Читать книгу Тайна завещанного камня - Юлия Клыкова - Страница 2

Вопреки подспудным ожиданиям, похороны прошли тихо, без дурных знамений и оказий – если не считать Волха, умершего одновременно с хозяином. Об этой странности Прохор старался не думать. Он понимал, что хотя и не станет чародействовать с камнем, но совесть ему не позволит, оставить Чёрного непохороненным и уйти куда глаза глядят.

Первым делом, убедившись, что барин и правда отдал концы, он занавесил все зеркала в доме, которых насчитывалось около десятка – по одному в каждой комнате, не исключая даже и стряпной, и коридора, и его собственного закутка под лестницей.

Зеркала те были огромные, вставленные в резные рамы из морёного дуба, с вырезанными по кругу корявыми загогулинами, не похожими ни на кириллицу, ни на латынь, ни на греческий алфавит. Зеркала те пугали Прохора. И не только загадочными символами, но и пониманием, сколько за них плачено денег. Живи Чёрный в богатой усадьбе, это не вызывало бы вопросов, но домик его находился в деревне и с виду мало отличался от крестьянского. Если бы не застеклённые окна да черепичная крыша, снаружи его можно было бы спутать с избой зажиточного мужика. Да, внутри Чёрный всё обустроил по-барски: кроме стряпной имелась столовая, кабинет, гостиная, две горницы на мансардном этаже, комнатушка под лестницей, где спал Прохор, да подсобные помещения. Но мебель и иная обстановка не отличались дороговизной, поэтому-то зеркала и рождали кучу вопросов. Разве повесит рачительный хозяин такую вещь в лакейскую?

Управившись с ними, Прохор сыскал в сюртуке ключ от стола и, к своему удивлению, обнаружил в шкатулке обещанную вольную. Вчитываться не стал. Убедился, что та зарегистрирована по всем правилам, отыскал в скоплении витиеватых букв собственное имя, отчёркнутое жирной линией и, бережно обернув снаружи чистым листом, сунул за пазуху. После, захватив из шкатулки доверенное письмо и несколько ассигнаций, спрятал в ящике камень, запер стол и покинул комнату.

Вызванный к осмотру священник недоверчиво похмыкал, слушая сбивчивый рассказ о хватившем барина Кондратии, изучил доверенное письмо, обследовал мертвеца и, не сыскав на теле следов душегубства, выписал заключение. Прохор прекрасно понимал его сомнения: от кондрашки люди так не меняются. Чёрный же, мало что сделался тощ, ещё и скособочился – кабы не крючковатый нос да не приметный шрам на лбу, узнать его в покойном было бы невозможно.

Эта вынужденная ложь рвала бесхитростную душу Прохора, но не делиться же подозрениями со священником? Обвинение в колдовстве – это серьёзно. Навряд ли церковники поверят в дурную волшбу, но совсем необязательно иметь с ворожбы хоть какой-нибудь толк, чтобы прослыть колдуном. Обзовут мракобесом и язычником, да велят схоронить за оградой. Без того кожуховские считают Чёрного чудаком и сумасбродом – дай им только волю, напридумывают вранья с три короба. Фантазия у них богатая, куда уж ему!

Хоронили Чёрного, как и полагается на третий день, на монастырском кладбище в Симоновой слободе. После поминального обряда в церкви священник отслужил литию, и гроб, наконец, закопали. Прохор, эти дни проходивший сам не свой и постоянно ожидавший от умершего барина какой-нибудь подлости, облегчённо вздохнул и мысленно попрощался: «Адью, ваш бродь!»

Вечером того же дня, после поминок, обустройством которых занималась Агафья, ранее ходившая к барину готовить, Прохор остался в одиночестве. Нарочно не усердствовавший с хмельными напитками, чтобы не утратить разум, наконец-то вытащил из-за пазухи заботливо свёрнутую вольную и, запалив свечу, принялся читать, с трудом разбирая буквы, щедро увитые финтифлюшками.

 «Объявитель сего, Прохор Конюхов, сын Дамианов, дворовый мужик двадцати пяти лет, купленный мною у помещика Павла Алексеевича Васильева и ранее писанный в Московской губернии Подольского уезда деревне Тихая, отпущен мною навечно на волю и освобождён от всякой ко мне обязанности. Удостоверяю сию отпускную от тысяча восемьсот седьмого года июня двадцать третьего дня, я, нижеподписавшийся, полковник и кавалер ордена Св. Анны, Денис Даниилович Чёрный».