Читать книгу Корона трёх королей - Юлия Першина - Страница 5

«Фиалки в горах проросли сквозь камень.»

Теннесси Уильямс

На горизонте брезжил рассвет, когда мы достигли окраин деревни: то было небольшое скопление домишек, часть из которых была разрушена, и маленькое поле, на котором пятнами колосилась рожь. Загона для скота не было, отчего я подумала, что люди, живущие здесь, наверняка не едят мясо. Деревня казалась неживой, но взгляды, бросаемые из затемненных окон, были вполне себе осязаемы. За нами наблюдали, и это было так же логично, как и то, что мы здесь чужаки. Остановившись в месте, напоминающем площадь, мы с Киллианом слезли с дракона, после чего я разбудила Алли, что сладко спала в гнездышке из одеял на спине Мирлэса.

Лишь после того, как малышка встала на землю целая и невредимая, напряжение, витавшее в воздухе, ослабло. Из домика, кособокого и пошарпанного, вышел мужчина средних лет. Твердым, уверенным шагом он приблизился к нам и поклонился. В недоумении мы переглянулись между собой. Мужчина голову не поднимал. Алли нетерпеливо подергала подол моего платья, после чего указала глазами на этого человека и кивнула, давая нам понять, что мы должны соблюсти традиции. Склонив головы в ответном уважении, я озвучила наши имена и цель визита, после чего мужчина выпрямился и проводил нас к больным.

Приняв человеческий облик, чем немало удивив и без того шокированных селян, Мирлэс остался снаружи дома, ловя любопытные, но прикрытые страхом, взгляды. В его обязанности входило проследить за тем, чтобы нам никто не мешал. Завершив осмотр больных, мы вернулись к мужчине, встретившему нас. Наконец, он представился. Его звали Ротун. Негласный староста деревни. Именно в его доме жила Алли, и там же он расселил нас. Поблагодарив его, я раздала указания двум женщинам, что всеми силами пытались выходить больных. Передав слова богини, я окончательно вымоталась. Почувствовав, как подкашиваются ноги, а глаза застилает дымка, я успела увидеть небольшую искру восхищения во взгляде Киллиана, после чего рухнула прямо в чьи-то объятья.

Мне снился прекрасный сон: залитая лунным светом поляна, с травой мягкой, шелковой, сверкающей россыпью бусинок росы. Ночные светлячки парят то там, то тут, а из леса мне навстречу выходит создание, что по красоте своей может соперничать лишь с Мирлэсом, – сверкающий серебром единорог. Луна отражается от его поджарых боков, а звезды так и норовят обосноваться в его пышной гриве, скатываясь жемчужинами прямо в траву. Я делаю шаг, утопая в зелени поляны. Склонившись в приветственном жесте, я протягиваю руку к этому прекрасному созданию, в глазах которого нашло отражение звездное небо. Позволив оседлать себя, единорог неспешно прогуливался по поляне. Я наслаждалась ночными лесными звуками, вдыхала аромат девственного леса, слушала пение звезд. Но внезапно появившийся ветер всколыхнул траву, нагнав темные, грузные тучи на луну. Блеск звезд померк. Единорог подо мной вхрапнул, вздыбился, закрутился на месте и помчался вглубь леса. Едва не свалившись с испуганного скакуна, я мертвой хваткой вцепилась ему в гриву, причиняя нестерпимую боль, но иного выбора у меня не было. Мы скакали так быстро, что ветер свистел в моих ушах, а попадающиеся ветки жестко хлестали меня по лицу, оставляя кровавые полосы. Среди всего этого хаоса я нашептывала единорогу какое-то слово на древнем, непонятном языке, и постепенно мы сбавили ход. Бедра саднило. Едва я перевела дух, как позади хрустнула ветка. Я обернулась. Мой взгляд пересекся с взглядом алых глаз, сверкающих в ночи как два раскаленных угля. Нечто с этими опасными, жаждущими крови, глазами зарычало и устремилось к нам. Единорог стоял как вкопанный, лишь сердце его колотилось так бешено, что, казалось бы, стук слышал весь лес. Шлепнув его по крупу, я будто разбудила его ото сна: быстро заморгав, единорог сорвался с места. Лес уже заканчивался, но таинственное существо не отставало. Разразилась гроза: гром гремел, оглушая все и вся на несколько линов вокруг, молнии расчерчивали небо, будто разрывая его на куски, дождь барабанил крупными каплями, заливаясь мне за шиворот. Но мы продолжали скакать. Тело болело, накатывала усталость. Лес сменился полями, поля – холмами, холмы – гористой местностью. Неподготовленные для каменистых гор копыта единорога кровоточили, дыхание было прерывистым. Взбираясь все выше, несколько раз скатываясь по насыпи и чуть не угодив в лапы кровожадному монстру, мы достигли уступа, внутри которого зияла пещера. Под утихающий дождь на горизонте вставало солнце. Чудище исчезло. Я проснулась.

Яркий солнечный свет заливал комнату, в которой расположились мы с Алли. С улицы раздавался гомон: кто-то вел разговор, перемежавшийся ворчливыми возгласами с последующим шиканьем.

Я тихонько отворила дверь и, опершись о косяк, принялась наблюдать за происходящим. Вчерашние больные сегодня уже твердо стояли на ногах, в глазах появился блеск. Они окружили Мирлэса и о чем-то упрашивали, но в ответ получали лишь отрицательное покачивание головой. Мне удалось уловить пару фраз, выбивавшихся из общего шума: «Это просто чудо!», «Нам нужно ее увидеть!».

К троице выздоровевших присоединились остальные жители, оттесняя моего рыжеволосого друга к крыльцу. Мирлэс мог бы разом разогнать всех – достаточно было лишь зыркнуть на них убийственным драконьим взглядом. Но что взять с Мирлэса – добрая душа, да и люди эти опасности на самом деле не представляли.

Внезапно один из бывших больных вскинул голову и увидел меня, после чего раздался восторженный возглас, и с криком «Благодетельница наша!» толпа хлынула ко мне. Обступив меня со всех сторон, люди принялись наперебой благодарить меня: кто-то восхвалял меня, кто-то пожимал мою руку, а кто-то и вовсе собрался упасть на колени. Я не могла позволить такому случиться, поэтому притянула к себе этого человека – это оказалась женщина средних лет, – и обратилась к толпе со словами: «Я не ваш спаситель! Я лишь передала волю богини. Хвала, что вы мне возносите, неуместна, ведь это не я излечила ваших больных. Прошу, успокойтесь и поблагодарите целительниц, что днями напролет пытались спасти ваши жизни. Аллинейя отправила к вам меня, зная, какие несчастья постигли вас. Молитва – лучшая благодарность ей»

Внимая каждому моему слову, селяне стояли, не шелохнувшись. И тут слово взял Ротун. Его взгляд был полон уважения, а тон непререкаем.

–Вы, принцесса, конечно же, не знаете всей сути – я хотела было возразить и спросить, как он узнал, кто я, но староста продолжил говорить, не позволив мне вставить и словечка. – Светлейшая никогда не оставляла нас, она знает и чувствует все то же, что и мы. Её сердце разрывается от боли и переживаний. Думаю, Вы понимаете, о чем я. Мы – ее дети, друзья, подданные. Лишь ее мы признаем из всего пантеона. Ей мы вверили свои жизни. И вот на пороге беды, в полном отчаянии, мы получаем помощь. Всю ночь мы молились Аллинейе, вознося ей благодарности и восхваления. Мы отплатили ей своей верой, но вот поблагодарить Вас мы не успели.

Конечно, Вы не понимаете, что значит для нас Ваш приход, принцесса. Но мы знаем. Мы ждали этого семнадцать лет. В день, когда Яргин посетило видение о грядущих событиях и Вашей участи, наше поселение переживало свой худший момент жизни: неведомая болезнь выкосила почти всех. В живых осталась лишь горстка людей, что стоит перед вами. Аллинейя бросила все свои силы на наше спасение, и ей это удалось. Но с того дня она ежесекундно слабеет. И тогда Светлейшая явилась ко мне во сне. Она предсказала ваше появление. «Грядет день, когда Асдел вновь настигнет беда. Боюсь, моих сил может не хватить для вашей защиты. Но не отчаивайся, Ротун. Мне было видение о девушке, чьи волосы горят как солнце. Она придет в нужный день и нужный час, неся спасение всем нам. Имя ей – Лорелея. С ней будет тот, кого забыли, и тот, кто помнит. Окажите ей содействие, ибо судьба ее тяжела, а сердце изъедено болью.» Таковы были ее слова. И вот вчера Вы являетесь нам с лекарством, да еще и в компании дракона и воина! Это ли не доказательство того, насколько Вы важны для нас?

Ротун замолчал. Его пылкие речи вихрем проносились в моей голове: «Мы ждали этого семнадцать лет», .»… девушке, чьи волосы горят как солнце», «… судьба ее тяжела…». Староста смотрел на меня, ожидая ответа. Но я молчала. Ярко-красными бутонами расцветала истерика. Задрожав, я взорвалась диким, необузданным, истерическим хохотом. Я чувствовала, как слезы стекают по моим щекам, но поделать с этим ничего не могла.

Поток негативных мыслей ворвался в мое сознание, причиняя страдания и боль. Я думала, что стала сильнее, но вот я снова сломалась. Способна ли я хоть на что-то, кроме слез и истерик? Почему я так слаба? Почему именно я? Эти мысли кружились в бесконечном танце, увлекая меня в пучину отчаяния.

А затем я почувствовала, как меня кто-то обнял. Собрав остатки неповрежденного сознания, я попыталась хотя бы наощупь понять, кто же столь отважно пытается меня спасти. Руки, обнимающие меня, были теплыми, нежными и маленькими. Алли. Милое дитя. Она обнимала меня так крепко, насколько была способна. Тепло ее объятий обволакивало меня, успокаивая и изгоняя прочь все темные мысли, и я услышала песню: неведомый голос нежно напевал колыбельную, подобную той, что пела мне в детстве матушка.

Сознание постепенно прояснялось, а крепкие объятья начали отдаваться физической болью – к малышке присоединились мои друзья. Мое сердце восстанавливало привычный ритм. У меня есть семья. Я справлюсь. Эти две фразы были для меня словно свет маяка для корабля, затерянного в бушующем море. Спустя некоторое время я успокоилась окончательно.

Понимая, какое зрелище мной было устроено, я неспешно подняла свою голову. Увиденное поразило меня: селяне, все до одного, стояли ко мне спиной. Они не наблюдали за моим припадком, не тыкали пальцами и не смеялись. Я не была для них нечто сродни шуту. Наоборот, в знак уважения они устремили свой взор в другую сторону, сделав вид, что позади них ничего не происходит. Да, они не разошлись по домам, ведь их здесь держит незаконченное дело, но они явно выигрывали на фоне нашей знати, что воспитывала хорошие манеры с младенчества. Слеза благодарности скользнула по моему лицу и исчезла, оставив лишь маленькое мокрое пятнышко на платье.

Слегка кашлянув, Мирлэс привлек внимание Ротуна, оповещая о восстановленном спокойствии. Староста повернулся, и собрался было вновь склониться в знак уважения, но я опередила его. В поклон я вложила все свое уважение и признательность. Ошеломленный моим действием и искренностью, Ротун несколько секунд стоял безмолвно, а затем одарил меня теплой, отеческой улыбкой.

Остальные жители, поняв, что кризис миновал, тоже повернулись к нам. Не было проронено ни слова, лишь шорох одежд и равномерное дыхание раздавалось в этой глубокой тишине. Староста взял меня за руку, и сказал, обращаясь к жителям деревни:

–Сегодня мы принимаем и чествуем не просто человека, но нашего друга. Все мы пережили много бед и невзгод, но мы не можем опускать руки. Наша битва только начинается! Глубокоуважаемые Лорелея, Мирлэс, Киллиан, наше селение мало и почти разрушено, но мы всегда готовы принять вас и оказать вам помощь в любой ситуации. Так давайте же сегодня отринем все наши печали и попируем на славу!

Толпа взорвалась радостным гулом. Ротун поглаживал мою руку, как делают это отцы, когда их ребенок сталкивается с чем-то ему непонятным, тревожащим его душу. Руки старосты были грубы и шероховаты, исполосованы мелкими шрамами – то были руки земледельца. Я была благодарна ему за поддержку. Староста – прекрасный человек, это было понятно и без слов.

А несколько часов спустя мы все собрались на этой самой площади на громкий и яркий пир. То, как крестьяне общались меж собой, теплота их приема, веселые песни – все это создавало атмосферу мягкости и уюта, и я позволила себе, наконец, расслабиться. Мягкие похлопывания по плечу от моих друзей словно напоминали мне, что я не одна. Я была благодарна за любое проявление их дружбы и любви, ведь я знала, насколько это ценно – иметь тех, кто дорог тебе и кому дорога ты.

Наступила глубокая ночь, когда песни замолкли, напитки были допиты, а еда съедена. Селяне расходились по домам, и лишь наша троица и Ротун остались на площади. Староста неотрывно смотрел в пламя костра, и лицо его было наполнено печалью. Это так сильно отличалось от его поведения за столом – он пел песни, рассказывал шутки и различные истории из юности, – что я решила поговорить с ним. Я чувствовала, что должна это сделать.

Подсев к нему, я легонько коснулась его плеча, привлекая внимание. Грустная улыбка скользнула по его лицу, и он спросил, отчего я не иду спать. Я ответила ему, что пока не хочется. Хмыкнув в ответ, Ротун поднял свою голову к небу. Я последовала его примеру. Небо было прекрасно: цвета чернил, оно было усыпано мириадами мелких и крупных звезд, а убывающая луна, подбоченившись, зорко следила за миром. Без единого облачка, небо манило своей глубиной – казалось, если устремиться вперед, то можно достичь самого сердца мироздания.

Не знаю, как долго мы с Ротуном просидели, глядя на ночное небо, но нам удалось увидеть падающую звезду. Всего лишь за какое-то мгновение она исчезла, оставив после себя облачко звездной пыли. Прочистив горло Ротун начал говорить, я же слушала его внимательно, едва не затаив дыхание.

–Давным-давно, когда я был молод и силен, я помогал отцу вспахивать поле. День был жаркий, пот так и лился с нас, но мы упорно продолжали работать. Кони довольно быстро устали. Решив закончить на этом, мы с отцом стали распрягать лошадей. Да, опрометчивое решение, но что ж поделать, коль лошадки наши чуть ли не на плечи себе языки вешали. И тогда перед моим лицом возникла хрупкая женская ручонка, а затем и ее владелица, протягивающая нам кувшин холодной ключевой воды. Мы жадно принялись пить, передавая кувшин друг другу, а девушка не отрывала от нас глаз и ласково улыбалась. Утолив жажду, я вернул кувшин девушке. Не проронив и слова, она приняла опустевшую тару и пошла прочь. И знаешь, у меня сердце так и екнуло. Я думал о ней несколько дней подряд, пытался найти, но ее и след простыл. А где-то через неделю она вновь объявилась, пришла к нашему кузнецу: крюк для котла ей нужен был. Там-то я ее и поймал. Мы разговорились, и я узнал ее имя – Аника. И она снова упорхнула от меня. Той ночью я долго не мог уснуть, лишь глупо улыбался и бормотал ее имя как заклятье какое-то. Наступило лето. Я встретился с Аникой в третий раз, и тогда мы весь день провели вместе: я показывал ей окрестности, ведь была она не местная, из соседней деревни в гости к тетке приезжала. Так, за разговорами мы и не заметили, как наступила ночь, – круглобокая луна взирала на нас с укором. И тогда я решил: сейчас или никогда! И признался Анике в своих чувствах. Глаза ее сверкнули, а щечки зарделись румянцем. Как же она была прекрасна! И вместо ответа, она возьми да поцелуй меня! Я аж ошалел. Звонко смеясь, она побежала в дом к тетке, а я так и стоял, открывши рот. Очухавшись, я возвратился к себе, чуть ли не отплясывая по дороге. А по началу осени мы и поженились. Много сплетен ходило, да сгинули они все от того, как сильна была наша любовь. А затем у нас родилось двое малышей: пацан да девчонка. Гард и Измира. Жили мы в радости и согласии, дети были сыты и здоровы, росли не по дням, а по часам. А потом нашу деревню скосила болезнь – голос Ротуна дрогнул, но он продолжил. – Аника с детьми не выжили. Сначала мы похоронили Гарда с Измирой, а потом и Аника слегла. Я помню, как держал ее за руку и чувствовал, как жизнь покидает ее. Боль была невыносимая. Схоронив жену, я метался как безумный: я видел жуткие сны, меня лихорадило. В одну из таких неспокойных ночей мне и явилась Аллинейя. Что было дальше, тебе известно.

И Ротун замолчал. Его боль ощущалась даже физически. Я не нашла решения лучше, чем просто обнять его. И это помогло. Расцепив объятья, я сказала ему, что знаю, каково это – терять близких, и рассказала свою историю. Так, за разговорами, прошла ночь.

Немного поиграв с цыплятами, я пошла к дому, где расположились мои друзья. Широко зевая и потягиваясь, Киллиан уже ждал меня на крыльце, а вот нашего рыжего друга нигде не было. Поспрашивав жителей, мы выяснили, что искать его нужно у колодца. Он действительно был там, но не один, а с Алли – он показывал ей какие-то неведомые чудеса: заставляя воду собраться в шарик, он управлял им, посылая его по воздуху то в одну сторону, то в другую, завершив представление маленьким фонтанчиком, возникающим прямо из ладони. Алли была в неописуемом восторге.Несмотря на то, что я сутки провела без сна, усталости не было. Я решила познакомиться с каждым жителем, оглядеть каждый уголок, и даже нашла-таки загон для скота: то был, наверное, самый древний и разрушенный домишко на окраине деревни. Количество животных значительно уменьшилось после пира, еще бы, ведь Мирлэс слопал аж двух поросят! На самом деле, чтобы полностью наесться, дракону нужно не меньше дюжины овец, но мы не могли оставить деревню без пропитания, и Мирлэсу пришлось довольствоваться лишь двумя румяными свинками.

Завидев нас, Алли сорвалась с места, и, схватив меня за руки, принялась кружиться. Раздались звуки флейты – Мирлэс наигрывал веселую, яркую мелодию. «Он всегда с собой флейту носит, что ли?», подумала я, и позволила мелодии унести нас. Мы танцевали, как никогда в жизни. К флейте присоединился еще какой-то инструмент, но я не успела увидеть, – так сильно мы были поглощены танцем. Я ощущала огромный прилив сил, и радость захлестывала меня. Чуть позже те, кто были помоложе, присоединились к нам, и теперь вокруг колодца плясало уже несколько людей. Это было что-то невероятное. Я чувствовала близость по духу с этими людьми.

Натанцевавшись вдоволь, мы упросили Мирлэса поведать нам какие-нибудь истории, на что он любезно согласился. Он рассказал нам про древнее волшебное дерево Тиноа, про мелкий пакостливый народец – экгва, и даже про какую-то лягушку, что смогла победить целое войско одной лишь хитростью.

В самый разгар рассказа про эту пресловутую лягушку, меня подозвал к себе Ротун, и я так не узнала, что же это за хитрость такая была. Но мое негодование сошло на нет, как только староста поведал мне, что ему вновь являлась Аллинейя и просила вернуться в храм. Кивнув в ответ, я отправилась готовиться к отбытию из деревни. Мне очень не хотелось оставлять это место и людей, ставших за эти два дня такими родными, но я не могла противиться зову судьбы, и мы покинули деревню с первой звездой.