Читать книгу Я тебя (не) прощу - Юлия Николаева, Тиана Тесса - Страница 5

Домой в тот вечер я возвращалась бегом. Косметику смыла у Лехи, наряд поменяла в туалете на заправке, пока ждала такси. Обычно я добиралась на своих двоих, выбирая немноголюдные улочки; городок у нас маленький, всегда есть шанс оказаться раскрытой. Но в этот раз времени не было, потому пришлось рискнуть. Мне повезло, мама сама провела весь вечер в гостях. Но расслабляться не стоило – слишком много теперь стояло на кону.

Мы стали встречаться чаще, я изворачивалась ужом, придумывая оправдания своим отлучкам. Это было сложно, но страсть тащила меня из дома. Мы с Лехой оказались идеальными партнерами, очень быстро секс стал не просто классным, а выше всяких похвал, потому уходить от него было все тяжелее.

– Почему ты не хочешь остаться? – каждый раз спрашивал он, я отмазывалась, не желая рассказывать правду. Мне хотелось, чтобы отношения наши не переставали быть игрой, дерзкой перепалкой, заканчивающейся агонией страсти. По крайней мере я воспринимала все происходящее именно так. Отшучивалась, стараясь его задеть. Меня заводило, когда он злился, да и его тоже, если уж по правде. Но как-то раз он спросил:

– Ты вообще кем меня считаешь?

Я рассмеялась, качая головой:

– Что за глупые вопросы, – ответила ему, – мы с тобой столкнулись на какое-то время, как два осколка в космосе, между нами невероятное пламя, и мы им наслаждаемся. Неизбежно в какой-то момент мы снова разлетимся, так к чему все эти разговоры?

Вот она, выскопарность слога, полученная от Стендаля, Бальзака и Мопассана. А я, между прочим, говорила от души, не пытаясь набить себе цену.

Но в тот раз, конечно, перегнула палку. Леха промолчал, а я решила, что вопрос закрыт. Однако оказалось, все куда сложнее, и вскоре я в этом убедилась.

Прошло еще два месяца, я ездила на учебу, а потом встречалась с Лехой. Каких только причин для отлучек я не придумывала, даже решила вступить в какой-нибудь институтский комитет, чтобы списывать на него свое отсутствие. Но это оказалось ненужным. Судьба сделала мне подножку, когда я не ждала, и все разом полетело в тартарары.

В тот день матушка собиралась встретить на вокзале старую подругу, проводить ее до дома и посидеть в гостях. Обрадовавшись тому, что у меня свободный вечер, я отправилась на встречу с Лехой, назначив ее далеко от моего места жительства. Мы встретились и пошли к машине, она стояла во дворе, и вот там столкнулись с мамой и ее подругой.

Картина была хлеще, чем в "Ревизоре". Замерли все. Пока я придумывала, что сказать, матушка пришла в себя.

– Милана, кто этот мужчина? – по всей видимости, она начала смекать, что к чему. Не успела я и рта раскрыть, как Леха заявил:

– Мы с Миланой встречаемся, она прекрасная женщина и восхитительная любовница.

Я до того обалдела, что забыла и о маме, и о ситуации, просто уставилась на него с открытым ртом. Он не изменился в лице, словно происходящее не являлось чем-то из ряда вон выходящим, и он не рушит сейчас мою жизнь. Матушка и ее подруга тоже обалдели и рты открыли, правда, первая очень быстро пришла в себя, покраснела и высказалась:

– Да как вы смеете?.. – поймав мой взгляд, осеклась. – Милана, это правда?

Впервые в жизни я не нашлась, что ответить, боясь, что любое слово усугубит ситуацию. Впрочем, говорить ничего и не надо было, мама поняла, что никакой это не розыгрыш, и начала хватать ртом воздух, подбирая слова.

– Ты немедленно пойдешь со мной, – она схватила меня за локоть, а Леха аккуратно придержал за второй. Я уставилась на мужчину, этот мерзавец учтиво заметил:

– Зачем так реагировать? В конце концов, мы встречаемся не первый месяц.

Я пыталась понять, почему он так со мной поступает? Матушка тем временем, не выдержав и забыв, видимо, о том, что она православная христианка, залепила мне пощечину, добавив несколько ругательных слов. Я, в отличие от нее, вспомнила православные устои, потому со смирением подставила вторую щеку. Это, кажется, только усугубило ситуацию. Мама вырвала меня из рук Лехи, который несильно противился и даже подпихнул меня в ее сторону. Вскоре я была дома, заперта в комнате. Лежала на кровати и злилась. По большей части на Леху. Ведь он видел, что происходит, и вместо того чтобы подыграть, все испортил. И сделал это специально. Я силилась понять причину, ведь все было так хорошо. В конце концов, пришла к выводу, что надоела ему, и он просто воспользовался ситуацией.

– Вот поганец, – шипела я, прохаживаясь по комнате.

К ночи стало только хуже: мама заявила, что не видит другого выхода, как отправить меня к тетке под Смоленск. Я ужаснулась: тетка была еще более набожной, чем мать, жила и работала при женском монастыре. Очевидно, матушка решила, что мирская жизнь мне не по плечу, и спасение я могу обрести, только укрывшись за монастырскими стенами. Протестовать я не стала, наоборот, смиренно приняла решение, в тайне надеясь, что мать отойдет и смягчит наказание. Однако прошло десять дней, а лучше не стало: с теткой было все оговорено, билеты на автобус куплены, а я, сидя под домашним арестом, должна была собирать вещи, чтобы через два дня отбыть в заточение. По счастью (ну это так мама говорила), никто о моем позоре не узнал, так что был шанс не запятнать честь нашей семьи, главное, поскорее от меня избавиться. Папа, как ни странно, принял мою сторону, пытаясь доказать маме, что оступиться может каждый, и что спасать меня надо не гнетом, а любовью, как и начертано в известной книге. Но она забыла обо всех книгах, потому что переубедить ее не было никакой возможности. Стало очевидно, что жизни моей конец: все мечты и цели так и останутся нереализованными. И ладно бы я не знала, как это – жить иначе, но нет, мне придется умирать за высокими стенами и вспоминать миг счастья. Связаться с Лехой не было возможности, телефон были изъят.

А потом я поняла, что не смогу смириться с такой несправедливостью. Вся натура взыграла во мне, и голос внутри стал нашептывать, набирая силу, о том, что никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, что я взрослый человек, сама себе хозяйка, что я смогу выжить, и плевать на то, кто что обо мне подумает. Да если родная мать готова похоронить дочь в монастыре против ее воли, на что она вообще нужна? Дошла я до самых ужасных мыслей, а когда вскочила из постели, часы показывали полночь.

Стараясь не шуметь, я принялась связывать концы простыней, взятых из шкафа. Благо, мы жили на третьем этаже, внизу росла раскидистая вишня, а решимости во мне было столько, что я готова была выскочить из окна прямо на швабре, как Маргарита в известной книге. Воистину, что-то во мне замкнуло в ту ночь, и я стала самой натуральной бесстрашной ведьмой. Паспорта и денег у меня не было, а больше брать с собой было нечего. Одевшись, я поползла по простыням вниз и вскоре бодро вышагивала по ночному городу. Идти было некуда: родственники сообщат маме, близких подруг у меня нет. Потому я пошла к Лехе.

Консьерж меня знал и пропустил сразу. Леха встретил в холле в трусах и футболке. О моем приходе ему сообщили, дверь в квартиру была открыта, хотя он ее частенько не закрывал все из-за той же дурацкой привычки играть со смертью в поддавки и догонялки. В холле горел тусклый свет. Я замерла, глядя на мужчину со злостью, он только усмехнулся. Покачав головой, я прошла в кухню и налила вина, достав бутылку из шкафа. Леха замер, привалившись к стене и разглядывая с интересом.

– Забыл, как я выгляжу? – не удержалась я, отставляя бокал.

– Соскучился.

– Неужели? А не ты ли сдал меня? Теперь я осталась без жилья, мне пришлось сбежать из дома, потому что мать собирается отправить меня…

– В монастырь, – закончил он, я уставилась на него с подозрением.

– Откуда знаешь?

– Детка, – покачал он головой, проходя и усаживаясь за стол, – ты же не дура, видишь, что я не парень с твоего факультета. Ты думаешь, я ничего о тебе не знал? Кто ты, кто твои родители, чем занимаешься, где учишься? Вся твоя конспирация с явками и паролями…

– А какого черта разыгрывал неведение? – разозлилась я.

– Сначала не верил, думал, ты развлекаешься. О тебе говорят, что ты примерная девочка, нежная, девственная душа, посвятившая жизнь Богу, а я каждый раз видел перед собой сексуальную беспринципную стерву. Ну а когда понял, что ты на самом деле и есть эта стерва, а все остальное притворство, стало интересно. Вот я и играл в шпионов, ожидая, что либо тебе это надоест, и ты расскажешь мне правду, либо все само собой разрешится. И, как видишь, – тут он вздернул бровь, – все само собой разрешилось.

– Само собой? – разозлилась я еще больше. – Ты сдал меня, заявив моей матери, что я твоя любовница. Если ты знал, что за этим последует, на хрена это сделал?

Я подошла к нему и наклонилась к лицу, опершись руками на спинку его стула. Некоторое время он смотрел вперед, размышляя о чем-то, потом перевел взгляд на меня.

– Я готов играть в любую игру, которую ты затеешь, хоть до бесконечности, – сказал, глядя мне в глаза; взгляд его изменился, и у меня мурашки по спине поползли, таким я его еще не видела, – но есть одно но: я хочу быть уверенным в том, что ты будешь моей.

– Что? – нахмурилась я, не понимая. Он вдруг ухватил меня сзади за шею и притянул вплотную к себе.

– То и есть, детка. Ты моя, моя навсегда, и я не собираюсь с тобой расставаться. Однако ты дала понять, что наш роман скоротечен. В мои планы это не входит. – Я смотрела в его глаза, не в силах сказать ни слова. Он меня отпустил, и я шарахнулась в сторону, замерев возле кухонного гарнитура. Леха, закурив, подошел к окну и, выдохнув дым в открытую форточку, продолжил. – Потому мне ничего не оставалось, как поставить тебя в положение, когда ты сама придешь ко мне.

И тут до меня дошло окончательно. Пока я мнила себя великим стратегом, он обошел меня, особенно не запариваясь. Раз, и сделано.

– Ты это серьезно? – все же не могла поверить. Он пожал плечами.

– Специально я ничего не придумывал, просто обыграл ситуацию. Про твою семейку наслушался, потому догадался, что мать отправит тебя подальше, а ты с твоим характером непременно не выдержишь и сбежишь. Пойти тебе некуда, так что… – он развел руками, а я застыла, запустив пальцы в волосы. Голова не работала. Посмотрев на Леху, спросила:

– И что теперь?

Он подошел ко мне, затушил окурок в пепельнице за моей спиной, не отрывая от меня взгляда, и сказал негромко, но у меня опять мурашки по спине поползли:

– Я хочу, чтобы ты поняла: ты моя, и выбрось из своей головы мысли о том, что мы расстанемся. Этого не будет, детка. Если только один из нас умрет. Поняла?

Мы смотрели друг на друга, словно боролись. Словно тот, кто первым отведет взгляд – проиграет и будет вынужден подчиниться. Но такого не будет. Я слишком долго подчинялась, чтобы теперь сдаться, пусть Леха мне и нравится. А еще я умею притворяться, что бы он там ни говорил – умею. Хорошо умею. Я улыбнулась и, ухватив резинку трусов, притянула мужчину к себе. Он вздернул бровь, внимательно меня разглядывая, а я потянулась за поцелуем. Леха ответил, и очень быстро мы оказались в спальне.

Утром я позвонила домой, трубку сняла мама. Боялась, что она не захочет со мной говорить, но она сказала немало.

– Мы должны все обсудить, – это единственное, что пыталась я до нее донести.

– Нечего обсуждать, – отрезала мама. – Ты своим поступком показала, как относишься ко всему, что важно нашей семье. Я ограничивала тебе ради твоего же блага, но, видимо, если внутри гнилье, то ничем этого не исправить.

На глазах навернулись предательские слезы.

– Я не сделала ничего плохого…

– Ты врала, прелюбодействовала и совершенно в этом не раскаивалась. И вместо того чтобы просить прощения, сбежала. К нему ведь, да? Он же взрослый мужчина, надеюсь, хотя бы не женат?

– Мам, все не настолько ужасно. Мы с Лешей…

– Ничего не хочу знать, ни о тебе, ни тем более о вас. Не звони, пока не одумаешься.

Она повесила трубку, я вздохнула, качая головой. Поймала Лехин взгляд.

– Все будет нормально, – успокоил он меня, – ты единственный и долгожданный ребенок. Другой вряд ли появится. Так что отойдет и сама попросит о встрече. Дай ей время свыкнуться с новыми обстоятельствами.

Леха был прав, я кивнула, он притянул меня к себе, усаживая сверху.

– Ты очень сексуальна в моей футболке.

Я усмехнулась, погладив его по волосам. Он вдруг посерьезнел так, что я не могла этого не заметить.

– Что? – уставилась на него. Он качнул головой.

– Подумал: ты еще себя покажешь.

– Непременно, – наклонилась я к нему, – кое-что покажу прямо сейчас.

Естественно, я осталась жить у Лехи. С ним было классно, он меня баловал, потакал моим капризам. Я решила, меняться так меняться, обновила гардероб и перестала косить под монашку, став самой собой. Отношение ко мне резко изменилось: парни стали обращаться внимание, но теперь они мне были неинтересны. Мало кто мог дотянуть до Лехи. Родственники обходили меня стороной, даже здороваться перестали, когда видели. Мама осталась по ту сторону жизни, и дороги туда мне не было. Я не хотела меняться, я хотела жить. С папой мы встречались тайком, сидели в кафе, общались. Он мой выбор принял и радовался, когда я говорила, что счастлива. Только беспокоился, что с мамой нам не помириться. А она встала в позу, отказавшись даже говорить со мной, когда я встретила ее после работы. Мне оставалось лишь смириться с этой ситуацией, тем более что жизнь с Лехой компенсировала все невзгоды.

Жили мы интересно, бурно, страсти кипели. Трепали нервы друг другу будь здоров, и каждый получал свой кайф, особенно когда мы перемещались в постель. Бальзак мог бы написать по нам целый раздел под названием «Сцены интимной жизни», ибо секс дошел до апогея: еще чуть-чуть, и просто разорвет от блаженства. В быту проблем тоже не было, готовить меня не заставляли, в доступности были рестораны и службы доставки, а в квартиру два раза в неделю приходила уборщица. Таким образом, все свое время я посвящала Лехе и личным радостям. Ела их большой ложкой, словно пытаясь наесться за все прошлые годы поста.

Среди Лехиных знакомых обо мне быстро узнали, он таскал меня везде, гордился, выставлял напоказ. А мне было в радость ловить восхищенные взгляды мужчин и завистливые женщин. Наконец моя красота раскрылась, перестала прятаться за дурацкими шмотками. Я тешила свое тщеславие, принимая или нет предложения о дружбе, которые сыпались на меня постоянно. Некоторые мужчины осмеливались предложить даже постель. Я рассказывала Лехе обо всех, а он только посмеивался.

– Я в тебе уверен, детка, – сказал мне как-то, – ты не предашь.

И вот сейчас, спустя почти восемь лет, я сижу напротив, предавшая его и сбежавшая с другим.