Читать книгу Расследования официальные и не очень - Юлия Санникова, Юлия Валерьевна Санникова - Страница 3

Расследует Льежская полиция
Наследство дяди Вима

Оглавление

– Вам обязательно нужно поговорить с шефом, – заявил сержант полиции Хьюг Дэгль голосом, не терпящим возражений.

– Она сможет вам помочь, – продолжал он, наставив на молодых людей палец. Это вызвало вздох облегчения – дружеское участие им сейчас просто необходимо!

– Я изложил ей дело в двух словах, но лучше если вы сами обо всем расскажете.

Молодая пара – хорошенькая брюнетка Манон Кин и застенчивый светловолосый великан Жан-Луи Бозоне с благоговением взирали на Хьюго Дэгля. Шефом, о котором с таким энтузиазмом говорил сержант, оказалась крепкая блондинка пятидесяти лет с проницательными карими глазами.

Справившись с охватившей его застенчивостью, Жан-Луи запинающимся голосом произнес:

– Спасибо, что согласились принять нас.

– Пожалуйста, – ответила инспектор Клеп, лучезарно улыбаясь. – Ваше дело показалось мне любопытным. Сержант Дэгль сказал, что вы в полном отчаянии, и я подумала, что, возможно, смогу вам помочь.

– Шеф, я уверен, что вы решите это дело в два счета! – вставил Хьюг Дэгль. – Для вас это раз плюнуть, шеф!

Инспектор Клеп бросила быстрый взгляд на сержанта, а потом повернулась к Бозоне.

– Прошу вас, изложите все факты по порядку.

– Ох, мы потеряли покой и сон, – вмешалась Манон, – как хорошо, что Хьюг порекомендовал вас нам…

Она умолкла, Жан-Луи постарался сгладить оплошность:

– Нас – вам. Судя по всему, без профессионалов нам не разобраться.

Инспектор Клеп чуть улыбнулась, но проговорила сдержанно:

– Все приходит с опытом. Когда тридцать лет служишь в полиции, хочешь – не хочешь начинаешь разбираться в людях и их мотивах. Не скрою, я была заинтригована вашим делом. Поэтому прошу, изложите его суть.

– В действительности все очень просто. Мы не можем найти сокровище.

– Как в игре охота за сокровищем?

– Вот-вот, как в игре. Только игра эта изрядно затянулась, да и с подсказками в ней негусто. Нет ни карты с пометками, ни криптексов, сложив которые, можно узнать номер счета в банке, ни посланий из прошлого. Мы даже не знаем, что именно мы ищем.

– Но вы думали над этим?

– Мы только об этом и думаем. Вся наша жизнь теперь это бесконечные разговоры, начинающиеся со слова «а если…». А если это листок с написанным от руки номером счета в швейцарском банке? А если это бриллианты в мешочке? А если это флешка с ключом доступа? Можно уже писать роман в духе Дэна Брауна, идей у нас точно хватит.

– Наверное, надо рассказать и о дяде Виме? – предположила Манон.

– Естественно, – сказала Клеп.

– Я как раз собирался перейти к этому. В общем, началось все с дяди Вильгельма, Вима – для домашних. Месяц назад он умер от инфаркта. Нельзя сказать, что он был очень старым, всего-то 74 года, но за здоровьем дядя Вим не следил, ел и пил в свое удовольствие. Повышенный холестерин и угроза диабета – так говорили врачи. Я не прямой наследник, у дяди есть дочь, кузина Джессика. Все имущество перешло ей и ее матери, моей тетке Лилиан.

– Только она ему не родная дочь, – вставила Манон.

Клеп удивленно посмотрела на девушку. Жан-Луи поторопился объяснить.

– Три года назад дядя Вим сильно заболел. У него обнаружилась какая-то онкология. Доктора настаивали на операции. Пришлось сделать массу анализов, томографий и сканеров. Тогда-то и выяснилось, что у дяди Вима порок развития внутренних органов, при котором, как объяснили врачи, просто невозможно иметь детей. Дядя был вне себя. Помнишь дорогая? Он вернулся из клиники и устроил такой скандал, что тетка Лилиан даже сбежала из дома, страшась его праведного гнева.

– Ничего бы он ей не сделал, – заметила Манон. – Дядя Вим был совершенно безобидным. Просто громко кричал, но рук не распускал.

– Манон, – со вздохом проговорил Жан-Луи, – это совершенно не относится к делу.

– Ну и ладно!

Жан-Луи снова повернулся к инспектору.

– Дядя очень разозлился и надумал лишить Джессику прав на все имущество. Раз она не его дочь. Проблема в том, что бельгийские законы запрещают оставлять собственных детей без наследства.

– Это так, – подтвердила Клеп, – даже если ребенок не кровный. Сначала нужно оспорить отцовство. В случае с вашим дядей, кстати, это было бы легко сделать. Ведь жена обманула его.

– Ему, я думаю, не захотелось связываться. Наверняка, отказаться от родительских обязанностей не так-то просто, потребовалась бы гора бумажек и много беготни, а дядя не любил суету.

– Дядя Вим решил отыграться на свой манер, – сказала Манон с иронией. – Он был очень находчивым стариканом.

– После его смерти, – продолжал Жан-Луи, – особняк, в котором он жил с теткой, перешел к Джессике. Зато дядя успел снять все деньги с банковских счетов и куда-то вложить их. Судьба его капиталов и по сей день остается невыясненной.

– Оставил за собой последнее слово, – пробормотала Клеп.

– В завещании было сказано: «мой родной племянник Жан-Луи Бозоне может взять из дома или с прилегающей к нему территории одну любую вещь по своему усмотрению».

– Кажется, я начинаю понимать, – промолвила инспектор.

– Мы с Манон решили, – продолжал Жан-Луи, кивнув, – что эта вещь и есть дядин капитал.

– Скорее всего это анонимный счет в швейцарском банке, номер которого записан на бумажке и вложен в конверт, – подхватила Манон. – Но может и золото в слитках. Нельзя исключать ни один вариант!

– А он ничего не говорил перед смертью? Не оставлял записок, каких-то бумаг?

– Нет, совершенно ничего, что можно было принять за зацепку. Последние дни он провел в клинике, лежал уставившись в одну точку. Я заходил к нему иногда. Однажды уже перед самым концом, он вдруг оторвался от созерцания потолка, посмотрел на меня, погрозил узловатым пальцем и скрипучим голосом сказал: «Не прячься за китайской стеной!» И все… Через два дня он умер, бедняга…

– Китайская стена, – задумчиво протянула Клеп.

– Вам тоже это показалось любопытным?! – воскликнул Жан-Луи. – Тем более я понял, что дядя Вим имел в виду!

– По-моему это ерунда, – вставила Манон.

– А вот и нет. На территории дядиного особняка есть руины древней стены. Какая-то средневековая постройка. В семидесятые годы ее восстановили, а прямо перед ней посадили яблони. В детстве мы с Джессикой уходили играть туда, потому что стена далеко от дома и можно было скрыться от родительского присмотра. Мы называли ее Китайской стеной!

– Интересно.

– Думаете, он зарыл что-то рядом с этой стеной?

Клеп улыбнулась.

– А может ваш дядя перед смертью просто сошел с ума?

– Это приходило мне в голову. И в последнее время я все чаще к этому склоняюсь. Полагаете, стоит прекратить поиски? Я копал кое-где у стены, но пока безрезультатно.

– Видите ли, я не могу делать какие-либо выводы, пока не побываю на месте, – Клеп едва не сказала «преступления». – Потом мне все еще совершенно не ясно, что за человек был ваш дядя Вим.

– Скажите, когда вам удобно, и мы быстро организуем визит, – заверила Манон.

Инспектор Клеп сверилась с расписанием. В эту субботу у нее как раз было свободное время.

***

– Все равно что искать иголку в стоге стена, – со вздохом промолвила Манон, разводя руками.

Все трое вышли на веранду особняка дяди Вима. Дом и прилегающая к нему территория были исследованы вдоль и поперек, Жан-Луи отодвинул все горшки с цветами, громоздившиеся на террасе, на чердаке открыл все сундуки и отклонил всё прислоненное к стенам, в подвале они заглянули под каждый ящик с вином, а в кабинете проверили все папки и коробки. Особенно удручающе на инспектора подействовал флигель, до отказа набитый хламом, среди которого попадались прекрасные вещи с блошиных рынков и брокантов. Внимание Клеп привлекли изящный круглый столик на одной ножке с мраморной столешницей и роскошный марокканский ковер. Они валялись в одной куче со старыми креслами без спинок и продавленными матрасами.

Все пространство перед Китайской стеной – сооружением из бурого щербатого кирпича, прятавшегося в дальнем углу сада, – было изрыто. Жан-Луи был уверен, что сокровище захоронено возле стены. Молодой человек вновь и вновь вгрызался лопатой в землю, надеясь, что она вот-вот упрется во что-то твердое.

– А если копать перпендикулярно стене? – склонив голову набок, протянула Манон, разглядывая аккуратные параллельные рвы.

– Не думаю, что в этом есть смысл. Кстати, мне это напомнило один случай, – задумчиво проговорила инспектор Клеп. – Дело было в Монсе. Там реставрировали средневековый особняк. Здание признали объектом культурного наследия, оно простояло несколько веков и выдержало массу перепланировок. Поговаривают, что именно в нем жил герцог Пармский с 1580 по 1584 годы. Рабочие рыли фундамент для стены в большой комнате на первом этаже и неожиданно наткнулись на клад с золотыми монетами. По закону сокровище делится пополам – половина нашедшему, половина – владельцу территории. Рабочих было двое, они что-то не поделили, пока обсуждали находку, и один из них – молодой парень, португалец, кажется, вспылил и убил напарника. Клад весь достался хозяйке особняка, очень богатой даме. Она хотела сдавать дом, поэтому и реставрировала. Сокровище оценили, по-моему, в триста тысяч, точно не помню. А португалец этот потом покончил с собой – совесть… Ладно, это я так, к слову, – прервала монолог Клеп, заметив как у Манон округлились глаза. – Не обращайте внимания, у меня профессиональная деформация. Мне всё всегда напоминает какое-нибудь преступление. Даже дома не могу отвлечься, режу хлеб и думаю про нож. В общем, я хотела сказать, что если рассуждать логически…

– Если рассуждать логически, мадам Клеп, – перехватил разговор Жан-Луи, – боюсь, нас это никуда не выведет. Самым разумным в данном случае было положить деньги на мой счет, раз уж дядя хотел непременно меня облагодетельствовать.

– Да, понимаю о чем вы. Вам должно быть сейчас несладко. Если вы не против, я бы хотела еще раз осмотреть флигель. Конечно, я не буду там ничего трогать. Не хотелось бы, не дай Бог что-нибудь сломать или испортить.

– Конечно, смотрите! Боюсь только, что вы зря потратите время.

Инспектор Клеп сразу же принялась перебирать вещи. Прошло довольно много времени, и в помещении воцарился легкий порядок – посуда оказалась составленной вместе, пустые коробки вложенными одна в другую, а из книг сформировались аккуратные невысокие стопки. Инспектор Клеп как полководец на марше обводила комнату цепким, пристальным взглядом. Она совершенно не замечала молодых людей, смиренно ожидавших исхода поисково-организационной работы.

– Есть какие-то идеи? – осторожно спросил Жан-Луи.

Инспектор Клеп очнулась и медленно перевела взгляд.

– Все это очень интересно, – задумчиво произнесла она.

– Вы что-то обнаружили?

– Нет, здесь ничего ценного нет. Зато теперь я лучше понимаю вашего дядю Вима. Импульсивный покупатель – вот как это называется. Очень напоминает случай с месье Шаттаном. Тот тоже обожал «Магазин на диване». Покупал с дальним прицелом, видимо, готовился к трудным временам. Не гнушался ничем – ни одеждой, ни супер-тёрками, ни велотренажерами. Впрочем, к старости такая любовь к собирательству проявляется у многих.

Они вернулись на террасу. Манон с ногами забралась в широкое ротанговое кресло и пыхтела электронной сигаретой.

– Совершенно то же самое происходило и с дядей Вимом! – энергично подтвердил Жан-Луи. – Где-то за год до смерти у него даже завелась любовница, ради которой он решил похудеть и заказал в телемагазине суповую диету на целый месяц. Кажется, тетя Лилиан выбросила потом все банки с суповым порошком – дядя выдержал режим ровно шесть часов.

– Лишний вес дяди Вима между прочим не помешал его подружке принять в дар комплект сережек и колье с бриллиантами, – вставила Манон.

– Лишний вес в таких делах почти никогда не бывает помехой, – подтвердила Клеп. – Мне вспоминается случай с таким же вот героем-любовником восьмидесяти четырех лет. Он, правда, был не женат, жил с зятем и внучкой с мужем, родная дочь его умерла от рака к тому времени лет десять как. Старик страшно тиранил своих домочадцев, внучку заставлял работать у себя прислугой, да и зятя не хотел отпускать ни на шаг. В конце концов все трое решили убить его. Внучка подмешала лошадиную дозу наркотиков ему в любимый десерт, он умер ночью в страшных мучениях. Вызванный наутро доктор констатировал смерть от естественных причин. О преступлении узнали совершенно случайно от подруги старика – внучка заявилась к ней буквально на следующий день после смерти деда и потребовала назад все подарки – машину и драгоценности.

– Слава Богу дядя Вим никого не тиранил, – сказал Жан-Луи. У него есть внучка, дочь Джессики, ей пятнадцать лет. Она живет с родителями, и ее не то что прислугой не заставишь, ей слова поперек не скажи. Сразу будет хлопанье дверей и насупленные взгляды.

– Ну конечно, подростки самые настоящие тираны! Знаете, – помолчав добавила инспектор Клеп, – я думаю, что в вашем случае все на самом деле проще простого, и окопы вы рыли напрасно. Сокровище ваше – это какая-нибудь антикварная вещь, типа кресла эпохи Луи-Филиппа или картины Эгона Шиле, стоящей где-нибудь в темном углу

– На чердаке как раз много старых картин. Надо их проверить! – воодушевился Жан-Луи.

– Можешь не суетиться, – откликнулась Манон, – я просмотрела все холсты. Между прочим я целый год училась в художественной школе и кое-что понимаю в живописи. Так вот все шедевры с чердака никакой ценности не представляет.

Жан-Луи вздохнул, слова инспектора Клеп возвращали молодых людей к исходной точке – нужно было найти антикварную вещь в доме, забитым ими под завязку.

– Приходится признать, – со вздохом проговорил он, – что загадку дяди Вима при таком допущении мы вряд ли когда-нибудь разгадаем. Мне жаль, мадам Клеп, что мы заманили вас сюда и отняли время.

Клеп посмотрела на него с улыбкой.

– Прекращаете поиски?

– А какой смысл продолжать?

– Подождите, сам процесс поисков мы не проводили, это верно. Но к нему и невозможно подойти, не проделав предварительную работу. Вот ее-то мы как раз уже и сделали – установили личность и характер, – инспектор Клеп чуть было не сказала «потерпевшего», – вашего дяди. Это уже половина дела. Остается найти ту вещь, в которую он вложил свой капитал. Вот и все.

– Ну да, всего лишь, – насмешливо проговорила Манон.

– Вот именно, дорогуша. На самом деле выбор куда вложить большую сумму не столь богат, как вам представляется. Скорее всего этот предмет разительно отличается от всего остального из-за его большой ценности. И в то же время он не бросается в глаза, чтобы не обращать на себя ненужного внимания.

– Проблема в том, что мы не эксперты в антиквариате, – сдержанно заметил Жан-Луи.

– Не эксперты, но заметить что-то нетривиальное, уверена, вы сможете.

– Да мы уже весь хлам, кажется, раз двадцать перетрясли, – свирепо проговорила Манон. – Даже антиквара знакомого приглашали.

– Очень правильное решение, дорогуша. И что этот ваш антиквар сказал по поводу вон той вазочки, что стоит справа от вас на оконном карнизе?

Жан-Луи подошел к окну и пальцем указал на пузатую фарфоровую вазу с синим орнаментом.

– Это пепельница! Всех курящих дядя отправлял дымить на улицу. Он и сам курил до последнего. Она стоит тут целую вечность, а окурки из нее вытряхивают раз в год.

Клеп заглянула внутрь, на дне действительно лежала горка заплесневевших окурков.

– Эта вазочка представляется мне очень старинной.

– Очень даже неудивительно, – согласился Жан-Луи. – Эта вазочка из Делфтского сервиза, а сервиз, если я не ошибаюсь, уже давно находится в нашей семье.

– Вряд ли старая посуда такое уж сокровище, – кисло заметила Манон.

Инспектор Клеп разглядывала вазочку, вертя ее в руках. Она постучала по пузатому боку, подняла вверх и посмотрела сквозь нее на свет.

– Возможно это объясняет последние слова вашего дяди, – задумчиво проговорила она.

– А ведь правда! – воскликнул Жан-Луи. Китайская стена, китайский фарфор. Наверняка в этом намек на сервиз! Иначе зачем приплетать Китай?!

– Очень хороший вопрос, – веско сказала инспектор Клеп.

– Так, Манон, надо срочно упаковать сервиз и отнести его к антиквару. Пусть он установит его ценность.

– А сервиз считается за один предмет? – с подозрением спросила она.

– Что? – Жан-Луи непонимающе уставился на жену.

– Ну в нем же несколько чашек, кофейник, сахарница, наверняка блюдца. Вот это все как считать? Как одно целое или как несколько? В завещании же говорится про «одну любую вещь», вот я спрашиваю, как в этом случае рассматривать сервиз?

Молодые люди одновременно посмотрели на Клеп, словно ища у нее ответа.

Инспектор пожала плечами.

– Да в сущности какая разница, – сказала она. – Дело ведь совсем не в сервизе.

– Не в сервизе?

– Нет, дело в вазочке.

– Не понимаю…

– Вы позволите заглянуть в кухню?

Жан-Луи поднялся и жестом пригласил инспектора Клеп проследовать в дом. Вазочку она прихватила с собой.

Все трое вошли в кухню. В стенном шкафу был расставлен превосходный старинный сервиз из делфтского фарфора. По бело-голубым бокам кофейника пастух гнал стадо овец к видневшемуся вдалеке готическому собору с остроконечными шпилями. Пасторальный сюжет повторялся на чашках и блюдцах. Инспектор Клеп отодвинула самую близко стоящую к краю чашку и водворила вазу рядом с сахарницей. Манон и Жан-Луи, открыв рот, уставились на полку.

– Рисунок на вазочке отличается от сервиза! – с удивлением воскликнула Манон. – На ней какой-то жуткий зверь с лошадиным хвостом, а на сервизе – деревенский пейзаж.

Жан-Луи пристально разглядывал вазочку.

– Поразительно! – ошеломленно заключил он. – Эта пепельница, то есть я хотел сказать, этот вазон, он не из сервиза. Несмотря на то, что и посудина, и сервиз расписаны в одних тонах.

Инспектор Клеп кивнула.

– Получается, когда вы говорили, что дело в вазочке, вы имели в виду… – он вопросительно уставился на нее. – Да… что вы имели в виду?

– А то, что эта ваза и есть вложение капитала вашего дяди Вима. Вспомните, перед смертью он говорил вам про Китайскую стену. Китайская стена – китайский фарфор – вы правильно уловили суть.

– Но я был убежден, что ваза из Делфта. А вы уверены, что она китайская?

– В этом нет никаких сомнений, – решительно заявила Клеп. Я перевидала очень много похожих на нее на антикварных брокантах. Такого китайского фарфора очень много и в Бельгии, и в Голландии, да и повсюду в Европе.

– А чем объясняется такая его распространенность?

– Все началось в восемнадцатом веке, когда торговля Ост-Индских компаний с азиатскими государствами переживала бурный рост. В Старый свет тогда буквально хлынул поток китайских товаров. Особенно полюбилась европейцам керамика.

– И чем это отличается от сегодняшнего дня? – ни к кому особо не обращаясь, спросила Манон.

– Вы правы, история имеет свойство повторятся, – сказала Клеп. – Тогда, да и сейчас большинство из этих товаров не имело никакой ценности, кроме декоративной.

– Но вы думаете, что эта ваза особенная?

– Судя по тому, что она очень пузатая, и цвет росписи довольно яркий – скорее всего она сделана чуть пораньше торгового бума. Веке скорее в семнадцатом.

– А это значит, что стоимость ее должна быть выше. Во сколько вы оценили бы ее?

– С этим делом лучше обратиться к специалисту, боюсь, я не сильна в оценке антиквариата.

– Хотя бы примерно, – в глазах Манон сверкнул жадный блеск.

Инспектор Клеп пожала плечами.

– Ну если совсем примерно, что-то в районе двухсот тысяч, наверное…

Жан-Луи присвистнул.

– Двести тысяч? Ты представляешь, Манон, что только что произошло? Если бы не мадам Клеп, мы бы ни за что не нашли этот вазон. Так бы и считали, что она из Делфтского сервиза. Страшно подумать!

Он поднял вверх голову и в возмущении всплеснул руками.

– Видите, как дядя в вас верил, – заметила инспектор Клеп. – Ни на минуту не усомнился, что вы найдете вазочку. – Помню у нас был похожий случай, одна женщина была твердо уверена, что муж ее любит и не изменяет. А если это вдруг измена нечаянно случится, он обязательно ей расскажет, покается и будет всю оставшуюся жизнь искупать свою вину и восстанавливать поруганную честь супруги. Благоверный ее, однако, такими строгими принципами не отличался. А может ему было наплевать на честь жены, поэтому у него давно уже была любовница. Он уже тогда собирался бросить жену и ждал только подходящего момента. Но момент не настал, жена узнала об измене и очень расстроилась. Она нашла где-то пистолет и застрелила изменника ночью, пока он спал. Не вынесла, что он растоптал ее веру в любовь.

***

Месяц спустя после истории с китайской вазой инспектор Клеп позвонили с неизвестного номера. Звонивший оказался ни кем иным как Жаном-Луи Бозоне, голос его звучал бодро и весело:

– Звоню, чтобы еще раз поблагодарить вас, мадам! Мою признательность просто не передать словами!

Инспектор Клеп довольно улыбалась.

– По вашему совету мы отнесли вазу оценщику из аукционного дома – месье Байярже. Он сказал, что ваза не семнадцатого века.

– Вот как? – произнесла Клеп с явным беспокойством.

– Все намного лучше: она датируется четырнадцатым веком! Эпоха Юань!

– Да вы что?! – воскликнула инспектор Клеп. – А этот ваш Байярже объяснил, как он это установил?

– Благодаря синему цвету. Рисунок на вазе сделан синим кобальтом, у него характерный для того времени насыщенный сапфировый цвет. А еще детали орнамента: жемчужины, охваченные пламенем, стилизованные лепестки лотоса, фриз из кипящих волн – они все типичны для юаньской керамики.

– Но это же просто потрясающая новость! Вы понимаете, что ваша вазочка – это, может быть, одно из первых фарфоровых китайских изделий?! Бело-синюю керамику стали производить как раз в эпоху Юань, иметь такую посуду тогда было высшим шиком. Возможно ваша ваза всего каких-то шестьсот лет назад стояла на столе у китайского императора.

– Ну, теперь она уже не моя, – весело сказала Жан-Луи. – Мы как самые что ни на есть приземленные материалисты решили, что деньги нам важнее искусства.

– Вас нельзя за это осуждать, все-таки дядя Вим вдоволь над вами поиздевался, заставив искать сокровище. Байярже, наверное, получил хорошие комиссионные?

Расследования официальные и не очень

Подняться наверх