Читать книгу Amore mio Юля Котова. Из Челябинска с любовью. Книга 2 - Юлия Устинова - Страница 7

– Да, мам, все нормально. Ну конечно позвоню! Да не волнуйся ты! Ага… пока.

Я завершила вызов, и тут, как гром среди ясного неба, надо мной раздался знакомый голос:

– Какая встреча, – произнес Бредин, усаживаясь рядом. – Ну теперь-то ты не станешь отрицать, что это судьба, Юля? – и с довольным видом похлопал по подлокотнику.

В самолёте на этот раз слева от меня сидел седовласый незнакомец в деловом костюме, а место справа занял мой мучитель.

– Теперь я стану прислушиваться к своей интуиции, – ответила я, скривившись.

– Да? И что же она тебе подсказывала?

– Что нужно было лететь другим рейсом… через Тбилиси.

– Это же лишняя пересадка и часов тридцать пути, – произнес Бредин, озадаченно посматривая на меня.

– Ну и что? – я повернулась к нему и с улыбкой добавила: – Зато вдвое дешевле, и там бы не было тебя. Представляешь, какая удача?

Тот тоже улыбнулся, но не ехидно, как я секундами ранее, а скорее как-то… соблазнительно, и принялся разглядывать мои губы.

У него что, фетиш такой?

– Мы ещё в России, но я уже чувствую, что запомню эту поездку на всю жизнь. Как ты это делаешь?

– Делаю что?

– Понимаешь, Котова, – деловито начал парень, – ты, вроде бы, постоянно грубишь… и по логике вещей я должен был перестать с тобой разговаривать ещё в классе пятом, когда ты пустила слух, что я сплю вместе со своей бабушкой… Или в восьмом. Насколько я помню, ты именно в тот год сдала меня математичке, когда узнала, что Козлов делает за меня домашку… Про одиннадцатый я вообще молчу…

– У нас тут вечер воспоминаний, я не пойму? – я перебила его и в изнеможении откинулась на спинку кресла. – Потерпи, скоро февраль, День встречи выпускников. Математичка все еще работает, Селезнева с Козловым точно придут. Должно быть весело. Может, тебя наконец научат решать квадратные уравнения.

– Я пойду, если ты пойдешь.

Бредин тут же подхватил мою идею, не обратив внимание на то, что я думала про его интеллектуальные способности.

– Я пойду, если тебя там не будет, – парировала в ответ.

Он покачал головой, оперся о подлокотник с моей стороны и подался всем телом вперёд.

– Вот, об этом и речь, – между нами оставалось всего несколько сантиметров, и я отстранилась, едва не прижавшись к мужику, сидевшему слева. – С тобой же невозможно общаться… невозможно, от того и интересно, – уточнил он. – И что-то мне подсказывает, что это взаимно.

– Знаешь… я это давно заметила. У тебя проблемы с головой, ага, – я постучала пальцем по своему лбу. – Найди хорошего врача, мой тебе совет. А если не отвянешь, я обвиню тебя в сексуальном домогательстве, – и снова выпрямилась, выдержав его странный взгляд.

Мужчина слева хмыкнул, а Бредин словно не слышал моих слов. Он протянул руку и, ухватив прядь моих волос, медленно пропустил их через пальцы.

– Все хотел спросить, ты натуральная блондинка? Кажется, в детстве твои волосы были темнее. Впрочем, многое изменилось с тех пор… в лучшую сторону, – добавил, опустив взгляд на мою грудь, обтяную белой майкой, поверх которой я накинула куртку из толстой джинсы.

Его тон казался легкомысленным с долей насмешки, но взгляд…

Он что реально пялится на меня?

– Я… – неуверенно начала, придумывая на ходу подкол позабористее, лишь бы Бредин не смотрел больше так… красноречиво, – я… бы хотела сказать то же о тебе, но… увы. Твое психическое развитие остановилось где-то в девятом классе, – закусив губу, я пожала плечами, намекая на то, как огорчена этим фактом.

Бредин вновь пропустил мимо ушей мое саркастическое заявление и спросил:

– А тот парень… ну такой… с очень умным лицом, – он поправил на переносице воображаемые очки, – как его зовут, кстати?

– Это ещё зачем?

– Я отправлю ему открытку из Италии, – пояснил Бредин. – Напишу, что позабочусь о тебе. Если хочешь, можем вместе подписать. Как его имя?

– Не стоит беспокоиться. Лучше отправь открытку Селезнёвой, – посоветовала ему. – Я правда не уверена, что она научилась читать. Всё-таки там анализ, синтез и прочее.

Пусть я преувеличивала, но мы оба знали, что Селезнева не была испорчена интеллектом так, как деньгами своих родителей.

– Ревнуешь? – спросил парень.

Ревную? Его? К Селезневой? Нелепица какая-то. Да, Селезнева в принципе меня раздражала. Особенно после выпускного… Но чтобы ревновать? Да вот ещё!

– Бредин, ты меня утомил, – простонала в ответ, прикрыв на мгновение глаза.

– Ответь на вопрос, – вкрадчиво произнес он.

Вопрос был из разряда сакраментальных, поэтому я поспешила съехать с темы.

– Ты понимаешь, что из-за тебя могут задержать рейс?

– Из-за меня? Каким образом?

– Разве наличие трупа в салоне – не повод для задержки? – озадаченно спросила я.

– И все-таки у тебя невроз, Юля. – Бредин, тоже изображая задумчивость, почесал подбородок указательным пальцем, а затем схватил меня за руку. – Пальцы холодные, ладонь влажная. Уверен, твое сердцебиение сейчас далеко от нормы, как и уровень адреналина. Проверим пульс, – со знанием дела переместил пальцы на запястье.

Я снова избавилась от его касания резким нервным движением и скрестила руки на груди.

– Ты ошибаешься. Это не аэрофобия, а всего лишь реакция на соседство с тобой, – уняв раздражение, размеренным тоном прокомментировала выявленные Брединым симптомы.

Тот снова с неподдельным интересом смотрел на меня, словно ловил каждое слово.

– Что? Чего ты так уставился? – пробормотала, теряя остатки терпения. Этот его взгляд был до безобразия откровенно-соблазняющим, что само по себе являлось чем-то противоестественным.

Хотела бы я знать, что за новую игру ты придумал?

– Извини, не обращай на меня внимания, просто продолжай, – с кривой улыбкой произнес этот клоун.

– Да пошёл ты!

Из динамиков раздался бодрый голос пилота, притупив мое желание придушить Бредина. После инструктажа стюардессы, когда заработали двигатели, и в салоне появился гул, я уже предвкушала момент взлета, во время которого у меня закладывало уши, а в животе порхал целый инсектарий. Что бы там не приписывал мне доктор Бредин, летать я не боялась. Совершенно. Но в одном он оказался прав. Наши с ним перепалки действительно не оставляли меня равнодушной, больше того, я ждала их и наслаждалась каждой секундой нашего иррационального общения. И моя мнимая инфантильность и привычка воспринимать в штыки любое его слово во многом помогали не выглядеть очарованной этим проницательным типом.

К подножью Северных Апеннин наш самолёт приземлился около часа дня по местному времени.

Болонья – студенческая Мекка, она же историческая столица Эмилии-Романьи – области на севере Италии, встречала нас проливным дождем. Потемневшая от влаги взлетно-посадочная полоса аэропорта имени Гульельмо Маркони очень напоминала ту, что я провожала взглядом в Баландино. Даже небо было здесь совсем, как дома – низким и серым, в дымчатых разводах. Осень, она и в Италии осень. И я всерьез задумалась о покупке нового зонта, когда Бредин с интонацией гида заявил, что Болонья имела репутацию одного из самых дождливых городов Апеннинского полуострова.

Держу пари, пока я спала, заткнув уши наушниками, чтобы избавить себя от нескончаемого трепа Бредина, этот всезнайка успел прочесть какую-нибудь захудалую энциклопедию или пару путеводителей.

Очнулась я перед самой посадкой, когда стюардесса давала очередной инструктаж, и с удивлением обнаружила, что моя голова подпирает плечо Бредина. Хотя, кто еще кого подпирал? Будем считать это спорным вопросом. Как и заявление Бредина, что я разговариваю во сне. В подобное верилось с трудом, но, даже если допустить такую мысль… что в этом странного? Хотя бы один из нас был занят чем-то действительно полезным. Я о себе, разумеется.

Официально ступив на землю величайшего государства Античности и распрощавшись с терминалом аэропорта имени итальянского физика и Нобелевского лауреата (о чем мне насильно поведал Бредин), наш учёный квартет оккупировал места в автобусе, который за пару европейских тугриков* должен был доставить нас в историческую часть города в район Университета.

Современная автострада с поэтичным, как заметил Бредин, названием Адриатика, по которой мчался наш автобус, пересекала реку с весьма прозаичным – Рено и огибала город с севера. Любоваться особенно было нечем. Слева за стеклом, по которому то стремительно, то неторопливо стекали капли дождя, мелькали четыре полосы автомобильного потока, справа – редкие торговые центры, между которыми совсем не по-осеннему зеленели поля.

Но несмотря на хмурую погоду и наличие Бредина, я испытывала невероятное воодушевление, направляясь в место, где вряд ли вообще когда-либо могла оказаться. Стоит отдать должное моему болтливому соседу и вечному антагонисту, он не зря родился на свет. Что бы я там не утверждала ранее.

Жанна Бернардовна заняла место у окна рядом с миловидной бабулей и что-то обсуждала с ней на итальянском. Дарья снова тусовалась сама по себе, усевшись на одиночное сиденье. Я не могла назвать объективных причин, но что-то в этой девушке мне с первого взгляда не понравилось, и, судя по выражению ее лица, это было взаимно. Либо все тот же Бредин оказался прав, называя меня мнительной.

Как и тощая аспирантка, я устроилась у окна. Бредин сидел впереди, развернувшись ко мне лицом и продолжал словесную атаку. Его рот не закрывался ни в самолёте, ни до паспортного контроля, ни во время, ни после, заставляя меня сомневаться в том, а человек ли он вообще.

– I’ll wrap my hands around your neck so tight with love**… (Я сожму свои руки вокруг твоей шеи так крепко, с любовью) – пробормотал парень на переломанном английском, намекая на то, что подслушал, как я подпевала в самолёте.

– Бредин, у тебя омерзительный акцент, – поморщилась я.

– Ты бормотала это там… в воздухе, – он поднял вверх указательный палец и бровью не повел на то, как высоко я оценила его способности. – Не знал, что ты любишь жестокость, Юля. Мне даже как-то не по себе стало.

– Вот и правильно, держись от меня подальше. Я и не то могу.

– Правда? Ну после такого заявления я теперь вряд ли смогу это сделать.

– Ты меня снова утомил. Можешь хотя бы пять минут помолчать? – взмолилась я.

– А что я получу взамен?

Детский сад какой-то!

Я устало вздохнула и пошарила в кармане джинсовой куртки. Нащупав в нем гарнитуру и пакетик с миндалем, протянула Бредину последний.

– Вот, это все, что у меня есть.

– Я знал, что ты меня недолюбливаешь, но чтобы настолько, – Бредин с ужасом уставился на то, что я предлагала ему в качестве взятки. – Ты хочешь, чтобы уже сегодня я летел обратно в багажном отделении? – он закатил глаза и, чуть откинувшись, сложил руки на груди. Крест-накрест, как египетская мумия.

– Чего? – прозвучал мой стандартный вопрос.

– У меня на них жуткая аллергия, – пояснил он, наградив подобострастным взглядом безобидную упаковку миндаля. – Когда я в последний раз ел торт с орехами, то попал в реанимацию. Отек Квинке, – парень высунул язык и схватил себя за шею, иллюстрируя выдержки из своего анамнеза.

Я покрутила пакетик в руках и, пожав плечами, зловеще произнесла:

– Серьезно? Надо запомнить.

Бредин странно улыбнулся. И странность состояла в том, что выглядел он в этот момент очень… naturalmente (естественно, натурально). Либо я просто видела то, что хотела видеть. Должно быть, мы впервые в жизни провели так много времени наедине. И, признаться, Бредин сегодня немного не соответствовал моим представлениям о нем. Да, он по-прежнему меня раздражал и выводил из терпения, но были моменты, когда я почти забывала, что он – это он, потому что с ним было… è interessante (думаю, тут и так все прозрачно).

Назревал неожиданный, но вполне логичный вопрос: чего ради я сижу и пялюсь на Бредина, пытаясь выяснить значение его улыбки? Ведь, как бы там ни было, это же Бре – дин! А это не фамилия, это… cognome (фамилия).

– И все-таки это удивительно, ты и я… в этом автобусе, – бесцеремонно вмешавшись в мой мысленный практикум по итальянскому, парень обвел салон взглядом, – ты не находишь?

– Удивительно – не то слово, – впервые в истории я была с ним солидарна. – Это… слишком нереально и противоестественно, – уточнила прежде, чем вздохнуть полной грудью. – Что за автобус такой, тут даже соляркой не пахнет? – неожиданно озвучила свои ощущения.

Бредин засмеялся и откашлялся в кулак, разглядывая меня исподлобья.

– Это экобус, – пояснил он и ткнул пальцем на одну из наклеек на панели под окном, где синим по белому значилось «ecobus». – Он работает на микротурбинах.

– Извращение какое-то, – поежилась я.

– Почему? Это безопасно для окружающей среды…

– Я не про автобус, – перебила его, – а про твою эрудицию, Бредин. Ты же в каждой бочке затычка.

– А ты как всегда крайне дружелюбна. Тебе не наскучила эта стабильность?

– Нет, – уверенно ответила.

– Хотя бы стоило спросить, – усмехнулся он.

– Слушай, то, что нас занесло сюда, ровным счётом ничего не значит и ничего не изменит. Ясно?

– Почему же? Все только в наших руках, Юля, – загадочно произнес парень.

– Да ты о чем вообще?!

Разговор принимал непредвиденный оборот, и меня немного смутила его двусмысленность.

– О том, что, возможно, нам обоим пора перестать зависеть от чужих предрассудков, – уверенно проговорил Бредин.

У меня не было сомнений в том, что он сейчас не кривлялся, а говорил то, что действительно думал, как и в том, что наша игра принимает более серьезный оборот. Оставалось понять, каким образом следует поступить мне: пропустить ход или повысить ставку?

Я промолчала, и мы несколько секунд изучали друг друга так, словно встретились впервые в этом самом итальянском автобусе. Мы были знакомы так долго, но, в конечном итоге, ничего друг о друге не знали. Хотела ли узнать другого Бредина? Возможно. Зачем? Вот тут уже сложнее.

Парень выбрал в высшей степени опасную стратегию, демонстрируя свой интерес ко мне, и делал это удивительно правдоподобно и искусно. Вот, чего мне стоило опасаться рядом с ним. Ему нельзя было верить. Ни за что. И я уже имела возможность в этом убедиться.

Вместе с тем, любопытство и азарт все чаще овладевали мной, подталкивая к тому, чтобы выяснить, насколько далеко может зайти мой личный враг, если я начну свою игру и перестану давать ему отпор в нашем многолетнем противостоянии. Уже несколько недель одни и те же навязчивые вопросы не давали мне покоя.

Кто же из нас потерпит поражение, если я позволю парню от слов перейти к делу? Как далеко он сможет зайти? И как далеко смогу зайти я сама в попытке в очередной раз надавать ему по заднице?

Весь сумбур, что творился сейчас в моей голове, немедленно распался на наночастицы, стоило мне только взять в руки свой мобильник.

«Лавр», «Лавр», я «Береза – 3» Проверка связи. Как поняли? Прием», – значилось в сообщении.

Я засмеялась в голос, чем обратила на себя внимание не только Бредина, но и других пассажиров.

Santa María! Ну только Тихомирова могла додуматься писать сообщения при помощи дурацких позывных. Не сдерживая улыбки, я напечатала ответ:

«Береза – 3», я, видимо, «Лавр». Натахин, а почему «3»? Куда ты дела первые две березы?»

Тихомирова телеграфировала незамедлительно.

«Так надо, для солидности. Не придирайся к словам, Котова! Давай рассказывай, как там Италия?»

*Тугрик – денежная единица Монголии, но автор имеет в виду евро.

** Фраза из песни Up in the Air группы 30 Seconds To Mars.