Читать книгу Темный Клан. Предатель - Юлия Румянцева - Страница 23

Адда торопливо шла по вырубленному прямо в теле скалы коридору, тускло освещенному висящими вдоль стен факелами. Звук ее тихих шагов, отражаясь от каменного потолка и пола, эхом бежал впереди, оповещая о ее приходе. Великолепная акустика была создана в этом коридоре не случайно: каждый шорох, каждый шепот разносился далеко вперед и долетал до Стражей, охранявших вход в сердце Чертога, Великий Храм Аусеклиса, главное святилище Тьмы. Попасть сюда незамеченным было просто невозможно. Сеть защиты оплетала единственный ведущий к вратам коридор невидимой многослойной паутиной, а сам ход был сконструирован так, чтобы многократно увеличивать даже самую слабую звуковую волну. Кроме того, коридор был полон хитроумных механических ловушек, которые активировались в случае тревоги охранной системой – это уже не говоря о том, что Святилище располагалось в самом центре той неприступной скалы, что служила основой Чертогу, и чтобы попасть туда, нужно было пройти все уровни его внешней защиты.

Да и тайная дверь в коридор, ведущий к Святилищу, была вырублена в скале так искусно, что различить ее среди окружающих каменных стен было невозможно до тех пор, пока сложный механизм, спрятанный в скале, не придет в действие и дверь не начнет открываться.

По мере приближения к Храму коридор расширялся, вытягивался вверх и кончался вратами в два человеческих роста. Обитые кованым железом створки украшала серебряная восьмилучевая звезда. Эта октаграмма была божественным знаком Аусеклиса, символом, несущим в себе Его имя, имя Утренней звезды, засиявшей до срока и за это низвергнутой во Тьму, и теперь освещающей дорогу всем, чей путь к познанию лежит через мрак невежества. Надпись над вратами гласила:

«Идущий Светом не видит Тьмы, идущий Тьмою видит и Свет, и Тьму. Если ты готов, войди и прозрей».

При приближении Адды тяжелые створки с натугой распахнулись, и она вошла в полумрак храма. Святилище было небольшим, особенно по сравнению с храмом Аусеклиса в столице, но здесь и не должна была собираться толпа, вход в святая святых дозволялся лишь избранным. Вероятно, когда-то строители древности использовали для его создания естественную пещеру. Высокий свод ее тонул во мраке, настолько первозданном и непроницаемом, что пламя факелов пугливо жалось к стенам, не смея вступить с ним в борьбу.

В центре Святилища стоял алтарь, созданный искусным мастером из цельного черного агата. Этот камень был самым большим Источником энергии Тьмы, найденным за всю историю существования Темного Клана. Форма алтаря представляла собой правильный восьмиугольник, в который была вписана выточенная в камне восьмилучевая звезда.

В толще скалы напротив алтаря было пробито небольшое круглое отверстие. Сейчас слабо проникавший сквозь него дневной свет падал точно на октаграмму, подсвечивая ее и вырывая из окружающего мрака. Ночью тот, кто стоял перед алтарем, видел в каменном окне звезду Аусеклиса. Хитрая отдушина была выбита таким образом, что казалось, звезда загорается на ночном небе прямо над октаграммой.

Адда зажгла массивные черные свечи, стоявшие в каждом луче звезды, сняла с шеи гемму и опустила ее в центр созданного свечами огненного круга. Опустилась на колени, положила руки с двух сторон от геммы, ощущая ладонями холод алтаря, и закрыла глаза.

– Великая Изначальная Тьма, взываю к тебе, дай мне силы идти! Свет Утренней звезды, взываю к тебе, укажи мне путь! Великий Аусеклис, взываю к тебе, дай мне цель моего пути! – прошептали ее губы слова ритуала.

Большой и указательный пальцы рук коснулись геммы, замыкая круг, и через них потоком полилась энергия. Адда чувствовала, как ее амулет сливается с алтарем, тонет в нем, как в огромной черной бездне, и одновременно ее аура перестает быть цельной, растекается, растворятся в энергетическом вихре. Ее сознание становится крохотной искоркой, одной из миллиардов других, кружащихся в водовороте времени. Они тянут ее за собой, зовут в глубину, но ей туда нельзя, пока нельзя. Она должна найти ответ. Есть ли среди этого бесчисленного множества живых огней тот, что мерцает подобно ей?

– Есть, есть, – шепчут ей искры. – Мы уже видели такой свет, он давно танцует с нами, ищи, ищи!

И она ищет, ищет, забыв про время, холод камня и затекшее от долгой неподвижности тело. Ищет и не находит опять. Ей кажется, что она чувствует его очень близко, где-то совсем рядом, но не может увидеть.

***

Адда тряхнула головой, и нахлынувшие воспоминания померкли и растворились как дым. Она будто очнулась, с трудом возвращаясь в реальность. Сколько прошло времени? Несколько секунд, минут, часов? Она по-прежнему сидела на скамье у фонтана, вода с тихим журчанием привычно стекала вниз, и солнечные блики все так же играли на ее прозрачной глади, и все же что-то неуловимо изменилось в мире вокруг. Она чувствовала это пронзительно и остро, и вдруг поняла, что видения ушли, а ощущение чужого присутствия осталось. Кто-то был с ней рядом, был здесь, совсем близко, в двух шагах.

– Адда, – раздался такой знакомый бархатистый голос за спиной.

Она продолжала сидеть не шевелясь, воспоминания утреннего обряда были еще слишком сильны в ней, и ей хотелось представить на минуту, пусть обманув саму себя, что она наконец все-таки нашла.

Он подошел ближе и сел рядом, как когда-то в детстве, когда они были просто мальчиком и девочкой, были друзьями. Она слышала его дыхание, взволнованное и прерывистое.

– Адда, я.…

Не дав ему договорить, она повернулась к нему, и его черные как ночь глаза оказались так близко, что у нее перехватило дыхание. Он на секунду замер как завороженный, потом его руки внезапно сомкнулись за ее спиной и губы нежно и настойчиво коснулись ее губ, заставляя ответить на поцелуй, подчиняя себе, лишая воли.

Это было подобно удару тока, вспышке молнии. Голова закружилась, и мир поплыл. Не было больше ничего, кроме прикосновения этих губ, тепла этих рук и пьянящего восторга, бегущего по венам. Она не могла даже представить, как жаждет этих прикосновений, как загорается от них огнем тело, как позорно бежит в закоулки сознания рассудок, поверженный волной всепоглощающей, почти первобытной страсти. Она отдавалась этому ощущению вся без остатка, ему невозможно было сопротивляться, да и не хотелось совсем. Хотелось быть в плену крепких уверенных рук, вдыхать запах пропитанной солнцем и дымом кожи, чувствовать его губы, покрывающие поцелуями ее шею и плечи. Но вдруг сквозь шум, пульсировавшей в висках крови настойчиво зазвенел тревожный колокольчик.

С трудом собрав последние остатки воли, Адда уперлась ладонями в его грудь, отстраняясь.

– Райан! Райан, сюда идут!

Она едва успела сделать несколько шагов в сторону и отвернуться к фонтану, пряча пылающее лицо, как дверь в галерею распахнулась и послышались торопливые шаги.

– Прошу меня простить, госпожа. Прибыл гонец с посланием от императора, – с поклоном сообщил Страж.

– Ты принес его? – не оборачиваясь спросила Адда.

– Нет, госпожа. Ему поручено вручить письмо лично в руки Верховной Жрице.

– Хорошо, пусть войдет.

Страж с поклоном удалился, и через минуту в галерею вошел посланец. Не дойдя несколько шагов, он опустился на одно колено и склонив голову, протянул Адде свиток.

– Приветствую тебя, Верховная Жрица Аусеклиса! Соблаговоли принять послание от Хранителя равновесия.

Когда Адда повернулась к гонцу и взяла свиток, кивком позволяя ему подняться, она уже снова была собой – величественной Жрицей, возглавлявшей Темный Клан.

– Поблагодари своего господина за приглашение, – сказала она, пробежавшись глазами по посланию.

Гонец низко поклонился и вышел. На несколько минут в галерее повисла тишина.

– Я собираю Совет и хочу услышать на нем доклад о результатах твоей поездки, Ищущий, – не оборачиваясь к Райану, произнесла Адда. Тон ее был холодным и отстраненным. – А также обсудить любезное приглашение императора, не предусматривающее возможность отказа. Общий сбор в Зале через полчаса.

– Слушаюсь, Ведающая. – Райан склонил голову, и Адде показалось, что его голос слегка дрогнул. Еще секунду он постоял в нерешительности и вышел.

Адда так и не смогла заставить себя повернуться к нему. Последние остатки самообладания, собранные чудовищным усилием воли, исчезали при одном воспоминании о пронзительном взгляде его бездонных черных глаз.