Читать книгу Dрево - Юлия Шерман, Шерман Гадэс, Дж. Шерман - Страница 5

Тем вечером мы прибыли в Вену – столицу огромной империи, простиравшейся едва ли не на половину Старого света. Уставший и измученный, я рухнул в номере отеля на роскошную кровать и забылся тяжёлым сном, в котором миллионы точек неистово мерцали на кружащемся чёрном фоне. Марсель по-прежнему занимался моими финансами, я полностью доверял ему, лишь изредка сверяя счета и делая необходимые пометки. На другой день он нанял рабочих, которые перенесли все наши вещи в особняк на одной из центральных улиц, добавили кое-какие предметы мебели в гостиную, действовали слаженно и аккуратно. Мой энергичный управляющий не упустил из виду ни единой детали, на его вкус и чувство гармонии можно было положиться – особенно теперь, когда мне самому ничего не хотелось. Недуг окончательно завладел мной, аппетит пропал, я постоянно лежал, умоляя зашторить окна, как можно плотнее. В голове били маленькие молоточки.

Я не помнил ни дня, ни месяца. Кажется, на смену весне приходило засушливое лето. Ночью створки в моей спальне были широко распахнуты, потому что в тот год стояла невыносимая духота, каждый день гремел гром. Воздух пропитался терпкими цветочными ароматами, заставляя мои мысли плыть в неясном океане смятения ещё сильней.

Один раз в преддверии полночи я с трудом доплелся до окна, чтобы прикрыть его. Грохот экипажей, спешащих на очередной бал, не давал мне заснуть. Внезапно, сам того не желая, я по очереди поставил свои ноги на раму и сел в проеме, оглядывая перспективу тёмной улицы. Кое-где она освещалась фонарями, но эти огоньки были слишком тусклыми и неверными, чтобы разобрать в их мерцании истинное величие города. Я пристально рассматривал булыжники на мостовой, блестящие от прошедшего дождя в редких желтоватых лучах, потом захотел вернуться в комнату, не рискуя оставаться в подобном положении и дальше, опасаясь падения со второго этажа, но стоило мне пошевелиться, как ноги сами заскользили куда-то вниз, вдоль гладкой стены, и, не успев опомниться, я уже оказался на холодных округлых камнях.

Я не упал вниз, а просто съехал подобно куску масла, и это напугало меня, как любая вещь, которой я не мог понять. Вдалеке послышался стук подков и скрип больших неповоротливых колёс. Экипаж приближался в сторону моего особняка. Помедлив, я бросился бежать по улице, боясь, что венские аристократы заметят меня не обутым и в нижнем белье, а слуги, стоит мне постучаться в дверь, отворят слишком поздно. Позора я пережить не мог, ведь только обосновался на новом месте и хотел провести здесь хотя бы несколько лет, надеясь, что обычная суета и блеск общества смогут отвлечь меня от многочисленных проблем со здоровьем, вернут интерес к жизни, заставят взглянуть на мир иными глазами.

Я убегал всё дальше и дальше в совершенно не знакомый квартал, не разбирая дороги, будто чья-то злая воля волокла меня за собой. Наконец, остановившись, не находя отчёта своим действиям, я увидел перед собой громоздящиеся один возле другого дома, удивительно похожие на мрачных горбатых исполинов. Мимо по мостовой прошагали две фигуры, не заметив испуганного безумца в сгустившейся темноте. Первый, покашливая, хлопнул спутника по плечу и вскоре поднялся на скрипучее крыльцо. Его профиль мелькнул в неясном свете, и мужчина, на миг обернувшись, исчез за разбухшей от сырости дверью. Приятель небрежно махнул ему рукой на прощание и побрел в безмолвный переулок, ухмыляясь и бормоча что-то под нос. Как завороженный, я последовал прямиком за ним. Незнакомец, тихо напевая противным гнусавым голосом, изрядно шаркал ногами, не замечая никого вокруг. Я шёл совсем рядом, желая о чем-то спросить его, но вдруг…

Мрак, серая пелена на небе, потолок в спальне. Солнце висело над горизонтом, готовясь отправиться в привычный отпуск. Я лежал и растирал глаза, удивляясь, какая ерунда порой может привидеться во сне больному человеку. Под ногтями у меня скопилась грязь, я поднялся и, по привычке держась за стену, шагнул к приготовленному для умывания кувшину на изящном комодике в углу у зеркала. На удивление я почувствовал себя гораздо лучше. Мучительная головная боль, ноющая внутри червоточина исчезли, словно по мановению руки. Кажется, Вена чудодейственным образом приступила к моему исцелению. Не веря внезапному счастью, я умылся и переоделся. Мне хотелось отправиться на улицу, ведь я устал сидеть запертым в комнате. Марсель на радостях задушил меня в объятьях и велел приготовить праздничный ужин, включающий только самые излюбленные блюда, но я сообщил, что вернусь позже, и стремительно покинул дом.

Столица преображалась на глазах. Ловя её перемены, я прихватил вечернюю газету вопреки наставлениям врача, лишенный к тому же постоянного контроля со стороны моего дорогого камердинера. Слишком затянулась эта изоляция, необходимо было хоть краешком пальца ознакомиться с последними новостями, понять, чем живет столь невероятный город. Я листал шуршащие страницы, едва разбирая текст, – так сильно занимал меня бурлящий вокруг поток. Наконец, сосредоточившись на заметке об открытии новой галереи, я перевёл взгляд на ближайшую колонку, где публиковались сообщения, связанные с работой полиции, и разные сведения о совершенных недавно преступлениях, особенно волновавших общество. Газета едва не оказалась захлопнутой, дорогу передо мной пересекли две дамы, одетые по последнему слову моды, и я невольно засмотрелся на них, приподняв шляпу, но странная фраза приковала к себе мое рассеянное внимание. «Помощник банкира задержан за жестокое убийство возле старого кладбища.» Отчего-то я пошатнулся, словно мучительная болезнь на миг вернулась ко мне и застала врасплох, так что граф Радиш едва не опустился на теряющую яркие цвета мостовую, жадно впившись глазами в небольшой печатный абзац, на который наткнулся лишь волею случая. Репортер указал, что минувшим утром в одном из не слишком благополучных кварталов на окраине города был обнаружен труп с признаками насильственной смерти, наступившей в результате удушения, причем лицо жертвы, испещренное глубокими царапинам и крупными ссадинами, выражало застывший ужас… Я не мог читать дальше и оперся спиной о стену ближайшего здания. Ко мне подошёл какой-то человек и спросил, не нуждаюсь ли я в помощи, но был грубо отправлен восвояси. Мой недавний дикий сон будто выплыл из потустороннего мира. Воспоминания мгновенно завладели разумом, я стал задыхаться, прекрасно, впрочем, понимая, что подозреваю себя совершенно напрасно. Любой подтвердит, насколько я болен… Преодолеть такое расстояние, совладать с крепким мужчиной, беспочвенно убить его – один! в темноте! – Радиш неспособен на подобный поступок даже в случае крайней необходимости. Слишком труслив, жалок и беспомощен. Сейчас по отношению к себе я был настроен беспощадно критично – как никогда. Кто поверит, что эти слабые руки, худая бессильная плоть могут причинить вред хотя бы ребёнку?..

Успокоив колотящееся от ужаса сердце, переведя непослушное дыхание, я вернулся в особняк. Марсель сразу понял, что какое-то событие расстроило и обеспокоило меня. Против воли он уговорил своего побледневшего хозяина сесть за стол, где уже всё было приготовлено наилучшим образом, и мягким тоном перечислял расставленные блюда. Я принялся за еду не потому, что был голоден, но по привычке, по убеждению в необходимости хоть чем-нибудь перекусить. Пища источала удивительный аромат – множество прекрасных ароматов, они смешивались, и я уже не мог различить их. Впрочем, на вкус она не представляла собой ничего изысканного, не приносила мне знакомого удовольствия, отдавала нестерпимой горечью, так что я зажал рот салфеткой и поспешно отодвинул тарелку. Жоржетта, различив мой многозначительный жест, испуганно попятилась назад к проходу. Как и все слуги, она боялась гнева молодого господина, но я сидел неподвижно и заставлял себя подавить подкативший к горлу комок. Мне пришла мысль запить его вином из бокала, однако рука дрогнула, словно нарочно, и жидкость разлилась по скатерти между тарелок. Девушка, весьма неуверенно подойдя к столу, принялась убирать бесформенное пятно. Я справился с собой, молча поднялся и пошел в спальню.

– Господин граф не доволен ужином? – прошептала служанка, но я отчетливо расслышал ее на расстоянии и обернулся.

– Все прекрасно. Я просто не хочу есть.

Голос у меня оказался странным и скрипучим, будто спицы большого колеса застряли в связках. Выдохнув, я запер дверь комнаты на втором этаже. Что-то внутри раздирало душу от волнения, но постичь этой тревоги я не мог.

Заканчивался первый месяц, проведенный в австрийском муравейнике. Его я провел так же бесполезно, как и многие другие дни своей никчемной жизни. Гулял по улицам, заглядывал в окна домов, изучающе рассматривал незнакомых людей всех сословий и национальностей. Подолгу страстно размышлял, пробовал сочинять стихи, немного писал картины. Искусство, посещение выставок и театра развеяли мои сомнения, приглушили старую боль и постепенно стерли из памяти переживания прошлых лет, тревоги, заботы, безысходность. А ночи тем временем становились все яснее, как обычно и случается в приближении полнолуния… Воздух наполнился почти осенней прозрачностью, и в моих внутренностях, когда я уже едва не позабыл обо всем, что приключилось со мной в Валахии и после, с прежней истачивающей болью начала раскатываться черная густая бездна. Я был обречен на повторяющиеся снова и снова муки и в одно мгновение вновь захотел умереть.

Вопреки заботе Марселя, граф Радиш оставил ненавистную спальню и ушел бродить по лабиринту далеких переулков в гордом одиночестве. Мне надоело, что мои страдания наблюдают и управляющий, и другие подчиненные, и неминуемо заметят те немногие приятели, которых я успел завести в высших венских кругах. Их сопереживание стало мне ненавистно, и когда они по очереди начинали меня жалеть, я был готов провалиться сквозь землю вместе со своими мелочными размышлениями.

Горный ветер неистовал в ушах, срывал мантию, заставлял пятиться назад. Я свернул куда-то, не замечая прохожих: в висках грохотала тяжелая кувалда, живот скрутило тонкими цепями. Мои шаги били ей в такт, сводили с ума. Пришлось остановиться. Передо мной простирался очередной незнакомый квартал, здесь обитали бедные рыбачьи семьи, промышлявшие на Дунае уже много поколений. Стены пошатнувшихся от времени зданий насквозь пропахли сырым уловом, окна выглядели скорбно от толстого налета сажи и копоти. Я стоял один довольно долго, пытаясь унять приступ боли, а редкие огоньки беспорядочно вспыхивали и исчезали в надвигающемся море тьмы.

На другом конце улицы раздались шаркающие шаги, я прислушался к ним не сразу. Через несколько минут мне пришлось последовать за невидимым путником в надежде, что он выведет меня хоть куда-нибудь. Спотыкаясь на каждом булыжнике, словно пьяный, я хватался руками за скользкие стены и брел в неизвестном направлении, пока, наконец, не ощутил сильную сырость и ужасные ароматы сточных канав. Мы оказались на совершенно пустынной набережной, где стараниями рыбаков вырос небольшой причал.

– Что привязался? – крикнул озлобленный голос почти у моего уха, и я подскочил на месте, перепугавшись.

В нескольких метрах от меня ковыляла сгорбленная фигура, от которой разило тиной. Хриплый и раздраженный тон не дал мне понять, кем является этот человек, да и пребывал я в состоянии полного равнодушия к нему, поскольку меня занимало только вновь искалеченное здоровье – и никакие иные проблемы. Устав, я присел на перевернутую лодку. Прохожий направился ко мне, но я заметил его приближение слишком поздно. В руке у бедняка что-то блеснуло…

Лунные лучи скользили по глади знакомой стены. Я оторвал от неё лоб и запрокинул голову. Надо мной виднелось распахнутое окно оставленной накануне вечером спальни. Я находился у своего особняка, не понимая, куда подевался причал с легкой пеленой тумана и тошнотворный запах гниения, который я застал только что, буквально минуту назад. В предрассветные часы светская кутерьма уже улеглась, город был пуст и одинок. Заструился теплый дождь. Отбросив бесконечные страхи, я взялся рукой за белый камень. Мои тонкие длинные пальцы удивительно точно нащупали каждый изъян поверхности, казавшейся почти идеальной. Они будто вросли в структуру здания, стали его частью, и, с трудом сумев их оторвать, я быстро прижал к себе руку. Затем попробовал снова, ухватившись на сей раз и левой. Мои плечи поползли вверх, я встал на носки. Обутые ноги, впрочем, не зацепились за стену так, как могли бы, но несмотря на это обстоятельство, я удерживал свой вес на пяти пальцах, и мне не понадобилась иная опора. Движение за движением, переставляя руки все дальше и дальше от земли, я очутился в проеме окна. Лег на кровать и мгновенно заснул.

Чудесные салоны и банкеты сменяли друг друга. Марсель заказал для меня лучшие костюмы, нанял быстрый экипаж с вороной двойкой и по своему обыкновению заведовал в доме абсолютно всем, потому что я не мог заставить себя привести дела в порядок самостоятельно. И теперь отговоркой служили приготовления к большому городскому балу, на котором должен был выступать знаменитый оркестр. Дирижировал им одаренный молодой музыкант из композиторской династии, но волновало меня не знакомство с ним, а ослепительное венское общество. То, как оно примет в свои круги молчаливого созерцателя, мало похожего на рассыпанные вокруг бриллианты местной аристократии, как выстроит будущий контакт с замкнутым представителем одного из древнейших восточноевропейских кланов – и вообще решится ли осуществить подобный шаг? Что скажут обо мне привилегированные особы? Захотят ли увидеть графа Радиша в сложившихся кругах избранных лиц?..

Вытирая холодный пот, я стоял в набитом людьми углу, не смея проронить ни слова. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Знатные богачи вели непринужденные беседы, смеялись, шутили, успевая передавать друг другу тайные послания, обменивались колкостями, плели интриги, смеялись снова, погруженные в непонятные мне дискуссии. Я наблюдал за ними, силился уловить смысл обсуждаемых тем, но чувствовал себя изгоем, который мыслит на чужом языке. Наконец, нетвердой походкой я направился к лестнице, чтобы покинуть роскошное здание. Глубокое разочарование тенью лежало на моем лице. Замкнутый господин рассчитывал обнаружить здесь нечто большее, чем тлен и фальшивые улыбки.

Неожиданно у выхода в меня буквально влетел запыхавшийся юноша. Его светлые глаза уставились на мой костюм, он торопливо извинился, горячо пожал руку и жестом пригласил к своей компании. Через пару мгновений граф Радиш оказался в плотном кольце любопытных глаз – тех, кто до этого добрые три четверти часа не замечал моего присутствия, будто я оставался для них невидим.

– Эрнест, представьте нам компаньона, – услышал я голоса нескольких мужчин.

Помедлив, юноша смущенно обернулся, его раскрасневшиеся от беготни щеки пылали. Мне пришлось самостоятельно назвать свое имя. Узнав, откуда я прибыл, собеседники засыпали меня вопросами: надолго ли граф в столице, где остановился, какое дело привело его сюда. Я отвечал мало, очень сдержанно, и вскоре затерялся среди толпы. На смену мне пришли новые герои. Решив во что бы то ни стало уйти с бала, я вновь направился к выходу. Подоспевший Эрнест задержал меня.

– Куда же вы, дорогой друг? Нельзя вот так уйти, у нас это не принято.

Я промямлил что-то на его речь, но он потянул мое плечо и усадил за столик подле расположившихся на очаровательных диванчиках венских дам, чьи приторные ароматы складывались в прочную завесу шепота и взглядов. Я незаметно переводил внимание с одной женщины на другую, старательно изображая, что рассматриваю свои пуговицы. Да, сегодня я был хорошо одет. Еще лучше, чем обычно, – спасибо за это Марселю.

Эрнест склонился в приветствии, выдал несколько учтивых фраз и не замедлил представить меня знакомым его барышням. Я тут же поднялся и поцеловал протянутые руки. Вряд ли озвученное вслух происхождение показалось им настолько экзотическим, ведь в Вене в те годы кто только ни обитал, но особа в светло-золотистом платье, окинув меня скучающим взором, начала расспрашивать что-то о принадлежащих моему роду землях и замках в горах. Я ограничивался короткими фразами, стесняясь своего провинциального выговора, и вскоре совсем умолк.

– Перестаньте, Роза, вы его смутили, – услышал я тонкий шепот за столом.

Эрнест в это время беседовал с ближайшей к нему дамой и, разумеется, угадать подобной фразы не мог. Но только не я.

– А вы?.. – еле заметно усмехнулась Роза с негодованием.

Я посмотрел на ее собеседницу и только тогда явственно ощутил пристальный, если не сказать тяжелый взгляд, обращенный ко мне из-под густых ресниц. Через минуту столь неприкрытое любопытство вызвало у меня дискомфорт, я потер лоб рукой и уставился на женщину совершенно нагло, как, наверное, никто не позволял себе смотреть среди многочисленных присутствующих – даже имея на то вескую причину. В негласной дуэли я вышел победителем и пожинал плоды гордого самодовольства, ибо по сути больше ни на что не был способен.

Время шло, последовали танцы. Я прирос к стулу, задумавшись о какой-то ерунде. Эрнест, уже успевший поучаствовать в той составляющей бала, которую я так не любил, потому что считал всякие кадрили и мазурки вульгарными, слегка толкнул меня в плечо.

– Граф, пригласите Элоизу, она ждет вас.

На мое растерянное безмолвие он повернулся к диванчику: та особа, что изучала меня чересчур не осторожно, учтиво улыбнулась. Я поднялся с приятного сиденья и неохотно, только потому что новые знакомые были свидетелями подобной сцены, позвал Элоизу на очередной вальс. Мне показалось, что она не хочет идти танцевать так же, как и я, только выбора никто не предоставлял. Мы отдали долг этикету и поскорее разошлись. Я уже было решил, что неприятности на сегодня остались позади, и хотел смочить горло шампанским, как рядом со мной в очередной раз возник вездесущий Эрнест. Он незаметно вручил мне записку и удалился. Я прочел ее, не торопясь.

Странно: Элоиза просила у меня разговора. Причем не официально, пригласив на званый ужин либо салон в какой-нибудь особняк, а буквально сейчас, через четверть часа на дальней террасе. Разгневанно смяв бумагу, я закатил глаза. Венские женщины мне определенно не нравились.

Луна давно взошла, ее левый бок был ущербным. Я чувствовал себя неважно, но так ждал городского бала, что не мог его пропустить. Заботливому Марселю пришлось наврать, будто бы здоровье налаживается, однако я отчетливо понимал: новый приступ боли накроет меня с головой через несколько дней. На лбу и висках снова выступит тугая сетка голубых сосудов, появляющаяся от непомерного напряжения. Свет в зрачках потускнеет, кожа покроется постоянной испариной. Обреченность на неминуемую муку толкала в бездну отчаяния.

Элоиза стояла рядом, опираясь руками на высокий парапет. Я молчал, завороженный сиянием огромного мраморного светила над головой.

– Вы поможете мне? – с мольбой произнесла дама, но я не знал, о чем она просит.

Все ее слова растворились в благоухании ночи прежде, чем достигли моих ушей.

– Только вы способны помочь мне, граф. Вы человек посторонний, не связанный обязательствами с венской аристократией.

Я кивнул на этот правдивый довод.

– И что мне нужно сделать, сударыня?

– Разве вы не догадываетесь?

В моем разуме не присутствовало ничего, кроме пустоты и лунного света. Не понимая, что должен говорить, я тянул время и наслаждался свежим ночным воздухом.

Элоиза допустила вольность и накрыла мою руку горячей ладонью. Видимо то, о чем она толковала, действительно имело для нее принципиальное значение, иначе она не выглядела бы столь взволнованной и напуганной. Я собрался покинуть ее, потому что она мешала мне созерцать сад внизу и блеск серебряных лучей. Но вопреки моему порыву женщина сильнее сжала пальцы и прошептала, удерживая меня:

– Вы не можете уйти.

Пришлось взглянуть на нее. Наверное, это молодое лицо было прекрасно, но я потерял всякую уверенность, слишком озабоченный грядущей мучительной болью. Элоиза пыталась воздействовать на меня привычными дамскими уловками, однако я оставался невозмутим, словно во мне никогда не существовало ни чувств, ни эмоций. Я смотрел на нее слишком равнодушно, что, разумеется, не могло не задеть бесподобную Fraulein, убежденную в собственной неотразимости. Не знаю, насколько далеко она зашла бы в стремлении заставить меня раболепствовать перед ней, склонить к выполнению каких-то вожделенных условий, если бы на террасе внезапно не появился третий персонаж. Высокого роста, широкий в плечах, с мощными длинными руками, он показался мне чудовищем из древних преданий, впрочем, отблески луны развеяли возникнувший миф.

– Вот как… – только и произнес незнакомец, сверля меня большими выразительными глазами.

Элоиза поспешно отдалилась и пожелала что-то сказать, скорее всего, в оправдание, но о мой новый костюм уже ударилась белоснежная перчатка.

– Послезавтра в это же время! – словно плюнул мне в лицо молодой Отелло и стремительно скрылся.

На Элоизу он даже не обратил внимания. Как, собственно, и я сам. Мраморный свет разливался по моей спине, когда я, трясущийся от смятения и страха за свою жизнь, с которой очень часто мечтал покончить, растворился в толпе шумного зала. Мой первый большой выход в венское общество завершился вызовом на дуэль…