Читать книгу НеСказка. Никто. Нигде. Никогда - Юлия Ковалева - Страница 3

Жил я в деревне с матерью. Дом у нее был, да хозяйство свое большое. Можно сказать, зажиточное. Много кур, гусей, уток, да скотины всяческой. Дел всегда тьма. Утром ранним встаешь, ночью поздней ложишься. Помогал я ей всю ту ораву-то да содержать. Так и жили вдвоем.

И вот однажды повадились на деревню нашу нападать волки да лисы. Словно крысы тихо ночью во дворы проникают. Птицам головы отрубают, псам горло перегрызают. А тех, что с копытами – ранят смертельно, и в лес. Всем хозяйствам, деревне и людям урон большой нанесен. Бандитам же никакого. Да ладно бы, если то творили от голода, а не со зла. Но убитые все во дворах оставались, значится забавлялись хищники окаянные не для пищи.

Собрались семьи со всей деревни на совет. Оставаться и отражать нашествие, или спасаться бегством. Долго спорили, рассуждали, не достигли консенсуса.

– Раз такое дело, то ступайте вы трое к шаману местному. На обрыве у кладбища есть его земляная изба, на берлогу похожая. Возьмите с собою козла, да петуха. Ему подарите и спросите, что делать.

Я да двое соседских сынов в путь собрались. Козла с петухом изъяли из тех, что остались в живых, и отправились по тропинке левой, да в округ деревни. Через поле ячменное к кладбищу. Козел брыкается – чует нечисть. Петух черный духом поник совсем. Мы же молчим. Тучи над нами сгущаются и разверзаются градом. Только ступили ноги близ ограды кладбищенской, вмиг все затихло. Показался и дом колдуна.

Входим. То не изба, не землянка, а словно берлога – юрта. Вся костями увешана, в прутьях осины, вяза, да ясеня. Сильный смрад стоит от варев всяческих – из грибов и растений. Зверобоем с полынью увешанный потолок пирамиды.

– Зачем пришли сюда? – раздался скрип не человечий, а словно рептилии из-под тени котла.

Вышел на свет…Серый скрюченный старичок – в пупок нам всем дышит, козлу упирается теменем в рог.

– Здравствуй, дядя, жрец земли, да сторож мира иного. Мы к тебе на поклон с вопросом одним. Дары прими небольшие, но отменные, из тех, кто выжил – петух да козел. Вскрикнул пернатый. Да отвел Богу душу. Рогатый смотрит, да слушает.

– Эвона, как вас прижало. Сами пожаловали. Ну да давай сюда, – взял старик петуха, да без о́щипа и прицела бросил в варево целым.

– Беда у нас, дядя. Повадилась на деревню напасть нечистая – волки, да лисы. Ночью из леса выходят, животных изводят не из голода, но для забавы. Уж третья волна прошла, почти никого не осталось. Не знаешь ли ты, что случилось? Почто терпим погибель? За какие грехи?

– То вопрос не один – проскрипел колдун ртом беззубым, да сплюнул в котел. – Не от храбрости все же втроем пришли. Ну, да выживший из вас донесет до деревни правду. Слушайте сюда внимательно.

С братьями по несчастью мы переглянулись… Смекнули, что поход сей был для кого-то последний, да попрощались глазами. Старик сел на землю под корягами, как образами. И вещал.

– Жил в той деревне давно хозяин один. Жадный, жестокий был господин. Да еще и гроза всего рода бабьего, ибо глава. И служил ему с детства парень. Молва ходила, что барина – сын незаконный. Превращенный в раба сызмальства. Для удобства двора и скотины оставлен был при отце. И вот из центра приходит указ: всех рабов отпустить, землей наделить, да отныне оброк брать только трудом и деньгами. Парень обрадовался, что станет свободным. Но не тут-то было. Так привык хозяин над ним издеваться и пользовать, что какая там вольная! Лучше смерть! Пришел он ко мне, привел отару овец, заказал отраву…да превратил раба в медведя! Стал его сын днем служить в человечьем обличье, днем – на цепь. И реветь от того, что медведь. Не рассчитал хозяин, что сила-то оборотня не как у раба смертного. А растет с каждым сном. Время шло. Тридцать лун-то на небо взошло, и набрался раб смелости: в тридцать первую он взревел, цепь сорвал, да умотал в лес. Лет уж пятьдесят прошло. Так там он и есть.

Вчетвером с козлом и мы на землю осе́ли.

– А мы тут при чем?

– Так думает он, что отец до сих пор тут в деревне. Невдомек, что тот бросил все, как есть, да исчез за границей. От обиды и жажды мести шлет вам напасть в виде волчьей смерти. Но так осерчал, спустя все то время, что скоро сам нагрянет в деревню… И не снесть вам всем головы! Ни ди́тям, ни бабам, – зашелся смехом колдун, вспорол нам скрипом уши.

Я осмелился:

– Послушай, дядя, души ведь новые тут ни при чем. Как исправить судьбу? Бегством или мечом?

– Ни луч, ни железо силе оборотня не ровня! Бойня кровавая предстоит, убегайте, зайцы!

Завалился на́ спину старикашка, весь в жуках, да грибах. И на карачках под хохот решил было скрыться.

Но мы подскочили, схватили клубок из земли, да червей с человеком и… К козлиным рогам приставили – предстать перед дьяволом.

– Слушай черт ты леший. Сам заварил кашу, теперь помогай. Знаешь решение, как одолеть людоеда? – пару раз встряхнули деда, козел над ним блеял надменно.

– Ладно вам, люди, пустите. Есть рецепт один. Требует сил он, жертвы и времени. Вены вспорите. В чан сцедите унции три – четыре. И козла! Рог в порошок испилите, да кипит пусть в вареве. Ждите здесь дотемна!

Сделали все, как надобно. Попрощались с козлом. Рогом вторым вспороли вены. В благодарность по приходу схороню его близ деревни. Сделал дед варево, в ложке из ясеня дает нам испить.

Сыны соседские выпили, я за ними. Вдруг откуда ни возьмись животы у них с венами вспучились. Сами упали, закорчились в муках, крик издали, да испустили дух.

– Теперь твой черед, – плут лесной ухмыльнулся, да завыл на луну.

Я к трупам прильнул, готовый к смерти. С матерью в сердце уже было попрощался, как вдруг…

Чувство неведомое меня объяло, подняло с земли. Голос взревел внутри рыком звериным:

– Смотри!

Гляжу я на руки, лопаются они по швам, раздаются вширь. Из-под кожи человеческой лезет черная, как наждак. Бугры мяса взрастают, превращают конечности в лапы. Ногти срывают когти острые крепкие, словно кость. Меня дергает с места. Шея раздается втрое, а из нее топорщится шерсть. Ворс покрывает под мышцами стальными тело. Потолок юрты прорывает медведь. Пасть кровавую разверзают клыки. Луна вызывает рык.

– Ну да будет тебе реветь! Тише, тише, Чаборз[7], смотри на меня!

Я – не я сфокусировал взгляд на малом клочке земли, откуда гласил колдун.

– Чтоб людоедом не стать, вот тебе зверобой. Всегда с собой носи ветвь и пей его отвар. Отвалится хворь проклятья, отступит, когда покончишь с главным. Но, если случится вдруг, что попадет на зуб кровь человека, – пеняй на себя. Людоеда место станет твоим навсегда. Всё, ступай!

На спине звериной отнес я соседских детей домой. Вой бабий поднялся и от страха, и от потери. Обратился я в человека. Объяснил все, как есть. Горевать некогда. На двор идет беда пуще этой. Некого некому даже хоронить-то будет. Всех старый оборотень изведет.

Пью зверобой. Новая ночь грядет. Слышится вой из леса и стрекотание лис. Полчища хищников собрались на деревню с новой силой. Через кусты малиновые я выхожу на луну. Вою, пускаю когти, срываю кожу. Шерсть выпускаю на ветер. Стонущий крик выливаю в рев. Вваливаюсь в центр нашествия клыков. Никто не выжил. Мать по трупам бежит, в морду плещет отвар зверобоя. Зверь вырубается, падает оземь. Шерсть осыпается. Холод земли.