бронзовую ладонь.

– Чья это рука? Моя?

– Ваша, – подтвердила девочка. – А вторая сзади. Со шляпой.

Пушкин в недоумении оглядел шляпу и надел её.

– «Статуя оживает»… Это обо мне?

– Ага… Вы даже дышите. Я видела, как вы вздыхали. Вот так: ах!

Вся бронзовая фигура вдруг пришла в движение. Великий русский поэт помахал руками, потопал по пьедесталу ногами, присел, встал, попробовал снять крылатку, но у него ничего не получилось. Тогда он взял и спрыгнул с постамента. В песке остались две глубокие вмятины.

– Сколько же во мне весу? – удивился Пушкин. – А рост ничего, хороший… – Он посмотрел на Катю. – Я тебя, должно быть, напугал?

– Да нет, – успокоила поэта Геракл. – Я только сверхъестественного боюсь. А вы – мой любимый писатель. Я про вас всё-всё знаю. Вы писали стихи про чудное мгновенье. Родители ваши все время эксплуатировали простой народ и заставляли его вас воспитывать. Поэтому вы, Александр Сергеевич, знали столько сказок. Ещё у вас была жена. С плечами. Они так красиво из платья вылезали. Я только не помню, когда вы женились – до лицея или после. Что там ещё?.. Ах, да! Вас убил царь. Он был француз, позвал вас на охоту и убил. Потом пристрелил ещё медведя, снял с него шкуру, чтоб вас завернуть и закопать. Но родственники, конечно, узнали и на могилку вашу поставили хороший памятник, – показала она на постамент.

Пушкин закрыл лицо руками. Только курчавые бакенбарды мелко тряслись.

Катя сочувственно вздохнула:

– Не расстраивайтесь, Александр Сергеевич, царь тоже умер. Про него уже никто не помнит, а вас в школе проходят. По литературе.

Поэт утёр глаза шляпой.

– Да, – сказал он. – Слава – это тяжкое бремя. Выходит, ты в школе приобрела сии бесценные сведения? А как тебя зовут?

– Катя Волосюк, – девочка протянула Пушкину руку. – Очень приятно познакомиться.

– И я весьма польщён, – Александр Сергеевич осторожно пожал её запястье двумя пальцами.

Гераклу стало гордо. Она единственная из всего класса встретилась с Пушкиным, и даже, пожалуй, из всего лицея и всего города.

– А вы со мной пойдете в Выселки? Там у Миши Спиноза и Петуля. Это мои друзья. Они вас тоже знают.

– Пожалуй, – согласился поэт. – Не пренебрегать же такими поклонниками. К тому же надо как-то в Москву воротиться… А далеко твои Выселки? Куда нас нынче занесло?

– На Аллею Каменных Баб, – тоном экскурсовода сообщила Катя. – Только… я их не знаю.

– Смотри-ка! – Пушкин прошёлся вдоль женщин и выяснилось, что со многими он познакомился раньше, чем с Гераклом. – Артемида, Ника, Екатерина, Венера Милосская…

– Не понимаю, – поделилась с ним девочка своими наблюдениями, – зачем здесь понаставили всякие обломки? Вот, например, этот, – она хлопнула по мраморной ноге. – Хоть бы имя написали, отчество, фамилию… Чья, например, эта часть и где остальная женщина?

– Какой подъём! – восхитился Пушкин. – Какое колено! По-моему, это Истомина.

– Вот так бы и написали, – предложила Катя. – А то очень неудобно: женщины в одном месте, а таблички – в другом. Вы ещё не знаете, Александр Сергеевич, что сделали с вашим «Лукоморьем». Вот вы, например, про эту вашу знакомую Истомину в произведении не писали, а её ногу здесь почему-то поставили. А про кого вы писали, например, про кота, того не поставили. Я вам сейчас покажу. Сами убедитесь.

Она потянула Пушкина за ограду и повела по парку. Александр Сергеевич почему-то не расстраивался, читая таблички, а наоборот, смеялся.

– Что тут смешного? – рассердилась Геракл. – Это же наизусть учат! Ой, вот, Александр Сергеевич, фонтан, – и Катя красиво, как учительница, протянула руку к орлу. – Здесь вода из Мёртвого моря, не знаете такого? От неё все царапины заживают! У вас, кстати, случайно нет никакой раны?

Поэт бросил взгляд на свой бронзовый живот и невесело усмехнулся.

– А тут, – девочка еще красивее простёрла другую руку, – в рыбе, другой фонтан. С живой водой. Очень бодрит. Попробуйте. Я даже домой набрала.

И она игриво побрызгала памятник лечебными водами.

– Очень мило, – Александр Сергеевич стряхнул капли с бронзовой пелерины.

– А здесь «Королевич»… Где «Королевич»? – обомлела Катя. – Только что был!

Беседки с этой табличкой на месте не оказалось. Посыпанные песком дорожки упирались в каменное сооружение с надписью «ГРОТЪ». Чуть ниже на листке бумаги было нацарапано от руки: «ВЫХОД».

– Ничего не понимаю! – сдвинула брови Геракл. – Когда успели поменять? И где тут вход?

– С другой стороны, – подсказал внутренний голос.

– Это ж надо… Александр Сергеевич, вход, оказывается, в Выселках, – обрадовалась Катя. – Полеземте в дырку. Только согнитесь, чтоб шляпой не треснуться.

Девочка и поэт вошли в грот и растворились в темноте.