Читать книгу Джаханнам, или До встречи в Аду - Юлия Латынина - Страница 4

Пригородная электричка привезла Висхана Талатова на приморский вокзал около десяти утра. Смуглый жилистый чеченец выпал из нее вместе с огромными пластмассовыми кулями, которые тащили на себе китайские торговцы: прямо у вокзала располагался городской рынок.

Поток китайцев побежал на рынок. Они были как муравьи, которые тащат гусеницу вдвое больше себя. Висхан остался стоять на платформе, слегка щурясь и разглядывая разбитые стеклянные буквы вокзала.

Когда китайцы схлынули, Висхан увидел несколько пожилых женщин, стоявших у конца платформы с самодельными плакатиками. Плакатики извещали о том, что женщины сдают комнаты на ночь.

Чеченец подошел к одной из женщин.

– Сколько комната? – спросил Висхан.

– Я черным не сдаю, – ответила женщина, – вон, Олька сдает. Иди к ней.

Но и Олька комнаты не сдавала – она уже сговорилась с китайцами.

В конце концов Висхан договорился с пожилым стариком: тот сдавал комнату пятерым азербайджанцам, и Висхана брали шестым. Висхан уже сунулся в карман за деньгами, когда на его плечо опустилась рука:

– Документы.

Висхан оглянулся.

Сзади стоял молоденький лейтенант и глядел на него, как кот на лягушку. Съесть не съем, а замучаю. За лейтенантом стояли еще двое, в мышиных милицейских кителях.

Висхан протянул паспорт.

– Что у тебя паспорт грязный, как у покойника? А регистрация есть?

– Дальше, в паспорте, – ответил Висхан.

Лейтенант перелистал книжечку и заметил подоткнутую под корочку тысячу рублей. Рубли он аккуратно изъял, положил в карман.

– Пошли с нами.

Висхан попятился. Милиционер щелкнул затвором.

В отделении обыск продолжился. У Висхана изъяли две тысячи долларов, перетянутых резинкой, и небольшую пачку рублей. Из верхнего ящика стола дежурный вынул небольшой пакетик с белым порошком и тоже записал его как изъятый у Висхана.

Висхан попытался сказать, что пакетик не его, и получил милицейской дубинкой по почкам. Последний удар, который он помнил, был сапогом по челюсти. Не то чтобы милицейский лейтенант так хорошо владел кикбоксингом, просто Висхан к этому времени долго лежал на полу.

Когда Висхан очнулся, руки у него были скованы, и под головой вместо подушки была бетонная плита пола. За прутьями обезьянника шла обычная жизнь: дежурный беседовал с бабой, у которой вытащили кошелек, лениво бубнила на столе рация да привокзальная проститутка лет пятидесяти прихорашивалась на колченогой скамейке перед дерматиновой дверью в кабинет начальника.

В обезьяннике были два бомжа и молодой человек несколько необыкновенной наружности: дорогая кожаная куртка с оторванным воротом, синяк в пол-лица и гаванская сигара в зубах.

Висхан приподнялся, ощупал синяки и сел. Менты раздавили часы у него на руке, но судя по тени от окна камеры, он был без сознания часа четыре. Наступало время намаза, но совершить омовение было негде, и Висхан сидел неподвижно, прикрыв веки. Кожаный все так же курил сигару. Дежурная по вокзалу громко объявила об отправлении поезда «Кесарев-Владивосток».

– С поезда сняли? – спросил кожаный.

– Нет. На вокзале был.

– А чего на вокзал пришел?

Висхан подумал.

– На электричке приехал.

– У них тут бригада, – сказал кожаный, – по китайцам работают. Китайцы здесь бабки зарабатывают, а регистрации у них нет. Вот когда китаец домой едет, они в поезд заходят и бабки стригут. У тебя забрали?

– Да.

– Много?

– Две штуки.

Кожаный присвистнул.

– Че, ограбил кого?

– Не. Откуда ехал, там дали. Вышвырнули из ворот и денег на дорогу дали.

Кожаный шумно завозился, потом затряс решетку:

– Эй, командир! В сортир сходить дай.

Вернувшись из сортира, сообщил:

– Я Серега.

– Висхан.

– У меня тоже бабло взяли. Котлы забрали, суки. Все забрали. Мобилу забрали, ствол вынули.

– А ты за что попал?

– С мусорами подрался, – сказал Серега. – Сейчас человек подъедет, решит вопрос. Тут в прошлом месяце эти менты пьяного подобрали, без денег, но с карточкой. Нефтезавод-то на карточки бабки платит. Так они ему ноги сломали, показалось, что он код им неправильный сказал. А это просто в банкомате денег не было. Ноги сломали. Прикинь. Как у вас в Ханкале.

– Нет, – сказал Висхан, – здесь не как в Ханкале. В Ханкале проверяют плечо, а эти – карман.

– А почему проверяют плечо? – спросил парень.

– Потому что на нем синяк от приклада.

Серега внимательно посмотрел на Висхана.

Спустя полтора часа решетка обезьянника распахнулась, и в ней нарисовались два мента, и за ними – светловолосый парень в черной рубашке:

– Ты! На выход.

Сергей поднялся и вышел. Решетка захлопнулась. Висхан остался сидеть в углу.

Замок снова лязгнул через двадцать минут.

– Эй, ты, черножопый, выходи.

Когда Висхан поднялся, ему показалось, что кто-то изнутри ткнул ему вилкой в почки. В коридоре стояли Сергей и светловолосый.

– Пошли, – сказал светловолосый.

На вечереющей улице их ждал черный «ниссан-патрол» с битой задней фарой. За рулем сидел молодой парень с голодными глазами наркомана.

Висхан сел на заднее сиденье. Глаза его оставались такими же равнодушными, как в камере.

Спустя пять минут джип остановился перед небольшим ресторанчиком. Висхан кое-как омыл руки и ноги, а потом попросил позволения уйти в один из отдельных кабинетов, отгороженных от общего зала резной решеткой. Когда он закончил молиться, он увидел, что в дверях кабинета стоит Серега и смотрит на него с брезгливым любопытством.

– Слышь, тут все тебя ждут, ты че, погодить не мог?

Висхан поглядел на него непроницаемыми антрацитовыми глазами.

– Ты когда хочешь есть, что делаешь?

– Ем.

– А что ты думаешь, должно быть важнее для человека – съесть кусок хлеба или поговорить с Аллахом?

Серега пожал плечами и вышел.

Еду для всех принесли в общий зал. Висхан ел размеренно, как машина. После шести часов в обезьяннике он вовсе не был голоден. Еда в желудке для Висхана была то же, что патроны в винтовке – средство сражаться. Разве винтовка может быть голодна? Ей просто нужны патроны.

Чеченец съел все, включая хлеб, и замотал головой, когда ему предложили пиво.

– Не пью, – объяснил Висхан.

Беловолосого звали Мишей, а кличка его была Бонсай.

– Слышь, – спросил Миша, – они с тебя правда две штуки сняли?

Висхан кивнул.

– Откуда бабки? – спросил Сергей.

– Родич дал.

– Кто?

– Его для меня больше нет, – сказал Висхан, – я к нему за помощью пришел, а он денег дал и выкинул. Он не человек. Он шайтан.

– Регистрация есть?

– Нет.

Сергей помолчал.

– Я тебе регистрацию сделаю. Ты мне должен будешь.

Висхан кивнул.

* * *

Расставшись с Висханом, Серега еще некоторое время обсуждал дела с человеком по имени Миша Бонсай, а потом закрылся в туалете и долго и с сожалением разглядывал огромный, нежно-сизый синяк. Синяк был настоящий и никуда деться не собирался.

Затем Сергей погрузился в свой собственный джип, сделал Мише ручкой, – и через пятнадцать минут уже входил в каменное четырехэтажное здание с вечно задернутыми шторами на окнах – здание управления федеральной службы безопасности по Кесаревскому краю.

В кабинете Серегу ждали трое сотрудников «наружки», которая сегодня утром пасла Висхана с той самой минуты, как он покинул загородный дом Касаева. Работа оказалась нелегкой.

Все полагали, что Висхан уедет на машине. На этот случай у «семерочников» был заготовлен дорожный патруль, который должен был арестовать Висхана и препроводить в камеру, где тот и должен был познакомиться с Серегой. Из-за того, что Висхан поехал на электричке, спешно пришлось пересаживать Серегу в другую камеру и привлекать к операции вокзальных ментов. И хотя у старшего уполномоченного краевого управления ФСБ майора Сергея Михайловича Якушева был с собой полный набор документов прикрытия, включая бордовую ксиву капитана милиции Сергея Анатольевича Куренкова, оставленный широкий след был ему не по душе.

– Как с ментами? – спросил Якушев.

– Менты уже все забыли, – отозвался один из сотрудников «семерки», – а тебя начальство ждет.

Составление рапорта заняло полчаса. В восемь майор Якушев доложил Рыднику:

– По вашему заданию группа провела оперативную комбинацию по выявлению преступных связей объекта. Зафиксирован контакт объекта с местным авторитетом по кличке Бонсай. С учетом нашего внедрения в банду Бонсая прошу разрешения на проведение оперативной игры.

– Хорошо, – сказал Рыдник, – принеси мне план.

Сергей Якушев провел в здании еще около часа. Тысячу долларов, которую отдали менты, наружка поделила между собой. Для них это были большие деньги. Якушев дал группе инструкции на завтра и покинул здание к девяти.

Когда он выходил на улицу, невысокий черноволосый водитель, сидевший за рулем припаркованного в ста метрах «мицубиси», встрепенулся и взялся за фотоаппарат. Мощная цейссовская оптика легко запечатлела старшего оперуполномоченного ФСБ Сергея Якушева на выходе из здания, так же, как три часа назад тот же водитель запечатлел белобрысого Серегу в компании с Висханом и Мишей Бонсаем.

* * *

Руслан Касаев беседовал в своем офисе с представителями Духовного Управления мусульман Дальнего Востока, когда раздался звонок по селектору:

– Руслан Абусалимович, к вам директор фирмы «Вартан». Александр Викторович Колокольцев. Договор мы подготовили, как вы велели.

Секретарша имела строгую инструкцию. Если с Русланом сидели русские, она должна была говорить «Руслан Александрович». Если это были мусульмане, то она должна была говорить «Руслан Абусалимович». Корейцы, японцы и американцы приравнивались к русским.

– Заведите его в переговорную.

Руслан встал и поклонился собеседникам. Это были птички невысокого полета, и вдобавок они выстроили себе четырехэтажный офис за двухэтажной мечетью.

– Я на пять минут, – сказал он.

В переговорной от столов пахло свежим пластиком, и ровной мухой жужжал кондиционер. Халид сидел лицом к двери, расставив крепкие длинные ноги в заляпанных кроссовках. Руслан с неудовольствием заметил, что по полу тянулась цепочка следов. Руслан, не здороваясь, сел в соседнее кресло. В руках у него был договор субподряда.

– Почему ты отослал Висхана? – голос Халида был холоден и насторожен.

– Я уже объяснил ему. Этого потребовал Рыдник. Нечего было ствол держать, как в горах. Я бы на месте Висхана убирался куда подальше.

– Уже поздно. У него отобрали паспорт. А человек, который предложил ему помощь, работает на ФСБ. Ты меня сдал?

– Если бы ты думал, что я тебя сдал, ты бы застрелил меня раньше, чем я вошел.

– О чем ты вчера тер с Рыдником?

Руслан помолчал.

– Он отобрал у меня терминал. Ты понял? Приехал Андриенко, а отобрал Рыдник. А на сдачу прихватил твоего Висхана.

Руслан внезапно вскочил, так, что договор вспорхнул со стола и листы его разлетелись по комнате.

– Господи, до чего же вы мне все надоели! Почему я не могу спокойно работать? А? Почему?

– Почему ты не можешь спокойно работать? Можешь. Разве тебя кто обижает? Скажи, и перестанет обижать. У тебя вот партнер был? Аяз был, да? Аяз Алиев? Нехороший человек. Обижал тебя. Больше не обижает.

Руслан молчал. В 99-м, когда с него очередной раз попросили на газават хоть полфиника, Руслан дал очень мало. Сослался на своего партнера по таможенному бизнесу, коммерсанта Аяза Алиева. Сказал, что все деньги от бизнеса забирает Алиев.

Через три недели азербайджанца Алиева расстреляли в подъезде. Руслан не хотел гибели Алиева. Он просто хотел отвертеться от людей Халида. А они пришли после убийства и попросили денег за услугу.

– Не бери себе в друзья неверных, – сказал Хасаев, – или не надейся на помощь Аллаха. Ты забыл об этом и взял в друзья Рыдника. И теперь ты думаешь, что у тебя нет выхода. Если ты меня сдашь, Рыдник воспользуется этим, чтобы отобрать твой бизнес. А если сделаешь, как я скажу, ты окажешься крайним, когда начнется разбор полетов. Так?

Халид Хасаев сидел перед братом, совершенно неузнаваемый, поседевший и постаревший, поменявший все свои привычки, кроме привычки убивать, и Руслан понимал, что он обречен. Прежним Халидом нельзя было управлять с помощью страха, но им было легко управлять с помощью денег. Для нового Халида деньги были лишь способом обеспечить то, чего любой нормальный человек и даром-то не пожелает – быструю, а возможно и мучительную, смерть.

Отношение Халида к Руслану и к русским, конечно, было разное. Все-таки Руслан был брат, а русские были бараны. Но пытаться объяснить Халиду что-то насчет ценности человеческой жизни, хотя бы жизни чеченца, было все равно что пытаться объяснить биологу в лаборатории ценность жизни подопытной мыши. Биолог бы тут же согласился. «Конечно, – сказал бы он, разделывая очередной экземпляр на пробирном стекле, – во-первых, тысяча мышей стоит две тысячи долларов, а во-вторых, вы знаете, сколько денег мы затратили, прививая ей этот вирус?»

Халид, усмехаясь, встал. Поддел носком кроссовки вертящееся кресло, так, что оно подпрыгнуло и отлетело к стене.

– И это ты называешь бизнес, Руслан? Казино-мазино? Пленки с компроматом? Терминалы, которые тают, как шоколадка в руках, едва на них подует прокуратура? Ты живешь как морской еж, которого берет со дна любой ныряльщик. Так вот – я готов предложить тебе бизнес. Настоящий. С доходом в десять тысяч процентов на каждый вложенный бакс. И если ты сделаешь, как я скажу, тебя никто никогда не тронет.

* * *

Четвертого человека, приехавшего в Кесарев вместе с Халидом, звали Маирбек.

Маирбек происходил из уважаемого кумыкского рода и был национальной гордостью соседней с Чечней республики: в двадцать лет Маирбек стал чемпионом мира по джиу-джитсу. К двадцати пяти у Маирбека был огромный дом в самом центре столицы республики, красавица-жена и два двухлетних близнеца: Саид и Умар.

Маирбеку было двадцать шесть, когда его старший брат, уважаемый в республике человек, по имени Сагит, заплатил пятьсот тысяч долларов за должность министра сельского хозяйства республики.

К несчастью, спустя три месяца еще один уважаемый в республике человек, и вдобавок даргинец, а не кумык, заплатил президенту семьсот тысяч долларов за ту же должность. Новый претендент на должность министра спросил, как быть с Сагитом, президент ответил:

– А это твоя проблема.

Новый претендент разрешил проблему весьма просто, всадив противотанковую гранату точно в створ бронированных листов сагитовского «Мерседеса». «Мерс» сгорел, как свечка.

После смерти брата Маирбек, спешно прервав свое выступление на чемпионате мира, прилетел в столицу республики и объяснил ее президенту, что министром сельского хозяйства будет он: имущество должно оставаться в семье.

– Моего брата убили из-за этой должности, – сказал Маирбек, – если ее получу я, я буду считать виновным одного человека, а если ее получит убийца, я буду считать виновными двух.

Президент республики не хотел, чтобы Маирбек считал его причастным к гибели брата, но и назначать его министром сельского хозяйства президенту было тоже неохота. Поэтому он предложил Маирбеку любую другую должность на выбор.

– Тогда министром финансов, – сказал Маирбек.

– Но ты же ничего не понимаешь в финансах, – удивился президент.

– Я и в сельском хозяйстве ничего не понимаю, – ответил Маирбек, – какая разница, в чем я не понимаю?

Маирбека назначили министром сельского хозяйства, а даргинца Али-Хаджи Ильясова назначили в утешение на место руководителя Пенсионного Фонда. Так уж получилось, что здание Пенсионного Фонда в республике стояло точно напротив от здания Министерства сельского хозяйства – прямо через площадь Примирения и Согласия – и поэтому никто не удивился, когда спорхнувший с крыши министерства ПТУР вписался точнехонько в окно кабинета уважаемого Али-Хаджи. Ильясова в кабинете не было.

За два последующих года борьба между сельским хозяйством и пенсионным фондом республики унесла жизни троих телохранителей и семерых сотрудников министерств. Три бронированных «Мерса» завернуло в лепешку, у двоюродного брата Ильясова сгорел новенький дом, площадь Примирения и Согласия покрылась противотанковыми траншеями и воронками от фугасов, а полуразрушенные здания обоих ведомств были прикрыты бетонными заборами, в проломах которых дежурили гранатометчики.

Трудно сказать, кто бы победил в этой войне на истощение, а только в 2002 году в республику приехала комиссия во главе с заместителем генерального прокурора России.

Комиссия имела мандат на арест всех ваххабитов, которые могли помешать переизбранию президента республики. Через неделю после прибытия заместитель генерального прокурора навестил министерство сельского хозяйства и показал Маирбеку его имя в списке закоренелых ваххабитов.

– Ну что, – сказал замгенпрокурора, – будешь сидеть или приведешь доказательства своей невиновности?

Маирбек отлучился в комнату отдыха и приволок с собой целую кучу доказательств своей невиновности, все за подписью секретаря американского казначейства. Доказательства тут же были приобщены к делу и признаны исчерпывающими, Маирбек и москвич превосходно поладили, и притом до такой степени, что когда зам генерального собрался улетать в Москву, Маирбек отвел его в сторону и попросил об услуге: забрать с собой на правительственном чартере жену и двух детей Маирбека. О том, что семья министра сельского хозяйства покидает город, не знал никто, кроме самого зама генерального прокурора.

На следующий день кортеж из четырех машин выскочил из гаража Маирбека и помчался по утренним улицам между беленых домиков и цветущих вишен. В тот момент, когда машины поворачивали на дорогу, ведущую в аэропорт, под днищем бронированного «Мерседеса» Кайтагова сработал стодвадцатидвухмиллиметровый фугас.

По иронии судьбы, сам Маирбек находился в машине сопровождения: обычном небронированном «шевроле». Свой «мерседес» он отдал жене и детям.

Три оставшиеся невредимыми машины кортежа подъехали на взлетное поле спустя пятнадцать минут. Зам генерального прокурора лично руководил погрузкой в правительственный чартер коробок дагестанского коньяка и трехлитровых банок с черной икрой. Он не мог скрыть своего изумления, когда увидел Маирбека живым и невредимым.

– Кому ты сказал, что я поеду в аэропорт? – спросил Маирбек.

– Это что за тон? – возмутился москвич.

Больше он ничего не успел сказать: Маирбек и его люди открыли ураганную стрельбу по заму генерального прокурора и его охране.

Случай этот наделал изрядный переполох. Правительственный самолет сгорел к чертовой матери. На месте кровавой бойни осталось двадцать трупов. Бывший чемпион мира по джиу-джитсу, бывший министр сельского хозяйства, двадцативосьмилетний Маирбек Кайтагов скрылся со своими уцелевшими охранниками в горах Чечни.

Руководитель Пенсионного Фонда Али-Хаджи Ильясов погиб через полгода, когда грузовик со взрывчаткой, за рулем которого сидел ингуш-смертник, въехал в ворота Дома Правительства соседней с Чечней республики.

* * *

Было уже три часа дня, когда Маирбек, сидевший в военном «Газике» по правую руку от водителя, свернул с Приморского шоссе в глухой лес. За «Газиком» шла еще одна машина, полная солдат.

Солдат Маирбек нанял в ближайшей стройчасти три часа назад, предъявив на проходной паспорт на имя Александра Моисеевича Боренбойма.

Раздолбанная бетонка привела их к зеленым воротам с облупившимися жестяными звездами. Перед воротами стояли бетонные блоки, и по обе их стороны тянулась полуобрушившаяся стена с предгорьями колючей проволоки.

Маирбек с натугой распахнул ворота, и «Газик» с грузовиком въехали на асфальтовый плац, поросший высокой травой и молоденькими, густыми как крапива, тополями и кленами. За плацем к морю спускались полуразрушенные казармы, и у берега стоял огромный недостроенный особняк из красного кирпича.

– Особняк – снести, – велел Маирбек, – ограду – починить. Казармы тоже почините, в них рабочие жить будут.

Место это, в девичестве называвшееся Челоково, в военных документах именовалось не иначе как «Кесарев-31». В 80-х годах здесь базировались части ракетных войск стратегического назначения; дальше от моря, в глухом лесу, были проложены дороги и оборудованы бункеры, под сопкою скрывались пусковые шахты ракет. В 92-м году часть сократили, в 94-м – расформировали. Замначальника части подсуетился и, приватизировав часть земли, затеял строить на ней дачу. Дело неожиданно получило огласку. Генерал ушел на пенсию, дача прозябала недостроенной, а сомнительное право собственности на землю де-юре осталось у его дочери, которая уже шесть лет как жила в солнечной Калифорнии. У дочери его и выкупили за сущие слезы в начале июля.

– А из чего ограду ставить? – спросил сержант.

– А у вас в части что-нибудь есть?

– Есть, – ответил сержант, нисколько не удивленный такой просьбой. Не меньше половины заказчиков, пользовавшихся услугами дешевой рабсилы, норовили через армию же прикупить и стройматериалы.

– Ставьте все, – распорядился Маирбек, – плиты ставьте. Колючку ставьте. Вон, вышку у ворот восстановите. Тут серьезные люди землю купили, все как крепость должно быть.

– А для кого крепость-то? – поинтересовался сержант.

– Для Бен Ладена, – ответил Маирбек.

Сержант исподлобья посмотрел на слегка полноватого чернокудрого собеседника со спортивной выправкой и льдистыми агатами глаз. «Оборотистые, жиды», – подумал он.

* * *

Артем Иванович Суриков и его юный протеже, гендиректор ОАО «Лада» Велимир Григорьев, вылетели в Москву на следующий день после разговора с губернаторшей.

Путеводителем провинциального олигарха по кремлевским кабинетам был тот самый вице-президент государственной нефтяной компании, которая обеспечивала завод двумя миллионами тонн неучтенной нефти в год. Пройдя несколько согласований и собеседований, Суриков и Григорьев оказались в кабинете, принадлежавшем одному из самых высокопоставленных чиновников Кремля, известному своей близостью президенту.

Две высокие договаривающиеся стороны обменялись своими взглядами на будущее России и необходимость укрепления вертикали власти. Хозяин кабинета поглядывал на молодого просителя благосклонно и даже время от времени записывал что-то на листочке бумаги.

– Простите, – сказал Суриков, – если бы у меня был какой-нибудь способ доказать, насколько мы в нашем крае преданы…

– Знаете, я принимаю принципиальные решения, – сказал хозяин кабинета. – Вся текучка – у моего помощника.

В заключении аудиенции чиновник обнял молодого выдвиженца и сказал:

– Вот такие люди нам и нужны!

Помощник кремлевского небожителя проводил Артема Ивановича и вице-губернатора по красной ковровой дорожке до самого лифта. Нажав кнопку вызова, Артем Иванович кашлянул.

– Простите, Вадим Никифорович, – сказал он, – так насчет способа…

– Десятка, – спокойно сказал помощник, – пять до, пять после.

– Прямо вот так?

Помощник с широкой улыбкой развел руками.

Помощник кремлевского небожителя вернулся в кабинет к начальнику спустя пять минут и в ответ на невысказанный вопрос тихо кивнул. Его босс довольно улыбнулся. Он получил уже по пять миллионов от четырех кандидатов и рассчитывал как минимум еще на два взноса.

* * *

В тот самый день, когда хозяин Кесаревского НПЗ укреплял в Москве вертикаль власти, Халид вместе с начальником Кесаревского Дома Армии и его двоюродным братом выехал за двадцать километров от Кесарева, в военную часть № 18417.

Место это поочередно передавали в ведение то армии, то флота, и встык с зеленым армейским забором располагалась база списанных подводных лодок.

Трупы атомоходов лежали в зеленоватой воде. С берега к ним тянулись кабеля и швартовые, и подлодки с заглушенными реакторами были похожи на гигантские резиновые поплавки, запутавшиеся в водорослях и прибрежном соре.

Двоюродный брат начальника КДА, подполковник Усольцев, был начальником артслужбы 136-й мотострелковой дивизии. За зеленым забором части тянулись военные склады, и НУРСы были свалены в кучу, словно картошка.

Жизнь в горах учит полагаться на запах, и впервые за несколько месяцев вокруг пахло так, как Халид привык: немытым человеческим телом, боеприпасами, топливом и смазкой. Сторговались чрезвычайно быстро: два японских грузовичка обошлись Халиду вдвое дешевле, чем если бы он покупал их на пирсе.

Все закончилось грандиозной пьянкой. Упившийся подполковник водил Халида по плацу и говорил, показывая то на развалившийся катер, то на умерший в грязи БТР:

– Купи! Купи! Ну совсем недорого отдам!

* * *

Белобрысый Серега не соврал: через два дня он принес Висхану бумажку с регистрацией и устроил его на работу. Четыре дня Висхан работал грузчиком в порту. Он сразу оказался на хорошем счету. Он не пил, не задавал вопросов и не отказывался от работы. Он спокойно таскал груз, равный своему весу – правда, весил он всего шестьдесят килограмм. Он молился пять раз в день, однако в пятницу он не пошел в кесаревскую мечеть, единственную в городе и всегда забитую битком, в отличие от полутора десятков церквей.

Якушев навестил его на четвертый день. Он кивнул чеченцу, и тот спустя десять минут подошел к своему спасителю, на ходу утирая грязной рукавицей смуглое обветренное лицо.

Они зашли в небольшую припортовую забегаловку, полную людей, дыма и запаха прокисшего пива. Вдоль деревянных столов тянулись деревянные же скамьи, и на стойке возле кухни радио орало голосом местной знаменитости Лолы.

Сергей сел на скамью напротив Висхана, а на пол поставил большую матерчатую сумку. Официантка в клетчатом переднике принесла им по большой кружке пива, и Сергей, наклонившись, достал из сумки воблу и сыр.

– Я не буду пива, – сказал Висхан, нарезая сыр маленькими аккуратными кусками. Сыр был очень вкусный, главным образом потому, что с утра Висхан еще ничего не ел.

– Там еще есть. Достань, – проговорил Сергей.

Висхан раздернул молнию на матерчатой сумке и посмотрел внутрь. Сыра там не было. Там был брусок тротила, провода и электродетонаторы. Висхан закрыл сумку и продолжил еду.

– Видал такие?

– Не, – сказал Висхан, – это что? Хозяйственное мыло?

Сергей помолчал.

– Есть один человек, – сказал он, – его проучить надо. У него универсам на улице Рылеева, 16. Этот гад хороших слов не понимает. Не знает, что делиться надо.

– А охрана у гада есть? – спросил Висхан.

– Какое тебе дело до охраны? Его надо предупредить, а не убивать.

На улице дул холодный не по-осеннему ветер, и когда они вышли, Сергей, запахивая поплотней полы кожаной куртки, спросил:

– А что, Висхан, ты правда веришь, что нас сотворил Аллах?

– Да. А ты?

– Не знаю. Меня как-то в детстве учили, что человек произошел от обезьяны.

– Русские, может быть, и произошли от обезьяны, – ответил Висхан, – а чеченцы произошли от волка.

* * *

Хабаровский коммерсант Александр Колокольцев созвонился с подполковником Усольцевым спустя неделю. Узнав, что тот в городе, он предложил отобедать в ресторане, и предложение было с готовностью принято.

На встречу хабаровчанин явился не один. Вместе с ним был невысокий человек с плоским лицом и вежливыми манерами. Человек двигался, как китаец, кланялся, как китаец, и хорошо говорил по-китайски.

Человека этого звали Эльдар Темиркаев, и он был чистокровный казах. В девятнадцать лет он окончил медресе в Уфе, три года воевал в горах Чечни и год провел в палестинских лагерях. После того как израильтяне объявили на него особую охоту, Эльдар уехал в Узбекистан (его взял в свою охрану один из руководителей Хизбут-Тахрир), а оттуда – в Синьцзян. Там он прожил последние три года и научился говорить по-китайски. Пять лет назад, после паломничества в Мекку, Эльдар принял новое имя Расул, то есть – посланник.

Усольцеву и приехавшему с ним начальнику Дома Армии Расула представили как Цзинь Кэ.

Все уже хорошо набрались, когда Саша Колокольцев вполголоса изложил свою проблему. Им предстояло доставить из Китая, с предприятия, торговым агентом которого и состоял господин Цзинь, три контейнера аппаратуры: черно-белые камеры, силовые и телекоммуникационные кабели, усилители сигналов, – словом, все, что требовалось для монтажа комплексной системы видеонаблюдения.

Первый из контейнеров пошел через таможенный терминал, принадлежащий чеченцу Руслану; а так как у терминала начались неприятности, господин Цзинь хотел бы найти новые пути доставки.

– Так что за проблема? – спросил подполковник Усольцев, – у нас есть причал, там и разгрузитесь.

– Говорят, это сделал сам Руслан, – поддержал разговор его брат, – я слыхал, что прокуратура забрала все товары у перевозчиков и Руслану же их продала за копейки.

Остаток разговора был посвящен чеченцам и прокуратуре, которая охотней всех берет от них взятки. Было весело и дружно. Улыбающийся китаец оплатил счет в ресторане, разбитый в пылу спора графин и девочек, снятых чуть позже на Ленинском проспекте.

– Слышь, Сашок, – сказал Усольцев в пять утра, когда все уже расползались, довольные и счастливые, – а твой китаец славный парень!

– Он не китаец. Он уйгур.

– Че?

– Это такой народ на западе Китая. В провинции Синьцзян. То есть это китайцы считают, что это провинция Синьцзян, а уйгуры считают, что это их страна, которая должна стать свободной.

– Часто считают?

– У него брата за это самое дело убили. За то, что считал.

Усольцев пьяно засмеялся.

– Ты прикинь, – сказал он, – и в Китае есть чечены.

Саша Колокольцев старательно улыбнулся.

– Это хорошо, – сказал Усольцев, что в Китае тоже есть чечены. Не люблю узкоглазых.

* * *

Взрыв в супермаркете «Марина» на улице Рылеева произошел в пять вечера. Рвануло в шкафчике, куда в порядке самообслуживания посетители сдавали кошелки. Нижнюю секцию, в которую было заложено безоболочное взрывное устройство в двести грамм тротилового эквивалента, вынесло начисто, жестью порезало троих. По счастливой случайности никого не убило.

Видеонаблюдение за шкафчиками не велось, однако не менее пяти свидетельниц заявили, что за некоторое время до взрыва в супермаркет вошел подозрительный человек кавказской внешности.

Прокуратура попыталась составить фоторобот, однако это оказалось технически невозможным. Так, одна из свидетельниц утверждала, что вошедший имел густую черную бороду, роста был маленького и что лоб его пересекал разбойничий шрам. Другая утверждала, что бороды у кавказца не было, росту он был громадного и хромал на левую ногу, словно раненный в бою человек. После того как третья свидетельница уверенно подтвердила показания первых двух, опрашивавший женщин следователь плюнул, махнул рукой и возбудил дело по статье «хулиганство».

ФСБ заявило, что берет дело о взрыве в супермаркете «Марина» под свой особый контроль.

* * *

Старый американский катерок с российским бортовым номером и синей полосой вдоль проржавевшего пуза пришвартовался в трехстах метрах от резиновой оболочки подлодки, и сменившийся караул помог перегрузить картонные ящики с китайскими иероглифами на дожидавшийся у пирса грузовичок.

В ящиках, как и заверял Саша Колокольцев, находилась всякая электротехническая утварь: силовые и телевизионные кабели, камеры для видеонаблюдения, сервисные блоки, магистральные короба, гофрошланги, разъемы, металлорукава. Вся эта техника, произведенная в Китае, была сравнительно легально ввезена в Россию крупной хабаровской фирмой «Эвиком». На оборудование имелись все необходимые таможенные документы. Эти документы были порваны и утоплены в море час назад. Теперь вся техника имела вид самой черной контрабанды, и помощь российских военных в деле ее разгрузки представлялась незаменимой.

Операция уже почти закончилась, когда на асфальтированную площадку возле пристани заехал серебристый «Лексус», и из него вылез сорокалетний человек, двигавшийся со стесненной грацией располневшего спортсмена. Из джипа сопровождения вылезли еще трое – такие же толсторожие, в черных водолазках и черных кожаных куртках, оттопыривающихся у пояса.

Халид молча наблюдал, как новоприбывшие идут по пирсу. Он ожидал этого визита с того момента, как подполковник Усольцев с преувеличенным негодованием отказался от какого-либо вознаграждения. Он только не знал, кто это будет: менты или бандиты.

– Ой, – сказал подполковник Усольцев, – Костя приехал. Это вообще, знаешь, такой человек…

Халид превосходно знал человека по имени Костя, а по прозвищу Покемон. Если бы восемь лет назад Косте Покемону предложили поставить «крышу» не то что Халиду Пегому, а лавке, в которой Халид купил пирожное, – Костя Покемон обоссался бы на месте.

– Это Саша, – представил Усольцев своего нового знакомого, – Саша Колокольцев.

– И че тут Саша делает? – с неприятной хищной улыбкой переспросил Константин, а потом быстро нагнулся и распорол бок одному из ящиков. Когда он выпрямился, в руках его была небольшая беспроводная телекамера.

– А таможенная декларация на нее есть?

– Нет.

– Плохо, что нет. Вот придут менты и все у тебя конфискуют.

– А ты что, мент, что ли?

– Я-то? Я что, на мента похож?

– Так ты под ними лежишь, что ими грозишь? – презрительно спросил Халид.

Лицо собеседника перекосилось, словно кто-то воткнул ему иголку в сплетение лицевых нервов.

– Ты, смотрю, мужик, поседел, а ума не нажил, – сказал Константин.

– Я в Чечне поседел. Объяснить как?

Костя повернулся к людям, стоявшим за его спиной, и те синхронным движением выхватили из-под курток спрятанные там пистолеты.

– Объясни, – сказал Костя, – да поторапливайся. Потому что вас здесь двое, а нас четверо.

Халид не шелохнулся. Подполковник Усольцев, внимательно наблюдавший за происходящим, был готов поклясться, что маленький китаец, стоявший в пяти метрах от них в своей смешной желто-красной ветровке, не шелохнулся тоже. Подполковник так и не понял, когда в руках китайца оказался укороченный АК-74, который так удобно прятать под курткой.

– Сцитай, сто нас здесь тлидцать, – спокойно сказал китаец.

Костя даже раскрыл рот от удивления.

– Э-э, – закричал подполковник Усольцев, – это что такое? На моей земле? В моей части! Э, товарищи, прошу прекратить безобразие. Саша, Саша, вам надо просто договориться с Костей.

– Договориться о чем? О том, как отдать свои кровные?

– Послушай, Саша, – заторопился подполковник, – Костя мой старый друг, он помочь вам хотел. Ведь действительно, если приедут менты, вам нужны какие-то документы на груз? У Кости есть свой терминал. Он эти документы вам нарисует.

– За сколько? – спросил Халид.

Костя перевел взгляд с худощавого седоволосого человека на китайца с автоматом. Он хотел стрясти с залетных гусей десятку. Для начала.

– Пять штук, – сказал он.

– За пять тысяч долларов в России можно растаможить летающую тарелку, – ответил Хасаев.

– Две тысячи.

– Мне не нужны документы, – ответил Хасаев, – а что нужно, я сам нарисую.

Подполковник побледнел. Катастрофа приближалась с каждой минутой. Черт бы побрал Костю Покемона с его неуемной жадностью! Почему он не мог устроить разборку за пределами части?

Костя судорожно смотрел на автомат в руках китайца. По какой-то неуловимой грации, с которой тот держал оружие, Костя понимал, что китаец опытней его людей. Костя вообще был небольшой охотник до стрельбы и все свои проблемы в последние годы решал с помощью красных. Сюда он взял стволы только потому, что закошмарить какого-то хабаровского коммерсанта показалось ему делом несложным. Костя уже был готов повернуться и уйти, когда китаец что-то нараспев проговорил.

Никто не понял, о чем речь. Китаец заговорил снова, а потом наклонился к уху русского и совещался с ним полминуты, не отрывая цепкого взгляда от костиных громил.

– Господин Цзинь говорит, что он не будет покупать у вас таможенные декларации. Однако он с удовольствием купит у вас такие же вещи, как та, что он держит в руках. Их здесь много, и лежат они бесхозно. На этих условиях мы готовы разговаривать.

Встреча, начавшаяся так неудачно, закончилась вполне по-русски: пьянкой. Из батареи бутылок, глядевших в зенит за столом, можно было напоить всю советскую армию. Расставались совершенными друзьями: Костя Покемон и Саша Колокольцев, обнявшись, пели «По долинам и по взгорьям», и мало кто обратил внимание, что хабаровский коммерсант был пьян куда меньше, чем показывал.

* * *

Начальник УФСБ по краю Савелий Рыдник провел два часа в тренажерном зале гостиницы «Кесарев» и оттуда, посвежевший и распаренный после душа, спустился вниз, где в отдельном кабинете японского ресторанчика его ждал Руслан Касаев.

Они уже доедали омара, когда Рыдник внезапно сказал:

– Кстати, ты не мог бы мне помочь?

– А что такое?

– Да Курченко на пенсию уходит. Ты его в казино не возьмешь? Финансовым директором, к примеру?

Геннадий Курченко работал в УФСБ в хозяйственном управлении.

– Не возьму, – сказал Руслан, – что он понимает в финансах?

– Ну снабженцем возьми. Ты же жаловался, что к тебе ненужные родственники приходят. А тут ты сможешь их на законных основаниях посылать. Мол, вы че, братья-моджахеды? Вы казино хотите охранять? А вы знаете, кто у меня сидит в соседнем отделе?

В кабинетик неслышно впорхнула официантка в белом передничке и сетчатых колготках. Рыдник замолчал, ожидая, пока она уберет тарелки. Пальцы Руслана еле слышно постукивали по скатерти. Рыдник искоса наблюдал за ним и понимал, что именно чеченец думает. Отказать всемогущему главе УФСБ в пустяковой просьбе было некрасиво. Согласиться – означало запустить соглядатая в самое сердце своей игровой империи.

Савелий Рыдник в принципе ничего не имел против чеченца. Еще несколько лет назад Руслан был великолепным посредником между ним и Чечней; с его помощью можно было делать карьеру, выкупать из плена российских солдат и водить в высокие кабинеты как прирученного зверька, жертвующего собственные деньги на выкуп россиян – и потому нуждающегося в административных преференциях. Например, в бесплатном землеотводе под казино.

Теперь все изменилось. Из посредника Руслан стал политическим риском. Посредников больше не было. Никто не выкупал россиян, попавших в плен на войне в Чечне, потому что война кончилась. Начался мирный процесс.

Халид Хасаев был мертв; а будь он жив, любые переговоры с ним были б как переговоры с чумой. Не веди, а то заразишься. Говорили, что в последние два года перед смертью он стал отчаянным ваххабитом, и что бы ни значило это импортированное из Саудовской Аравии слово, – оно значило что-то очень плохое и для русских властей, и для традиционного мусульманского духовенства.

Еще несколько лет назад Руслан был тем человеком, которому можно было пожаловаться на того, кто мешает, и быть уверенным, что тот, кто мешает, исчезнет из поля зрения, а Руслан никогда не предъявит счет к оплате. Теперь это было лишним: с недавних пор – Рыдник это знал – такие указания можно было отдавать собственным подчиненным, не проходя утомительной цепи согласований и не оставляя следов.

Савелий Рыдник, начальник УФСБ по Кесаревскому краю, умел работать с чеченцами. Принцип работы был весьма прост: никогда не давай чеченцам собираться вместе. Один-единственный чеченец в твоем окружении может быть тебе другом, товарищем и даже братом. Если их заведется двое или трое – они непременно составят против русских заговор.

Поэтому Савелию Рыднику было искренне жаль Касаева, как бывает жалко охотнику прирученную рысь или иное дикое животное. Руслан был, конечно, не русский. Но когда его бизнес уйдет в другие руки, он станет давать намного меньше денег, а кому это хочется?

Но Руслан был обречен. Это было бесповоротное решение главы ФСБ по краю, и две недели назад он сделал первый шаг к его осуществлению: он указал Руслану, что тот должен ему миллионы, и согласился на ежемесячные триста тысяч.

Это был компромисс, и Руслан пошел на компромисс. Люди всегда идут на компромисс, если их сначала поставить в безвыходное положение.

Другое дело, что не прошло и недели, а Рыдник уже предложил новый компромисс: небольшой пост для уходящего на пенсию полковника ФСБ. Одолжение, в котором Руслан не сможет Рыднику отказать.

А за вторым компромиссом последует третий. И четвертый. И пятый.

И в тот момент, когда Руслан опомнится, что вместо компромисса он загнан в угол, рыпаться будет уже поздно. Человек, который десять раз говорит «да», не отвечает в одиннадцатый «нет». Такова логика государственного процесса. Десять лет назад Руслану повезло потому, что он был чеченцем. Теперь это смертельный изъян.

Официантка составила грязные тарелки на поднос, специальной щеточкой смахнула крошки со скатерти, ослепительно улыбнулась обедающим и упорхнула.

– Так вот, о Курченко, – начал Рыдник.

– А что это за взрыв в магазине? – внезапно перебил Руслан.

– Какой взрыв?

– В супермаркете «Марина». Ну, там где взорвался этот шкафчик. Мне не нравится, как он взорвался. Что, кому-то угрожали? Я бы знал, кому угрожали. Никто этот магазин не делил. Тогда чего он взорвался? Чтобы нас опять везде полоскали?

– Брось, Руслан. Никто тебя не тронет.

Руслан помолчал.

– Ко мне Висхан приходил. Сказал, что деньги мусора отобрали. Сказал, что регистрацию получил. Как он ее получил, если у него деньги отобрали?

– Забудь о Висхане.

– У нас один прадед.

Рыдник пожал плечами и взялся за чашечку с черным кофе:

– Все мы произошли от Адама.

– Послушай, Савелий, ты думаешь, ты этим чего-нибудь добьешься?

– В каком смысле?

– Их мало, что ли, таких историй? Вон, в прошлом году в Москве. Пришли менты с обыском к трем чеченцам, принесли с собой чемодан с фугасом. Сняли отпечатки пальцев с телевизора, при экспертизе подменили их и сказали, что сняли с фугаса. Судья дала братьям десять месяцев, которые они уже отсидели. Десять месяцев за теракт. Все смеялись.

– Это ты к чему?

– Отпусти Висхана.

Савелий Рыдник откинулся на стуле и составил пальцы домиком:

– Так Курченко-то пристроишь?

– Пусть подходит. Я на него посмотрю. Посмотрю, что с Висханом будет…

Рыдник рассмеялся и, поднимаясь, дружески хлопнул Руслана по плечу:

– Руслан, не волнуйся. Все будет в елочку. Тебя это не коснется.

* * *

Рыдник давно ушел, а Руслан Касаев все сидел и сидел в кабинете, нервно куря одну сигарету за другой и стряхивая пепел прямо на скатерть.

В зеркале отражалось его лицо, белое, выбритое всего два часа назад и уже покрытое мелкой черной щетинкой, росшей со скоростью бамбука. Почему, черт возьми, Халид так рано поседел? Его не отличишь от русского.

У Руслана был приятель, мент, азербайджанец. Когда он бы в гражданском, его задерживали каждые полчаса. Потом козыряли, извинялись: «Простите, товарищ полковник». Азербайджанец относился к этому с юмором и говорил: «Поверишь ли, когда утром в зеркало гляжу, самому у себя документы спросить хочется».

У Руслана никогда не спрашивали документы, потому что он никогда не ходил по улице пешком. У него вместо документа был черный «лексус» и автоматчики в машине сопровождения. Ни один бизнес не был оформлен на Руслана, и даже любую акцию казино официально – до прошлой недели – представлял русоволосый Ромка Вишняков.

Все было бы проще, если бы он чувствовал себя уроженцем Ичкерии. Но первый раз после окончания института Руслан приехал в родное село в 1988 году. Он только что защитил диссертацию по физике высоких энергий, и в доме их собрались родные и гости отпраздновать это радостное событие.

За столом сидели, разумеется, без женщин – женщины хлопотали на кухне и готовили еду. Подавать еду на стол должен был самый младший в семье мужчина. Таковым и оказался виновник торжества – Руслан.

Прошло шестнадцать лет, но Руслан до сих пор помнил запах объедков на тарелках, которые он уносил во двор.

Все было бы проще, если бы он чувствовал себя правоверным. Все основания для этого были: он был выходцем из старого уважаемого рода, следовавшего суфийскому тарикату нахшбандия, тарикату, к которому когда-то принадлежал великий имам Шамиль. Однако в глубине души бывший физик был не меньшим атеистом, чем красные комиссары, и ислам был для него не больше чем кучей выцветших ленточек на могилах шейхов и подписями на платежках в пользу попрошаек из Духовного Управления.

Руслан сидел у окна и глядел на улицу, как рыба глядит через стекло аквариума. Там было еще светло: по расчерченной белыми полосами мостовой торопились люди, мигал, подгоняя их, светофор на перекрестке, и два мощных джипа с охраной перекрывали – один – вход в ресторан, другой – затемненное окно, у которого сидел Руслан.

Чуть поодаль стояла белая «мазда», которая открыто ездила за ним вторую неделю. «Наружку», скорее всего, пустили по просьбе прокуратуры, но Руслан не стал жаловаться на нее Рыднику. Зачем? Рыдник наверняка пообещает разобраться и наверняка не разберется. Потому что чем больше прокурор притесняет Руслана, тем больше пользы из этого извлечет Рыдник. Если бы Андриенко не оскорбил на его глазах жену Рыдника, Руслан вообще был бы уверен, что прокурор и Рыдник сговорились его развести. Сам он, Руслан, действовал бы именно так.

Но прокурор глупый человек и действует самостоятельно. И Рыдник – неумный человек. Он разводит Руслана по той же схеме, по которой они вместе развели с десяток лохов, – и что, он думает, чеченец не сообразит, чем кончится дело?

При виде джипов и сидящих в них чеченцев люди нагибали голову и бежали быстрее, и две девушки, не дойдя до машин, вдруг свернули и перебежали на ту сторону улицы. Третья девушка, бывшая с ними, внезапно остановилась и стала вглядываться в номер.

Девушка была тоненькая и длинноногая, и даже копытца разношенных кроссовок, выглядывавшие из-под серых брюк, не скрадывали изящной ее фигурки. Белая кофточка с высоким воротом обтягивала полную молодую грудь, пышный хвост золотистых волос был затянут китайской резинкой. Девушка повернула голову, и Руслан увидел безупречно белую кожу золотоволосой блондинки, зеленоватый малахит глаз под бровями, изогнутыми наподобие ласточкина хвоста, и изящно вылепленные линии подбородка и носа.

И самое удивительное, что это лицо было Руслану хорошо знакомо. Просто когда он в первый раз его увидел, оно было заплаканным и грязным; на скуле вздувался синяк, и волосы торчали из-под дождевика желтыми крысячьими хвостиками.

Это была та самая челночница, которая убивалась за бабушку две недели назад. Руслан даже не спросил тогда ее имени. Девушка стояла в метре от Руслана, и Руслану казалось, что она смотрит ему в глаза. Этого не могло быть: стекла были тонированными и пуленепробиваемыми, и Руслан понял, что она смотрит на отражение его машин.

Дверца джипа открылась, и из нее спрыгнул чеченец в камуфляже. Девушка мгновенно вздрогнула, тряхнула золотистой челкой и побежала прочь.

Руслан бросил сигарету и выскочил из кабинета, приглушенно выругавшись из-за боли в ноге.

Девушка уже заворачивала за угол, когда Руслан, прихрамывая, выбежал на улицу. Джипы взяли с места на красный, распугав машины и пешеходов, но когда они свернули в переулок, девушки уже не было. Руслан замер, озадаченный, потому что она не могла так быстро уйти, а потом увидел ее товарок, поднимающихся по ступеням небольшого зоомагазинчика.

Руслан вышел из машины и пошел вслед за ними. В тесном помещении пахло кормом и пометом. Над прилавками с кошачьей едой висела клетка, и в ней сидели два печальных волнистых попугайчика с расклеванными перьями.

Девушка стояла спиной к прилавку и щебетала с подружками.

– Как бабушка? – негромко спросил Руслан.

Девушка обернулась, и краска сбежала с ее лица. Зеленые глаза стали испуганными и совершенно бездонными.

– Спасибо. У нее все просто… просто замечательно.

– А что не звонишь? Спасибо не скажешь?

Глаза девушки заметались, как хомячок в клетке.

Стукнула дверь, и в магазинчик вошел молодой шатен с вихляющей походкой и чуть поросячьим выражением лица.

– Мила! Мы едем или нет?

Девушка покраснела. Шатен скосил подозрительный глаз на Руслана.

– Мне вон того попугайчика, – сказал Руслан.

Когда он выходил, Руслан заметил, что шатен приехал в казенной «тойоте» с синими милицейскими номерами.

* * *

Вернувшись на службу, Савелий Рыдник набрал внутренний номер Якушева:

– Сережа? Зайди.

Когда Якушев заглянул в кабинет Рыдника, генерал полулежал, закинув ноги на тумбочку. В руках его был план оперативной игры, представленный Якушевым еще две недели назад.

– Как успехи? – спросил Рыдник.

– После того как в рамках наружного наблюдения были получены данные о причастности Висхана Талатова к взрыву в супермаркете «Марина», – отрапортовал Якушев, – мне удалось войти в доверие к объекту. В материалах дела зафиксировано, что Висхан Талатов не раз выражал возмущение действиями наших войск в Чечне и молился по пять раз в день.

Рыдник поморщился.

– Ну, а кроме этого?

– Есть данные, что объект попытается приобрести партию взрывчатки.

Рыдник помолчал.

– Ребята просто горят на работе, – сказал Сергей. – Шутка ли. Такую птицу накрыли.

– Какую птицу? – спросил Рыдник тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Что в этой птице такого? Что он мусульманин? А кто он, по-твоему, должен быть? Буддист?

Сергей растерянно моргал.

– Ты дело провалил, ты это понимаешь? Их что, ловят мало? Ты газеты почитай. Там закладку возьмут, там сарай с тротилом. Вон, каждый день: заходят менты в квартиру, берут там взрывчатку, рапортуют, что предотвращен теракт. Вопрос – почему, вопреки всем оперативным правилам, не подождали хозяев квартиры? Прочему закладку изъяли, а людей не взяли? И всем сразу ясно, что это фуфло…

– Но мы-то человека берем!

Рыдник, уже не сдерживаясь, заорал:

– Ну и что? Вон, в прошлом году в Москве тоже троих взяли. Вошли менты с чемоданом в квартиру, в чемодане фугас был. Сняли пальцы с телевизора, сказали, что пальцы были на чемодане. Ну и дали этим троим десять месяцев условно…

– У нас не чемодан…

Рыдник взял Сергея за воротник.

– А теперь послушай меня внимательно. Это не моя установка. Это установка с самого верха. Страна терпит на Кавказе унижение за унижением. В стране взрывается кафе за метро, метро за кафе. Падает престиж органов. Падает престиж власти. Нам надо поднять дух россиян. Надо показать: мы по-прежнему стоим на страже законности и правопорядка. Мы можем предотвращать теракты. Страшные теракты, чудовищные замыслы, не уступающие одиннадцатому сентября. Американцы не могут, а мы можем! Понятно?

– Понятно, – сказал Сергей.

– А теперь скажи мне: двести грамм тротила в супермаркете – это страшный теракт? А?

Якушев глядел в пол перед собой.

– Двести грамм – это зачем? Чтобы над нами смеялись в Москве? Чтобы какие-нибудь дерьмократы над нами издевались? Ты чем был занят последнюю неделю? Землей в Беспаднице торговал? Да?

Якушев покраснел.

– Так вот, землей ты можешь торговать в свободное от работы время. А ответственные задания, которые тебе поручила родина, надо выполнять двадцать четыре часа в сутки. Все понял?

Якушев кивнул.

– Иди и подумай. Завтра принесешь мне… – Рыдник секунду поколебался, а потом пристально глянул на Якушева, – новые оперативные данные о планах Висхана Талатова.

* * *

Запасы оружия на Дальнем Востоке, созданные на случай китайской агрессии, в несколько раз превышают запасы оружия в европейской части России, а артиллерийские и инженерные склады тянутся порой на несколько километров.

Артсклады 136-й мотострелковой дивизии не были исключением. Оружие и боеприпасы лежали в двадцати ангарах, расположенных на площади в тридцать три гектара. Территория склада была обнесена двумя рядами колючей проволоки с неработающей сигнализацией, а по четырем углам стояли четыре вышки. В некоторых местах лес подступил к проволоке так близко, что часовой с вышки не видел ничего, кроме густой зеленой поросли.

Охрану тридцати трех гектар несли восемь часовых, сменявшихся каждые два часа. Четверо стояли на вышках, а еще четверо обходили территорию.

Четырнадцатого сентября в крае снова объявили тайфунное предупреждение. Ураган налетел к вечеру, ломая деревья и обрушивая на землю мегатонны дождя.

Начальник караула, молоденький лейтенант Видов, разбудил новую смену в два часа ночи. Вместо обхода территории часовые забились в караулку и пили водку. В четыре к ним присоединились их сменщики.

Только в десять утра, после того, как тайфун эмигрировал в Корею, часовые обнаружили факт проникновения на склад. На участке периметра, проходящем в десяти метрах от заброшенной бетонки, проволока была перекушена ножницами, и глинистая размокшая земля была утоптана в тесто. Висячий замок на одном из складов был перекушен, сургучная печать – сорвана.

Главная трудность была в том, чтобы понять, что именно похищено. С 1968 года, когда в/ч 18417 впервые расположилась на этом месте, часть трижды передавали из армии в армию. Некоторые боеприпасы были вывезены новыми хозяевами без документов, некоторые без документов приехали, и еще большее количество бумаг пропало неведомо куда. Было не только не ясно, какое именно оружие забрали злоумышленники, – было непонятно, приходили ли они за оружием или же, допустим, за китайской тушенкой, крупная партия которой хранилась тут же за отдельным забором.

В конце концов написали, что была нарушена целостность печатей, но расследование не выявило факта проникновения на склад. Часовым за халатность дали пять суток ареста. Начальнику караула, лейтенанту Видову, – кстати, двоюродному брату жены подполковника Усольцева – вкатили строгий выговор.

Выговор вряд ли сильно огорчил лейтенанта: через три дня после печального происшествия на складе Видов наконец купил себе старенькую «Мазду».

* * *

Утром семнадцатого сентября море совершенно успокоилось и лежало ровным синим полукругом, выбросив на берег взлохмаченные штормом кудри водорослей. В загородном поместье Кости Покемона царило оживление: с моря к пирсу пристал белый катер с синей полосой, а в гостеприимно распахнутые ворота въехала потрепанная «Хонда».

Вскоре приехал и еще один гость: подполковник Усольцев. Это было не самое умное, что он мог сделать. Но Усольцев боялся, что, когда китайцы будут передавать деньги за товар, Костя возьмет себе больше оговоренной доли.

Теперь Халид, Усольцев и Костя Покемон пили кока-колу за пластмассовым столиком на веранде, и Халид, прищурясь, глядел туда, где золотая дорожка, плясавшая на волнах, была как веревочная лестница, по которой можно было забраться к солнцу. Если и было что на свете, что Халид любил кроме гор, так это было море. Кесарев заразил его морем, а покойник Гоша Баркас даже научил его нырять, хотя и шутил все время, что чеченец с аквалангом – такая же редкость, как негр на горных лыжах.

Было странно помнить, что когда-то у него был друг по имени Гоша и что он был русский.

Подручные Кости, шаря по складу, были не трезвей часовых. Они раздобыли восемьдесят АК-74, столько, сколько просил заказчик. Однако Саша Колокольцев просил автоматы, на которых можно было установить оптический прицел, а таковых, со специально выполненным заводским приливом, обнаружилось только десять. Вместо гранат для подствольника пацаны в спешке прихватили несколько ящиков боеприпасов для тридцатимиллиметрового станкового АГС. Сам АГС остался на складе.

– Ты говоришь, у него китайцы убили брата? – спросил начальник артслужбы 136-й дивизии, глядя вниз, на плосколицего человека, знаками объясняющегося с грузчиками.

– Я говорил?

– Да брось ты, раньше надо было меньжеваться. Ты же сам сказал, что он уйгур. И что китайцы расстреляли его семью.

Саша Колокольцев помолчал, а потом ответил совершенную правду:

– Вообще-то его брата не расстреляли. Его нашли раненым и с оружием в руках. У него был перебит позвоночник. Ну, эти ребята поняли, что он не выживет, и привязали его к двум БМП. Потом БМП поехали в разные стороны.

– Звери эти китайцы, – сказал с чувством начальник артслужбы, – восточные люди. Разве бы русские такое сделали?

Халид помолчал, потом нехотя ответил:

– Там было много крови. А кровь хуже водки. Кто ее пробует, тот звереет.

Один из ребят, вышедших из ангара, направился к Косте и прошептал ему что-то на ухо. Халид напрягся.

– Что такое? – спросил он.

Костя Покемон пожал плечами.

– Пошли посмотрим. Ребята там чего-то лишнее взяли… «Стрелу», что ли…

В ангаре, друг рядом с другом, лежали четыре длинных деревянных ящика. Вечером пацаны Кости Покемона прихватили их со склада, полагая, что это ПЗРК.

Ящики были длинней человека, и оказалась в них не полутораметровая «Стрела», а какая-то установка, – здоровущая направляющая в два с половиной метра длиной, и отдельно сошки. Снаряды к установке, стодвадцатидвухмиллиметровые НУРСы, тоже были разобраны на две части, но даже разобранная, каждая часть весила больше двадцати килограмм.

– Это что за ерш? – изумился Костя Покемон.

– «Град-П», – сказал Усольцев.

– Это че?

– Переносная установка «Град», – отозвался Халид. – Она вообще-то никогда не состояла на вооружении советской армии. Ее сделали для вьетнамских товарищей. Очень надежная штука. Можно ее закопать на рисовом поле, откопать и через две минуты стрелять.

– Возьмешь?

Халид пожал плечами.

– Мне-то зачем? Это вон ему решать.

Халид ткнул куда-то в направлении пирса.

Установка и в самом деле не была ему нужна. Никто из его людей не был привычен с ней обращаться, а эффект от взрыва термобарического заряда одноразового «Шмеля» не уступал эффекту от взрыва стодвадцатидвухмиллиметрового НУРСа. Конечно, «Шмель» бил максимум на шестьсот метров, а «Град-П» – на десять километров. Но это была совершенно излишняя роскошь: Халид не планировал в ходе операции поражать цели, отстоящие от завода дальше, чем на пятьсот метров. Да и запустить «градовскую» ракету, если так уж нужно, можно было хоть со скрещенных штакетин, хорошенько дав по заду молотком. Правда, точность попадания при этом оставляла желать лучшего.

– Так спроси.

Халид, склонив голову, смотрел туда, где белые облака сливались с белым горизонтом и где у кромки неба начинался беззащитный и мягкий, как брюшко котенка, город. Он внезапно сообразил, что «Град» ему может очень и очень пригодится.

Халид вернулся к столу через три минуты.

– Он говорит, что согласен их взять. По пятьсот долларов, как за «Муху». Если вы достанете ему «Шмели», он заплатит по тысяче долларов, а за многоразовые гранатометы – по семьсот.

* * *

Через час после того, как все разъехались, один из костиных пацанов, по фамилии Бочев, а по прозвищу Бочонок, зашмыгнул в сарай и, убедившись, что его никто не слышит, заелозил пальцами по сотовому:

– Николай Игнатьевич? Это Иван. Надо встретиться.

Николай Игнатьевич, которому звонил Бочонок, возглавлял особый отдел 136-й дивизии.

* * *

Старший оперуполномоченный ФСБ Николай Морозов встретился со своим агентом по кличке Бочонок в небольшой припортовой забегаловке.

– Вчера Костя очень хорошо заработал, – сказал Бочонок.

– На чем?

– Автоматы – штук восемьдесят. Десять «мух». Гранаты. И еще какая-то длинная штуковина, вроде ПТУРа.

– Кто покупатель?

– Китайцы.

– И как я этих китайцев возьму?

– У них посредник есть. Саня. Он сейчас монтирует электронику на Кесаревском НПЗ. А китайцы ему ее поставляют.