Читать книгу Здравствуй, Таня! - Юлия Симбирская - Страница 2

* * *

Осенние каникулы короткие и скучные. Я вешаю в шкаф школьную форму, задвигаю под стол портфель и звоню Тане.

Мы с Таней живём в одном городе, в одном доме, в одном подъезде. Только я живу на третьем этаже, а Таня на пятом. И учимся мы в одной школе. Я – в третьем «Г», а Таня – в третьем «А». Имена у нас тоже одинаковые, а фамилии, конечно, разные. У Тани вкусная – Арбузова, у меня обыкновенная – Веткина. Такие маленькие несовпадения не мешают нам дружить.

На самом деле несовпадений много. Таня низенькая и круглая, как неваляшка, я – длинная и тощая, как макаронина. У Тани густые тёмные волосы, а стрижка называется каре. У меня светло-русая коса. Довольно тонкая и лохматая, но коса. Таня носит очки. Наверное, из-за этого у неё очень серьёзный и важный вид. У меня очков нет. Я отлично вижу во все стороны и на любом расстоянии. Таня любит яблоки, а я – груши. У Тани есть мама и папа, а у меня – мама и бабушка Вера. Таня редко смеётся, а я хохочу по пустякам. Если задуматься, при таком количестве несовпадений дружить должно быть очень трудно. Но мы не задумываемся, мы дружим.

* * *

На первом этаже живёт Серёжка. Когда мы с Таней проходим мимо его квартиры, я всегда предлагаю:

– Давай Серёжку позовём?

А Таня всегда отвечает:

– Зачем он нам? Пусть с мальчишками играет.

– Втроём интереснее, – настаиваю я.

Таня вздыхает и соглашается.

Серёжке семь лет, но он такой маленький и худенький, никто не даст ему больше шести. А ещё он часто болеет. Даже в школу в этом году не пошёл. Мама у него всё время на работе, а сестра Люда всё время бегает. Она занимается лёгкой атлетикой в спортивной школе. Папы у Серёжки нет. В этом у нас с ним совпадение. Ещё мы оба умеем сворачивать язык в трубочку.

У Серёжки рыжая, лохматая голова и белые ресницы. Алька и Пашка дразнят его поросёнком. Разве бывают такие тощие рыжие поросята? Бабушка Вера говорит, что у поросят бывают белые ресницы. Алька и Пашка – близнецы с шестого этажа. Они учатся в первом классе, а выглядят, как будто в третьем. Это наши злейшие враги. Бывает, я их так ненавижу, что сама пугаюсь.

Серёжка настоящий изобретатель и выдумщик. Он изобретает космические корабли и вездеходы из табуреток. Мы звоним в дверь, он открывает и сразу тащит нас в свою комнату показывать какое-нибудь чудо техники. Таня фыркает, а сама так и косится на Серёжкины изобретения.

– Это что? – спрашивает она.

– Звездолёт десятого поколения, – гордо заявляет Серёжка.

Таня отыскивает кабину и пытается протиснуться внутрь.

– Чур, я капитан звездолёта!

Серёжка замирает со страдальческим видом.

– А может, гулять пойдём? – подаю голос я.

Таня не слушает. Она изучает пульт управления.

– А это что? Запуск? – интересуется Таня и дёргает шнурок вентилятора.

– Ты неправильно запускаешь, – грустным голосом говорит Серёжка, – сначала надо турбины.

Он нажимает красную кнопку электрической мясорубки. Мясорубка визжит и ревёт, как сто бешеных мясорубок. Таня затыкает уши и кричит:

– Выключи! Я боюсь!

– Пожалуйста! – орёт Серёжка и глушит турбины.

– Ладно, пошли гулять, – соглашается Таня и выкарабкивается из космического корабля. Она поправляет съехавшую набок юбку и сопит.

– С приземлением! – поздравляю я.

Пока Серёжка одевается, мы стоим в прихожей и рассматриваем разноцветные тюбики с губной помадой, нюхаем духи на полочке у зеркала.

– У твоей мамы столько же? – спрашивает Таня.

– Не знаю, – пожимаю я плечами. – У моей всё спрятано.

– А у моей больше. – Таня вывинчивает розовую помаду. – И такая тоже есть.

Серёжка возится где-то в комнате, наверное, ищет носки или свитер. На дворе ноябрь, а уже так холодно, что впору шубу надевать.

– Давай сбежим потихоньку, – шепчет Таня, – он выйдет, а нас нет.

– Зачем? – удивляюсь я.

– Ну, смешно ведь.

– Нет, давай подождём. – Мне эта затея совсем не кажется смешной.

– С тобой каши не сваришь. – Таня хмурится, нахлобучивает свою полосатую шапку с красным помпоном и открывает дверь.

– Ты куда? – Я хватаю её за рукав.

– На улице подожду! – Таня стряхивает мою руку. – Копуши!

Она хлопает дверью, а я жду Серёжку. Он выбегает в прихожую в свитере задом наперёд и прыгает, чтобы снять куртку с верхнего крючка. Я помогаю, потому что с моим ростом это пара пустяков.

– А где Таня? – спрашивает Серёжка.

– На улице ждёт.

Мы выходим из подъезда и оглядываемся. Тани нигде нет.

– Ушла? – Серёжка смотрит на меня с недоумением.

Я пожимаю плечами.

– Пошли в парк?

– Давай подождём. – Серёжка садится на карусели. – Вдруг она придёт, а нас нет.

Я раскручиваю карусели, а он свешивается с сиденья и чертит палочкой круг. Карусели дребезжат и ходят ходуном. У меня кружится голова. Я стараюсь не попадать сапогом в лужу, потому что там приютилось толстое облако и мне жалко его топтать.

Из-за угла торчит красный помпон Таниной шапки.

* * *

Осенние каникулы короткие и скучные. Когда идёт дождь, мы с Таней ходим друг к другу в гости. У меня едим булочки с повидлом и самодельные конфеты из сухофруктов – бабушкины произведения, у Тани – сухую колбасу. Я не люблю сухую колбасу, а Таня обожает. Она пилит колбасу ножом, пыхтит, а потом долго жуёт и жмурится от удовольствия. Я сижу рядом.

– Угощайся. – Таня придвигает ко мне горку криво напиленных кусочков.

– Спасибо. – Мне надоело объяснять Тане, что я люблю и чего не люблю, поэтому я просто сижу.

– Не понимаю, как можно не любить такую вкуснятину, – удивляется Таня, облизывая пальцы, – и вообще в гостях надо есть, что дают. Это правила вежливости, – рассуждает она с умным видом. – Давай чаю налью?

Таня наливает мне чай в красивую чашку с лошадкой.

– Точно не хочешь колбасы? А то я убираю в холодильник.

Я мотаю головой. Мне нравится просто пить чай из красивой чашки с лошадкой. Таня открывает холодильник, и с верхней полки на меня смотрит баночка с шоколадной пастой. Я тоже на неё смотрю.

– Шоколадную пасту я тебе не предлагаю. Это крайне вредная еда! – говорит Таня голосом своего папы.

– А колбаса – полезная, – бурчу я.

– Давай не будем спорить. – Таня захлопывает дверцу холодильника.

– Пошли играть в дочки-матери?

Таня стоит насупившись.

– Ты что, думаешь, я жадная? Я могу три банки шоколадной пасты тебе подарить! – Она смотрит на меня с вызовом.

– Не надо, я объемся и умру! – смеюсь я. – Пошли играть, а то скоро родители придут.

Как хорошо, когда друг о тебе заботится.

* * *

Серёжке подарили маленькую белую мышку. Мы сидим на полу в его комнате вокруг трёхлитровой банки и наблюдаем. У мышки красные глазки, тонкий розовый хвостик и розовые, просвечивающие ушки. Я смотрю на неё, и сердце у меня ёкает, потому что мне вдруг становится страшно за всех мышек на свете. Такие они крошечные, беззащитные.

– Хорошая мышь, только противная! – говорит Таня.

– Сама ты противная, – тут же отвечает Серёжка.

– Ты что обзываешься? – Не отрывая глаз от банки, Таня пихает Серёжку в бок.

Серёжка заваливается на одну сторону и пытается лягнуть Таню ногой. Я вклиниваюсь между ними, и Серёжка лягает меня.

– Прости, Таня. – Голос у него виноватый.

– Ладно, – отвечает Таня.

Серёжка смотрит с недоумением на неё, потом на меня. Я пожимаю плечами.

Мышка шебуршит в стружках, встаёт на задние лапки. На лапках у неё малюсенькие пальчики.

– Тесновато ей в банке, – говорю я.

Серёжка просовывает в банку свою тоненькую руку, и мышка нюхает его пальцы.

– Мы завтра клетку просторную купим в зоомагазине.

– А как её зовут? – интересуется Таня.

– Элен! – гордо сообщает Серёжка.

– Как? – спрашиваем мы с Таней хором.

– Элен, – повторяет Серёжка. – А что такого?

– Да ничего, только у мышей таких имён не бывает, – говорит Таня.

– Почему не бывает? – Серёжка вскидывает белёсые брови. – У моей бывает. Она сама мне сообщила, что её зовут Элен.

– Ага, так и пропищала: пи-пи-пи, – ехидничает Таня.

Серёжка вскакивает и выбегает из комнаты.

– Зачем ему мышь? Лучше бы хомяка завёл. Они пушистые.

Таня дует в горлышко банки на мышку. Мышка крутит головой, а стружки летят Тане в лицо.

– Фу! – Таня смахивает стружку с подбородка.

– У Серёжки тётя работает в институте, там много таких мышек для опытов. Вот ему одну и подарили. – Я стучу ногтем по банке, мышка Элен встаёт на задние лапки и водит носом.

– Для опытов? – Таня смотрит на меня круглыми глазами. – Это что за институт такой?

– Биологический вроде, – пожимаю я плечами.

– Ужас! – выдыхает Таня.

Тут возвращается Серёжка. Он весь красный, а в руках – картонная коробка.

– Вот, нашёл, ещё не успели выбросить. Здесь мышка сидела. – Он суёт коробку Тане под нос. – Читай, что написано.

– «ЭЛЕН», – читает Таня.

– Вот, видела? – торжествует Серёжка.

На коробке действительно написано «ЭЛЕН» большими синими буквами.

– Видела, конечно. А ты вот это видел? – Таня тычет пальцем в маленькие буковки сверху.

Серёжка читает:

– «Фен».

– Это фен так называется – «ЭЛЕН». А ты – дурень! – заявляет Таня.

Серёжка смотрит на меня несчастными глазами.

Я снова стучу ногтем по банке и зову:

– Элен, Элен! – Мышка встаёт на задние лапки и водит носом. – Вот, она отзывается, – торжествую я, – никакой фен на мой зов не прибежал.

Мы с Серёжкой смеёмся. Таня открывает рот, чтобы возразить, но я за Серёжкиной спиной делаю страшное лицо, и она молчит.

* * *

Детская библиотека совсем рядом с нашим домом. Даже дорогу переходить не надо. Мы с Таней часто туда заходим. А в каникулы тем более. Мне нравятся большие кожаные кресла. В таком кресле очень уютно сидеть со стопкой журналов «Друг» на коленях. Стопка «Кот и пёс» тоже годится.

Я одинаково люблю кошек и собак, и мне одинаково нельзя заводить ни тех, ни других. У моей мамы аллергия на шерсть. Однажды я предложила завести голую кошку, но бабушка Вера посмотрела на её портрет в журнале и замахала руками:

– Ужас какой!

– Можно привыкнуть, – сказала я с надеждой.

– Сомневаюсь, – сказала бабушка голосом, которым обычно говорят «ни за что» и «никогда».

Таня тоже смотрит журналы. Но ей больше нравится расставлять их на полках в алфавитном порядке. Когда в библиотеке побывает целая группа детского сада или продлёнка, Тане раздолье. Они такой беспорядок оставляют, что она целый час журналы сортирует – «Мурзилку» к «Мурзилке», «Муравейник» к «Муравейнику». А я в это время читаю «Весёлые животные» или «Юный натуралист». Потом, по дороге домой, рассказываю Тане интересные новости: про крокодила, который живёт в африканской деревушке в одной семье вместо собаки и сторожит дом, а детишки хозяев ездят на нём верхом (кстати, у крокодилов нет шерсти, на них не должно быть аллергии), про рысь Пушинку, у которой в зоопарке родились рысята-альбиносы. Таня внимательно слушает, но потом обязательно интересуется, поставила ли я журналы на место.

Библиотекари любят Таню, как родную дочь. В конце года ей всегда вручают грамоту «Лучший читатель».

* * *

У Тани в квартире есть замечательная кладовка, которую домочадцы называют «папин кабинет». Дядя Боря – Танин папа – в этом кабинете, конечно, не сидит, но то, что кабинет именно его, понятно сразу. Там высятся башни из толстых картонных папок с белыми шнурками. В башнях, то есть в папках, прячется старая дяди-Борина диссертация. Из них очень удобно строить королевский замок, главное – не развязывать шнурки. Нам строго-настрого запретили выпускать диссертацию на волю, как злую колдунью или джинна из бутылки. Хотя шнурки завязаны такими узлами, что можно было и не запрещать.

Ещё в кладовке хранятся старые пластинки. Наша учительница труда Евгения Генриховна однажды рассказывала, что из таких пластинок можно сделать цветочные горшки. Таня очень заинтересовалась и притащила несколько папиных из кладовки, а учительница сказала, что у неё рука не поднимается превратить Луи Армстронга в цветочный горшок. Таня обещала принести другие, очень уж хотелось узнать секрет изготовления горшков, но Евгения Генриховна унесла эту тайну с собой на другую работу – в «Лавку чудес». Дяди-Борины пластинки не пострадали.

Кроме пластинок, в кладовке хранятся: самоучитель игры на гитаре и сама гитара, русско-испанский разговорник, плакаты с какими-то лохматыми музыкантами, лодочный мотор, ракетки для настольного тенниса, стопка старинных журналов «Наука и жизнь» за 1981 год, ящик с молотками, гвоздями и разными другими железками, который совершенно невозможно сдвинуть с места.