Читать книгу ~ А. Часть 1. Отношения - Юлия Кова(ль)кова - Страница 4

Январь 2017 года, Москва.

1.

Телецентр «Останкино», запись ток-шоу «Время говорить».

«Интересно, это чем же я тебя поразил, что ты на меня так смотришь?»

Я сижу на невысоком подиуме, в синем кресле между двух чуваков (Репин и Бастрыкин, познакомился с ними в гримёрке – так, ничего особенного, звезд с неба они не хватают) и с любопытством разглядываю девушку, замершую напротив меня. Первое, что приходит мне в голову – вот вполне стильный look современной версии Мэри Поппинс (гладкая прическа, строгий, в талию, брючный костюм, каблук, ненавязчивый макияж). Впрочем, для сказочного персонажа у девушки слишком длинные ноги, небольшая, но вполне заметная грудь и, для женщины, довольно высокий рост. Очень светлые волосы и очень белая кожа. Или это погрешности грима? Вспомнив про Алика, тихо хмыкнул и продолжил рассматривать девушку дальше.

У неё интересное лицо. Не то, чтоб оно убивало своей красотой наповал, но оно какое-то очень правильное, запоминающее, я бы сказал – из той породы, что, как мне кажется, просто нарисовать, хотя в нём нет никаких заезженных телевидением штампов. Даже лёгкая асимметрия черт не портит его, скорей, подчёркивает его индивидуальность. И при этом мягкие губы и серые, настоящие северные глаза, большие, вдумчивые и глубокие. Правда, сейчас они смотрят на меня несколько настороженно, чем окончательно и наводят на мысль, что это не Мэри Поппинс, а мисс ведущая нашего ток-шоу. Как там Алик сказал, её зовут? Ах да, Саша Асмяэ. «Вернее, Аасмяэ», – мысленно исправляюсь я, потому что в эстонских именах вроде надо растягивать гласные. «Интересно, какой у неё голос?» Мне почему-то кажется, что он должен быть низким, грудным, с такой эффектной хрипотцой, которая делает чувственным любой пассаж, и от которой смешные фразы кажутся ещё смешнее.

А теперь главный вопрос. Она мне нравится? Да. И, встреться я с ней в каком-нибудь другом месте, я бы, как минимум, обернулся. Но то, где я сейчас нахожусь (а главное, каким образом меня заманили сюда), в корне меняет всё дело.

– Внимание, студия, обратный отсчёт! – командует голос в динамиках.

Зрительный зал медленно погружается в тишину. Мужчины прекращают с любопытством оглядываться вокруг, женщины – судорожно поправлять платья. Те, кто сидят в первых рядах, пытаются принять позу, которая, на их взгляд, будет выигрышно смотреться в кадре. И в общем и целом, всё это чем-то напоминает базар невест, на который вот-вот заглянет султан, чтобы выбрать себе наложницу. Между тем чувак в синей футболке с надписью «LEVA» на спине бросает последний взгляд в зрительный зал и быстро уходит с подиума. Я ощущаю, как начинает волноваться сидящий слева Репин, как подбирается в кресле Бастрыкин, но самое интересное заключается в том, что эта команда моментально приводит в чувство ведущую.

Эстонка мгновенно успокаивается, сухо и вежливо кивает мне. Эффектно крутанувшись на каблуке, разворачивается лицом к зрительному залу – и я утыкаюсь глазами в её точёную задницу. Сижу и нахально рассматриваю её. Почуяв неладное, Аасмяэ профессионально и ловко, из-за плеча бросает на меня взгляд. Поскольку я не посчитал нужным отвести глаза от того, что так меня занимало, эстонка, сообразив наконец, куда это я уставился, едва заметно вздрогнула и тут же заняла такую позицию перед камерой, чтобы я прекратил на неё пялиться, а она бы могла не спускать глаз с меня.

«Ах так?» Усмехнувшись, закидываю ногу на ногу. Аасмяэ, прищурившись, как-то чересчур подозрительно фыркает.

– Внимание, студия, запись! – командует тот, кто навечно поселился в динамиках, и тут зрительный зал, и подиум, и меня накрывает музыкальная заставка такой оглушительной мощности, что мне чуть не сносит черепную коробку. Пока я оглушенно трясу головой, пытаясь сообразить, не разорвало ли мне барабанные перепонки и не пошла ли у меня кровь из ушей, эстонка хмыкает, поворачивается лицом к камере и начинает вещать звучным, низким, хорошо поставленным голосом, в котором прослеживается на удивление точно угаданная мной хрипотца:

– Добрый день, это Александра Аасмяэ и наше ток-шоу «Время говорить». Сегодня мы будем беседовать о том, какое место занимает в нашей жизни телемедицина, а заодно, и попытаемся разобраться в том, сможет ли это новое направление повысить качество диагностики и мониторинга здоровья граждан?

«Господи боже, кто ж тебе этот бред-то писал?» Фыркнув, закатываю глаза. Аасмяэ практически одновременно со мной делает шаг в сторону и полностью закрывает меня от камер.

«Что за чёрт?» Невольно заинтересовавшись, а что, собственно, происходит, начинаю внимательно приглядываться к останкинскому зазеркалью. Цепляю взглядом табло с потухшей надписью: «Аплодисменты», горящие красным глазки шести камер, напоминающих футуристические летательные аппараты, установленный на маленькой площадке навороченный пульт с сидящей за ним женщиной, черный пузырёк микрофона, прикреплённый к груди Аасмяэ (к слову, у нас с Бастрыкиным и Репиным на лацканах точно такие) и, наконец, замечаю маленький, телесного цвета наушник в её розовом ухе.

И тут до меня доходит, что где-то здесь, совсем рядом со мной, находится тот, кто всем здесь управляет. Но первой по значимости на площадке всё равно останется эта эстонка, потому что в отличие от дикторов новостных передач, которые в кадре статичны и следят только за тем, что читать с суфлера и правильно ставить в словах ударения, эта Саша Аасмяэ еще и двигается, а значит, будет следить не только за тем, чтобы самой каждый раз смотреть в нужную камеру, но и наблюдать за зрительным залом, за гостями, за мной. А это – профессионализм уже высшей марки. И значит, как бы я ни старался довести эту Сашу до ручки, у меня ничего не получится. Просто не выйдет – и всё.

Итак, мой первоначальный план провалился, и мне срочно нужен другой план. Пока я перебираю в голове все имеющие у меня варианты (из которых самой заманчивой выглядит мысль достать телефон и начать делать селфи на фоне Аасмяэ, а самой разумной – не дёргаться и подождать, куда кривая вывезет), эстонка продолжает уверенно вещать:

– … и ответить на эти вопросы нам помогут специально приглашённые гости. Это, – отточенный поворот головы, выверенный взмах руки, – Юрий Михайлович Репин, руководитель департамента информатизации Министерства здравоохранения. Многим из вас господин Репин известен как автор законопроекта о телемедицине, созданного совместно с нижней палатой парламента.

На табло загорается надпись: «Аплодисменты». Зрительный зал (человек сто пятьдесят) принимается дружно хлопать в ладоши. Какой-то идиот в первом ряду даже кричит с места: «Браво!» Побагровевший от удовольствия Репин пытается привстать и одновременно кивнуть, но Аасмяэ с доброй улыбкой старой знакомой чуть прикасается ладонью к его плечу, отчего Репин, побагровев ещё больше, послушно падает в кресло. А эстонка уже разворачивается к Бастрыкину:

– … а также Юрий Иванович Бастрыкин, депутат, представитель партии «За новое Отечество» и председатель общественного комитета при Институте развития интернета. Юрий Бастрыкин также является автором законопроекта о телемедицине, но созданного совместно с Институтом развития интернета.

Бастрыкин, к тому моменту уже успевший по-хозяйски раскинуться в кресле, снисходительно улыбается и машет рукой зрителям. Зрительный зал остервенело купает его в овациях. Аасмяэ отступает назад, доброжелательно глядит на меня, на меня наезжает камера, я ощущаю, как на моей шее всё туже затягивается петля, и настроения мне это не добавляет. А эстонка уже поет:

– … и, наконец, хорошо известный многим из вас врач … – («Врёт, я врач, многим из вас не известный.») – уникальный кардиохирург… – («И не уникальный.») – ведущий специалист телемедицинского центра Научного центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева, разработчик передовых методик Арсен Павлович Сечин.

Зрители и меня осыпают аплодисментами. Тот же, что и в первый раз, идиот снова кричит: «Браво!», а Аасмяэ глядит на меня с такой широкой и доброй улыбкой, словно только что сделала мне поистине царский подарок. Правда, её улыбка (как и аплодисменты) довольно быстро скисает, когда я в ответ всего лишь равнодушно киваю. «Давай, давай, посоветуйся со своим наушником, что тебе дальше делать?» – злорадно думаю я, с удовольствием наблюдая, как эстонка чуть-чуть, но задергалась. Но, видимо, наша Саша надолго никогда не теряется, потому что немедленно переводит улыбку из разряда «дружеских» в категорию «сугубо профессиональных» и, развернувшись к пятой камере, продолжает вещать:

– А для начала давайте посмотрим сюжет, который поможет нам разобраться, что же такое телемедицина?

В зале медленно гаснет свет. Ловлю на себе внимательный взгляд эстонских больших серых глаз, и, игнорируя его, утыкаюсь в плазму. А на экране, под заунывный китайский напев уже появляется небольшая полутёмная комната, украшенная иероглифами, веерами, фонариками и драконами, где в истоме, в окружении красных фонариков на полу раскинулась какая-то полураздетая тетка, что наводит меня на мысль о китайском доме терпимости. При этом к запястью тётки почему-то привязана длинная красная нитка, другой конец которой цепко держит в руках древний китайский старик, скорчившийся на коленках. «У старикана с теткой, видимо, не получилось, и он ей за это руку сейчас оторвёт», – ехидно думаю я.

– Ещё в незапамятные времена, – между тем начинает читать за кадром мужской сахарный голос, – китайские врачи могли, даже не прикасаясь к больному, всего лишь по биению его пульса определить характер заболевания, что и положило начало такой современной науке, как телемедицина.

«Ага, – быстро соображаю я, – старик у них, значит, врач. А тётка в истоме на полу, видимо, больная, которую никто не смеет трогать руками, кроме ее мужа. Ну-ну, и что дальше?» Пока я с интересом ожидаю, чем закончится эта телевизионный маразм, на экране, в комнате, где лежит тётка, появляется зловещего вида мужик, обряженный в золотую робу, очень напоминающую древнерусский сарафан, и с громоздким квадратным сооружением на башке, по виду очень тяжелому. Очевидно, по задумке того, кто это снимал, мужик и является тётковладельцем, поскольку при виде его тётка испуганно вздрагивает, но, спохватившись, принимает жалобно вздыхать и томно приподнимает голову. Мрачно покосившись на тётку, актер, играющий мужика, переводит взгляд на старикана и так по-свойски ему кивает, точно спрашивает: «Ну, как она?» Старик почтительно клюёт носом, встаёт с коленок и бодро трусит к мужику вместе с ниткой, забыв, что к нитке привязана тётка.

Чем в итоге закончилась эта ахинея, я так и не узнал, потому что пока я, прикрыв лицо рукой, тихо сам с собой угорал, на плазме появилась до боли знакомая мне больница в городе Осло, в которую я под новый год мотался в командировку, чтобы прочитать норвежским врачам лекцию о тетраде Фалло и которую голос за кадром почему-то упорно именовал Норвежским телемедицинским центром.

– И все же родиной современной телемедицины считается именно Норвегия, – продолжает голос за кадром, и я, окончательно забив на останкинские телеглупости, прикрываю глаза и принимаюсь раздумывать над тем, что меня ждет завтра. Во-первых, завтра, с утра меня ожидает сложная четырехчасовая операция сорокашестилетней женщины из Кисловодска с приобретённым пороком сердца. Во-вторых, опять же завтра, мне надо посмотреть мужчину из Ижевска с дефектом межжелудочковой перегородки. В-третьих, и тоже завтра, мне нужно каким-то чудом успеть попасть в поликлинику, которую обслуживает «Бакулевский», чтобы принять участие в обследовании пациента из Санкт-Петербурга с вторичным инфекционным эндокардитом. В-четвертых, когда мне завтра (или послезавтра) будет звонить Юлия, надо не забыть снять трубку, чтобы попросить её раз и навсегда забыть дорогу в мою квартиру. В-пятых, пора бы мне, наконец, перестать связываться с малолетками типа Женьки, иначе это всё плохо закончится. В-шестых, чтобы это всё не закончилось ещё хуже, нужно в ближайшее время найти себе нормальную любовницу – самодостаточную женщину, которая не будет ждать, что кто-то сделает её жизнь сказкой, а значит, не будет мне мозг выносить всё то недолгое время, что нам отведено быть вместе. А в-седьмых…

– Услуга: вот что важно! Телемедицина – это, прежде всего, услуга для пациентов, – врывается в мои уши мужской баритон и скрип кресла слева.

Очнувшись, вскидываю глаза. Ослепительно-яркий свет. Жадные красные глазки телекамер. Серебристый подиум, синие кресла, плазма с рубленой надписью: «Время говорить». Зрительный зал, напряженно всматривающийся в сцену. И девушка в синем костюме, замершая напротив меня. Очень светлые волосы и очень пристальный взгляд, которым она рассматривает меня. «Что ей надо? Ах да, я же в „Останкино“…» Поморщившись, дёрнул запястьем, покосился на часы. Ничего себе, оказывается, прошел почти час, как я напрочь выпал из съёмочного процесса!

– Удобство для населения – вот что важно! – продолжает надрываться всё тот же голос слева. Оборачиваюсь: оказывается, голосит Репин. Поймав мой взгляд, Репин проникновенно глядит на меня: – Вы со мной согласны?

Вместо ответа молча пожимаю плечами. Не найдя во мне даже элементарного человеческого участия, Репин раздражённо трясет щекой и поворачивается к Бастрыкину.

– А вот вы знаете, – запальчиво, явно напрашиваясь на дискуссию, начинает Репин, – что дистанционная консультация выгодна, потому что она почти в пятнадцать раз дешевле поездки пациента, живущего в Екатеринбурге, в Москву. Да любой в студии, – отеческий тон и проникновенный взгляд, устремлённый в зрительный зал, – может себе позволить воспользоваться этой услугой. – Новый разворот к Бастрыкину и едкий прищур, обращённый на него: – Так почему же вы не даёте ей ход?

– Простите, а я правильно понимаю, – ловко (и главное, своевременно) вмешивается Аасмяэ, – что в случае необходимости сопровождения пациента медицинским работником в Москву стоимость поездки удваивается?

– Ну да, – теряется Репин, – но…

– Тогда цифры, указанные вами, не совсем точны. Впрочем, предлагаю послушать мнение специалиста. – И тут эстонка обращается ко мне: – Арсен Павлович, а что вы можете сказать относительно преимуществ этой услуги?

«А я могу сказать только одно: у того, как вам тексты писал, предметные знания на обе ноги хромают». Но поскольку включаться в этот дискурс мне совершенно не хочется, то я снова пожимаю плечами.

– Неужели вам нечего добавить? – Аасмяэ удивленно приподнимает светлую бровь.

– К сказанному вами – нет, – чрезвычайно любезно парирую я, и в зале слышится смех.

– Ну что ж, будем считать, что ваше мнение мы услышали, а более развернуто вы выскажитесь чуть позже, – ювелирно подставляет меня Аасмяэ и дружелюбно улыбается Бастрыкину: – А вы, Юрий Иванович? Как вы считаете, какие преимущества телемедицины сегодня являются основными?

– А я, – манерно откидывается в кресле Бастрыкин, – могу повторить только то, что уже не раз говорил: сегодня во главу угла любой отрасли надо ставить технологии. И бюджет нужно пускать не на расширение глобальных телемедицинских центров… – осторожный взгляд на меня, оценивающий мою реакцию, – а на повсеместное качество связи и обучение медиков, потому что надеяться, что телемедицина разовьётся без этого, это, простите, нелепо. К тому же, у половины врачей, – новый, уже насмешливый взгляд, брошенный в мою сторону, – повальное незнание технологий.

«О, вот и по нашему брату проехались!» Откровенно говоря, очень хочется врезать ему в ответ не менее остроумной фразой о том, что у чиновников, занимающихся развитием медицины, нет даже элементарного медицинского образования, но лезть в эту свару мне абсолютно не хочется, так что я продолжаю безмятежно покачивать ногой, разглядывая подиум.

– И что же вы предлагаете? Заморозить социально-значимый проект, пока вы будете наращивать технологии? – невинно замечает Аасмяэ и снова берется за меня: – А вы как считаете?

– А вы считаете, что моё мнение что-то изменит? Законопроекты ведь не с врачами обсуждают, а с теми, кто Интернет прокладывает, – не менее невинно говорю я, и в зале снова слышится смех.

– Во врач даёт! – доносится с первого ряда.

– Вот! Вот такой несерьёзный подход медицинских работников и приводит к тому, что у нас нет и не будет таких замечательных врачей, как в той же Норвегии. И это их специалисты будут к нам приезжать и нас учить, – выстреливает в меня Репин.

«А вот интересно, – думаю я, машинально его разглядывая, – а когда ты сам, чувак, последний раз был в городской поликлинике? Не в той, что обслуживает твой Минздрав, а в самой обычной, бюджетной? Или мне тебе рассказать, как там врачи ухитряются отработать по три смены подряд, да еще и больных на дому обойти?»

– Ай, да поймите же вы наконец, что без технологий сегодня ничего не построишь! – Бастрыкин небрежно машет рукой. – Мы и раньше без технологий отставали, а сейчас отстаём тем более.

– То есть, пока вы будете прокладывать свой Интернет, пенсионеры умереть должны? – взвизгивает Репин.

– Да пенсионеры скорее умрут благодаря вашим минздравовским инициативам, – мстительно парирует Бастрыкин.

– Ну что ж, у нас разгорелась непростая дискуссия. Ну, а я хочу еще вам напомнить, что наша передача посвящена телемедицине, как услуге для граждан, так что я бы попросила экспертов придерживаться заданной темы, – снова весьма своевременно подает голос Аасмяэ.

«А, в-седьмых, – внезапно приходит мне в голову, – было бы очень неплохо найти себе кого-то, похожую на эту эстонку».

И вот, пока Аасмяэ занята тем, что разводит по углам шипящего от обиды Репина и самодовольно ухмыляющегося Бастрыкина, я принимаюсь уже откровенно её разглядывать. С лицом и фигурой всё ясно, в общем, не придерёшься, но что у неё за душой? Этого я не знаю, хотя, исходя из того, что я видел, она умна и сообразительна, и даже мне не дала сбить себя с толку. Действует так, что не забивает гостей, но при этом практически моментально находит способ вывернуться и продолжить это в общем, бездарное во всех смыслах слова ток-шоу так, чтобы оно хотя бы в кадре выглядело достойно. Такие люди не могут не вызывать уважения.

«Вот на этом давай-ка и остановимся, – разбивает мои мысли голос моего разума. – И давай договоримся больше не забывать, что мечтать в тридцать шесть – это нормально. Ненормально в тридцать шесть лет забывать о том, что у тебя есть тайна и одно очень простое правило: никогда не иметь дела с журналистами».

Ну что ж, мой внутренний голос абсолютно прав, и я отвожу от эстонки глаза. За неимением лучшего принимаюсь рассматривать зрительный зал, подиум, декорации, Репина и Бастрыкина, снова взявшихся рвать друг друга. И тут Аасмяэ, очевидно, решив, что раз я смотрел на неё, то мне от неё что-то нужно, начинает осторожно перебираться поближе ко мне. Пристроившись рядом с моим креслом, чуть наклоняется и, не меняя выражения лица, одними губами спрашивает:

– Арсен Павлович, вы хотите высказаться? Хорошо, как только Юрий Иванович закончит, то я обязательно дам вам слово…

«Интересно, что у неё за духи? Впрочем, какая разница…»

– Нет, не хочу. Простите, а когда съёмки закончатся? Просто мы уже два часа тут сидим…