Читать книгу @ Актер. Часть 3, 4 - Юлия Кова(ль)кова - Страница 5

@ В день «предсвадебной вечеринки». Пушкин – Москва, Теплый Стан.

Всю дорогу от Пушкина до Москвы Алекс (кстати, довольно чувствительный к переменам в чужих настроениях) пытался понять, что происходит с Элисон.

То она утром смотрит на тебя такими глазами, что внутри разливается потрясающее тепло, и ты начинаешь верить, что она хотя бы чуточку в тебя влюблена, а если нет, то, по крайней мере, даст тебе шанс на развитие отношений с нею.

То при выходе из гостиницы она неожиданно отнимает у тебя свою ладонь, и ты ощущаешь себя чужаком для нее. Но ровно через секунду она делает шаг вперед, разглядывая спину охранника, который ей не понравился, словно пытается тебя защитить, и от этого тебе становится смешно, но вообще-то – крайне неуютно и холодно.

То при посадке в такси до «Пулково» она внезапно переходит на официальный тон и предлагает тебе выбрать любое место в салоне. А когда ты, удивленно поглядев на нее, взглядом просишь ее: «Пожалуйста, перестань?», она бросает тебе: «Ладно, как Вы хотите». В конце концов вы все-таки вместе садитесь на заднем сидении, но едва ты прикасаешься к ней, как она отворачивается.

В итоге ты, подзадолбавшись от эмоциональных качелей, на которые она тебя с утра и подсаживает, собираешься нажать на нее и получить вразумительный ответ на вопрос: «Почему у нас опять начинаются эти игры в «шаг вперед – два назад?» Но она вдруг сама принимается искать твою руку. А найдя, сжимает так крепко, точно ребенок, который боится, что тебя у нее заберут. В этот момент ты, поняв, что ей по-настоящему плохо, вздохнув, посылаешь свою решимость разобраться с ней до Москвы, как просила она, обнимаешь ее за плечи и притягиваешь к себе. А она, опомнившись, резко отодвигается.

И вот тогда в твоей голове окончательно оформляется то, что не складывалось с утра. По сути, ты ничего не знаешь о ней, кроме того, что с ней может быть до нереального хорошо в постели. Тут вы вообще похожи на двух оголтелых девственников, которые, неожиданно для себя найдя в другом свою половину, теперь самозабвенно друг в друге и растворяются. Но это не так (слишком узко и плоско), потому что в действительности ты ЗНАЕШЬ ее. Знаешь, что она любит, чего не любит, как она думает, как спит, прижавшись к тебе, и как заразительно умеет смеяться. Знаешь родинки на ее теле (успеть выучить), ее привычки (успел присмотреться) и даже то, что у нее шрам на левом боку (выяснить бы еще у нее, откуда он?)

Но самое главное, что ты наконец понял: существует две Элисон. Инь и янь, нирвана и сансара, настоящее и наносное. Общее у этих Элисон только одно – характер. А вот дальше начинается сумбур неопределенности.

Первая Элисон открыта и (ты же чувствуешь!) к тебе тянется. То, как порой она глядит на тебя, вообще на раз завязывает твои внутренности в зачарованный узел. Зато другая Элисон – это холодный и беспощадный расчет, когда она одним своим взглядом умудряется тебе сообщить: «Поверь, малыш, я могу быть той еще сукой». И это в ней убивает тебя, потому что все это – искусственное. Кто-то научил ее быть такой. Вопрос: кто? зачем? Но самое незабавное состоит в том, что эта, другая Элисон по какой-то причине с утра пытается взять над тобой верх. А поскольку не получилось, теперь старается не подпускать тебя ближе. Что доводит тебя до сумасшествия. И если сначала ты раз десять пытался до нее достучаться, то, получив от нее, кстати сказать, довольно хреново сыгранное «я не понимаю, ты о чем вообще говоришь?», ты начинаешь придумывать беды, за которые она тебя так наказывает.

«Алиса, Элисон, miminko, я же в тебя…» Но ты пока тоже не готов произнести это вслух.

И не потому, что не понимаешь, что с тобой происходит – это-то как раз лежит на поверхности. И не потому, что это слово было истерто до дыр двумя десятками Ань, Ян и Терез – или кто там еще у тебя был для твоих «трахтибидох, а потом ты исчезнешь»? (Что, по ходу, напоминало отчаянную, но бездушную случку.) А потому, что ты уже понял: посчитав, что ты ей лжешь, или играешь, или вот так пытаешься ее к себе привязать («Ты же звезда, тебе же нужны только влюбленные в тебя глаза?» – ее слова, сказанные тебе еще год назад?), она ударит тебя наотмашь и ударит заранее.

Ровно это произошло сегодня утром в гостинице.

…После того, как она едва не расплакалась, он попытался с ней поговорить, но она начала вырываться. Чуть ли не силой ее удержав, он пошел по другому пути: для начала закрыл ее эмоции близостью. Ласка, осторожный напор, кровь, разлетающаяся по венам. Прелюдия, ее тихие и протяжные стоны и ритм, когда каждая клетка ее тела просит: «Пожалуйста, сделай так еще раз!» Но после того, как она, рассыпавшись в звезды, пришла в себя окончательно, он отнес ее в ванную, поставил под душ и предложил им стать официально парой.

– Я не смогу переехать к тебе, – тут же отбрила его она.

– Я тебя не об этом прошу. – («Хотя об этом тоже.») – Я прошу тебя, наконец, прекратить валять дурака и позволить нам везде появляться вместе.

Молчание. Зато ее пальцы мнут губку так сильно, что откуда уже сыплется пена. И, следом:

– Мне надо напомнить, что у тебя для этих вещей подписан контракт с моделью? И если ты сейчас его разорвешь, то заплатишь огромную неустойку.

«Ty vole!» («Ну офигеть!»)

– Элисон, – он вздохнул, – заканчивай этой цирк, а?

– Хорошо. Я НЕ МОГУ сделать то, что ты от меня хочешь.

– Ага. Тогда давай разбираться, почему? – приготовившись выслушать всё, он уселся на бортик ванны.

Новая пауза, ее тяжкий вздох, словно ей не хватало воздуха, и ее взгляд, закрытый от него ее серыми радужками, точно стальными ставнями:

– Давай поговорим об этом после вечеринки у Исаева.

– А что, после нее у нас что-то такое изменится? – не без иронии поинтересовался он. – Или ты считаешь, что Андрей должен предварительно нас благословить?

– Не знаю… Дай мне шампунь!

Он перегнулся, снял со столешницы раковины бело-желтый тюбик:

– На, держи.

– Спасибо.

Поглядев, как она энергичными движениями взбивает волосы, на потоки воды, устремившиеся вниз по ее груди к животу и ногам, он дождался, когда она промоет глаза и, отфыркавшись, поглядит на него.

– Элисон, – он аккуратно отобрал у нее лейку душа, – может, ты все же внесешь конкретику?

Очередное молчание. Делает вид, что отжимает волосы.

– Элисон?

Если бы он только знал, как она сейчас ненавидела это имя. Но, к сожалению, он не знал и продолжил ее «добивать»:

– Элисон, послушай меня. Я знаю, как я к тебе отношусь, и кто ты для меня.

– Да? И кто же?

– Ну не пресс же атташе? – пошутил он.

– Ха! Меня это как раз устраивало.

– А меня уже нет. Что будем делать?

– Так, – и сердито, на русском: – Я тебе все сказала!

После этого она закрылась от него совсем, если не считать той истории в такси, когда по дороге в аэропорт она сама начала искать его руку. Но в целом – вот он, первый удар от нее, после которого ты, как оплавленная пластиковая игрушка. И если раньше ты мог бы смириться с этим и как-то жить (да по хрен, тебя и не так опускали), то теперь это просто мучительно.

Впрочем, он знал, как это бывает. Понял еще тогда, с Лизой. Он не понял другого: она тоже знала, как это, влюбляться в того, в кого не надо, не стоит, когда ты думаешь, что это только преподнесённый тебе в детстве урок, а оказалось, это на всю жизнь. И каково это, ждать ответ на непринятые им звонки и письма, которые, как перелетная птица, улетают к нему с той лишь разницей, что она еще может вернуться к тебе, а он – никогда больше. И как это, расставаться с мечтой, а потом годами носить в сердце нож, который вываривает твою душу до ледяного: «Я больше никогда и ни в кого себе не позволю!..»

Она все это прекрасно знала!

Она только одного понять не могла: когда она предала свою клятву никогда не сближаться с ним и позволила себе быть счастливой?

В аэробусе на Москву все стало значительно хуже. Она уже знала, что для нее это билет только в один конец. А он пока еще верил в то, что она прекратит над собой издеваться:

– Алиса, давай поговорим?

Но она, бросив оценивающий взгляд на охранников, приставленных к ним Исаевым, уселась в кресло рядом:

– Знаешь, если честно, то я бы очень хотела сейчас помолчать.

– Элисон, если честно, то хватит… Ну услышь ты меня, в конце-то концов?!

Но она, сглотнув, закрывает глаза, словно ее и впрямь придавил удушливый валик аэрофобии.

И – все. Ни звука, ни слова за час с небольшим, пока вы не приземляетесь в «Шереметьево». Ей нужно было его задеть, обидеть, отогнать от себя. Но это была только первая часть ее плана.

Тем временем в Москве с утра развивались другие события.

Навязав Алексу приглашение на псевдо-посиделки, Исаев выждал примерно с полчаса и позвонил Вадиму:

– Привет, как дела?

– Привет, ничего. Объект жив, здоров и по-прежнему рядом с девушкой. Сидят в номере. Но она сейчас, по-моему, здорово взвинчена.

– Ты как это увидел? – не понял Андрей и спохватился («Ах да, у bro ведь камеры наблюдения в номере стоят…») – Они поругались или что?

– Не могу тебе точно сказать. Но, судя по всему, она заведена, а объект, как бы это сказать… в общем, довольно успешно склоняет ее к интиму.

– Это что за «угадай-ка»? – удивился Исаев. – Как бы, вроде, по-моему… Ты что, их не слышишь?

– Андрей, я в охране профессиональной работаю, а не в прослушке сижу! Я уже задолбался от этого музыкального сопровождения, – раздраженно напомнил Вадим. – И, откровенно говоря, я прошлым вечером, когда они на ужин пошли, влез в их номер и отключил у телепередатчиков звук. Мне, поверь, хватает и того, что я с завидной регулярностью с камер вижу. Как думаешь, мне сильно нравится вхолостую на их секс любоваться?

– Думаю, что не сильно.

– Не сильно? Это, Андрей, еще мягко сказано! Я бы на просмотр этого… гм… кинофильма подальше от греха собственной мастурбации своего напарника посадил. Но ты просил провести эпизод с камерами кулуарно. К тому же напарник мой – русскоговорящий чех, а объект – личность, в Чехии известная. Так что я замкнул просмотр этого «счастья» целиком на себе и теперь ощущаю себя как та девственница перед фаллоимитатором. И дико стыдно, и жутко хочется… Так, погоди-ка, объект из номера вышел. Отправился к лестнице. Я тебе перезвоню. – Вадим бросил трубку.

Андрей отложил телефон на стол. Подумал, хмыкнул. Подождав две минуты, он собрался было переключиться на разбор входящих писем, как в трубке загорелся определитель: «Вадим».

Исаев пристроил мобильник к уху:

– И?

– Смотри, какая штука. Объект спустился к ресепшен и на три часа дня заказал такси до «Пулково». Ты случайно не в курсе, куда он собрался?

– В курсе. – («Но лучше бы ты звук с передатчиков все-таки не отключал, потому что теперь, видимо, мне придется играть в эту самую «угадай-ку.») – Я так полагаю, что объект и девушка закажут или уже заказали себе билеты на рейс до Москвы так, чтобы сесть в «Шереметьево», и до семи, максимум до восьми вечера быть здесь, на Теплом Стане.

Вадим помолчал, затем удивленно:

– А… откуда такие подробности?

– А это просто. Это я их в Москву пригласил.

– Нормально! А насчет «Шарика»?

«А у Лизы система. Она у нас выбирает только крупные аэропорты, где легко будет смыться».

– Ну, считай, у меня свои каналы добывать информацию.

– Упс! Ну ты даешь, – ухмыльнулся Вадим. – А я-то решил, что ты, как провидец, все события предугадываешь. – После чего Вадим резко взял деловой тон: – Так, я правильно понимаю, что нам с напарником тоже билеты на Москву брать?

– Брать, брать. И с девушкой и объектом одним рейсом лететь. А теперь смотри, что я хочу. – Исаев побарабанил пальцами по столу, покатал в голове кое-какие мысли. – А хочу я вот что. Как только вы вчетвером приземлитесь в «Шарике», ты с напарником… кстати, его имя и параметры мне не напомнишь, чтобы я в памяти не рылся?

– Алеш Новак, служил в URNA…

«Точно. Чешское подразделение быстрого реагирования».

– … По URNA – все навыки ближнего боя. Отличный стрелок…

«Надеюсь, этого нам не потребуется».

– … Ростом с тебя, весом раза в полтора тяжелее.

– Ага. Так вот, как только вы приземлитесь в Москве, ты и Новак меняете тактику слежки. Один из вас должен постоянно находиться с объектом, другой – рядом с девушкой, куда бы она не пошла. Куда бы она не пошла, ты понял, Вадим? Мне нужно, чтобы она и объект гарантированно добрались до одной квартиры на Теплом Стане. Адрес, где их будут ждать, я тебе сейчас скину.

Понятно, что под адресом Андрей имел в виду место жительства Иры.

– Сделаю. А теперь вопрос на засыпку, – предупредил Вадим. – Кого приставить к девушке? Могу встать я, но можно приставить Алеша…

«Так, дилемма», – подумал Исаев.

– … Но я бы все-таки пристроил к ней Алеша. Парню не тридцать пять, как мне, а двадцать девять, и он у нас в дополнении ко всему еще и быстро бегает. Это я к тому, что если вдруг с этой девушкой придется поиграть в догонялки. И еще один момент, – Вадим чуть замялся. – Короче, Новаку эта девица не особо нравится. Как он недавно выразился, напоминает ему своими улыбками его сучку-бывшую. Так что Алеш, как ты понимаешь, никакую фору давать ей не будет. Но если с девушкой что-то не так, то давай лучше ею займусь я.

«И тогда к bro придется приклеить этого Алеша… А поскольку тот и тот – чехи, то кто гарантирует, что у Новака с языка „случайно“ не сорвется история со скрытыми камерами в номере? Особенно с учетом того, что, по словам Вадима, Новаку Лиза не нравится. А с другой стороны, возникает вопрос: знает ли Лиза по своей деятельности в банде – и это помимо того, что она, по всей видимости, в ряде случаев использует снайперский арбалет – приемы защиты и нападения? А вот этого, к сожалению, не знаю я. Но давайте исходить из того, что Лиза может их знать».

– Ладно, давай рискнем, – Исаев вздохнул, размышляя о том, что вообще-то не мешало бы припаять к ним там еще кого-нибудь третьего. Но раз Лиза, опять же по словам Вадима, на взводе уже с утра, то лучше будет не провоцировать ее лишний раз. – Давай рискнем, – повторил Андрей. – Ставь рядом с ней Алеша.

– Я тебя понял. Ну что, до связи?

– Удачи.

– Пока.

Следующим пунктом у Исаева значился телефонный разговор с Орком. Тот как раз сидел в офисе Иры, ждал, когда Самойлову отпустит начальство. Исаев кратко ввел Орка в курс дела («Девушку зовут Элисон Грейсон, но она русская. Не думаю, что она может осознанно причинить кому-то вред, но может выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы попытаться сбежать»), после чего прикинул с Ладо, где и как расставить у квартиры Иры троих оперативников. В итоге, сошлись на том, что оптимальным будет перекрыть вход в подъезд, верхний и нижний этажи и лестничную клетку.

– Но по-хорошему, надо бы ее от аэропорта вести, – заметил Орк.

– По-хорошему, надо бы, – согласился Андрей. – Но какие гарантии, что она, увидев, что «хвост», топающий за ней, основательно удлинился, не сделает ноги еще в аэропорту? Огромный периметр, ей там затеряться, что тебе об асфальт два пальца.

– Да ладно? Такая резвая девочка? – не поверил Ладо.

– Такая. Я, можно сказать, сам ее в деле видел.

– Оружие или нож у нее могут быть? – помолчал, внес конкретику Орк.

– Знаешь, если они у нее и были, то в аэропорт она их не понесет. У нее и парня, с которым она летит, сумка одна на двоих. А до «Пулково» и от «Шереметьево» ее будут вести.

– Тогда вроде норм. Хотя… – Ладо сделал паузу, – что-то мне кажется, что ты, Андрюх, не особо уверен насчет нее.

– Вот и мне кажется, что что-то я с ней упустил, – помедлив, признался Исаев.

Что он упустил, а в чем был прав – выяснится очень скоро. А пока аэробус приземлился в Москве. Алекс, вскинув на плечо тяжелую сумку с вещами, пропустил вперед Элисон. Вместе с Вадимом и Алешем их на глазах распадающаяся пара перешла к телетрапу. Пока Алекс в сотый раз за сегодняшний день искал и отметал в голове варианты, как образумить Элисон, та первой прошла стойку таможни, рамки досмотра и поставила отметку в паспорте. В вестибюле, когда она снова ускорила шаг, Ресль окликнул ее:

– Подожди.

Она нехотя обернулась к нему.

– Нужно Ире хотя бы букет купить. Мы же с пустыми руками едем.

Она дождалась. Это был ее «раз». Продолжая играть, Лиза пожала плечами:

– Здесь нечего покупать, цветы не очень. Завядшие, сам посмотри.

– Тогда где их лучше купить? – Алекс волей-неволей, но принял подачу.

Это было «два».

– В «Лейпциге». Рядом с домом Исаева есть чудесный торговый центр.

Откровенно говоря, «самым чудесным» в этом ТЦ были трюки, которые периодически откалывал там Андрей, когда избавлялся от слежки (как в случае с «жучками» Домбровского) или когда разыгрывал пути отхода (как было с людьми Чудотворца). Впрочем, Лиза о фокусах Андрея не знала. Зато она знала другое. В прошлый раз, «сделав» у дома Исаева Ваню, она направилась в «Лейпциг», чтобы сменить там масть. Но, осмотревшись, в тот день она изучила этот ТЦ вдоль и поперек. И сейчас его необъятная территория должна была стать той точкой отрыва, которая поможет ей выбраться из западни, в которую ее загонял Андрей. Дальше, если ей повезет, будет и «три», и «четыре».

И ей повезло. Алекс, к несчастью, пока играл на ее стороне.

– Хорошо, – словно предчувствуя свою судьбу, он долго глядел ей в глаза. – Давай сделаем, как хочешь ты.

Для нее это выстрелило, как «три». Первая часть ее плана сработала.

Так началось противостояние, ее – с одной стороны, с другой и с ней – Андрея и Алекса. Но в ту секунду ей стало страшно. Ей показалось, что Ресль понял, кто она, и вот-вот сорвет с нее маску. Хотя на деле с чехом происходило другое: Алекс сейчас просто искал с ней мира.

– Пойдем, возьмем такси. Руководи, – и он ей улыбнулся.

Сердце забилось в горле так сильно, словно он сделал ей больно. Но он и сделал ей больно. Он снова прощал ее, а она снова ему лгала. Использовала его и врала, чтобы избежать расставленной на нее мышеловки. Использовала его и раньше, как тыл, когда планировала побег из дерьмового мира, созданного для нее Чудотворцем. Использовала, чтобы хоть раз, без вранья, отчаянно позволить себе любить. И чтобы узнать, хотя бы раз в жизни, что значит быть с мужчиной, которого так любишь ты и которого нет дороже.

Кто виноват, что их судьбы снова соединились? Кто виноват, что, сходясь с ним в Праге и в Питере, она фактически не оставила им двоим выбора? И кто виноват, что сейчас она, храбрая, умная, распрекрасная, стоит и боится смотреть ему прямо в глаза? Все это – она…

Прощание навсегда – это, наверное, самое страшное. Но в эту секунду она осознала, что всё, конец. Она отпустит его. Он из другой жизни – из той, где грязь, кровь и смерть бывают только на сцене. У него иная судьба, и он еще будет счастлив. У нее же – неизбежность и путь, возможно, ведущий в небытие. А прощание… То, настоящее, оно не сейчас. Оно было утром в гостинице, когда она молча, без слов признавалась ему в любви и также безмолвно плакала.

«Я сделаю все, чтобы ты забыл обо мне. Поверь, больно больше не будет. Просто я люблю тебя навсегда», – и она ему улыбнулась.

Дальше стало чуточку легче. Убивая эмоции, но, прежде всего, жалость к себе, ты становишься немного сильнее. Она даже вполне дружелюбно позвала его за собой:

– Пойдем, там стойка такси.

И теперь всю дорогу до «Лейпцига» она старалась бойко трещать ни о чем, заполняя малейшие паузы. Обращала внимание чеха на то, как изменилась Москва. Рассказывала что-то о каждой дорожной развязке. Указывала Алексу на какие-то «интересные здания», у которых «о, сейчас тебе расскажу! потрясающая история». Она не могла сделать лишь одного: позволить ему дотронуться до нее. Иначе тогда с ее стороны точно будет град слез, и Алекс (который в ряде случаев вообще, как Исаев) сначала испугается, как все мужчины, а затем лаской и волей дожмет ее до признания со всеми отсюда вытекающими.

Но Ресль (чего она не ждала), прислонившись плечом к двери такси и полностью развернувшись к ней, молчал, рассматривая ее лицо, и вроде как с интересом слушал. Минут через двадцать, хорошенько замылив Алексу мозг, она, бросив взгляд на таксиста (этот тоже слушал ее), перешла на чешский язык и переключилась на более важные вещи. Вроде бы мельком перечислила Алексу все пресс-релизы, которые зависли у нее из-за поездки в Пушкин. Со словами «ах, да, чуть не забыла!» «на всякий случай» напомнила ему, где у нее на МакБуке хранятся письма, касающиеся его контрактов, где – переписка с «одним отличным PR-агентством, я с ним по тебе работала», и где в сейфе, в ее пражской квартире спрятаны выписки из банков, в которых он держал свои кровно заработанные.

Алекс тем временем продолжал с интересом, даже с любопытством смотреть на нее. Но едва она сделала паузу, чтобы перевести дух, произнес таким ровным голосом, что у нее по спине побежали мурашки:

– Miminko, а зачем ты мне все это рассказываешь?

– Ну, просто чтобы ты все это знал, – почти моментально нашлась она.

Но ему и «почти» хватило:

– Я ошибаюсь или правильно понял, что ты сейчас со мной расстаешься?

«Правильно. И – жалость какая, что ты не дурак».

– Нет, конечно. Зачем мне это?

– Тогда зачем мне все это знать?

– А ты у нас безалаберный, – отшутилась она и до боли закусила губу, поймав себя на этом, уже ставшим привычном «нас». Поздно.

– У нас? – глядя на нее дышащими зрачками, он наклонился к ней. – Или у тебя?

– Не выпрашивай! – кляня себя на чем свет стоит, сорвалась она.

Вместо ответа – еще один задумчивый взгляд на нее. Глотая эмоции, она отвернулась к окну, и тут же почувствовала, как он в темноте нашел ее руку. Она попыталась забрать ее, выдернуть, выдрать. Но он просто стиснул ее ладонь и прижал к сидению. Таксист, покосившись на них, нащелкал какую-то музыкальную станцию, после чего сосредоточился исключительно на дорожных просветах. Алекс продолжал молчать, Лиза – глохнуть в рекламных роликах и «убей меня» Лободы, ощущая при этом, что Алекс, хочет она того или нет, ввинчивается ей под кожу.

Только при подъезде к «Лейпцигу» он опять наклонился к ней, и она почувствовала его невесомое дыхание у себя на виске. При этом он точно ослабил хватку, но его пальцы, поглаживая ее запястье, сопровождали легким нажимом почти каждую сказанную им фразу:

– Алиса, я не знаю, чем я обидел тебя и где я еще согрешил, – нажим.

– Вы подъехали, – отвлек их таксист.

– Сейчас, – не сводя с нее глаз, бросил он и продолжил: – Но имей в виду, без разговора я тебя не отпущу. Я, как мне кажется, неплохо тебя знаю и вижу, – новый нажим, – что творится что-то такое, о чем ты не говоришь. Ты чего-то боишься? Но ты не ломовой мужик…

– Кто? – хмыкнула она.

– Мужик, ломовой вол, тягач – не знаю, придумай сама, но ты не одна, чтобы со всем этим разбираться.

«А может, сказать ему все?» – промелькнуло в ее голове.

– Молодые люди, может, на улице продолжите? – разозлился таксист.

– Посидите три минуты спокойно, и я вам сверх заплачу.

– Алекс, хватит.

– А ничего, если чересчур много натикает? – и без помощи Лизы съязвил водитель.

– А мне без разницы… Так вот, ты, – снова нажим, – обещала мне разговор после того, как мы выйдем от Иры.

Она невольно свернула пальцы в кулак. Это Алекс считал, что она дала ему слово, а она солгала.

– Алиса, да?

«Нет».

– Элисон, хорошо? – тут он вообще слегка потряс ее руку.

«Хорошо, пусть будет еще одна ложь».

– Ладно.

– А раз «ладно», то тогда давай для начала не будем портить настроение ни себе, ни другим и пойдем купим цветы… Так, где там наши охранники? И кстати, надо бы еще у Андрея спросить, на фига он вообще приставил их к нам? – отпуская ее и протягивая таксисту две пятитысячных, машинально заметил Алекс.

И вот здесь можно было решить, что именно эти слова оказались для Лизы лишними. Но вся беда заключалась в том, что она вдруг осознала, что тот, по кому она в детстве сходила с ума, за два года научился читать ее, как раскрытую книгу. Что стал на раз раскрывать ее эмоции, как лепестки. И что он за три дня превратил ее в то, что год за годом выбивал из нее Чудотворец. Он сделал ее слабой.

Но после того, как он бросит ее (а кто простит ей ложь и тем более ее прошлое?), ей останется только мысленно попросить прощение у отца, которого за нее растерзает Зверь, и просто шагнуть под поезд…

Ей повезло. Апрель, мокрые от дождя улицы и грязь на двери такси. Спрятав в карман намеренно испачканную кисть руки, она не позволила Алексу помочь ей выбраться из машины. Затем был короткий проход через улицу к крыльцу торгового центра, три широких ступени, раздвижные стеклянные двери, забитый посетителями ТЦ вестибюль, поворот налево и через десять метров – вывеска цветочного магазина.

– Вот, – кивнула она на выставленные в витрине букеты, плюшевых зайцев, дельфинов и прочую дребедень. Но сама так и осталась стоять на месте.

Алекс по инерции сделал шаг вперед и обернулся к ней:

– Так, а ты?

– А я при выходе из машины измазалась, – она с кривоватой улыбкой («Господи, я не могу… Помоги, дай мне сил уйти от него!») показала ему выпачканную руку.

– А почему молчала? Здесь же по идее должен быть туалет. – Алекс поискал глазами указатели и, заметив характерные треугольники, сделал приглашающий жест в сторону лифтов: – Пойдем, я тебя провожу.

– Нет, давай мы не будет терять время. Ты иди цветы покупай, а я пойду отмываться.

У нее все-таки дрогнул голос. Просто если она сделает то, на что ее могут вынудить, ей вовек не отмыться.

– Элисон, – судя по виду Алекса, тот тоже сомневался, отпускать ли ее одну, – а может, я все-таки тебя провожу?

– А смысл? – уже нервничая, она пожала плечами. Впрочем, со стороны этот жест больше напоминал раздражение, а не то, что она ощущала. – Мы и так опаздываем. А если мы еще будем вместе бегать туда-сюда… Алекс, пожалуйста, иди, покупай цветы.

– А если я не то выберу? – продолжая глядеть на нее, поинтересовался чех.

– Ничего, я тебе доверяю.

Да, самое главное – это, наверно, доверие. Беда только в том, что чем больше ты доверяешься человеку, тем сильней у него возникает соблазн предать тебя. В свое время это правило выстрелило у Лизы со Зверем. Но здесь и сейчас была совершенно другая история, которая выворачивала ей мозг пониманием, КОГО она предает.

Ему бы сказать ей: «Нет» или вообще настоять на своем. Но Алекс больше не хотел с нею ссориться. Бросив на нее последний пристальный взгляд, он со словами:

– Хорошо, встречаемся здесь. Если что, я тебя подожду, – скрылся в дверях магазина.

И нить, удерживающая их, оборвалась. Посмотрев на его удаляющуюся от нее спину («прощай и забудь меня, хорошо?»), Лиза направилась к лифтам. И тут случилось то, чего она не то чтобы не ждала, но все же надеялась, что обойдется без этого. За ней шагнул один из охранников, приставленных Исаевым к Реслю.

Высокий, хладнокровный, уверенный в себе молодой человек. Развитой торс, мощные плечи. Сбитые нос и костяшки пальцев. Судя по тому, что еще в Пушкине успела заметить она, этот парень времени зря не терял: по утрам упражнялся в спортзале, а, судя по следам на его лице, тренировался еще и на спарринге. Она запомнила (а он в «Эрмитаже» сам представился ей), что его звали Алеш. И как она поняла, Алеша она раздражала. Но с учетом того, что все эти дни они не особо и контактировали, за антипатией к ней у Алеша лежало что-то, для него очень личное.

И вот здесь можно было фыркнуть: «А Вы куда?», или пренебрежительно бросить ему: «Я там и без Вас разберусь», но она ОЧАРОВАТЕЛЬНО ему улыбнулась и тут же отметила, как Новак от этого дернулся.

– Вы же проводите меня? – развивая успех, она смастерила улыбку уже до небес, прикидываясь тем, чем никогда не была – милой дурой.

– Непременно, – буркнул Новак и отвернулся.

В этот момент она быстро ощупала взглядом его плечи и торс.

«Куда бить? – пронеслось в ее голове. – Шея, корпус? Но если он перехватит удар, он сомнет меня. По прямой, в голову, в переносицу? Предположим, это сработает. Но у парня переломан нос, и есть все шансы, что если он не успеет прийти в себя, то захлебнется в собственной крови».

Между тем Новак, действуя по инструкции, проводил ее к лифтам и был даже настолько любезен, что сам нажал для нее кнопку вызова. Еще одна улыбка с ее стороны, от которой в Алеше все-таки что-то дрогнуло, напомнив старое, трепетное и больное. Поджав губы, он пропустил Лизу в зеркальную кабину, где она, на этот раз СМУЩЕННО поглядывая на него, принялась чистой рукой расстегивать пуговицы на своем светло-бежевом тренче.

Далее был спуск на нулевой этаж. Именно здесь для нее начался обратный отсчет: три… два… сейчас.

В эту секунду створки лифта разъехались, и перед ней и Новаком возник периметр полутемной парковки. Машины в отсеках стояли впритирку, что уже не первый раз навеяло ей мысли о катакомбах. Лиза первой шагнула из лифта, уводя Новака в узкий, выстроенный зигзагом отсек-коридор, разделявший помещения на дамскую и мужскую комнаты.

Оказавшись в нужной ей точке, она бросила взгляд по сторонам (понятное Новаку, в общем-то, действие, которое исполняют все, когда ступают на незнакомую им территорию) и убедилась в том, что в радиусе ближайших пятидесяти метров нет и какое-то время не будет глаз посторонних. Ровно в ту же секунду Новак увидел, как вроде бы невысокий каблук туфли той, что напоминала ему его экс, поехал вбок, и девушка, поскользнувшись, начала оседать на пол.

«Идиотка, на голом месте!» – скрипнув зубами, Новак сделал шаг к ней и, преодолевая внутреннюю неприязнь, успел подхватить ее под локоток, когда ее пальцы обручем впились в его запястье.

«Что за черт?..» Додумать он не успел. Эта стерва с внезапной силой дернула его на себя, одновременно с этим разворачиваясь на «больной» ноге, и расчетливо врезала ему по подбородку коленом здоровой.

Заваливаясь в сторону, Новак еще успел по касательной влепить ей под дых, но удар пришелся не ей в живот, а в развевающую полу ее тренча. Двигалась эта стерва оглушительно быстро. Ровно в то же мгновение она оперлась стопой о его бедро. Компенсируя разницу в росте, приподнялась над ним, неизвестным ему приемом дважды двинула ему костяшками пальцев в висок и соскользнула вниз. И едва его голова непроизвольно откинулась в сторону, обхватила рукой его за шею, одновременно с этим сдавливая локтем и плечом его шейные позвонки.

Последнее, что успел почувствовать Новак до того, как для него померк тусклый фонарь коридора – то, как эта тварь перемещает вес своего тела, чтобы он упал на бок, а не на спину, не давая ему придавить ее и погрести под собой. А потом свет для него потух…

Это была школа Зверя. Чудотворец сам оттачивал ее навыки ближнего боя. «Элизабет, запомни, в схватке побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто быстрей». Выучка Чудотворца – и, пожалуй, единственная ошибка, допущенная Исаевым. Храня в тайне секрет прошлого Лизы, он не стал рассказывать Орку, Вадиму и всем третьим другим о том, чем она могла стать. Да, Андрей догадывался, что она может сбежать, но не хотел верить в то, что она сделает это вот так. И самым горьким для него окажется преданное ею доверие.

Тем временем, уложив сползшего по стене Новака на кафельный пол, Лиза рывком распустила молнию на внутреннем кармане плаща и выдернула из него мобильный. Набрав «Андрей, твой охранник на парковке Лейпцига. Защити Алекса. Лиза», она присела на корточки, отправила свой доработанный в Праге «Нокиа» в карман куртки Новака, после чего поднялась и бегом устремилась к лестнице, ведущей наверх, в зал торгового центра. Изгоняя, как бесов, собственный страх и истерику (прошло всего две минуты, но Алекс мог купить за это время цветы), Лиза заставила себя перейти на быстрый шаг, вынырнула в забитый посетителями вестибюль и бросила взгляд по сторонам. Ни Алекса, ни Вадима у входа в цветочный не было.

На ходу застегивая плащ, она быстрым шагом перешла к распашным дверям и выскользнула на улицу. Теперь каждый пройденный ею метр убирал, отдалял ее от Алекса, разделяя их уже навсегда.

«Лиза!» – будто из далекого детства крикнула его тень.

«Нет!» – она ЗНАЛА, что это ей показалось.

Не оглядываясь, чтобы не сомневаться больше ни в чем, молодая женщина свернула за угол и снова прибавила скорость. Дальше – пол-автобусной остановки или четыреста двадцать метров до дома Исаева, которые ты, вводя дыхание в спринтерский ритм, преодолеваешь за пару минут, и перед Лизой вырос нужный ей подъезд дома Андрея. Но Исаев жил в первом, а ей был нужен четвертый.

Завернув за фасад здания, выстроенного буквой «п» (перекладину буквы образовывали подъезды номер два и три, а «ножки» – как раз эти, противоположные друг к другу подъезды), и убедившись, что нигде не маячат «гонцы» Чудотворца (за годы со Зверем она научилась вычислять их в момент), Лиза добралась до двери черного входа и нащелкала на стальной панели код, отпирающий дверь (озаботилась узнать его еще два года назад, спасибо ее «очаровательной» улыбке, на которую клюнул дворник). Зайдя в подъезд, она снова, бегом поднялась на третий этаж и вызвала лифт, чтобы выйти из него на одиннадцатом.

Дальше было чуть-чуть сложней. Найти в нижнем проеме пластикового подоконника спрятанный ключ и перейти по лестнице с одиннадцатого этажа на двенадцатый. После подняться по узкой, раскачивающейся под ногами железной, прутьями, лесенке, аккуратно открепить бумажную пломбу замка и открыть ключом люк, ведущий на чердак дома. Затем пройти по скрипящим половицам в самый дальний конец помещения мимо прокисших бумажных коробок, превратившихся в труху деревянных паллет и ржавых труб, которые успели натащить сюда дворники. Заканчивая весь этот квест, сдвинуть хлам и поднять с пола заклеенный в непромокаемую пленку рюкзак. В нем находилось ее «четыре» – пачка денег, паспорт, вещи и девайсы для преображения.

Через двадцать минут из двери черного входа на улицу вышла коротко стриженная женщина лет двадцати пяти и с сумочкой, болтающейся у бедра, направилась в сторону автобусной остановки. Дальше будет билет до Эдинбурга».

«Пойми и прости, Андрей. Храни Алекса». – Лиза уходила в ночь, унося с собой воспоминания об ослепительном счастье, оставшемся в ее прошлом.

Она не узнает, как после того, как ее смс-ка долетит до Исаева, тот, побледнев и продергивая руки в рукава куртки, бросит Самойловой, рванувшей было за ним:

– Нет, ты останешься дома.

Она не узнает, что Ира попытается его остановить:

– Я тебя не отпущу.

– Ир, не сейчас. Пожалуйста!

– Андрей!

Она не услышит, как Исаев, впервые за годы потеряв самообладание, рявкнет:

– Все!.. Я сказал.

И как, захлопывая за собой дверь, злой и расстроенный Андрей отдаст Орку приказ:

– Не смей выпускать ее из дома.

Она не увидит, как Исаев, стараясь не думать о том, чем закончится этот конфликт (и так понятно, что в этот раз уютной домашней ссорой Ира не ограничится), бегом понесется к «Лейпцигу», на ходу вызванивая Вадиму:

– Бери Алекса и немедленно дуй с ним на подземный паркинг.

И как в луже у ТЦ будет лежать букет роз, который отшвырнет от себя Алекс, поняв, что Элисон ушла. И как он, выбежав на улицу, будет ее искать:

– Элисон, Алиса – лИса! – накрывая ее тем, услышанным ею эхом.

Ей не дано будет увидеть, как Вадим, в конце концов уговорив Алекса («Вы все равно ее сейчас не найдете»), буквально затащит его в лифт, чтобы, не отпуская уже от себя, спуститься с ним вниз и найти на парковке более-менее пришедшего в себя Новака. И как Вадим вместе с Алексом будут его поднимать. И как Новак, сев на кафель и мысленно матерясь, примется ощупывать наливавшиеся болью шею и подбородок. И как Ресль, еще не понимая, что на самом деле произошло, увидит, как Новак внезапно потащит из кармана куртки «Нокиа» Элисон. Но едва чех сделает движение, чтобы забрать ее телефон, как Исаев, ворвавшийся в эту минуту на парковку ТЦ, отведет его руку и осторожно вынет «Нокиа» из трясущихся от гнева пальцев Новака. И как после этого побледневший Андрей вроде бы выдохнет и опустит ее мобильный в свой брючный карман.

Она никогда не узнает, как Исаев, бросив взгляд на Алекса, который опять привалился к стене, отведет в сторону Вадима и Алеша.

А потом случится короткая разборка между охранниками и Исаевым:

– Андрей, пойми, тут никто не виноват…

– Андрей, мать твою, здесь же все облажались!..

– Понимаю. После поговорим. Да, заодно в травмпункт его отведи, – кивок Вадиму на Новака, вот и весь ответ.

Но едва эти двое, разочарованные и усталые, скроются в лифте ТЦ, как на парковке появится запыхавшаяся жена Орка, Рената.

– Андрей, все целы? – добежав до Исаева, глухим голосом спросит она.

Но самое интересное, что за ней шаг в шаг будет следовать пара оперативников «Альфы».

«То есть Ладо остался с Ирой плюс оставил в квартире, с ней и собой еще одного, а двух других пригнал ко мне?» – промелькнуло в голове у Андрея.

– Просто Ладо мне сказал, что… – продолжала Рената.

– Что происходит? – внезапно и тихо произнес чех, но его на удивление жесткий тон произвел эффект взорвавшейся бомбы.

– Я тебе дома отвечу, – уклонился от прямого ответа Исаев.

Ресль, который все это время предпочитал стоять, прислонясь спиной к шершавой стене коридора, вскинул голову – и, чуть громче:

– Андрей, что происходит?

– Всё дома, я тебе говорю.

– Я тебя спрашиваю, что, черт возьми, здесь происходит?!

Поглядев на мрачного Исаева и бледного, как смерть, Алекса, выговаривающего слова на неизвестном ей чешском, Рената, чтобы не загораживать Андрею обзор, немного сдвинулась в сторону. Рядом с ней за спиной Исаева замерли ребята из «Альфы».

«Ладно, хорошо», – Андрей вздохнул.

– Если в двух словах, то Элисон Грейсон – это Лиза Домбровская. – Исаев тоже перешел на чешский язык.

Алекс посмотрел на него, как на обезумевшего. Открыл рот, пытаясь что-то сказать. Затем сделал глубокий вдох и глотнул воздух:

– Еще… раз?

– Элисон никогда не существовало. С тобой находилась Лиза.

Алекс прикрыл глаза, затем опять привалился к стене, потер ладонью лицо – и, не сводя немигающего взгляда с Исаева:

– Я… я тебе не верю.

– Придется. Это дочь Домбровского.

В этот момент в голове Алекса образовалась белая вспышка.

Девушка, которая с первого взгляда сумела его угадать…

Девушка, словно знавшая его много лет и умевшая заглянуть ему в душу…

Девушка, невероятная, неповторимая, которая все эти годы была рядом с ним, но отвергала малейшие попытки к сближению…

Все медленно и неуклонно вставало на свои места. Но как поверить в то, чего быть просто не может?

– Андрей, у Элисон другая внешность, – Алекс все еще пытался сопротивляться.

– Пластика. Я покажу тебе ее настоящее лицо, я тебе обещаю.

– Лиза была натуральной блондинкой. Элисон – шатенка.

– Краска или оттеночный шампунь.

– У Элисон серые глаза.

– Скорей всего, это линзы.

– Бред, Андрей! Ты сам понимаешь, что это – бред?!

– На ее «Нокиа» есть отпечатки пальцев. Дома сам сравнишь их с теми, что на ее письме, которым она вытащила тебя из тюрьмы.

– И ты… – Алекс, трясясь от гнева, оторвался от стенки. Но в его зеленых глазах возникло что-то такое, от чего Исаев невольно собрался, – зная все это, заманил ее сюда с моей помощью?!

– Андрей! – взвизгнула Рената, когда в лицо Исаеву полетел кулак чеха.

Самое жуткое заключалось в том, что ничего театрального в этом не было. Только отчаяние и чистая ярость к другу, которому ты безоглядно доверял, и который тебя так подло использовал. Исаева спасла только реакция. Отклонившись, он перехватил руку Алекса и машинально вывернул ее, удерживая bro на расстоянии, недостаточном для повторного удара левой. Прием был довольно болезненным, но Ресль даже не охнул, только скривился:

– Отпусти руку… Отпусти, я сказал! Больше не трону.

– Господи боже! – ахнула Рената. – Андрей, за что он тебя?

– Да так, было дело. Оставь, он сейчас успокоится. – Исаев, поймав напряженные взгляды своих, мотнул головой: «Не вмешивайтесь».

Он разжал пальцы. Алекс потер запястье, на котором расцветал кровавый синяк.

– Пойми, я был должен, – извиняясь за сделанное, попросил Андрей. – Ее ищет отец.

– А мне до лампочки, кто ее ищет. Когда я найду ее, я сам с ней поговорю.

– Ребята, вы идите к лифтам, мы минут через пять к вам подойдем, – на автомате, прислушиваясь к долетевшим к ним с лестницы голосам, предложил Исаев. Тем временем пара юнцов, привлеченная разгоревшимся скандалом, спустилась вниз по ступеням. Взглянув на группу взрослых людей, явно необрадованных их появлению, они тут же и уже без смеха отправились к своей машине.

– Хорошо, мы вас подождем, – Рената проводила взглядом «детей».

– Почему ты мне ничего не сказал? – глядя вслед удаляющимся оперативникам, глухо спросил Алекс.

– А я знал, какой будет твоя реакция от этого известия? Может, ты полез бы ее душить, – пытаясь обратить в шутку их первый в жизни серьезный конфликт, усмехнулся Андрей.

– Возможно. Но с этим мы с ней без тебя разберемся.

«Что ты сказал?» – только в этот момент Исаев наконец осознал, ЧТО именно говорил ему чех.

– Ты даже не знаешь, какой она стала, – помедлив, честно предупредил Андрей.

– Еще раз: возможно. Но это уже ничего не меняет. Я больше ее не брошу.