Читать книгу Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть - Юлия Шилова - Страница 5

С тех пор, как мама развелась с отцом и мы остались с ней вдвоем, она очень много работала. Слишком много для женщины… Я ходила в круглосуточный детский сад, а когда стала постарше, с круглосуточным детсадом было покончено, и я оказалась предоставлена сама себе.

Мама повесила мне на шею ключ от квартиры, чтобы я в любой момент могла забежать домой и что-нибудь перекусить. Точно с такими же ключами бегала вся детвора. Это сейчас трудно представить ребенка с ключом от квартиры на шее, а тогда это было нормально. Целый день я носилась во дворе, играя в казаки-разбойники, а моим любимым лакомством была корочка черного хлеба, политая подсолнечным маслом и посыпанная сверху солью. Боже, как же это было вкусно! Я забегала домой, отрезала от черного хлеба корочки себе и подруге, поливала их маслом, посыпала солью и неслась на улицу. Мы сидели безумно счастливые и смаковали эту вкуснятину. Когда мама возвращалась с работы, она загоняла меня домой и мазала зеленкой колени. А на следующий день я разбивала их по новой.

Улица меня закалила и научила не бояться трудностей, пусть даже детских… В квартире вновь появилась пусть старенькая, но все же мебель. Мне совершенно не стыдно признаться в том, что в детстве я вместе с подругой просила деньги у продуктового магазина, а затем мы бежали в магазин игрушек и покупали себе пупсов и тетради, чтобы можно было поиграть в школу. Иногда шиковали и покупали что-нибудь из сладостей. Мама и представить не могла, что, пока она на работе, ее дочь попрошайничает у магазина. Но мне так хотелось иметь собственные деньги…

Мне не стыдно за то, что мы, все с той же закадычной подругой, украли в магазине булку горячего хлеба. Я сунула ее под куртку, подруга прикрыла меня спереди, и мы совершенно беспрепятственно покинули магазин. Забежали в первый попавшийся подъезд, сели на ступеньки и принялись уминать горячий хлеб за обе щеки. Как же тогда было вкусно! Сколько тогда пряников и булочек было вынесено из магазина подобным образом, даже страшно подумать.

Пару лет назад на мой почтовый ящик пришло письмо:

citeЮль, не знаю, помнишь ты меня или нет, но мы с тобой в детстве в магазине хлеб с пряниками воровали и клубнику на огороде чужой дачи. За нами еще собака погналась и чуть нас обеих на куски не разорвала. Мы тогда обе на дереве долгое время сидели и от страха ревели…

Я позвонила по оставленному номеру телефона и безумно обрадовалась, услышав подругу детства.

– Знаешь, я иногда возьму корку черного хлеба, полью подсолнечным маслом, посолю и с таким удовольствием съем, – вспоминала она.

– У меня тоже такое бывает, – честно призналась я.

– Еще же масло подсолнечное вонючее-превонючее было, но нам так нравилось.

– А наше самое коронное блюдо помнишь?

– Гоголь-моголь, – с ходу ответила подруга.

– Сырое яйцо, соль и черный хлеб.

Оказалось, мы обе до сих пор балуем себя этим некогда крутым для нас блюдом. Вспоминали, как плавили сахар на сковородке, как он застывал и какие отличные бесформенные жженые леденцы получались.

Теперь мы постоянно созваниваемся. А когда она приехала в Москву, мы встретились, и мне показалось, что ЗАПАХЛО ДЕТСТВОМ… Сели в кафе и заказали себе гоголь-моголь. Официант не понял, что это такое, пришлось объяснить. Сидели, наслаждались обществом друг друга, ели только понятную нам еду и вспоминали…

– Меня за то, что мы у магазина попрошайничали, ремнем дома били, – призналась подруга. – Брат мимо магазина шел, увидел, как мы к прохожим пристаем, сдал меня матери.

– Надо же, а почему ты раньше мне про это не рассказывала?

– Мелкая была. Хотела, чтобы ты не разочаровалась в нашей дружбе. Ты же никогда и ничего не боялась.

– Ну да. Когда тебя из дома не выпускали, я одна на дело ходила.

Мы все никак не могли наговориться, словно и не было всех этих лет. Будто за столом сидели две маленькие девочки и вспоминали свои проделки. Мы смотрим на мои небольшие шрамы на коленях и смеемся.

– Это с детства. Колени не успевали заживать, и ты вновь падала. Я тебя без зеленки не помню. Ты быстрее всех бегала, не рассчитывала скорость и падала.

– Я просто никогда не смотрела под ноги, – весело отвечаю я и ловлю себя на мысли: как здорово, что мы встретились.

* * *

Когда мама работала в ночную смену, она оставляла меня ночевать или у соседей, или у знакомых. Вообще народ там был очень дружный и добрый. Мы даже двери днем не закрывали на ключ. Это считалось дурным тоном. Зачем? Все свои и все друг друга знают. Я, как сын полка, ночевала то у одних знакомых, то у других.

Поскольку мама работала в круглосуточном режиме и я была предоставлена сама себе, у меня выработался очень свободолюбивый характер, и маме было со мной достаточно сложно. Я с детства не знала слова «нет», всегда делала то, что хотела, и была крайне упрямая. Когда кто-то шептался за моей спиной о том, что мой отец влюбился в убийцу, слетел с должности и бросил нас с матерью, я не обращала внимания на злые языки, всегда могла показать зубы и уже с детства получила прививку от общественного мнения.

Дворовые мальчишки дали мне кличку, и когда дразнили, всегда кричали:

– Страус длинноногий!

Я дико злилась, махала кулаками и обижалась. А вот сейчас думаю, какая же я тогда была глупенькая, ведь они мне делали комплимент.

Когда маму перевели на другую работу, мы уехали из поселка в город Артем. Мама вышла замуж во второй раз, а в моей жизни появились сводные брат и сестра.

Самые неприятные воспоминания – как из года в год мы сажали картошку. Господи, как же я ненавидела эти картофельные плантации! Пашешь и конца края не видно несколько дней. Не любила май, потому что именно тогда нужно было сажать картофель, и август, потому что его нужно было выкапывать.

Самые приятные воспоминания – как мама отдала меня в балет и какое наслаждение я получала от занятий. Небольшая балетная школа, где занималось всего несколько человек. Я летела на занятия словно на крыльях, трудилась до седьмого пота и мечтала танцевать на сцене Большого. В выходные брала ключи от класса, вставала у станка и занималась в гордом одиночестве. Даже помню, как письмо написала в журнал «Советский балет». Рассказала о том, что обожаю балет и готова заниматься им круглые сутки, но живу в маленьком городе, где балет преподают на любительском уровне и нет никаких перспектив, а так хочется позаниматься под руководством профессионала и сделать карьеру именно в этой области. Описала свой маленький шахтерский городок, свой балетный класс и свою преподавательницу, которая обещала свозить меня во Владивосток, показать хорошим хореографам, но как только мы договаривались ехать, она почему-то уходила в запой… Как сейчас вижу худощавую девчонку с пуантами в руках, ожидающую электричку и преподавательницу. Электричка пришла, а та – нет…

Помню, как расстроилась, когда мне пришел ответ из журнала. Там было сказано, что в моем городе действительно нет возможностей карьерного роста в выбранном мной направлении и что было бы лучше, если бы я увлеклась русскими народными танцами. Плакала тогда навзрыд. Порвала письмо, взяла на вахте ключи от балетного класса и пошла заниматься.

Самая большая потеря детства – гибель одноклассницы. Мы пришли утром в школу, а нам объявили, что Наташи больше нет. Она с ребятами ночью полезла в чужой огород за клубникой. Из дома вышел дед с ружьем, выстрелил и попал прямо в нее. Другие дети испугались и убежали. Говорят, Наташа еще несколько часов живая на грядках лежала, и только оттого, что ей не оказали помощь, умерла. Дети вернулись по домам, но побоялись рассказать родителям, что произошло. Дед так и не понял, что в темноте кого-то застрелил, и ушел в дом. Тело Наташи обнаружили только утром. Хоронили всей школой. Дед так и не раскаялся в содеянном. Когда его спросили: почему стрелял по детям, он сказал, что по-другому они не понимают и это будет для всех хорошим уроком – нельзя воровать. Помню, как стояла на похоронах и чувствовала страх. Вот так, полезешь в чужой огород за клубникой и получишь пулю. Никто и не посмотрит на то, что ты ребенок.

В детстве я не была красивой. Совершенно обычная внешность, куча комплексов. Единственное, что меня выделяло – очень сильная харизма и твердый характер – умела отстаивать свою точку зрения.

Я страшно комплексовала из-за того, что не могла себе позволить одеться так, как другие. Зимнее пальто, рукава которого мы удлиняли каждый год, как только я подрастала. Получались большие манжеты. То же самое происходило и с брюками. Увеличивали манжеты внизу, и брюки можно было носить.

Цену деньгам я узнала очень рано. Помню, как однажды по дороге в магазин я потеряла рубль, который отчим дал мне на хлеб. Тогда были совсем другие цены, батон хлеба стоил примерно двадцать две копейки. Когда я подошла к булочной и поняла, что где-то выронила железный рубль, перепугалась страшно. Полдня ходила по дороге от дома до магазина и пыталась его найти. Не нашла. Отчим сильно ругался и заставил стоять в углу до глубокой ночи, объясняя, сколько времени моей маме пришлось за этот рубль работать. С тех пор я стала бережнее относиться к деньгам. Понимала: чтобы иметь деньги, нужно очень много за них заплатить.

Сколько себя помню, всегда трудилась. Школьницей, на летних каникулах, работала нянечкой в детском садике. Правда, получала совсем немного, так как на работу меня брали неофициально, ведь я была совсем ребенок. Мыла окна, полы, посуду, носила тяжелые ведра, кастрюли, кормила деток. Ранним утром носила почту. Очень любила запах свежих газет. А еще я всегда много читала. Особенно по ночам с фонариком под одеялом, чтобы родители не ругали. Благодаря чтению уносилась в другой мир и отвлекалась от серых будней.

Навсегда запомнила свою самую большую зарплату. Тогда на всех летних школьных каникулах я работала посудомойкой в пионерском лагере и, получив свои первые нормальные деньги, купила себе модный плащ. Какая же гордая и важная я тогда ходила – не передать словами!

Хотя я не была красавицей, у меня не было отбоя от мальчишек. Наверное, их привлекала моя неуемная жизненная энергия, открытость и чрезвычайная смелость.

В старших классах я уже вовсю встречалась со своими сверстниками. Первые поцелуи, первые робкие признания в любви… Гадкий утенок стал превращаться в прекрасного лебедя, и я все чаще и чаще любовалась своим отражением в зеркале.

Моим самым любимым праздником был и остается Новый год. Мне нравится предновогодняя суета, волнительное ощущение чуда и ожидание, что именно в новом году в моей жизни все переменится к лучшему. Новый год открывает завесу волшебства и радости, веру в то, что исполнятся все желания.

Новый год ассоциировался у меня с мандаринами. В советские времена мандарины были жутким дефицитом, продавались только в канун праздника и всегда по знакомству. Мои родители приносили ящик мандаринов, ставили его в кладовке и понемногу выкладывали эти яркие оранжевые шарики на стол. Чтобы наесться мандаринов вдоволь, нужно было дождаться Нового года. Я постоянно ныряла в кладовку, запускала руку в небольшой ящик и наслаждалась не только вкусом мандаринов, но и их аппетитным запахом. Как только родители уходили на работу, я набивала мандаринами карманы, клала их в шапку и бежала угощать соседских ребят. А однажды, во время приготовления праздничного ужина, мама взяла хрустальную вазу и пошла в кладовку, чтобы наполнить вазу мандаринами и выставить на праздничный стол. Сунув руку в ящик, она изумленно принялась искать мандарины, но не нашла ничего, кроме вороха бумажек, в которые они были обернуты. Узнав, что я скормила весь ящик друзьям, меня не стали ругать – началась новогодняя ночь, а в новогоднюю ночь принято говорить только о хорошем.

Мандарины, шампанское, салат оливье, вкусный торт наполеон, который каждый год пекла мама, счастливые родители и многочисленные родственники – именно таким был в нашей семье Новый год. Все школьные годы я была Снегурочкой и вела как школьные, так и городские елки. Это было замечательное и по-своему счастливое время. Я в нежно-голубом костюме и красивом парике с белыми длинными косами с Дедом Морозом, моим одноклассником, импровизируем, танцуем и раздаем подарки… И так несколько елок в день. Я до сих пор помню счастливые глаза детей, их смех, восхищение и веру в то, что мы настоящие. Дети дергали меня за косы, читали стихи, пели песни и загадывали самые невероятные желания.

Поздно вечером, после очередной елки, мы с Дедом Морозом шли в школьную столовую в надежде получить безумно вкусный яблочный пирог, испеченный нашими поварами. Именно так нас награждали за многочасовой труд, ведь, по сути, мы еще сами были детьми. Я часто вспоминаю, как мы торжественно разрезали этот пирог и с каким блаженством ели его. Тогда нам казалось, ничего нет вкуснее на свете. Я снимала косы, бросала на соседний стул, ела пирог и смотрела на снявшего бороду одноклассника влюбленным взглядом. И нам совсем не было грустно, оттого что все эти каникулы придется стоять на городской площади, мерзнуть и развлекать народ, ведь мы вместе и каждый вечер имеем возможность есть такой вкусный пирог!

А в новогоднюю ночь мой Дед Мороз зашел за мной на елку, едва стоя на ногах, а попросту сильно пьяный. Борода съехала набок, шапка поползла на глаза, а о равновесии оставалось только мечтать. Я хорошо помню, как я, хрупкая Снегурочка, буквально тащила на себе пьяного Деда Мороза и, посадив его на стул рядом с главной елкой нашего города, пыталась вести праздник одна. Дед Мороз сидел просто для фона. Я помню, как стала вести конкурс, и толпа рухнула со смеха. Я подумала, что делаю что-то не так. А когда оглянулась, то увидела упавшего Деда Мороза, который тянулся за мешком подарков и заплетающимся языком пытался прочитать стишок. В ту ночь я сильно обиделась на Деда Мороза.

Под утро я плелась домой жутко уставшая, а протрезвевший Дед Мороз ковылял за мной и бормотал извинения. Догнав меня, он подарил мне шоколадное сердце, которое сам заказал на кондитерской фабрике. Это было первое сердце, которое мне подарил мужчина, и пусть оно шоколадное, но ведь этим мужчиной был сам Дед Мороз. Это было так трогательно и неожиданно. Первое сердце, первое признание в любви и первые робкие поцелуи…

Я до сих пор верю, что новогодняя ночь – особенная и в это время может произойти все что угодно. Я верю в чудо, которое обязательно придет в мою жизнь и все изменится. Даже сейчас я наряжаю свою дочь восхитительной снежинкой на новогодний бал и пытаюсь убедить ее в том, что на Новый год к нам обязательно придет Дед Мороз. Дочь улыбается и упрекает, мол, такая большая, а веришь в сказки, Морозов нет, это обычные дядьки с игрушечными носами, которые ходят по квартирам и ждут, что им кто-нибудь нальет выпить. Наши дети в душе намного взрослее, чем тогда были мы. А я в ее возрасте во все верила и даже писала письмо Деду Морозу. Я даже сейчас ему письма пишу. Прошу у него побольше жизненных сил, творческой реализации, душевного спокойствия и мира в семье.