Читать книгу Ветер далеких скал - Юлия Камилова - Страница 2

«Вот что отвечу,

когда вопрошаешь

о рунах божественных,

что создали сильные,

а вырезал Вещий:

благо в молчанье3».

– Я просил навестить меня, а не загреметь в больницу. Я думал, ты пошутил насчет подмены. – Оттолкнувшись ногой о пол, Виктор закружился на стуле, будто на аттракционе.

– Жалко, что без коньяка, а всего лишь с пробитым плечом, сломанными ребрами и сотрясением мозга? – лукаво уточнил Конрад, утопая в громадной воздушной подушке, поражавшей своим удивительным комфортом.

– Ну зачем ты так? Я же искренне беспокоюсь о твоем здоровье и… – Виктор Станиславович затараторил, хаотично жестикулируя, словно это помогало ему отыскать нужные слова для своей импровизированной тирады.

Речь набирала обороты, и казалось словесный поток никогда не закончится. Иверсен сморщился и махнул рукой разбушевавшемуся мужчине, но тот и не заметил столь явный жест. Конрад застонал от пульсирующей боли в висках и постарался абстрагироваться от болтовни Виктора, однако затея провалилась.

Иверсен потянулся за таблеткой на комоде и поспешно выпил ее. Он сдержал порыв закинуть в рот еще одно обезболивающее, однако голову рассекла боль, словно раскаленным железом по нервам.

– Да можешь ты уже заткнуться! – не выдержал Конрад и запустил подушку прямо в лицо мужчине. – Я попрошу медсестру тебя привязать к постели тугими ремнями. Может тогда ты не будешь меня доставать.

Виктор Станиславович почесал макушку, задумавшись, а затем нагнулся за подушкой. Иверсен тяжело дышал, он сжимал и разжимал кулаки, сосредоточившись на дыхании. Гнев спадал, но вот раздражение буквально разъедало кожу на кончиках пальцев.

– Хорошо ты головой приложился. Вон как тебя накрыло, – присвистнул мужчина, заложив подушку себе за спину. Поудобнее устроившись, он довольно заулыбался, снова раскручивая стул ногой. – Отличная подушка, кстати говоря. Заберу ее с собой.

Конрад закатил глаза, накрыв ладонью лоб.

– Если это твоя цена, чтобы ты оставил меня в покое, – выдохнул он, почувствовав первое легкое действие от выпитой таблетки, – бери и… – не договорив, он красноречиво указал рукой на дверь.

– Что же ты меня так гонишь? – удивленно спросил Виктор, а мужчине уже хотелось выть от этого надоедливого узколобия.

Иверсену даже объяснять не хотелось коллеге элементарные вещи. Он жаждал всем сердцем лишь одного: отлежаться денек-другой, поправить здоровье и на выписку. Задерживаться на недели в стенах медучреждения, как Виктор Станиславович, он не планировал, ведь его не привлекал удел страдальца на больничной койке.

Горько усмехнувшись, Конрад потянулся к стакану воды, который своей морозной прохладой отменно взбодрил разум. Раздражение полностью спало, и Иверсен уже спокойнее заговорил:

– Виктор Станиславович, а вам не пора вернуться в свою, – он по-особому выделил последнее слово, – палату? У вас болезнь серьезная, вам бы долечиться, а вы со мной прозябаете.

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся он, подъехав на стуле поближе к кровати. – Что не сделаешь для коллеги. Как я могу бросить тебя в полном одиночестве. У меня слишком сильно чувство коллективизма.

– Что-то во время работы этого не заметно, – буркнул себе под нос Конрад, как вдруг дверь в палату распахнулась и там показалась знакомая каштановая шевелюра, которая на удивление не была идеально уложена. – Сема, как же я рад тебя видеть! Ты просто не представляешь!

Заметив Виктора Станиславовича, тот лишь усмехнулся. Семен аккуратно откатил мужчину на стуле к выходу и шепнул пару слов на ухо. Иверсену не удалось расслышать, что он сказал, зато результат оказался феноменальным. Виктор молниеносно ушел, сославшись на очень срочные и важные дела, о которых он только что вспомнил.

Аккуратно закрыв дверь, Семен прошел через палату к окну и, осмотревшись, протянул наконец-то бумажный пакет с фруктами Конраду. Не особо им заинтересовавшись, он отложил угощение в сторону, однако голос друга его остановил.

– А вот это ты зря. Там на дне сюрприз от «бабушки с дедушкой», – с легкой ноткой загадочности произнес он.

Покопавшись, Иверсен выудил снизу небольшую узкую пластинку, из-за которой улыбка сама собой расцвела на лице.

– Ты прямо для меня достал лифграс? Откуда?

– Это уже не твои заботы. Ты главное, не забывай вовремя принимать, и скоро будешь совсем как новенький.

Конрад согласно кивнул головой и, отломив небольшой кусочек от мягкой пластины, начал медленно жевать, перекатывая лекарство во рту словно карамельку. И через минуту от головной боли не осталось и следа, и на лице Иверсена отразилось искренние облегчение и радость.

– Вот теперь с тобой можно поговорить, – заметил Семен и присел в ногах друга. Он снял очки и сложил их аккуратно в карман халата. Он всегда так делал, когда предстоял весьма серьезный разговор.

– Есть новости? – подобрался Конрад и, усевшись поудобнее, приготовился слушать.

– Не совсем, – выдохнув, Семен сложил ладони в замок и продолжил: – Тинг продлили еще на день. Они так и не смогли прийти к единогласному решению.

– Мы теряем время, – недовольно произнес Иверсен, потянувшись к смартфону на прикроватной тумбочке, однако Семен перехватил его инициативу и отодвинул технику в сторону. – Не мешай мне. Я должен помочь склонить весы в нужную сторону.

– Позаботься для начала о своем личном здоровье. Это станет лучшим вкладом в будущее…

– Да не будет у нас здесь никакого будущего, если они решат покинуть этот мир! – неожиданно повысил голос Конрад, а когда осознание проникло в голову, он резко изменился в лице и тише добавил: – Извини. Я не на тебя злюсь, а…

– Я понимаю. И я также отлично понимаю твое стремление сделать нечто полезное, но загонять себя тоже не выход.

– Кто сказал, что я собираюсь загонять себя?

– Конрад, кого ты пытаешься здесь надурить? Я тебя знаю слишком долго, чтобы не понимать твой ход мыслей и твои методы. Но услышь меня, пожалуйста, ты нужнее всем нам здоровым и полным сил.

– Но я не могу просто лежать тут и…– он всплеснул руками, обведя ими всю палату, – и наслаждаться импровизированным отпуском. Да и Виктор Станиславович мне покоя не даст.

– Насчет коллеги больше не волнуйся. Я переговорю с медсестрами, и они больше не подпустят его к тебе. А ты… – он кивнул на телефон, – перетерпи дня три хотя бы. Дай лифграсу срастить твои ребра. О большем я не прошу.

Конрад кивнул, а Семен ушел, ведь положенный час на обед уже подходил к концу, и пора было уже вернуться на свое рабочее место. Только дверь захлопнулась, Иверсен уже было потянулся к телефону, но в последний момент передумал. Друг был прав, больше пользы он принес бы в здоровом состоянии.

Проведя полтора дня в непривычном спокойствии, Конрад откровенно заскучал. Он не привык быть так долго не при делах, которых у него всегда было весьма много. И даже книги, принесенные Семеном, не спасали положение. Скука поглощала Иверсена так сильно, что тот почти разработал план побега. И лишь стукнуло время обеда, знакомый судмедэксперт заглянул в палату, развеяв идею, словно дымку.

И тогда родилась новая мысль, которая буквально вытолкнула Конрада в холл, где как раз столпилось несколько групп шумных интернов. В такой суете ему не составило особого труда одолжить один белый халат и схватить пропуск, так удачно упавший ему под ноги.

Фортуна никогда не была ему подвластна, однако сегодня Иверсену благоволили сами боги.

Влившись в ближайшую группу интернов, он узнал, что идти им предстояло в операционную номер семь. Конрад примерно представлял, где она находилась, но самостоятельно отправиться туда он не мог. Легенду нужно было поддерживать.

– А вы не староваты для интернатуры? – спросил парень лет двадцати трех, обогнав Иверсена и заглянув ему в лицо.

– Для обучения нет возраста. Вы же, видимо, слишком юны, чтобы понимать такую простую истину, – отодвинув наглеца в сторону, Конрад прошел дальше. Ему были неинтересны эти юношеские перипетии, основанные на капитальной неуверенности в себе.

– Какой же ты балбес, – озвучила вердикт девушка, шедшая все это время рядом с парнем. Тряхнув головой, она догнала Иверсена и быстро заговорила: – Вы на него внимания не обращайте. Он еще совсем не вырос.

– Почему это я не вырос? – надулся он, в неловкости почесав макушку. – Очень даже вырос. Да я почти метр девяносто! – гордо заметил он, выпрямившись.

– Вот об этом я и говорила, – выдохнула она, оказавшись чуть ближе к Конраду, чем было до этого. – Совершенно не окрепший детский ум.

– Может вы ошиблись группой? Я хирург, а не психолог. Со своими жалобами на своего парня обратитесь, пожалуйста…

– Но он не мой парень!

Если девушку слова Иверсена задели до глубины души, то парень наоборот широко заулыбался.

– Тогда сходите уже с ним на свидание и решите наконец-то эту проблему, – не дожидаясь новой реакции весьма экспрессивной молодой девушки, Конрад сбежал в другую группу, о чем нисколько не пожалел.

Серьезные и молчаливые хирурги провели его в операционную, и там же рассеялись, чтобы не загромождать пространство. Широкое панорамное окно разделяло большую комнату на две части: наблюдательную и саму операционную. В воздухе витал аромат стерильности, но чувствовалось здесь это немного иначе. Не так по-больничному не приятно.

Интерны внесли больше шума и хаоса, однако все разговоры моментом стихли, когда в операционную зашла она. Вместо белого халата на ней была аккуратная зеленая форма хирурга, а волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Лёвушева встала прямо напротив публики, уверенно глядя на каждого.

– Приветствую вас, опытных и подающих надежды хирургов. Сегодня вашему вниманию будет предоставлена новая технология по сепарации душ. Мы готовились к демонстрации долгие месяцы, однако нам действительно есть что показать ученому миру. Хочу отметить, что наш пациент уже в весьма преклонном возрасте, и я предлагаю не терять время и приступить к операции без лишних слов.

Мгновение – ассистенты привели женщину и осторожно, словно хрупкую куклу, усадили на койку. Полина молниеносно сменила деловитость на теплоту, обратившись к пациентке:

– Алла Валентиновна, помните я рассказывала вам историю об увядшем цветке от недостатка любви? – дождавшись согласного кивка, женщина продолжила: – Но весной оно расцвело, ведь солнце отогрело его своими лучами.

Алла Валентиновна улыбнулась, догадавшись к чему вела Лёвушева. Однако она не прерывала, ожидая, когда та продолжила бы свой рассказ.

– Сейчас весна. Пора и вам снова расцвести.

– Спасибо, – одними губами прошептала она, позволяя мягким рукам уложить себя на белую койку.

Перевернувшись на бок, пациентка закрыла глаза, чтобы не встречаться взглядом с такой обширной публикой медиков. Но стоило отдать ей должное, держалась она великолепно.

Врач-анестезиолог бережно надел на женщину маску, запуская общий наркоз. Тем временем Лёвушева уже была готова к операции. Тонкие перчатки на руках и очки Аветисова красовались на переносице, одновременно поражая своей массивностью. Множество линз выстроились одна за одной, а небольшой рычажок сбоку позволял отрегулировать расстояние между ними.

– Главным отличием сегодняшнего отделения, являются усовершенствованные очки Аветисова, – голос Полины Ильиничны звучал четко и громко, словно она была рядом с Иверсеном, однако их все же разделяло толстое стекло и толпа хирургов. – Мы позволили себе добавить иную функцию линз. Теперь мы смотрим не просто вглубь связей.

Она нажала на серую кнопку, так удобно расположившейся на оправе очков. Линзы по одной после каждого нажатия отъехали из стройного ряда. Пока не осталась одна, загадочно блеснув всем присутствующим.

– Мы можем теперь разглядеть то, что нить совсем не одна, а их несколько. Они гармонично переплетаются и создают то, что мы называем связью с родственной душой. Чтобы не быть голословными, мы подготовили для вас дополнительный экран, который связан с моими очками. Итак, вы сможете увидеть весь процесс операции моими глазами.

Нейрохирург нажала на переносицу и на экране появилось изображение. Поначалу оно ничем не отличалось от обычного видеоряда, заснятого обычной камерой. Однако все изменилось, когда Полина Ильинична приступила к работе.

Алла Валентиновна мерно дышала, наркоз подействовал. Анестезиолог перевернул пациентку на бок и ловкими движением пальцев убрал все полуседые волосы под шапочку. Лёвушева благодарно кивнула и, приняв из рук хирурга-ассистента скальпель, приблизилась к Алле Валентиновне. И все на экране увидели типографическим шрифтом слово «Ленинград», аккуратно расположившееся за ухом. Буквы были уже не такими яркими, но до сих пор читаемы.

– Первая линза без особого покрытия, поэтому мы видим лишь физическое проявление связи. Но если я сменю линзы, – Полина Ильинична зажала две кнопки, и линзы сменились. Только линза встала в паз, как под буквами появились золотистые линии, то обвивавшие буквы, то укрывавшиеся глубоко под кожей. – Вы увидите, что нить не одна. Их множество.

Не желая, чтобы ей просто верили на слово, она еще несколько раз сменила линзы, продемонстрировав зеленые, красные, синие и белые нити. Врачи зашептались, явно впечатлившись увиденным.

Лёвушева выждала пару минут, а затем легко привлекла внимание медицинской публики.

– Внимательно изучив структуру каждой, мы выяснили, что элементарная нить лишь одна. Золотистая. Все остальные приобретенные. То есть как в нашем случае пациентка встретила свою родственную душу в Ленинграде в далеком 44-ом году. Он был одним из освободителей, и вытащил свою будущую жену из-под обломков. Они счастливо прожили пятьдесят лет, и эти пятьдесят лет выросли в зеленые, синие и красные нити. Мы назвали их сферами жизненного опыта. Все то, что им двоим пришлось пережить вместе.

– Тогда что же означает белая нить? – спросил тот самый интерн, что недавно привязался к Конраду.

– А вы не догадались? Смерть. Пять лет назад муж Аллы Валентиновны скончался. И теперь моя задача избавить эту мужественную женщину от скопившейся боли.

Линзы щелкнули и вернулись на законное им место, а экран запестрил от переплетений всех линий.

– Боль отступит лишь после среза всех линий кроме элементарной. Ее нельзя ни в коем случае трогать, если мы не хотим ввести нашего пациента в вегетативное состояние.

Дальше Лёвушева приступила непосредственно к самой операции, комментируя свои действия. Весь процесс она не меняла скальпель, однако ее движения были предельны аккуратны, не задевая элементарную нить.

Конрад, увлекшись операцией, потерял счет времени. И очнулся лишь тогда, когда Полина Ильинична объявила о конце сепарации и предложила всем хирургам спуститься в зал на небольшую кофе-паузу, во время которой можно было бы перекусить и обсудить со своими коллегами новую информацию.

Сама Лёвушева предпочла лично проводить Аллу Валентиновну в палату, отказавшись от помощи медперсонала. Она устала, Иверсен видел это, а потому он незаметно для всех улизнул вслед за ней. Никаких осложнений или происшествий не случилось, и после того как Полина Ильинична скрылась в ординаторской, Конрад поспешил вернуться к хирургам. Ему совсем не хотелось пропустить вторую часть сегодняшнего мероприятия, которое обещало быть не менее интересным.

– Пятая ежегодная конференция по инновациям в сфере медицины считается открытой! – заявил с трибуны главврач, явно гордый тем, что в этом году честь для проведения конференции выпала их больнице. – Мы решили начать именно с практической части, чтобы теоретическая не казалась столь оторванной от реальности. Вы всё видели своими глазами и явно жаждете узнать больше. Что же, с вашего позволения, я приглашаю на сцену Полину Ильиничну Лёвушеву, ведущего нейрохирурга нашей больницы.

Под бурные аплодисменты женщина вышла к трибуне, уже успев переоблачиться в более привычный белый халат. В руках Иверсен заметил мультимедийный пульт, который Полина сжимала чуть сильнее, чем нужно было.

Прочистив горло, она собралась начать речь, однако вместо презентации за ее спиной на проекторе было разочаровывающее ничего. Пустота. Нажатие кнопки проблемы не решило, и, чуть растерянно пожав плечами, Лёвушева иронично заметила:

– Совсем не дружу с техникой.

Врачи, которые только что были на операции, засмеялись. И этого времени хватило, чтобы техперсонал решил возникшую проблему. Публика изрядно расслабилась и настроилась на волну приятной беседы с профессионалом, а Конрад, сложив руки в замок, не сводил взгляда с выступающей.

– Итак, наш метод не так прост, как вы успели заметить. Однако преимущества, которые он дарит, несомненно, того стоят.

Слайды плавно чередовались за речью Полины Ильиничны, как вдруг она умолкла. Все взгляды были прикованы к фотографиям младенцев. У каждого из них за маленьким аккуратным ушком была золотая нить, однако никакой надписи видно не было.

– После модификации очков Аветисова мы решили углубиться в изучение первопричины появления родственной связи и оказалось, что все мы рождаемся с ней. Элементарная нить обнаружилась у тысячи младенцев, которых мы осмотрели, а это стопроцентный результат. Нам еще не встретился ни один бессвязный.

Презентация восстановила свой темп, а Лёвушева продолжала давать лаконичные и весьма информативные комментарии.

– Физическое же проявление по-прежнему не поддается объяснению. Оно появляется для каждого индивидуума по-разному. Год, шесть, пятнадцать или даже пятьдесят – нет никакой временной закономерности. Однако благодаря изучению детей и взрослых, мы выявили существование разных нитей, кроме элементарной. И это меняет в корне все наши представления о связи родственных душ.

Вместо фото пошли схемы, а Иверсен не мог позволить себе даже моргнуть. Он впитывал в себя новые революционные знания, словно губка, не пропуская не единого слова. Полина Ильинична раскрыла глаза хирургам на то, почему сепарация душ далеко не всегда проходила хорошо, даже у весьма опытных врачей. Они просто не видели и не знали о других нитях и разницу между ними, и потому повреждение элементарной нити и стоило пациенту его психического здоровья.

Если раньше это воспринималось как неизбежный риск, то теперь операция могла стать в разы безопаснее и эффективнее. Лёвушева принялась объяснить иные нюансы связей нитей, затрагивая малоизученную тему узлов на них, и Иверсен решился под шумок покинуть конференцию. То, что он задумал, нужно было провернуть сейчас. Другого столь восхитительного шанса ему могло уже и не подвернуться.

Без проблем выйдя из зала, он поспешил по уже знакомому пути, по которому Полина Ильинична недавно вела свою пациентку. На плохую память Конрад никогда не жаловался, а потому без труда отыскал нужную ему палату и вежливо постучал.

– Алла Валентиновна, можно зайти? – Открыв дверь на пару сантиметров, он увидел невысокую женщину у окна, игравшую пальцами по подоконнику, словно по клавишам фортепиано. Иверсен уже было хотел оставить ее в покое и уйти, будто его здесь и не было, но уверенный сильный голос произнес:

– Входите, молодой человек. Вы же заглянули не из праздного любопытства, верно?

Губы Конрада тронула легкая улыбка, и он вошел в палату, деликатно закрыв за собой дверь. Он вообще двигался тихо, не совершая лишних действий.

– Вы правы. Я хотел, как коллега Полины Ильиничны, справиться о вашем самочувствии. Все ли прошло хорошо?

Обернувшись, Алла внимательно осмотрела мужчину перед собой. Ее взгляд сам собой приковался к кистям Иверсена, которые как раз оказались на уровне груди. Женщина улыбнулась и сообщила интересную деталь:

– Ваши руки могли бы стать руками пианиста, однако и хирурги творят своего рода музыку, – женщина склонила голову, а затем жестом пригласила гостя занять кресло у окна. – Чувствую я себя замечательно, словно я просто вздремнула, а не побывала на операции.

– Глядя на вас, не могу не поверить вам, – заключил Конрад, встав рядом с Аллой. Сидеть вовсе не хотелось, наоборот хотелось немного размять мышцы после двухчасовой конференции. – Простите, что забыл представиться. Доктор Иверсен, но вы можете звать меня просто Конрад.

– Конрад… хм, как скажите, – она снова увлеклась происходящим за окном, а мужчина не торопил разговор, вместе с ней наслаждаясь тишиной. – Интересное имя. Откуда вы?

– Из Норвегии, но я уже так давно живу здесь, что почти свой, – пояснил он, упершись ладонями в подоконник.

– Совсем свой. Я не могу уловить даже нотку акцента. Вы очень хорошо говорите по-русски.

– Благодарю, Алла Валентиновна.

– Не стоит так официально. Просто Алла, – пальцы женщины потянулись к ручке, однако сил повернуть не хватило. – Здесь так душно, Конрад. Не откроете?

– Конечно.

Одним ловким движением Иверсен распахнул окно, и Алла тут же вытянулась наружу, жадно втягивая ноздрями свежий воздух. Лицо просияло, и уже звонкий голос вдруг спросил:

– Конрад, а вы уже нашли свою родственную душу?

– Нет. К сожалению или к счастью, не знаю, – легко ответил он, не испытывая неловкости от столь личного вопроса.

– Понимаю. Расставаться с родственной душой всегда болезненнее, – выдохнула она, прикрыв веки. – Именно поэтому многие отказываются от такой любви.

– А вы оказались бесстрашной. Той, кто решилась.

– Боль потери ничтожная плата за пятьдесят лет счастья с любимым мужем. Пусть мне дали шанс вновь выбирать, я все так же утонула бы в глазах Степы и позволила бы отнести меня на руках в ближайший госпиталь. Боже, он так осторожно меня нес. Он боялся, наверно, что я рассыплюсь в его руках, словно песок.

Алла Валентиновна умолкла, предавшись воспоминаниям, а потому Конрад осторожно уточнил:

– Почему же вы решились на сепарацию именно сейчас? Уже прошло пять лет…

– Я понимаю к чему вы клоните, – она развернулась к мужчине и взяла за руку и так по-матерински взглянула на него, так мягко и тепло. – Видите ли, Конрад, у меня слабое сердце. Всегда таким было, но я не жаловалась. Однако годы берут свое, и юношеской безалаберности становится все меньше.

Иверсен внимательно слушал женщину и не перебивал. Ее пальцы крепко держали его ладонь, но он чувствовал легкую дрожь под кожей. Алла Валентиновна устала, но виду подавать она не желала.

– Как вы знаете боль от потери родственной души никуда не уходит, она лишь копится и множится. Я могла бы выдержать, но мое сердце – нет. Врачи предупредили меня, что если промедлить с операцией, то через месяц меня не станет. И хоть я жаждала воссоединения со Степой, я обещала ему увидеть наших правнуков.

Ветер хлопнул створкой окна, однако магия момента не пропала. Конрад все также смотрел на Аллу, а она куда-то за его плечо. Она словно смотрела на кого-то иного, хотя в палате больше никого, кроме Иверсена не было.

– Я больше не чувствую ноющей боли в сердце, но теперь мне кажется, что я его окончательно потеряла.

И именно в этот момент их взгляды пересеклись, и столько тягучей печали Конрад еще никогда не видел. Словно вся тяжесть бесконечных миров пала на сухие, но все еще крепкие плечи женщины. Она не плакала, не кричала и даже не вздыхала. Она просто выпустила ладонь Иверсена и прошла молча к постели.

Запустив руку под подушку, она достала серебряный медальон. Прижав к губам, она что-то тихо прошелестела, а затем, открыв, показала содержимое Конраду. На него смотрели веселые глаза, в уголках которых скопились тонкие морщинки, а улыбка совсем была кривая. Словно кто-то за кадром вынуждал улыбаться. Но несмотря на это осанка мужчина была статной, а поза уверенной.

– Думаю, он тоже никогда не жалел о встрече с вами, Алла. Вы подарили ему любовь и доверили свою душу, а что может быть прекраснее этого?

– Вы говорите, как истинный поэт, – Алла Валентиновна протянула медальон Иверсену и, махнув головой, повернулась спиной. – Пожалуй, вам не составляет труда покорить сердце женщины.

– Боюсь, я бессилен перед обаянием вашего мужа, – с легкой игривостью отметил он и застегнул тонкую застежку на шее женщины. – Такие чувства трудно превзойти.

– Красноречивы, да все пустое. Не прячьтесь, Конрад, за щитом. Одиночество не страшно, а вот пустота убийственно бессердечна.

Не став противиться, Иверсен просто-напросто кивнул. Он молча помог женщине забраться на больничную койку и, заботливо укрыв ее тонким покрывалом, наконец-то ушел. Он и так слишком злоупотребил гостеприимством и добротой Аллы Валентиновны, да и пора было вернуть одолженные вещи на свои законные места.

В палате оказалось свежо, по-видимому, перед его приходом медсестра проветрила комнату. Конрад размял плечи и принялся складывать немногочисленные вещи, которые перекочевали из его квартиры благодаря усилиям Семена.

Больницу пора было оставить, это мужчина решил твердо. Однако он все же решил отложить свою выписку до завтра. Ему нужна была сегодняшняя ночь, чтобы переработать всю ту новую информацию, что он получил на конференции. От такого переизбытка сон не грозил, поэтому, закончив со сборами, Конрад сел на подоконник с записной книжкой. Стараясь не упустить ни одной важной детали, он скрупулезно вносил новые данные о родственных душах этого мира.

Разжевывая пластинку лифграса, Иверсен погрузился глубоко в раздумья, из которых его вырвала неожиданная суматоха. Мгновенно оказавшись у двери, он осторожно выглянул в коридор, обычно пустовавший в ночное время суток. Он уже хотел было вернуться обратно в палату, как мимо него пробежала бледная пара, состоявшая из медсестры и интерна.

– Срочно! Зовите Лёвушеву ко второй операционной! Код СПРД!

Брови сами поползли вверх, но окликнуть врачей Конраду не позволила моральная ответственность. Случилось явно нечто из ряда вон выходящее, ведь за те четыре дня, что он был здесь, такой паники он не видел и не слышал.

Выдохнув, Иверсен запустил руку в черные волосы, ероша их. Так много всего вдруг стало происходить, однако жаловаться на это он не собирался. Наоборот, этот свежий приток в мирное течение реки придал мужчине сил и веры в то, что скука больше его не потревожила бы.

Утреннее посещение медсестры уже не казалось таким сухим, девушка старалась быть дружелюбнее, а Конрад в свою очередь пытался не демонстрировать свою усталость от медицинского заведения. Игра удалась на славу, и по итогу оба остались довольны результатом.

Даже завтрак, от которого ранее так сурово отказывался Иверсен, вышел не так плох. Настроение росло с каждой минутой, но вопрос о выписке горел все сильнее в сознании. Сдавшись напору собственных же мыслей, Конрад очнулся у двери заведующего отделения.

Разговор вышел быстрым, несколько ультимативным. Иверсен обязан был пройти рентген снова, и если результаты оказались неплохими, то врач позволил бы ему отправиться на выписку. Это вполне устроило Конрада, ведь подождать до вечера ему было по силам.

Приготовившись спокойно высидеть оставшееся время за книгой, Конрад попивал кофе из автомата, которое на удивление оказалось весьма сносным. Ровно настолько, чтобы не морщиться от каждого сделанного глотка. Однако его мирное времяпровождение было прервано ворвавшейся в палату Лёвушевой.

– Зачем вы соврали Алле Валентиновне? На кой черт вам понадобилось выдавать себя за врача? Что за игры вы тут устроили, профессор Иверсен? – Она сделала особый акцент на его фамилии, прожигая суровым взглядом.

– Я никому не врал, Полина Ильинична. Я действительно доктор, – после скептичного хмыканья женщины он закончил свою мысль: – доктор филологических наук. Фактически это не ложь, а вот в том, что я не уточнил сказанное… тут да, каюсь. Виновен, – Конрад отсалютовал бумажным стаканчиком, продолжив чтение.

– И это все?

Подняв голову, он лениво скользнул по лицу собеседницы, остановившись на ее глазах, полных недоумения.

– Все. Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Может быть лишь то, что мне было очень приятно общаться с Аллой Валентиновной. Эпохальная женщина, с которой мне повезло встретиться, пусть и при таких обстоятельствах.

Лёвушева прикусила щеку с внутренней стороны, а ладони сжались в кулаки. Иверсен буквально чувствовал ее ярость, направленную только на него одного. Он не сдержался и, отставив кофе на тумбочку, ухмыльнулся. Этого импульса хватило, чтобы женщина в одно мгновение сократила между ними расстояние и угрожающе нависла над мужчиной, схватившись руками за подлокотники кресла.

– Я все еще помню ваш поздний визит в нашу больницу, а новый инцидент не добавляет веры в вас. Если вы готовите некую диверсию, то будьте уверены, я разрушу каждый ваш план. Здесь моя территория, и больше вам незамеченным не удастся пробраться хоть куда-нибудь.

– Даже так? Что же, я учту, Полина Ильинична. Только вы тоже должны знать, что я ничего не замышлял и зла вам не желал. Жаль, что сложилось другое впечатление.

Все это время он не отводил взгляда, всматриваясь в серые глаза женщины напротив. Она только поджала губы, отстраняясь, как Конрад притянул ее обратно за белый халат.

– Но раз вы свое любопытство удовлетворили, помогите же мне тогда. Что значили ваши слова о том, что руны должны обозначать место, а не человека?

– Вы бредите. Я такого не говорила.

– Не увиливайте. Я должен знать, что вам уже известно, – его жесткий тон вынудил Лёвушеву сглотнуть, но, как ни странно, отстраняться она больше не пыталась. – Именно вы ворвались в мою жизнь, но крайним в этой ситуации оказался именно я. Не желаете разъяснить мне…

– Если честно я сама не понимаю… – она отцепила пальцы мужчины от халата, но он мгновенно схватил ее за запястья, не давая и шанса на отступление. – Я правда не знаю, как вам это объяснить, но в рунах должно было быть зашифровано место… Профессор Иверсен, отпустите меня, – она неожиданно встрепенулась, как дверь в палату распахнулась и вошла медсестра.

– Хорошие новости, Конрад. Заведующий отделением подписал вашу выписку… Ой! Полина Ильинична! Простите, я не хотела вам помешать, – молоденькая девушка выскочила в коридор и вскоре послышались быстро удаляющиеся шаги.

– Довольны? Она нас не так поняла, и теперь главврач точно узнает об этом, – выдохнув, Лёвушева отступила на несколько шагов, ведь Иверсен наконец-то выпустил ее руки. – Придется объясняться и надеяться, что это не будет стоить мне карьеры. – И совсем тихо себе под нос она добавила: – Две оплошности за день он точно не простит.

Запрокинув голову, он всматривался на потолок, обдумывая дальнейшие действия. Ему крайне не хотелось портить репутацию гениального врача, однако нужно было поступить настолько безупречно, чтобы не сделать своим благородным вмешательством только хуже. Встав, он потянулся к своим вещам, которые ждали, как и он, его выписки. Без стеснения он начал переодеваться, а Полина лишь тактично повернулась спиной.

Поправив ворот пиджака, Конрад подошел к женщине и, опалив дыханием ее ухо, сказал:

– А теперь идемте вместе к главврачу, разрешать это недопонимание, Полина Ильинична.

– Да-да. Валерий Андреевич, этот казус случился только по моей вине. Мне стало как-то нехорошо, и, видимо, я побледнел. Полина Ильинична, как и полагается подошла ко мне, чтобы проверить мое состояние. И именно в этот момент у меня закружилась голова, отчего я и схватил за руки Полину Ильиничну. Мне так жаль, что я своим поведением смутил двух женщин. Прошу прощения, – Иверсен, не моргнув глазом, поведал импровизированную версию происходящего, когда Лёвушева молча восхищалась красноречием мужчины.

Она стояла позади него, ведь Конрад умышленно стал так, чтобы весь удар пришелся только на него одного. Раз его неосторожные действия могли привести к катастрофе, то отвечать за это должен был он один.

– Но сейчас мне стало лучше, поэтому давайте разрешим этот конфуз, как можно скорее, а затем я наконец-то отправлюсь на выписку.

– Медсестра не так поняла ситуацию со стороны, хотя винить ее в этом действительно сложно. Вышло очень двусмысленно, – поведал главврач, поднимаясь с места. – Однако то, что вы пришли лично разъяснить ситуацию, говорит об искренности ваших намерений. Я вам верю, но все же не желаете задержаться в больнице на еще один день?

– Нет.

– Так я и думал. Что же, тогда держите, – мужчина протянул выписку Иверсену, а затем пожал ему руку над столом. – Хорошего вам вечера. А мое главное пожелание бывать в нашей больнице только гостем, а не пациентом.

– Бесспорно. До свидания, Валерий Андреевич.

Опасность миновала, и Конрад с чистой совестью отправился на выход из больницы. Полина в несколько шагов догнала его и задала мучавший ее вопрос:

– Как вам удалось так легко все разрешить?

– Я же говорил вам, что я доктор филологических наук. Если бы я не смог договориться с вашим начальством, то грош мне цена тогда, – он повернул голову в ее сторону и весело подмигнул.

– И все же… он мало кого слушает, – понизив голос до шепота, призналась Лёвушева, не отставая от мужчины. – Он порой слишком категоричен.

– Полина Ильинична, именно поэтому я и пошел на личный разговор с ним. Я знаю таких людей, и лучше разъяснить все как можно быстрее, пока ложные суждения не укрепились в их сознании.

– Спасибо, – эта простая благодарность без витиеватости и изысканности так легко и естественно сорвалась с губ Лёвушевой, приведя в легкое замешательство Иверсена. – Вы меня буквально спасли.

– А как же ваша репутация гениального нейрохирурга?

– Порой и она бессильна, если оступиться на глазах у коллег. Оплошности наш главврач редко прощает и наказывает как следует, – Полина отвела Конрада к палате, но он не торопился заходить внутрь. – А сегодня… – она задумалась, но все же продолжила: – в общем мне очень повезло, что все разъяснилось так скоро, без эксцессов.

– Тогда я рад вдвойне, что мне удалось вам помочь, Полина Ильинична. Считайте, что это моя плата за разговор с Аллой Валентивной. Идет? – Конрад протянул руку женщине, которую она незамедлительно пожала, скрепив тем самым их импровизированную сделку.

– Идет. И все же я жду вашего звонка, – добавила она, еле заметно подмигнув.

– А флирт вам к лицу, – заметил Конрад прежде, чем Полина успела уйти. Она лишь обернулась напоследок и таинственно улыбнулась.

Конрад бесконечно думал о той улыбке, однако стоило ему войти в дом Семена, все мысли куда-то испарились.

– Дядя Конрад! – завопили два голоса в унисон, и на ногах мужчины повисли двое мальчишек. Задрав головы, они с сияющими зелеными глазами радостно сообщили: – Мы соскучились!

– И я по вам, мои любимые бесята, – он растрепал белые волосы, а затем поднял на руки детей. – Скажите мне лучше по секрету, куда спрятался ваш папа?

Мальчишки тут же взметнули руки в направлении террасы. Там Иверсен нашел не только Семена, но и его жену, занятой приготовлением ужина на решетке мангала.

– Здравствуй, Ингвиль. Нельзя так оставлять эту мелочь. Потеряется же, – шутливо заговорил он, а дети недовольно запищали, что никакие они не маленькие. Конрад только отмахнулся от них, но из рук не выпустил. Он и правда соскучился и провести время с ними казалось ему просто отличной идеей после срочной госпитализации.