Читать книгу Зачем читать чужие письма? - Юлия Морозова - Страница 5

Сегодня приехал Серёжа. Я даже не представляла, что так по нему соскучилась за эти два месяца! По телефону я ему про Олю ничего не сказала. Ну да, понимаю, что эгоистка, но очень уж хотелось увидеть его лицо, когда он услышит о тройне. И я не ошиблась: это было эпично! Когда на моего братца обрушилась информация о том, что родила почти на два месяца раньше срока, что три девочки, что лежали в инкубаторе, пока не доросли до двух килограммов, что Оля с Андреем Ивановичем счастливы, а мы с Кристинкой ходим к ним играться с куклами, он с минуту в ступоре стоял посреди гостиной. Потом поднял к глазам свои ладони, сложенные пригоршней, несколько секунд поизучал их и покачал головой:

– Господи! Два килограмма… как же их можно в руки брать?! Как же она их носила, она же маленькая?

Это были первые его эмоции по отношению к Оле, и ради них стоило целый месяц прикусывать язык, чтобы не проболтаться.

Вечер мы провели за весёлой болтовнёй. Я жалела только о том, что брат не предупредил о приезде, и Кристина на выходные отправилась к родителям, она ведь так мечтала познакомиться с Серёжей или Глебом. Но раз Глеб сюда не ездит, то круг сужается. Кстати, я спросила брата о Глебе, почему он с ним никогда не приезжает. Серёжа нахмурился и нехотя ответил:

– Да есть одна проблема. Точнее, две…

– Что-то серьёзное?

Серёжа помолчал немного, как бы раздумывая, говорить мне что-то или не стоит, потом отрывисто произнёс:

– Пьёт он.

– Давно?

– Как я уехал. При мне ещё держался, а теперь… бары, шлюхи… на днях задержали за мордобой в ночном клубе.

Мне стало как-то грустно. Вспомнился красивый парень с тёплым взглядом, который так нежно, по-братски, заботился обо мне и Оле в день папиных похорон. Да и после все четыре года передавал мне приветы и сувениры, неизменно называя сестрёнкой.

– А вторая проблема?

– Понимаешь… как бы тебе объяснить… Вторая – вообще не проблема на самом деле. Короче, одну он придумал, другую создал. И если бы захотел, мог бы решить обе. Но без пинка что-то не получается.

– И ты сейчас раздумываешь, с какой стороны эффективнее пнуть, – догадалась я.

– Ну… что-то в этом роде.

– Серёж, если нужно будет… – но брат не дал мне договорить:

– За тобой тоже присматривать надо: таких наивных в двадцать лет дурочек уже почти не осталось.

– Ну, так и присматривай, – я тут же ухватилась за его слова. – Серёж, дом пустой, а ты снимаешь квартиру на окраине.

– Янка, хватит, – возразил он. – Мы уже это обсуждали. Дом твой. За квартиру я заплатил на год вперёд, а к тому времени на свою насобираю.

– Если ты волнуешься за свой образ жизни, то зря. Я же не маленькая, понимаю, что у тебя свои друзья, женщины. Да здесь можно жить и неделями не встречаться.

– Спасибо, сестрёнка. – Серёжка обнял меня за плечи, и я положила голову ему на грудь. – Если я когда-нибудь приведу в этот дом женщину и познакомлю с тобой, то это будет моя жена. А для временных подружек и та квартира сойдёт. Ты уж лучше мне в другом помоги.

– В чём?

– Съезди со мной к Ольге с Андреем.

– Поехали, – обрадовалась я.

– Не сейчас, утром.

– Андрей Иваныч будет на работе.

– Может, оно и к лучшему.

По всей видимости, Серёжа хотел поговорить именно с Олей, и это меня и радовало, и настораживало. Не знаю, что произошло между ними много лет назад, кто кого должен простить, но мне этого очень хотелось.

И вот мы стоим перед дверью, за которой, я знаю, Оля не находит себе места, с тех пор как я ей позвонила. Серёжа внешне спокоен, но на лбу выступила испарина, а он не может её даже вытереть: руки заняты подарками.

Оля проводила нас в маленькую гостиную и предложила что-нибудь выпить.

– Чаю, если можно, – попросил Серёжа, многозначительно взглянув на меня. Я сообразила и тут же смылась на кухню. Честно, я изо всех сил старалась держаться поближе к шипящему чайнику, но когда он отключился, уши затыкать не стала. Это я погорячилась. Теперь я ни за что не смогу скрыть, что в курсе их разговора. За столько лет они в первый раз беседовали, спокойно, даже по-дружески.

– Ты всё правильно сделала в этот раз, – говорил Серёжа. Нельзя всё время жить чужими интересами. Если женщина хочет нормальную семью и детей, то она имеет на это право. И она не должна от этого отказываться в угоду эгоистичным уб…

– Серёж! – прервала его Оля.

– Да, извини, – согласился он, – о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Я всё не мог тебе простить…

– А теперь?

– А теперь думаю, что много чего тогда не понимал и не имею права тебя осуждать.

– Значит, простил меня?

– Посмотрел на тебя с детьми…

– Не ври хотя бы себе, – возразила Оля. – Ты приехал до того, как увидел детей. Серёжа промолчал, а Оля добавила:

– Насчёт того раза… Не было никакого аборта. Я бы, скорее, ушла от Димы, чем убила ребёнка. Просто мы с ним тогда из-за этого сильно поскандалили, а ночью началось кровотечение. Пока была в больнице, не хотела его видеть, думала развестись. А тут врач сказал, что у меня почти никаких шансов снова забеременеть. А так у меня была Янка.

– Почему ты мне правду не сказала? – ошарашено спросил Серёжа.

– А ты слушал?

– Нет, – признался брат. – Как вспомню, чего тогда наговорил тебе и отцу… Но у него я бы и сейчас не стал прощения просить. А у тебя прошу.

– Я никогда на тебя не обижалась, – возразила Оля, – просто было больно и грустно. Мечтала утешить мужа, любить его детей, родить собственных. А получилось, что мужу оказалась не нужна, своего ребёнка потеряла, тебя из дома выжила. Да не мотай головой. Я прекрасно понимаю, что если бы не я, ты бы не ушёл. Мы с Янкой остались вдвоём, держались друг за друга изо всех сил. У меня родились ещё три дочери, но она – самая близкая, мой первенец.

После этих слов за дверью наступила тишина. Я взяла поднос дрожащими руками и принесла в гостиную никому не нужный чай. Но здесь Серёжи с Олей не оказалось. Нашлись они в детской, где Оля готовила смесь для кормления, а Серёжа забавлял малышек, по-очереди давая им подержаться крошечными розовыми кулачками за его огромные мизинцы. Как только одна из девочек оказывалась обделённой, она тут же начинала дрыгать ручками и ножками и недовольно ворчать. Я поразилась выражению благоговения на лице этого огромного неразговорчивого мужчины, прошедшего войну.