Читать книгу неПАЦАНКА. Трансформация бой-бабы в леди - Юлия Ковалева - Страница 5

Опасно было закрывать глаза, не убедившись, что телефон с будильником поставлен на зарядку. На часах было 8 утра, поспать удалось всего полчаса. Впереди тонна ответственной, но низкооплачиваемой работы (такая ситуация для специалистов-универсалов в регионах – вовсе не редкость), а в моей голове лишь одна фраза: «Как же все достало. Надо попробовать не с моста, а по мостовой».

Из-за разрушающего состояния пережитого биологические часы дали сбой, и очередная нецензурная брань вырвалась из моей придавленной Игорем груди из-за уже неджентельменского опоздания в офис. Немного об опозданиях и их вариациях. Есть «джентельменское», которое укладывается в 15 минут от начала положенного времени. Градаций не имеет. Есть «неджентельменское», имеет градации:

1. Более 30 минут – «Какие пробки, дорогуша, пиши объяснительную»;

2. 30 минут – 1 час – «Негодяй, совесть есть вообще? Штраф в размере премии»;

3. Более 1 часа – «Пиши объяснительную + штраф + сверхурочные работы за дерзость»;

4. Более 4 часов – «В соответствии с законодательством – это увольнение».

И тут уже может выручить только твоя ценность как сотрудника, она же незаменимость (хоть и твердят, что незаменимых людей не существует). Либо более-менее покорно-толерантные взаимоотношения с начальством, если ты можешь по-плебейски виновато опустить глаза в пол и покорно выслушивать «объективное мнение» о себе, своем интеллекте, морально-волевых качествах и очереди на данное рабочее место.

«Работа не волк. Но остерегайся стаи», – всплывает в голове невесть кем засеянная в пахотное поле моего мозга фраза о вреде конформизма и коллективном бессознательном. Опоздание пока укладывается в рамки «джентельменского». И пока есть возможность «поместиться» в «негодяя», тело летит через недра квартиры со скоростью первой ступени ракетоносителя. Попутно мизинцы ног, выросшие будто до размеров ног йети, цепляют по пути, кажется, все предметы мебели в доме и добавляют в копилку будущей книги «Юлек и мат: избранное» пару новых речевых оборотов, однокоренных предмету соударения. Ну, и не стоит забывать про ее величество лексическую редупликацию (стоит посмотреть значение в Гугле, если нет знания, что это такое). Забавно: ты можешь не быть мастером слова, но можешь быть магистром редупликации, ловко заменяя начало слов на известные заборные 3 буквы!

Правый – коронный, черный костюм-тройка, почти похоронный, был быстро надет на ноющее от усталости тело, и, как в старом анекдоте, «Мужиком быть хорошо: фаберже поправил и пошел», ваша покорная слуга отправилась в места столь отдаленные от локации проживания, что добираться туда было можно быстро только на специализированном транспорте – канатной дороге.

«Ничего на завтрак не вкусив, в ушах – не верь, не бойся, не проси, объявлен новый день войны за силу этот день прожить». Рифмоплетство в стиле лучших традиций русского рэпа несколько поднимало настроение и возвещало, что все не так плохо – ты не просто офисный планктон, а его поэтическая разновидность. Впереди уже маячила канатная дорога и традиционная утренняя толпа пролетариата, впрочем, пользующего весьма буржуйским методом транспортировки на другой берег Волги, в цитадель работы (которой в нашем небольшом городке было весьма мало) – Нижний Новгород.

Несмотря на то что работаю я с 13 лет, заморочки относительно гардероба для школы/института/работы отсутствовали. Всегда это должна была быть максимально комфортная, удобная, спортивная одежда, желательно строгих цветов для утверждения серьезности физиономии лица и внушения трепетного уважения, а порой и страха.

В последние пять лет главенствовал стиль работника конторы ритуальных услуг: черный костюм-тройка, черная/темная рубашка и черное пальто. В любое время года, в любую погоду этот стиль, равно как и сам костюм были неизменным и носились годами. Смена осуществлялась по крайней причине – ввиду появившихся дыр, которые нельзя было устранить заплатками. Издалека меня и правда можно было принять за ритуального агента. В довесок к этому – вечно серьезное выражение лица, обремененное интеллектом, нахмуренные брови а-ля Брежнев в лучшие годы и напряженная походка по мужскому типу (когда движение идет не от таза, а от раскачанного плечевого пояса и широчайших мышц спины, передающих инерцию ногам). «Аскетизм и строгость – наше все», – говорил отец, придерживаясь принципов экономии порой до абсурда. Это прочно укоренилось и в моем сознании, однако служило на руку ввиду невозможности покупать новую одежду по причине высоких расходов на семейный бюджет.

Отец вот уже долгое время, после того как стал пенсионером, не работал и почивал на крохотной пенсии и лаврах «заслуженного» майора в отставке, а мать по тем или иным причинам очень часто меняла место работы с перерывами для поиска в несколько месяцев. Откуда было брать деньги? «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и… стоп, а кто я?»

С детства я была приучена ценить деньги. Любимая мантра матери – «денег нет» – пелась ей с утра и до ночи в лучшем виде раздела «Византийские распевы» на «Яндекс. Музыке», стоило лишь оторвать голову от подушки. Любимое занятие отца – верстка бюджета и маниакальные записи расходов с накоплением чеков на все, даже на маленький сникерс, не просто создали в доме идеологию нищеты – они основали культ в ее честь и исправно приносили жертвоприношения в виде скандалов по поводу времени поступления зарплаты и ее размера. Пока мать работала продавцом и носила домой просроченные списанные продукты, отец ходил по квартире и выключал везде то воду, то свет, то газ для колонки, дабы скостить пару рублей в расходах на коммуналку.

Итак, работала я с 13 лет – достойная заявка для того, чтобы стать одним из тех бизнес-тренеров, гласящих о сложном, но раннем трудовом пути к успеху в виде наличия своей фирмы, дистанционной работы, яхт и эскортниц, купающихся в джакузи с шампанским Cristal.

Первая работа сводилась к выполнению функции уборщицы на мясном рынке. Чтоб вы понимали, на дворе стоял суровый 2004 год. Компьютеры и интернет едва входили в прочный жизненный уклад, и то каждый выход в интернет был платным с поминутной тарификацией. Скорость его оставляла желать лучшего – обычная песня mp3-формата и весом в 3,5 Mb скачивалась 30 минут, каждая из которых стоила денег. Это сейчас не успеешь ресницами взмахнуть, и у тебя скачан целый альбом инди-попа «Избранное за лето – 2018», а тогда… Хочешь в интернет? Заработай на интернет! И пока еще там не было так интересно и просторно, как сейчас. Знания я по старинке брала в библиотеке или из частных книжных накоплений старшего поколения.

То есть не было возможности у молодых людей, как сейчас, заработать в интернете smm-щиком (очень перспективная и интересная профессия, советую тебе, дорогой друг, если ты сейчас находишься на этапе поиска), продвигая страницы в соцсетях и продавая рекламу. Не было возможности раздавать даже флаеры – все сделки в сфере торговли совершались на центральных рынках, не требовавших рекламы. О да, я помню эти потрясающие впечатления от покупки пары джинсов зимой, в минус 30, в окружении 8–10 представителей Кавказа, в один голос орущих, что эта дыра – дизайнерская, а «Дольче и Гиббон» – последний писк моды в том ауле, откуда был сам маэстро-дизайнер.

Итак, ничего не было развито, плюс место моего рождения и дислокации – самая провинциальная провинция в ее лучших традициях с гусями на улицах, хаотичными рынками из бабушек-дачников и гуляниями всем городом. Со стороны земляков это определяло повышенную скорость реагирования на любую новую вакансию и силу бульдожьей хватки за текущее рабочее место каждого. А посему предложенное место уборщицы на мясном рынке было лучшим вариантом за неимением альтернатив и моего чересчур юного возраста, который с лихвой компенсировало пламя желания работать в глазах.

Конечно, отмывание от кафеля прилавков провинциального места жертвоприношения Золотому тельцу и низменной природе людского голода (это я о мясном рынке) кровь, останки и внутренности когда-то живых существ – такое себе клеймо на детской психике. Однако семье требовались деньги, ибо в то время профессия милиционера была самой низкооплачиваемой на уровне санитарки в больнице, а мать была в декрете по причине рождения моей сестры. В общем, было нелегко, и, как на войне, требовались усилия всех участников быта, способных к труду.

Но не подумайте, я не жалуюсь. На том же центральном рынке городе Бор Нижегородской области, где центр формировал «мясной» алтарь, мне довелось работать еще очень долго, впервые в том же юном возрасте вкусив надежду на риск предпринимательства. Проще говоря, постоянно в ягодно-грибной сезон ваша покорная слуга занималась промыслом предков-неандертальцев, а именно – примитивным бортничеством в окрестных лесах. Как говорится в народе, «собиралось все, что было не приколочено, а приколоченное – отдиралось и туда же – в корзину». Черника, земляника, грибы, клюква – летом и осенью в период каникул это была хорошая прибавка к основному «кровавому» месту работы, даже несмотря на тот факт, что такого природного добра на хаотичных «бабушкиных» рынках было навалом, благодаря все им же. Добавим плюсом незаконную предпринимательскую деятельность и торговлю несертифицированной продукцией в неположенном месте, что постоянно держало на взводе при виде любого представителя закона и поддерживало уровень адреналина в крови похлеще, чем валяющиеся повсюду копыта, рога и секции кишок убиенной свинины и говядины. В голове играет столь любимый родителями шансон «Хоп, мусорок, не шей мне срок», глаза на стреме выискивают в толпе обладателей погон, отпечатки пальцев забиваются грязью от постоянного пересчета мелочи, а ноги дрожат от переизбытка норадреналина в надпочечниках. Бурная смесь эмоций в крови, будто «все смешалось в доме Облонских», «Беги, Лола, беги!».

Ввиду того что мать всю жизнь работала продавцом и имела много знакомых в продуктовых магазинах, однажды моя карьера резко скакнула вверх, а именно в 15 лет, когда появилась вакансия фасовщицы продуктов питания. Это, можно сказать, была первая серьезная работа, ибо для постановки на нее мне даже трудовую книжку завели, для чего пришлось завести ИНН. А поскольку весь этот бюрократический процесс в то время был сложен и необуздан, как степной мустанг, это сильно повышало ЧСВ вашей покорной слуги ввиду самостоятельного получения всех «бумажек» в разных муниципальных инстанциях маленького провинциального города с ярчайшими представителями госслужащих типа «Куда прете, у меня обед» или «Здесь нет подписи, здесь – печати, приходите через год, а лучше – никогда».

Итак, второе мое рабочее место – (фасовщица) в магазине. Хлебное, могли бы сказать вы, но не тут-то было. Работа с продуктами – не самое тривиальное дело, как оказалось. Чуть проглядел по срокам, и кефир вообразил себя творцом, создав внутри емкости свой мегаполис с блэкджеком и известно чем, а ты попадаешь на штраф. Или вскрываешь, казалось бы, новую коробку с фисташками, а там царство моли. Знаете, что может быть хуже названия «Мир дверей»? Правильно, «Царство моли»! «Черт возьми! Час от часу не легче! Сначала отмываешь кишки, теперь моль!» – в цензурном переводе для данной книги выдаешь ты на рабочем месте фразу в сердцах не так интеллигентно. С коллективом никогда не было проблем. Никогда только после того, как выяснялся факт моей половой принадлежности в формате: «В смысле Юля зовут? Ты девушка? А, спортсменка…тяжелая атлетика… ладненько!» Залог успеха в любом коллективе – чувство юмора и способность к конформизму в роли собутыльника. Сплетя воедино эти вещи, ты будешь своим везде. Ну а внешний вид и проблема идентифицировать половую принадлежность со стороны социума – это, согласно увещеваниям коллег, женщин бальзаковского возраста, «легкая милая придурь» и «юношеская дурь, выйдешь замуж – станешь нормальной».

«О боги Олимпа, Зевс, ну что за?..» – восклицаю всегда я в сердцах, но продолжаю улыбаться, ибо женский коллектив – мираж дружелюбия. Стоит проколоться и попасть в опалу – тебя подставят и ликвидируют. А деньги для семьи нужны. А терпение не железное. «Как закалялось терпение» – нужно было написать книгу-пособие раньше этой, ибо Терпение, Аскетизм и Воздержание – моя религия и святая Троица. Мужское мировоззрение, сформированное в ходе сурового воспитания, со всеми его прелестями в виде рационального мышления, аналитического ума и главенства логики привели к внутренней политике «развитого атеизма». Созвучно политике «развитого социализма», не правда ли? Спасибо отцу, члену КПСС, за проведенную политподготовку и мою любовь к истории СССР, за 20 дней до развала которого я успела родиться (а посему порой претерпевать приходится так называемый «Юмор за 300» – «Не из-за твоего ли рождения он распался, Юля?»). Но несмотря на «развитой атеизм», человек нуждается в объекте веры, и для меня им стали «Т.А.В.» (Терпение, Аскетизм, Воздержание).

Третья работа недалеко ушла от продуктовой сферы бытия человеческого, ибо звучала как «кухонный работник» ресторана «Магеллан». Работа, конечно, почище первой, но не самая сахарная, учитывая необходимость быть всем и вся на кухне ресторана, что пользуется популярностью в городе. Мытье посуды, инвентаря, полов, да даже потолков! Я чистила овощи и вела разгрузочно-погрузочные работы по приемке продуктов, а поставщик-джигит непременно приветствовал: «О, Юлек, опять ты сегодня за мужика! Какой женьщин, вах!» В целом ничего примечательного отметить не могу, кроме как бонусы в виде возможности испробовать различные блюда авторского меню. Это было похоже на искусительный плод под шипящее «Ну, попроообуууй» шеф-повара, похожего на мудрого Каа из мультфильма «Маугли», гипнотизирующего бандерлогов заклинанием «Ближеее». Ты смотришь в глаза этому внушающему доверие дяденьке, кроваво-красный сочнейший бифштекс дымится на безгрешном полотне белой тарелки, ты голоден, а дома ждут только котлеты по акции из «Пятерочки»… Изнывающие от физической нагрузки мышцы жаждут белка, и руки вот уже сами тянутся к грехопадению, на очи опускается темный занавес… и на пути в ротовую полость красиво и профессионально приготовленного кусочка мяса, чьи останки я недавно отмывала на рынке, мозг отключается, едва рецепторов коснулась подсоленно-подперченная, побывавшая в объятьях духовки плоть… Я открываю глаза и вижу, как ранее чистое полотно заснеженной глади тарелки отмечено красным пятном лишения девственно чистого состояния от куска мяса.

Грехопадение свершилось, меня можно изгнать из рая, как Адама и Еву в свое время, а религия «Т.А.В.» отныне должна предать меня анафеме, но. Есть одно огромное, плотное, центнероподобное «НО». Любой грех, равно как и любая исповедь, – процессы хоть и противоположные, но абсолютно одинаковые с точки зрения таинства свершения (и вот, наконец, прозвучало слово «исповедь»[3]). Только я и мой кулинарный Каа-искуситель знаем о свершившемся, и таинство становится единством, продолжая длиться на протяжении всего периода моей занятости на голгофе под названием «Магеллан». Далее, как по накатанной, я прихожу домой, в эту обитель нелакшери-пищи, будучи сытой различными деликатесами и яствами, материально недоступными нашей семье, потупив взор и отказываясь от предложенного матерью ужина в виде картофельного пюре и сельди. Дома я прихожу в себя и свою Т.А.В.-религию – с помощью физических упражнений, направленных на устранение калорийных последствий бифштексов/картофеля «по-французски»/медальонов и так далее. Водой с лимоном орошаю полость искушенного ЖКТ во благо жиросжигательного эффекта и молюсь, чтобы учебный год скорее начался и эта работа поскорее закончилась (желудок издает недовольное бурчание, ибо привык и не хочет возвращаться к овсянке на воде, крупам и тушеной капусте с вкраплениями куриного мяса).

Следующая работа в корне отличается от предыдущих и выходит на качественно новый уровень обязанностей, ответственности, требуемых знаний, умений и навыков. И с нее начинается новый пласт моей жизни в плане коммуникабельности, способности устанавливать взаимоотношения с людьми и быть полезной как работодателю, так и обществу в целом.

Организм мой вкупе с количеством извилин и мышечной массой вырос до отметки 16 лет, а это означало, что можно было вводить материальную ответственность и допускать к работе с кассой и вожделенными билетами банка России.

Итак, я становлюсь продавцом канцтоваров в одноименном отделе магазина подруги моей матери, которая в свое время предоставила работу на мясном рынке. «Продавец канцтоваров» – следующее звено эволюции, как кроманьонец по сравнению с неандертальцем. Более разумный, более быстрый, способный, выносливый и близкий к социуму. Чувствуете амбре гордости сквозь уста радости от смены грязи и останков пищи на школьно-офисные объекты материи? Конечно, от физического труда далеко уйти не пришлось, ибо магазину требовался грузчик, и в такие моменты от работодателя звучало коронное: «Юля, можно использовать тебя как женщину?» Под «использовать как женщину» подразумевалось, что пришла партия товара, которую требовалось разгрузить. А тетрадки, ручки и ластики – далеко не самые пушистые носители материи, в связи с чем попотеть приходилось изрядно, ибо вес «коробочек» достигал 15–20 кг. Но это все прелести жизни для бодибилдера, коим я являлась на тот момент, я воспринимала любую нагрузку как тренировку, способствующую развитию физики тела.

Из чистого и теплого магазина канцтоваров в августе мы плавно переместились на центральный рынок, в чреве которого вы, как помните, находилась «мясная голгофа» моего первого рабочего места. А посему дрожь пробегала по телу каждый раз, когда я несла из машины коробку тетрадок с изображением «Смешариков»[4] на фоне зеленой лужайки и радуги, переступая стекающую в водосток струю бурой субстанции, некогда поддерживавшей жизнь в чьей-то любимой буренке.

Новая локация в простонародье называлась «Школьной ярмаркой» и представляла собой площадь с палатками ипэшников, рискнувших быть предпринимателями в стране с тяжелым налоговым бременем. Куча всякой всячины, казалось бы, одинакового свойства, но каждый привносил в свой ассортимент нотку индивидуальности. Кто-то за счет реализации канцтоваров трендовой тематики, а кто-то за счет внутреннего обустройства своего торгового пространства под удобство нужд покупателей. Например, в этом углу – все для творчества, в этом – для начальных классов, детского сада и так далее. Моим работодателям удавалось сочетать и то, и другое. Это были хорошие люди, не лишенные чести и искренности, как принято думать о «торговцах», у них я научилась очень многому. Например, уважать клиента (клиент не всегда прав, но уважать его нужно); не цепляться за прибыль и делать скидки нуждающимся (например, бабушке, собирающей внука в школу, если мы знаем, что она единственная, кто у него есть). Относиться к каждому клиенту как к другу, обратившемуся за помощью к профессионалу, – искреннее желание помочь ему и правда сближает, и клиент возвращается к тебе вновь, приводя к тому же других в соответствии с принципом сарафанного радио. Ценить минуты отдыха и под лучами уходящего в осень летнего солнца созерцать полет стрекозы, решившей проведать нашу палатку, что всегда у торговцев считалось хорошим знамением к прибыли. А главное, что «Всех денег не заработаешь, Юля. Люди не запомнят то, что ты им сказала, но запомнят то, что они почувствовали рядом с тобой». Поэтому каждый клиент, как лучший друг, находил в нашей палатке то, что искал, и даже больше (улыбку, просто приятный разговор и пожелание отличной учебы и деятельности).

Мне нравилось работать в канцтоварах. Поскольку основные потребители на «Школьной ярмарке» были все-таки дети, это развивало навык коммуникабельности и установления контакта до небес. Дети – самые непредсказуемые существа и самые требовательные клиенты и по уровню запроса на внимание, и по ассортименту товара. С ними я научилась терпимости и уважению к каждому, несмотря на капризы, крики, требования «мама, я хочу эти тетради с трансформерами, а не с природой». Главное, что с детьми все просто – как ты поступаешь с ними, так и они с тобой. Над этим стоит задуматься многим родителям.

После ярмарки – возвращение в стационарный магазин. И вот меня снова повышают, переориентируя параллельно мои способности к торговле и коммуникации в сторону рыбаков. Отдел «Рыболов» этих же хозяев, в этом же месте прельщал многих жителей нашего города не только вышеупомянутым уютом оформления и душевностью обслуживания, но и очень широким ассортиментом товаров. Казалось, здесь было все! Пневматическое оружие – пожалуйста! Японская леска на хитромудрую щуку – сильвупле! Даже, на секундочку, африканский опарыш имелся в наличии… Чем он отличается от нашего, русского, спросите вы? Что ж, я тоже так вопрошала, пока не увидела этот новый «хит продаж»! Помимо того, что он был очень мясист и плотен, как спринтеры Африканского континента на Олимпийских соревнованиях по бегу на 100 м (эдакие Усейны Болты среди опарышей), они были подвижны и очень оранжевы, будто вместо крови у них свежевыжатый апельсиновый сок. И вспомните наших опарышей-беляков, суровых и холодных блондинов, будто они приползли из Сибири. Естественно, что рыба, привыкшая к виду этих побитых суровой жизнью в холодной стране опарышей, как обезумевшая кидалась на горючий коктейль африканского наполнения! Рыбаки были в восторге, мы были в восторге от прибыли и рассказов, все были на одной волне восторга!

Рыбаки и охотники на самом деле такие же душевные ребята, как и дети. Не зря в народе бродит пословица-совет по воспитанию детей: «И главное, дорогие родители, помните, что первые 40 лет жизни в жизни мальчика, как правило, самые трудные». Как дети, они восторгались качеством новоприбывшего опарыша, рассказывали о своих схватках с щуками и с упоением показывали свои пиксельные, но светящиеся счастьем фото с рыбалки на кнопочных телефонах, подаренных женами или детьми когда-то давно!

Мне нравилась эта работа не только из-за отношения работодателя. Они ценили во мне те качества, которые, как я считала, не были поводом для гордости, но для них они имели весомое значение. Честность, открытость, чувство юмора, недюжинные физические качества, постоянная готовность помогать во всем и повышенная степень ответственности – вот почему они двигались по пути своей предпринимательской деятельности со мной. Пошутить с покупателем, сделать ему скидку, вернуть забытый кошелек – все это мелочи, но они действительно были значимы для общей атмосферы хорошего магазина.

Благодаря этой работе и моей самоотдаче впервые мне удалось накопить на самостоятельное путешествие. И не куда-нибудь, а в Санкт-Петербург – северную столицу очарования души любого, кто там побывал. Конечно, финансовая сторона вопроса сильно задевала бюджет семьи, но в первый раз было решено пойти наперекор требованиям семьи и не отдавать всю зарплату в семейный общий «чан выживания». Чан кипел от негодования одного родителя отрывом столь большого куска на благо Питера, а я варилась лишь в мыслях о предстоящей поездке и впечатлениях.

Я взяла с собой всю одежду, что у меня была на тот момент: рваные на коленях джинсы, футболку, толстовку в стиле бейсбольных болельщиков, куртку по акции из мужского отдела известного магазина, а также кроссовки-адики – единственное весомое приобретение за последние несколько лет.

И знаете, я не пожалела. Пусть денег было немного, но удалось остановиться в хостеле прямо на Невском проспекте – «Друзья Хостелс», кажется, так называется. Мне сразу понравилась специфика хостела – его мультинациональность и пребывание преимущественно гостей из Европы и Америки. Это была отличная возможность для интеллектуального, культурного и языкового обмена, так что в этом плане условия пребывания в многоместном номере не пугали, а даже радовали.

Питер был по-осеннему свеж и прекрасен, ибо прибывшее вместе с моим поездом в город бабье лето, по рассказам и удивлению петербуржцев, было неожиданным и от этого крайне приятным. Каналы, реки, мосты, брусчатки, проспекты, переулки – все было исхожено мной от рассвета до невиданного заката белых ночей. Разведение мостов, Петергоф, Петропавловская крепость – все вызывало настолько дикий восторг в душе, что мысли о семье и ее финансовом положении куда-то улетучились и я впервые ощущала себя свободной без пристального внимания со стороны родственников. Любая еда, пусть даже это «венский хот-дог», купленный на Невском в придорожной сосисочной, обдавала вкусовые рецепторы новыми эмоциями восторга. И казалось, что электрические импульсы наслаждения поднимаются прямо в центр мозга, заставляя все его серое естество переливаться красками радуги, закутанной в дымку тумана на Неве поутру.

Десять дней прошли как по мановению рыбьего хвоста из тех рассказов рыбаков, в которых либо леска порвалась и чешуйчатая сорвалась, либо опарыш приказал долго жить и не вызывал аппетита у пресноводной. Ехать домой не хотелось, но мысли уже возвращались к традиционной канве с мазохистским уклоном «поиска денег» и «получению золотой медали во что бы то ни стало».

К слову, мысль о золотой медали плотно внедрили мне в гипофиз родители. Это же НАДО. Это же ПОКАЗАТЕЛЬ успеха и значимости. «Тебе же НАДО быть успешной, чтобы мы гордились тобой», – говорили они. «Что, четверка?! Как ты посмела?!» – ну и все в таком духе. Уже на Московском вокзале Санкт-Петербурга крылья свободы постепенно сложились в привычное увядшее состояние целомудренной трезвости в оценке своего социального положения, а оперение покрылось налетом инея от возвращения к привычным обязанностям «БЫТЬ ЛУЧШИМ. БЫТЬ ПРИМЕРОМ. БЫТЬ ГОРДОСТЬЮ».

«Посадка на поезд Москва – Нижний Новгород заканчивается, просим провожающих покинуть вагоны», – сказала диктор тем самым равнодушно-металлическим голосом, наличие которого, видимо, является единственным критерием отбора на данную должность. Сидя на нижней полке плацкартного вагона, я рассеиваю фокус взгляда на удаляющихся спинах людей, среди которых мелькнул образ, похожий на мою, но не сутулую, а широко расправленную и дышащую полной грудью.

Все это вспоминалось, будто память вскочила в отъезжающий экспресс и с одышкой едва успевающего, держась за сердце с обожженными кислородом легкими, неслась по отполированным, блестящим хладнокровием стали рельсам. Черные кеды чеканили привычный на работу маршрут в почти спринтерском из-за опоздания темпе. Едва оперившееся летнее солнце июня поднималось из-за горизонта не столь быстро, как бежала я и как моя челюсть перемалывала обычный бутерброд с колбасой, оказавшийся в плену сухомятки из-за невозможности выпить дома кофе. Традиционный черный костюм работника похоронного бюро уже начал разогреваться от приема солнечной ванны, намекая бегущему в нем телу на не самое лучшее амбре от пота по приходе на работу. В спортивной сумке «Найк» гремят от совместных подпрыгиваний вилка, ложка и контейнер с пустыми макаронами и сосисками по акции. Канатная дорога уже начала свою работу, и под оглушительное «Highway to Hell» в наушниках я впрыгиваю в кабинку, чтобы 15 минут посидеть в телефоне, читая последние новости политики и экономики. Я серьезный человек, и это было важно.