Читать книгу Шерше ля вамп - Юлия Набокова - Страница 3

Спустя время я оценила иронию судьбы, согласно которой я становилась единственной наследницей вампира, которого сама же и убила. Но когда на пороге моей квартиры появился серьезный французский нотариус, я даже слушать ничего не хотела. Месье Гренье, выставленный за дверь, вынужден был обратиться за помощью к тяжелой артиллерии в лице Вацлава и Аристарха – единственных, кто имел на меня влияние. Аристарх, понятно, благодаря родству. Кроме того, мой дед – один из старейшин. С Вацлавом мы, к счастью, ни в каких узах не состоим, хотя он и настойчиво предлагал мне местечко в своей команде ищеек. Но нам пришлось немало пережить вместе, так что я научилась доверять этому молчаливому вампиру, который, кстати говоря, не доверяет никому, кроме себя самого. И даже несмотря на то, как он обошелся со мной на новогодней вечеринке, я была рада его видеть.

В последний раз, еще до Нового года, мы втроем собирались не по самому приятному поводу. Жан, могущественный французский вампир, случайно сделавший вампиром меня, прибыл в Москву, чтобы получить последний амулет из дюжины Серебряных Слез. Каждая Слеза воплощала в себе добродетель последнего лорда вампиров, и, согласно легенде, тот, кто соберет все частицы вместе, станет править кровопийцами всего мира. Другие вампиры были не в восторге от идеи попасть под командование Жана, известного своей жестокостью и беспринципностью. Московские старейшины, оберегавшие недостающую у Жана Слезу, никогда бы не выдали ее ему. Поэтому тот, узнав о родстве старейшины Аристарха со мной, похитил бабушку Лизу в расчете, что я и дед приложим все усилия, чтобы освободить заложницу в обмен на его требования. И не прогадал – я сделала старейшинам предложение, от которого они не могли отказаться. Аристарх, естественно, меня отговаривал, остальным моя идея пришлась по нраву.

С первого дня, как я появилась в Клубе, старейшины боялись меня как прямой наследницы Жана и беспокоились, как бы его дурная и вместе с тем могущественная кровь не превратила меня одновременно в supergirl с неограниченными способностями и в неконтролируемую маньячку, опасную как для вампиров, так и для людей. Поэтому, когда я, пылая ненавистью к Жану, пообещала убить его, старейшины справедливо рассудили, что поединок между нами станет смертельным для обоих, и рискнули выдать мне две Серебряных Слезы, за которые я собиралась выкупить жизнь бабушки.

Гончие были поблизости от места встречи и, как только заложницы – в их число попала и моя лучшая подруга Саша – были освобождены, а мы с Жаном схлестнулись в рукопашной, они ворвались в здание заброшенной фабрики, напичканное головорезами Жана. Я переоценила свои силы – Жан одолел меня, забрал недостающие амулеты и воссоздал легендарную Чашу последнего лорда. Сказка, в которую до конца никто не верил, обернулась страшной былью: Гончие, растерзавшие охранников Жана, подчинились силе Чаши и признали Жана своим властелином. Даже Аристарх, сражавшийся наравне с Гончими, склонил голову перед французом. И если бы не Тринадцатая Слеза, что воплотила в себе ненависть последнего лорда, погибшего от рук предателей, пожелавших занять его место, даже не знаю, чем бы все закончилось…

Слеза, в существовании которой сомневались и в которую не верил даже Жан, оказалась в руках московских старейшин незадолго до приезда француза. Роковой амулет стал причиной безумства одной из старейшин, Инессы, и привел к гибели восьми вампиров, среди которых был и мой любимый – Глеб. Передавая мне Слезу Силы, потребованную Жаном, старейшины подстраховались, вручив мне и Слезу Ненависти – она еще больше усилила мою неприязнь к французу и превратила меня в машину убийства.

В тот момент, когда Жан, держа в руках Серебряную Чашу из двенадцати фрагментов, подчинил себе всех вампиров, находящихся рядом, Тринадцатая Слеза, кулоном висевшая у меня на шее, обожгла меня огнем. Подчиняясь порыву, я сорвала ее с цепочки и кинулась к Жану, чтобы прижать ее к сердцу вампира. Слеза серебряной пулей вошла в сердце. Жан умер, кажется так и не успев понять, что же произошло. А я, завладев Чашей и став в глазах вампиров повелительницей, поспешила избавиться от рокового серебра, бросив в сосуд Слезу Ненависти. Амулеты погибли в магическом пламени. За исключением одного.

Аристарх узнал прямоугольную подвеску, отлитую из Слезы Милосердия, и выхватил ее из огня, невзирая на адскую боль. Подвеска стала моим оберегом от крови Жана, наградившей меня вспышками неконтролируемой ненависти, во время которых я могла убить человека. А Аристарх теперь неразлучен с черной перчаткой, скрывающей искалеченную кисть. Увечья, полученные в магическом огне, неизлечимы. И даже наша способность к регенерации здесь оказалась бессильной.

Я очень благодарна деду за этот поступок, предоставивший мне выбор – оставаться собой или сделаться кровожадной преемницей ненавистного мне Жана. Поэтому, когда настырный нотариус заявился ко мне домой в сопровождении Аристарха и Вацлава, пришлось впустить служителя Фемиды и даже организовать чайные посиделки на кухне. Вступление речи месье Гренье я прослушала, ибо меня так и подмывало спросить у Гончего, как прошло его новогоднее свидание и оценила ли счастливая избранница его подарок вкупе со свежевыбритыми щеками. Однако, судя по хмурому виду Вацлава, девица если не совсем продинамила его, то нервов потрепала достаточно.

Нотариус тем временем объявил, что он был личным душеприказчиком Жана, и завел речь о его завещании. Мне сделалось не по себе, и я с опаской скосила глаза на Аристарха с Вацлавом. Именно они настояли на том, чтобы сохранить в тайне произошедшее на заброшенной фабрике. Огонь, который развел Вацлав, уничтожил все следы, и вампирская тусовка знала о случившемся только со слов главы Гончих. Версия для публики была не просто подретушированной, она была бесконечно далека от правды. Я, например, в деле вообще не фигурировала и к гибели Жана никакого отношения не имела. Вацлав опасался, что последователи Жана могут мне отомстить, и взял всю вину на себя. О Серебряных Слезах не было сказано ни слова – зачем волновать народ, если все легендарные амулеты погибли в огне? А о том единственном, которым теперь владею я, известно только Аристарху и Вацлаву. Мужчины решили сохранить это в тайне даже от других старейшин, не без оснований опасаясь, что Слезу у меня отберут. В общем, публике было объявлено, что в результате столкновения Жана с его боевиками и Гончих во главе с Вацлавом на заброшенной фабрике начался пожар и вся французская банда погорела. Вампиры эту новость восприняли с недоверием, и гибель Жана обросла самыми различными слухами: сперва шептались, что Жан не погиб, а лишь фальсифицировал свою смерть. После того как генетическая экспертиза обнаруженных останков подтвердила гибель вампира, заговорили о специально спланированной операции Гончих по уничтожению Жана, о старых счетах между Жаном и Вацлавом, которые были примерно ровесниками. Судачили даже, что эти двое не поделили любовницу (меня, кого же еще!) и схлестнулись в кровавой дуэли. Но ни один самый невероятный слух не приблизился к правде. Никому и в голову не пришло, что это я могла убить Жана.

И вот теперь является душеприказчик Жана, заводит разговор о его смерти. Вацлав сидит с отсутствующим видом, Аристарх сияет, как легендарный алмаз «Санси», начищенный к Международной ювелирной выставке. Кто-нибудь объяснит, в чем дело?

– …а также движимого и недвижимого имущества в Париже, Ницце, Тулузе, Лондоне, Риме, Монако, – по-французски зачитывал месье Гренье, пока я сверлила недоумевающим взглядом то Вацлава, то Аристарха. Французский-то я понимала, спасибо бабуле-переводчице, но вот что здесь происходит…

Наконец душеприказчик выпалил еще несколько названий европейских городов, заткнулся, и все три пары глаз присутствующих уставились на меня с разным выражением. Нотариус профессионально демонстрировал любезность. Аристарх ликовал, а Вацлав испытывал прямо противоположные эмоции, хотя и пытался их скрыть за безразличной миной. Он был раздосадован и расстроен, как успешный бизнесмен, у которого более ловкий конкурент прямо из-под носа увел большой контракт.

Пауза затянулась, и только я собралась поинтересоваться, что, собственно происходит, всех троих вдруг прорвало.

– Поздравляю! – прозвучало по-русски и по-французски, и в этом хоре отчетливо слышалось радостное поздравление Аристарха, учтивое – месье Гренье и сдержанное – Вацлава.

Я озадаченно молчала, пытаясь решить хитроумную загадку. О чем же таком вещал нотариус, пока я его не слушала, если начал он со смерти Жана, принеся мне, как его единокровной преемнице, искренние соболезнования, а закончил бурными поздравлениями? Не дай бог, согласно духовному завещанию вампира, ко мне переходят все его тараканы в голове и извращенные способности. Хорошо еще, если для этого потребуется особый обряд и у меня есть надежда избежать постылого наследства. А вдруг все уже свершилось по умолчанию и меня просто ставят в известность – мол, живи и пользуйся? Тогда понятно, почему приуныл Вацлав. Но, позвольте, отчего же так счастлив Аристарх? И при чем тут Ницца, Монако и какая-то Тулуза?

– Кажется, она онемела от радости, – саркастически изрек Вацлав.

– Что ж тут удивительного! – не разделил его сарказма Аристарх, в волнении теребя край черной перчатки.

Нотариус почтительно молчал: видимо, ему шокировать клиентов не в диковинку и он привык к любой реакции, кроме равнодушной.

Равнодушной я не выглядела. Озадаченной – вполне.

– Не могли бы вы повторить? – решилась я. Уж лучше признаться в том, что пропустила его слова мимо ушей, чем строить нелепые предположения.

– С самого начала? – Месье Гренье не выдал удивления и раскрыл кожаную папку.

Но Аристарх его опередил, вскочив из-за стола и воскликнув:

– Жанна, да что тут повторять! Ты – единственная наследница всего состояния Жана Лакруа!

– Тише, – поморщилась я, покосившись на часы. – Первый час ночи, соседей перебудишь.

И только тут до меня дошло.

– Что ты сказал?!

– Век бы слушала? – поддел меня Вацлав.

– Все состояние Жана – теперь твое! – радостно подтвердил Аристарх.

– Включая движимое и недвижимое имущество в Париже, Ницце, Тулузе… – заученно протараторил нотариус, закончив список упоминанием замков в предместьях Парижа и Праги и острова на Багамах.

– Остров-то ему на что? – ошеломленно выдавила я.

– Ты хоть понимаешь, что это значит? – Аристарх в волнении взмахнул руками и задел люстру.

– Спокойно, дядя Степа, – предупредила я.

– Ты теперь богаче всего московского отделения Клуба, вместе взятого! – ажиотированно воскликнул мой дед.

Вот ведь не было печали…

– Ты теперь будешь жить в замке с кучей прислуги, шить платья у Роберто Кавалли и блистать на венских балах! – размечтался вслух Аристарх. – Ты теперь самая богатая невеста среди вампиров во всем мире.

И только сейчас я поняла, почему расстроен Вацлав, хотя и пытается не подать виду. Миллионное состояние, о котором вещал Аристарх, а нотариус ему любезно поддакивал, автоматически исключало меня из кандидаток в Гончие. А ведь Вацлав не терял надежды, что однажды я примкну к ним. Теперь я сама могла нанять для охраны десяток лучших Гончих. Может, предложить Вацлаву возглавить отряд моих телохранителей? Я тут же отсекла подобную идею – не думаю, что Вацлав ей сильно обрадуется. Одно дело – видеть меня в числе своих подчиненных, и совсем другое – самому мне подчиняться. Вацлав никогда не согласится на это.

– Так когда вы сможете выехать в Париж? – настойчиво повторил месье Гренье.

– Зачем? – не поняла я.

– Чтобы вступить во владение наследством, чтобы уладить все формальности, – терпеливо пояснил он.

– Думаю, на днях, – решилась я.

Нотариус одобрительно кивнул.

– Я займусь билетами и визой, – предложил Аристарх.

Засим месье Гренье откланялся, Вацлав вызвался его проводить, и мы остались вдвоем с Аристархом.

– Да, в сравнении с таким роскошным новогодним подарком, который преподнес тебе Жан, мой меркнет, – пошутил Аристарх, глядя на календарь, отсчитывающий первые дни нового года.

– А почему Жан оставил наследство мне? – спохватившись, спросила я у деда.

– Ты – его единственная кровная преемница, – просветил Аристарх. – После смерти вампира его состояние делится между теми, кого он инициировал.

– А если таких нет?

– Тогда все переходит городскому Клубу.

– Что-то мне не по себе, – призналась я. – Состояние Жана и впрямь оценивается в миллионы?

Аристарх кивнул:

– Ты теперь сказочно богата, принцесса.

– Что, мне теперь нанять толпу охраны и не высовывать носа из замка? – хмуро поинтересовалась я.

– Зачем? – удивился Аристарх.

– Все охотятся за миллионерами из-за наследства, – заметила я.

– Ну и что? Никому нет смысла убивать тебя ради наследства, – успокоил меня Аристарх. – У тебя же нет кровных преемников. В случае чего миллионы отойдут казне, а от этого никому ни тепло ни холодно… В Париж полетим вместе, – внезапно объявил он и затараторил: – Неужели ты думала, что я отпущу тебя одну? Я и мечтать не мог, что когда-нибудь смогу показать Париж своей внучке. Я самый счастливый вампир на всем белом свете! Заскочу сейчас в «Подземелье», там сегодня должны быть Моника и Руслан, – он назвал имена других старейшин, – договорюсь с ними о каникулах, и начнем паковать чемоданы. Обещаю, ты влюбишься в Париж с первого взгляда!

В Париж я полетела одна. Сопровождение нотариуса не считается. Аристарх накануне вылета был вынужден сдать билет: один из его кровных преемников погиб, упав на машине с Крымского моста. Дед остался на похороны и скрепя сердце отправил меня во Францию одну.

В аэропорту он долго не выпускал моей руки, как будто боялся, что больше никогда меня не увидит, и все повторял, что, как только уладит все формальности, вылетит в Париж ближайшим рейсом.

Чуть в стороне маялся Влад Карасик. Компьютерный гений, в свое время взломавший базы данных ФБР, тем самым попал под колпак спецслужб и привлек внимание вампиров. Вот уж кого приняли в Клуб безо всяких сомнений! Но Влад своими знаниями не кичился, запросто подошел познакомиться на вампирской вечеринке в мою честь. А когда понадобилось срочно восстановить утерянный пароль погибшей Инессы, чтобы достать Серебряную Слезу, хранившуюся у старейшин, и спасти бабушку и Сашку, взятых в заложники Жаном, Влад примчался среди ночи и легко взломал шифр. Правда, старался он не только для меня, он еще и красовался перед старейшиной Моникой, с которой у них закрутился роман. Но его заслуг это не уменьшает.

После той ночи мы лишь раз виделись мельком – Аристарх вывел меня поужинать в «Подземелье», и там же за отдельным столиком ворковали Влад с Моникой. Когда Моника отлучилась в дамскую комнату, Карасик подошел к нам и, смущаясь, попросил у Аристарха денег взаймы. Аппетиты супермодели явно превышали заработки хакера. Аристарх тогда не преминул пошутить на этот счет, и, судя по изменившемуся лицу парня, он попал в точку. Трудно представить себе более невообразимую парочку, чем эффектная длинноногая Моника и худенький невысокий Карасик.

Юный хакер, которому Аристарх приходился кровным донором, а погибший Эдуард Осокин, соответственно, кровным братом, сегодня был непривычно мрачен и сосредоточен. Трагедия с вампиром по крови стерла безмятежное выражение из его глаз и ямочки с щек, залегла горестной складкой меж бровей, заострила скулы. Влад как будто за одну ночь повзрослел на пять лет, и в мягких чертах его мальчишеского лица появилось что-то жесткое.

– Ты только звони мне, – твердил Аристарх, – ты только сразу звони!

Внезапно мой телефон разразился трелью эсэмэски, я взглянула на экранчик, нажала клавишу «прочитать», но мобильный намертво завис. Как не вовремя-то! Я быстро выключила трубку, включила заново. Но реабилитационные меры, всегда срабатывавшие раньше, на этот раз не принесли никаких результатов.

– Сломался, – удрученно вздохнула я.

– Я куплю тебе новый! – Аристарх взволнованно закрутил головой по сторонам, и тут объявили начало посадки на мой рейс.

– Не успеешь, – озабоченно возразила я. Как некстати остаться без мобильного, когда я улетаю в чужой незнакомый Париж и мобильный – единственная ниточка, связывающая меня с домом.

– Посадку объявили, – сказал Влад, подходя к нам.

– Да слышали мы, – в расстройстве отмахнулся от него Аристарх. – Так, Жанна, стой здесь, я постараюсь быстро.

– Э нет, – возразила я, – не хочу опоздать на самолет!

– Что у вас тут случилось? – вмешался Карасик.

Мы одновременно посмотрели на компьютерного гения и возликовали. Аристарх принялся объяснять суть возникшей проблемы, я сунула в руки Владу телефон. Он сосредоточенно понажимал кнопки, снял батарею, изучил «внутренности» мобильного, и морщинка на его лбу расправилась, сообщая о найденном решении.

– Ну все понятно, – тоном знатока протянул он и выдал какой-то залихватский термин.

– Ты русским языком говори – починишь? – перебил его Аристарх.

– Отчего ж не починить? Дело плевое, – обнадежил нас Влад. – Всего-то одну детальку поджать надо. – Он огляделся и добавил: – Я только к свету поближе подойду, чтобы не промахнуться.

– Да иди ты куда хочешь, только почини!

Влад отошел в сторонку, а Аристарх с прежним энтузиазмом принялся давать мне советы перед дорогой. Как заботливая мамаша, ей-богу!

– Да не волнуйся ты так, не загрызут же меня твои соотечественники, – пошутила я, желая его успокоить.

Но от моих слов Аристарх еще больше разволновался и стал твердить, чтобы я слушалась его знакомую Вероник, у которой мне придется остановиться, и доверяла ей во всем, а больше никому в парижском свете.

– А я, как только смогу, первым же рейсом вылечу за тобой, – в тысячный раз повторил он и вытаращился на меня взором беспокойной мамаши, которая впервые отлучает ребенка от своей юбки и отправляет в школу – на съедение злым учителям и вредным одноклассникам.

– Готово. – Хакер протянул мне телефон. Я убедилась, что он работает, и расцеловала заалевшего как маков цвет Влада. Да уж, больно ему нужны мои поцелуи! Когда у него в герл-френдах – сама супермодель Моника, да к тому же старейшина, между прочим!

В последний месяц Влад и Моника были неразлучны и уже не скрывали своих отношений. Только трагедия с Эдуардом Осокиным смогла их разлучить. Монике на правах старейшины пришлось улаживать какие-то формальности, а Влад отправился с Аристархом в аэропорт, чтобы сразу после моих проводов, не теряя времени, заняться организацией похорон. Как коротко пояснил мне Аристарх, у Эдуарда, хотя он и был молодым вампиром, родственников среди людей не оказалось. Парень был круглым сиротой, поэтому похоронами должны были заняться самые близкие ему по крови среди вампиров – Аристарх, Карасик и какой-то неизвестный мне Герман Воронов, который был в отъезде в Венеции, но, узнав о случившемся, срочно вылетел в Москву. Его самолет десять минут назад приземлился в этом же аэропорту. Карасик уже побежал встречать Германа, а Аристарх все держал меня за руку и сыпал советами.

– Дед! – твердо сказала я, пресекая дальнейшие рекомендации. – Не переживай ты так, все будет хорошо!

– Продолжается посадка на рейс Москва – Париж, – повторили по радио, и я потянула Аристарха к нужному сектору.

– Еще рано! – запротестовал он.

– Так там очередь! – возразила я.

– Для пассажиров бизнес-класса очередей не существует, – улыбнулся он. – Привыкай к красивой жизни!

Это был щедрый жест Аристарха. Он сам заказывал билеты в Париж для меня и уже ожидающего в зале вылета нотариуса и рассудил, что мне как наследнице миллионов Жана не подобает лететь экономом.

– А вот и Герман! – Аристарх приветливо махнул рукой спешащей толпе, и я вытянула шею, пытаясь разглядеть вампира, посвященного моим дедом.

Не заметить его было невозможно. Он выделялся в серо-черной толпе, как белая ворона. И сам он был белым – от бесцветных ресниц до кончиков волос, лишенных пигмента. Альбинос. Как безумный убийца в фильме «Код да Винчи».

– Это – Герман? – ошеломленно прошептала я, увидев, что альбинос уверенно направляется к нам, а рядом с ним вышагивает Карасик – совсем маленький на фоне двухметрового блондина.

Аристарх кивнул. Экзотичного вида вампир поравнялся с нами и протянул мне руку:

– Герман Воронов.

Вот уж и впрямь белая ворона! Хотя ему бы больше подошла фамилия Бесцветнов. Рукопожатие вышло сильным и энергичным, в льдистых светло-серых глазах зажглись искорки интереса.

– Рад с вами познакомиться, Жанна, – хрипло прокаркал он. – Я много слышал о вас.

– Не верьте этим гнусным сплетням. На самом деле я добрая Белоснежка, – многозначительно сказала я, вскользь пройдясь по его внешнему виду.

Белесые брови Германа изогнулись, и он рассмеялся низким гортанным смехом.

– Истинная внучка своего деда. Жаль, что наше знакомство окажется таким коротким.

Отчего-то в этой светской фразе мне почудилась скрытая угроза, но Аристарх не проявил ни капли беспокойства, а Герман тут же добавил:

– У вас ведь уже идет посадка?

– Да, надо поторапливаться.

Я взглянула на часы. Время еще было, но, честно говоря, я уже порядком подустала от нотаций Аристарха. Да и вести светские разговоры с альбиносом мне не хотелось. Кровный наследник деда внушал мне смутную тревогу и сильное желание очутиться от него подальше. Лучше всего – за тысячу-другую километров.

Я сгорала от любопытства расспросить Аристарха о Воронове и понять, что он за птица, но остаться наедине нам не удалось. Альбинос вызвался проводить меня, и делегация провожающих повела меня на посадку.

У нужной стойки вилась длинная очередь, но мы прошли мимо, подойдя к скучающей стюардессе, пропускающей пассажиров бизнес-класса. Я торопливо расцеловала Аристарха, кивнула на прощанье таинственному Воронову, еще раз поблагодарила смущенно заалевшего Карасика за починку телефона и сбежала от них в зону досмотра, досадуя, что Вацлав не только не изъявил желания сопровождать меня в Париже вместо Аристарха, но даже не пришел меня проводить. Наверное, помирился с этой своей мымрой! Ничего-ничего, нет на свете такой Анджелины Джоли, которая не нашла бы своего Брэда Питта. И я обязательно найду! Сдался мне сто лет этот Вацлав!

Часы полета промчались незаметно. Сидя в удобном креслице бизнес-класса, я уже начинала ощущать себя миллионершей и входить во вкус красивой жизни. Даже глянцевые журналы, которые я прихватила в самолет, теперь читались по-другому, из витрины недосягаемой dolce vita превратившись в каталог доступной роскоши. Если раньше я завистливо вздыхала над их страницами, разглядывая дизайнерские наряды знаменитостей («Видит око, да кредит неймет»), то теперь деловито помечала маркером все понравившиеся мне шмотки, предвкушая, как пополню свой гардероб, когда получу в распоряжение миллионы Жана. «Галерея Лафайет» навсегда запомнит тот день, когда я устрою набег на ее бутики. Быть может, обо мне даже напишут в газете как еще об одной сумасшедшей русской, которая за день спустила сотни тысяч евро. Чем я, в конце концов, хуже Даши Жуковой?

Почему Вацлав не предлагал мне свою компанию, я поняла, когда в аэропорту Шарль де Голль нас встретил серьезный, коротко стриженный шатен в модном пальто. Гончие свято блюли свои границы, и в Париже за безопасность сограждан и гостей столицы отвечала местная команда.

– Андре, можно просто Андрей, – без улыбки представился шатен на чистейшем русском языке, забирая мою дорожную сумку. – Я руковожу парижскими Гончими.

Коллега Вацлава поднял на меня дымчатые, как асфальт, глаза, и внезапно меня обожгло, словно огнем. Воспоминание ослепительное, как солнце, и бодрящее, как мятный холодок, вернуло меня в тот далекий московский вечер, когда байкер, имени которого я так и не узнала, украл мое сердце.

Мне было шестнадцать, когда мы с подругами пришли на день открытых дверей в МГУ, а потом, заскучав в пыльной аудитории, вырвались на шальной весенний воздух и отправились встречать закат на смотровую площадку. Байкеры, стоявшие у обочины, показались нам тогда пришельцами из другого мира. Наши родители уже который месяц втолковывали, что светлое будущее – это институт, востребованная профессия и престижная работа, и настраивали на подготовительные курсы и вступительные экзамены. Байкеры жили в другом измерении. Их мир не был ограничен стенами студенческой аудитории или офиса, их миром была вся земля, все небо и все дороги под этим небом. Они были свободны, независимы и так же далеки от нас, старшеклассниц, как голливудские идолы, над плакатами которых мы тихонько вздыхали.

– Вот бы прокатиться, – вздохнула самая романтичная из нас, Надя.

– Щас! – разбила ее надежды самая прагматичная, Лера. – Так они и выстроились все в ряд, чтобы тебя покатать.

– Я пошла, – сказала самая непредсказуемая. Я. И, не обращая внимания на удивленные оклики подруг, двинулась к Нему – самому красивому, соблазнительно взрослому и безумно увлеченному своим железным другом.

Мне пришлось окликнуть его трижды, пока он не оторвался от созерцания приборной панели и не поднял глаза. Дымчатые, как асфальт после летнего ливня.

– Чего тебе? – удивленно спросил он, убирая с глаз длинную челку.

Каре золотисто-русых волос, придававшее ему сходство с принцем из киносказки «Не покидай», окончательно убедило меня в его «инопланетности». В моем мире одноклассники стриглись коротко, и только принцы могли себе позволить длинные, блестящие, шелковистые волосы… А то, что вместо коня – байк, так и времена другие!

– Хочу прокатиться, – поражаясь своей наглости, выпалила я.

Он не поверил. Он усмехнулся. Он оценил мою смелость. (Тогда я убеждала себя в том, что его покорила моя красота.)

– Барс, что там? – окликнул его товарищ, совсем не похожий на королевича из сказочного дворца.

Коренастый, с сальными длинными волосами, собранными в хвост, с густой бородой, накачанными ручищами, он скорее напоминал гнома, выбравшегося из подземелья.

– Все в порядке, Тор, – ответил ему мой байкер и подвинулся, освобождая для меня место позади.

Загудел мотор. Я уселась позади, не решаясь до него дотронуться.

– Я люблю скорость, – бросил через плечо он. – А ты?

– Обожаю, – выдохнула я.

– Тогда держись крепче!

Я робко коснулась ладонями кожаной куртки. Мотоцикл сорвался с места, в ушах засвистел ветер – и я вцепилась в байкера, как клещ. Мимо проносилась сине-зелено-серо-белая лента улицы, в которой невозможно было различить ни домов, ни деревьев, ни прохожих. В ушах выло цунами. Во рту появился привкус крови – это я закусила губу, чтобы не вопить от ужаса. Челка, намертво склеенная лаком, стояла дыбом. Волосы, казалось, сдует ветром вместе со скальпом. Я нервно хихикнула, представив, как порыв ветра принесет скальп к моим подружкам, стоящим у дороги, бросит его на голову Лерке, словно парик, и та, нервно отфыркиваясь, возьмет его кончиками пальцев и скажет: «Ну, что я говорила?»

Внезапно мельтешение вокруг резко прекратилось, и на меня дохнул мятный холодок.

– Прости, мы его все-таки не догнали.

Его глаза были насмешливыми и ослепляли, как вспышка фотоаппарата.

– Кого? – непонимающе переспросила я, хлопая ресницами и убирая руки.

– Солнце. Оно от нас убежало.

– Действительно, – неловко улыбнулась я и, осмелев, добавила: – А мы с подругами только за этим и пришли – на закат посмотреть.

– Удивительно, – усмехнулся он. – Я думал, сейчас ходят смотреть только кино.

Я улыбнулась, подыскивая какой-нибудь остроумный и эффектный ответ, который сделает меня умной и интересной в его глазах, который позволит мне остаться с ним и кататься, прижавшись к его спине, ночи напролет.

– Ничто не сравнится с… – начала я, но окончание моей искрометной фразы потонуло в реве мотора красного мотоцикла, промчавшегося мимо нас.

Внезапно взгляд байкера стал теплым, как июльское море, и он подался вперед. «Сейчас поцелует!» – возликовала я. Но он бросил: «Извини, мне пора», стряхнул меня с сиденья и, окатив газом из выхлопной трубы, умчался туда, откуда меня забрал. Я поплелась следом, выискивая глазами подруг.

Девчонки встретили меня у смотровой площадки.

– Вот ты где! – воскликнула Лера. – А то этот дикарь вернулся один, мы уж не знали, что и думать!

– Ну как? – охрипшим от восторга голоском пискнула Надя.

– Здорово, – ответила я, глядя им за спину.

Мой байкер страстно целовал длинноволосую рыжую девушку в красной кожаной куртке и узких джинсах. Его мотоцикл так же страстно прижимался к красному женскому мотику – на нем, вне всяких сомнений, примчалась разлучница, в волосах которой запуталось закатное солнце…

Я развернулась и зашагала прочь.

Сейчас, спустя семь лет, он приехал встречать меня в аэропорту Парижа… Интересный поворот. Что ж, если Вацлав так увлечен своей мымрой, то почему бы и мне не закрутить французский роман?

– Чем обязана такой чести? – полюбопытствовала я.

– Мадемуазель, – по-военному отчитался он, – я отвечаю за вашу безопасность на территории Парижа.

Не узнал, поняла я. Конечно, столько времени прошло… Хотя я его узнала сразу, несмотря на короткую стрижку, несмотря на модное пальто, несмотря на заострившиеся скулы и суровую морщинку на лбу. Потому что для меня та поездка на байке стала приключением, которое запоминается на всю жизнь, а для него она была лишь незначительным эпизодом. Байкер забыл мое лицо раньше, чем доехал до своей рыжей. А вот мне его лицо еще долго снилось ночами.

– И только? – уточнила я. – А я-то мечтала осмотреть замки в долине Луары. Говорят, отныне мне принадлежит один из них.

– Нет проблем, – быстро отозвался он. – Долина Луары – прекрасное место.

«Наверное, там здорово гонять на байках с твоей рыжей», – угрюмо подумала я и осеклась, в замешательстве взглянув на Андрея. В ушах молоточком зазвучал голос Глеба: «Все Гончие пережили такое, чего и врагу не пожелаешь. Каждый из них потерял самых близких людей…» Взглянула – и поняла. Рыжая мертва. Эти глаза забыли тепло июльского солнца, подлинную радость и настоящее счастье. Они серы, как февральский лед, и хмуры, как северное небо над Норвегией.

Смешавшись, я отвела взгляд, но мои чувства не ускользнули от внимания Гончего.

– Что-то не так? – нахмурился он.

– Просто устала после перелета, – солгала я.

– Скоро будем на месте, – обнадежил он и повел нас с нотариусом к стоянке.

По дороге я гадала: посадит ли он нас на такси, а сам поедет следом на верном байке? А может, предложит мне прокатиться с ним? При этой мысли сердце предательски дрогнуло, и я вновь ощутила себя наивной шестнадцатилетней школьницей, а не взрослой вампиршей с почти трехмесячным опытом выживания в вампирской тусовке. Но на стоянке меня ожидало разочарование: Андрей довел нас до черного джипа и, усадив в салон, сам сел за руль.

Меня так и подмывало спросить его о мотоцикле, но что-то подсказывало, что делать этого не стоит.

Андрей

Рев мотора, ветер в лицо, опьянение скоростью, пыльно-бензиновый вкус свободы – все это осталось в прошлом. Вместе с солнечными зайчиками в ее волосах, вместе с озорными ямочками на ее щеках, которые было так сладко целовать. Словно капелька меда собиралась на донышке этой ямочки, словно вся сладость ее улыбки текла в его губы с поцелуем…

Она сама была порождением солнца. Именно такой он увидел ее в тот незабываемый майский день, когда сосредоточенно протирал свой верный кастом[1] у обочины на Воробьевых горах. Словно цунами пронеслось за спиной. Обернулся – и ослеп. Закатный солнечный свет обнимал гибкую черную фигурку с разметавшимся облаком волос. Он опустил глаза, борясь с внезапной слепотой, а она шагнула к нему, и солнечный свет плавленым золотом растекся у ее ног, обутых в красные кроссовки. Он поднял глаза – медленно, чтобы не ослепнуть снова, открывая ее для себя сантиметр за сантиметром. Стройные ноги в узких черных джинсах, красный шлем – слишком громоздкий для такой изящной руки (и как она только его удерживает!), расстегнутая красная курточка, вздымающаяся грудь – как будто она не ехала, а бежала или летела – на своих собственных крыльях, цвета алого закатного солнца. Но конечно же никаких крыльев не было. А может, она просто не пожелала демонстрировать их первому встречному… монтеру.

Он хмыкнул, услышав ее вопрос.

Не дождавшись ответа, она нетерпеливо тряхнула копной рыжих волос и повторила:

– Это ведь ты Барс?

– Ну я. – Собственное прозвище, данное приятелями-байкерами за бесстрашный стиль вождения, показалось ему глупым. Он вытер испачканные маслом руки о грязную тряпку и с вызовом поднял глаза. – И что, Златовласка?

Ему показалось, она вспыхнула. Ямочки, прежде приветливо подмигивавшие ему в уголках губ, вдруг спрятались, а сами губы сердито сжались. Даже рыжие кудри и те, казалось, стали жестче и из плавленого золота превратились в золотые стрелы.

– Мне сказали, что ты здесь лучше всех в моторах разбираешься, – небрежно уронила она. – Но, похоже, наврали.

Она развернулась и шагнула к своему красному спорту[2]. Так стремительно, так неизбежно, что Андрей понял: сейчас цунами повторится и она умчится из его жизни так же быстро, как ворвалась. И он больше никогда, никогда ее не увидит. И это было так невыносимо, что он сам не понял, какая сила подкинула его вслед за ней. Только почувствовал, что ладонь окутало рыжим шелком, а через мгновение две зеленые молнии, выстрелившие из центра ее глаз, пригвоздили его к асфальту. И он, словно обжегшись, отдернул руку, которую осмелился положить ей на плечо.

– Да подожди ты, – неловко проговорил он, убирая руку за спину. Ладони было тепло, словно в нее скользнул солнечный зайчик, и он невольно сжал кулак, стремясь задержать зайчика в руке – очень осторожно, чтобы его не помять, но достаточно плотно, чтобы не дать ему сбежать. – Что случилось-то?

Рыжая с сомнением посмотрела на него, словно раздумывая, достоин ли он второго шанса. А потом ее губы раздвинулись и на щеках зажглись солнышки-ямочки. Она что-то говорила ему о странности в моторе, которая ее беспокоит, а он только кивал головой, заранее во всем с ней соглашаясь и не в силах оторвать взгляда от этих пленительных солнышек.

Неполадка оказалась ничтожной, он справился с ней за две минуты. Но потом еще долго копался в моторе – было приятно ощущать на себе взгляд его рыжей хозяйки, чувствовать ее близость на расстоянии вытянутой руки и, как сладкий опиум, вдыхать аромат ее волос, которые пахли свободой, счастьем, солнечным берегом и далекими странами.

– Ну что там? – не выдержала рыжая.

Он глянул на нее волком, в душе кляня себя за то, что так расклеился. Подумаешь, золотые волосы, зеленые глаза! Одни неприятности от этих баб: сначала западают на твой мотоцикл и косуху, возбуждаются от запаха бензина, въевшегося в кожу, и считают тебя суперменом ночных дорог, а потом начинается… «Где ты пропадаешь? Опять со своими дружками шлялся! Ненавижу твой мотоцикл – так бы и разбила! Я хочу нормальную жизнь». Проблема только в том, что ему нормальной жизни недостаточно. Он умирает без дорог и без скорости, без ветра в лицо, без асфальта, стелющегося под колеса. И ни одна женщина в мире не заставит его отказаться от этого. Взглянул рыжей в глаза и понял: с ней все по-другому. В ее взгляде – адреналиновый кайф, гонки на скорости двести километров в час, трасса длиною в жизнь. Предки наверняка считают ее сумасшедшей и, будь их воля, заперли бы ее в четырех стенах. Но разве такую, как она, можно запереть в клетке?

– Готово, – охрипшим голосом проговорил он.

Она благодарно расцвела, ямочки ослепили его своим сиянием.

– Тебя как зовут-то? – спросил Андрей.

– Меня тут знают как Лису.

– Так что, Лиса, прокатимся?

Она азартно кивнула и прыгнула за руль своего спорта. Вот те на! Он-то предлагал прокатить ее на своем кастоме, чтобы она прижималась к нему, окутала его своими золотыми волосами и, может быть, даже визжала от восторга.

– Догоняй! – звонко выкрикнула она, и рыжие волосы полоснули по ветру. Цунами понеслось по московской дороге, набирая скорость.

– Ну, Лиса, погоди, – ухмыльнулся он, прыгая на мотоцикл. – Догоню, еще как догоню!

Они гоняли по опустевшим дорогам всю ночь, останавливались, болтали обо всем на свете, снова гоняли. Рассвет застал их снова на Воробьевых.

Она смеялась, дразнила, уворачивалась от его рук и губ. Андрей уже отчаялся, но с первыми солнечными лучами она сама приникла к нему губами, всеми озорными своими ямочками, золотыми своими волосами, и ему показалось, что в него хлынул солнечный свет всего мира. С того рассвета ему всегда было светло – даже глубокой ночью ему светили солнышки-ямочки, и весь мир, казавшийся прежде враждебным и ощетинившимся, как еж, стал большим и теплым солнцем.

С Лисой все было по-другому. Она принимала его таким как есть, не пыталась переделать из вольного странника в домашнего мальчика, не ревновала его к мотоциклу… Вместе они исколесили полстраны, срывались на байк-фестивали, принимали участие в мотошоу. Они проложили свои дороги из Москвы в Тамань, Севастополь и Иркутск. Тысячи километров фееричного счастья и опьяняющей скорости, миллионы звезд над головой – и они вдвоем на целом свете. Никак не надышаться ветром, не напиться поцелуями, не насытиться друг другом – вот оно, их шальное счастье. Палаточный лагерь на берегу Черного моря был раем на земле, а их палатка – дворцом. Они видели, как лазеры вспарывают бархатную крымскую ночь, и считали холодные звезды Байкала, до хрипа подпевали песням «Алисы» и отчаянно целовались под «Арию». Лиса утешала его, когда в финале номинации на лучший байк его обошел соперник, а Андрей был готов убить каждого из байкеров, раздевавших ее глазами, когда ее назвали «Мисс байк-шоу». Даже в лучших друзьях он теперь видел угрозу. Только для него эти смеющиеся русалочьи глаза, только для него эти упоительные ямочки, только для него эти пьянящие губы – и он ни с кем не намерен делиться.

Он стал ревновать ее даже к мотоциклу! Когда Лиса, дав по газам, уносилась на своем красном спорте, ему казалось, что мир пустел, дороги теряли свою привлекательность и из желанных трасс превращались в полосы опасностей. Андрей ненавидел всех водителей, которые мчатся по тем же дорогам, что и Лиса, а красный развороченный мотик стал его постоянным ночным кошмаром. Впервые он понял страх матери, провожавшей его из дома с такой тоской в глазах, будто не на дорогу – на войну провожает. И это облегчение в ее взгляде, когда он возвращался: словно она уже не ожидала его увидеть. Понял и ужаснулся: каким эгоистом он был. После смерти отца он нашел спасение в мотоцикле и скорости, а мать, потерявшая мужа, пребывала в аду из-за страха лишиться и сына. Теперь тот же ад переживал он сам: каждый раз, когда Лиса уезжала прочь и он сходил с ума при мысли, что может ее больше никогда не увидеть. А когда она возвращалась, он хмелел от счастья и сердце взрывалось праздничным фейерверком, озаряя всю вселенную.

Она была его солнечным зайчиком. Казалось, в ее венах течет концентрированный солнечный свет. Иначе почему так тепло и радостно рядом с ней? Она была солнечным затмением. Он мечтал приковать ее к себе крепко-крепко, но понимал, что солнечного зайчика не удержишь ни в руках, ни в наручниках. Можно только сделать так, чтобы ему не захотелось тебя покидать. Никогда. А для этого нельзя показывать свой страх, нельзя проявить слабинку, нельзя, чтобы Лиса поняла, что без нее он сразу умрет…

До годовщины их знакомства оставалось меньше месяца, когда зазвучали тревожные сигналы. Лиса стала рассеянной, в ее русалочьих глазах загорелся опасный огонек решительных перемен, а в душе поселилась тайна – тайна, которой было суждено их разлучить. Он не знал имени своего соперника, но видел, как Лиса становится тихой и задумчивой, как все меньше удовольствия ей доставляет скорость, как она отдаляется от него, избегая близости, в которой никогда прежде ему не отказывала и даже наоборот – всегда была более ненасытной, чем он.

В тот вечер Воробьевы горы тонули в закатном зареве, и вся она была словно объята светом. Глядя на нее и чувствуя, что дороже нее нет никого на свете, Андрей загадал: только бы продержаться до годовщины их знакомства и тогда все будет хорошо. Мороки разлуки развеются, и они будут вместе навсегда. Вечно молодые, влюбленные в свободу, пьяные от счастья.

– Я хочу тебе что-то сказать, – торопливо проговорила она тогда и все испортила. У Лисы был такой решительный и немного виноватый вид, что он понял: она его бросает.

– Не надо, – остановил он ее, испугавшись. Только не сегодня. Он не готов услышать, что она уходит от него.

– Но это важно, – с настойчивостью возразила она.

– Скажешь завтра. – Он нашел в себе силы улыбнуться.

Лиса, разочарованно кивнув, покорилась. А Андрей вздохнул с облегчением – у него впереди была целая ночь счастья. Ночь, когда он еще верил, что Лиса принадлежит ему и перед ними открыты все дороги мира.

Он еще тогда не знал, что этой ночью умрет. Когда Лиса, взмахнув на прощанье рукой, умчалась в закат, он был еще жив. К утру, когда он, оборвав ее неотвечающий мобильный телефон, услышал в трубке ответ, он едва дышал. Его сердце остановилось, когда вместо звенящего голоса Лисы отозвался чужой бас – глухой и скорбный. «Убита» – это слово пронзило его агонией, кривым восточным кинжалом прошлось по всему телу, сбивая с ног, оглушая, убивая. Вытравило из его сердца весь солнечный свет, выжгло радость и заполнило леденящей смертельной тоской.

Андрей мчался по Москве, не разбирая дороги. Чуть не разбил мотоцикл, которому прежде поклонялся, швырнув его на обочину. Он бежал к ней – беззащитной фигурке, лежащей среди пожухлой листвы под набирающим цвет каштаном. «Молодая какая, красивая! Бедная девочка… Живого места не осталось», – прошивали его пулеметные очереди шепотков зевак.

Бросившихся к нему милиционеров он сшиб, как кегли. Никто не мог ему помешать приблизиться к Лисе. Даже ветер, неожиданно жестко отвесивший ему пощечину, за то, что не удержал, не уберег… Запрокинутое лицо Лисы с неподвижными глазами было мертвенно-бледным, волосы червонным золотом разметались по земле, словно сломанные крылья, а красная курточка вдруг превратилась в перья – и алые лоскуты заполоскали по ветру, распространяя вокруг запах смерти. Андрей рухнул на колени, и джинсы моментально напитались красным. Нащупал руку Лисы – та была влажной от крови.

– Парень, – глухо сказал в спину один из милиционеров, не осмелившись ему помешать, – только больше ничего не трогай.

Так он и просидел, держа ее руку в своей, пока приехавшие судмедэксперты деловито не оттеснили его от Лисы, равнодушно называя ее между собой телом.

Зеваки и не думали расходиться. Кажется, их стало даже больше.

– Из-за мотоцикла убили, – взахлеб рассказывала какая-то бесформенная тетка в наспех накинутой на халат куртке. – Наркоману на дозу надо было денег достать. Она закричала, отдавать не хотела. Вот он и озверел!

Андрей споткнулся, словно под ногами натянули леску, подскочил к тетке и рявкнул:

– Где он?!

Та испуганно попятилась.

Если она сейчас скажет, что убийца здесь, сидит в милицейском фургоне, он не станет медлить ни секунды. Руками разорвет металлическую обшивку машины и свернет ему шею. Такой твари не место среди живых. Убийца не имеет права даже дышать тем воздухом, которым еще недавно дышала его девочка.

– Где убийца?! – гаркнул Андрей для непонятливой курицы.

– Так сбежал, – растерянно заморгала она.

Видимо, что-то страшное отразилось в его взгляде: кровь отхлынула с лица тетки, и та завизжала как перед лицом самой смерти. Милиционеры повернулись на шум. Андрей быстро зашагал к дороге. Нельзя терять ни минуты. Эта тварь и так слишком долго задержалась на свете.

В ту ночь он умирал дважды: когда узнал о смерти Лисы и когда увидел ее бледное лицо, красные перья на груди и сломанные крылья за спиной. Но больнее всего было в третий раз, на похоронах: когда стремительно постаревшая мать Лисы, захлебываясь слезами, поведала о результатах судмедэкспертизы: «Алисочка была беременна». Вот что за новость ему приготовила Лиса, вот о чем хотела рассказать в тот вечер. Если бы только он выслушал ее тогда, он бы не отпустил ее от себя ни на шаг. Убийца нашел бы себе другую жертву, а она осталась жива. Она и их ребенок. А теперь ее хоронили в тот же день, когда они познакомились год и целую жизнь тому назад.

Теперь уже ничего не исправишь. Ветер, одурев от горя, треплет ленты на траурных венках, замерзают живые цветы на свежей могиле. Солнечные зайчики не проникнут под землю, не позолотят закатным цветом локоны, не разбудят навеки уснувшую принцессу ото сна.

– Спи спокойно, Лиса. – Он положил на могилу, покрытую чайными розами, два свежих цветка. И, прикусив губу до крови, добавил: – Обещаю, я за тебя отомщу.

Его жизнь оборвалась вместе с жизнью Лисы. Осталось только уничтожить мерзкую тварь и обрести вечный покой.

Андрей не думал, что это окажется так трудно. В милиции с ним даже не пожелали разговаривать. Частный детектив оказался равнодушным толстяком с кругами под глазами – нечего было даже и рассчитывать на его помощь. Каждую ночь он проводил в сквере, принося к каштану, уже сбросившему цвет, две чайные розы и надеясь найти отморозка. А днем обходил окрестности: сперва разыскивал возможных свидетелей, потом, когда потерпел неудачу, расспрашивал словоохотливых бабок о живущих поблизости наркоманах. Он торопился, ведь отморозок в любой момент мог умереть от передоза, так и не получив возмездия. Наркош было много, но кто из них был тем самым, Андрей не знал. А вдруг он не из этих мест? Что, если отморозка случайно занесло в эти края?

Однажды Андрей увидел одного из них – незнакомого, в дорогом прикиде, но совершенно конченого. Парня трясло от нетерпения, а под глазами залегли болезненные тени. Андрей шел по его следу, потом потерял, потом снова увидел и был потрясен: от прерывистых движений наркомана не осталось и следа, тот двигался уверенной твердой походкой, на его щеках цвел румянец, и ничто больше не выдавало в нем пагубного увлечения. Когда они поравнялись, Андрей не поверил глазам: перед ним был певец из модной группы, которой увлекалась его двоюродная сестра. У пигалицы вся комната была обклеена плакатами, и это лицо он запомнил.

Почувствовав взгляд Андрея, парень остановился. Долго смотрел ему в глаза, словно читая всю его жизнь. Потом отмер, вытащил из своей пижонской ветровки открытку с изображением группы, что-то быстро написал на обороте и протянул ему.

Андрей помедлил, не желая брать открытку, но словно какая-то сила толкнула его под руку – возьми! И пальцы сжали цветную картонку.

– Позвони, он поможет.

Когда Андрей поднял взгляд, рядом с ним уже никого не было. Парень испарился без следа. И только размашисто выведенные на открытке имя и телефон служили доказательством того, что встреча ему не привиделась.

И чем ему, интересно, может помочь какой-то Вацлав? Андрей порывисто смял открытку и швырнул в сторону. Пройдя два квартала, развернулся и побежал обратно. Все та же непонятная сила влекла его назад. Смятая открытка была на месте. Он расправил ее и быстро набрал номер на мобильном. Нажал на вызов и только сейчас запоздало сообразил: два часа ночи.

На удивление номер ответил почти сразу. Голос был бодрым и деловитым. А уже через час они встретились в том самом сквере.

События развернулись быстро. Уже через неделю Андрей выехал с Гончими на первое задание и отведал свежей крови… Он ухватился за предложение вампиров по одной лишь причине: человеческой жизни слишком мало, чтобы очистить город от мрази. У вампира есть преимущество во времени.

Он убивал только наркоманов – конченых отморозков, подстерегавших беззащитных женщин и слабеньких мальчишек-студентов. Благодарный взгляд спасенной жертвы был прелюдией к возмездию. Когда напуганные и чудом избежавшие смертельной опасности люди скрывались из виду, Андрей давал волю своей жажде. Не крови – мести. Каждый из тех, в чье горло он впивался, мог оказаться убийцей Лисы. И всякий раз, когда обескровленный наркоман падал к его ногам, ему мерещилось, что в глубокой ночи его щеки на мгновение коснулся солнечный зайчик…

Убийцу Лисы он так и не нашел. В милиции дело стало очередным висяком.

В Москве все напоминало ему о ней. Андрей не стал дожидаться, пока истекут десять лет, которые он мог провести в городе согласно закону об обязательной миграции вампиров. Его желание уехать из страны Вацлав воспринял с облегчением. Вожаку Гончих не нравились его жестокость и одержимость. И хотя они открыто не конфликтовали, неприязнь их была взаимной.

В Париже Андрей быстро завоевал репутацию самого отвязного из Гончих. И когда настало время выбрать нового вожака, у него не было конкурентов.

За пять лет он и его ребята освободили Париж от множества убийц, сумевших обмануть закон. Никто из тех, кто привлек его внимание, не избежал возмездия. Особенно опустившиеся наркоманы, а также убийцы с ножом в руках – к последним Андрей был особенно нетерпим. Стоило появиться трупу с многочисленными ножевыми ранениями, как другие Гончие отступали, а вожак включался в охоту – и ничто не могло остановить его до тех пор, пока кровь из разодранного горла убийцы не хлынет в его губы. Но даже теперь, после сотни выпитых до дна жизней отморозков, его жажда не затухала ни на одну ночь. Сотни спасенных жизней не искупали его вины перед Лисой. Ее убийца по-прежнему был на свободе. И от осознания этого Андрей сходил с ума каждую ночь. И безнадежно мечтал повернуть время вспять и вновь целовать ее в солнечные зайчики на щеках. Но вокруг была только пустота и черная, беззвездная бездна.