Читать книгу Ищу скучных и грустных людей - Юлия Валерьевна Шаманская - Страница 2

Снова утро. Ещё и суббота. Ненавижу!

У мамы нет ни капли уважения к личному пространству ребёнка. Зачем-то заходила в мою комнату и не закрыла за собой дверь. На кухне громко вещает телевизор и кто-то гремит посудой. Не поспишь, придётся вставать. Пол ледяной, что не прибавляет настроения. На улице март, но холод по-прежнему собачий, а отапливать дома стали плохо – говорят, весна.

Плетусь по коридору в сторону ванной и сталкиваюсь с папой. Как он не мёрзнет? Мне холодно в байковой пижаме, а он расхаживает по квартире в трусах и растянутой майке. До чего же она уродлива! Папа пытается обнять, желает доброго утра, но я раздражённо отстраняюсь. Чего уж доброго? Весь день придётся провести с родителями. И судя по энтузиазму мамы, занявшейся хозяйством ни свет ни заря, меня ждёт большая и отвратительная уборка!

Так и есть! Дурные предчувствия, увы, всегда оправдываются. В проёме двери, ведущей в кухню, появляется мама в старом спортивном костюме и платке, намотанном на голову. Она всегда наматывает эту тряпку, когда работает по дому, мешает ей её длинная курчавая грива. Вот и зря! Я считаю, если спрятать волосы, она некрасивая и выглядит старше. Ещё и этот костюм совсем не подчёркивает её стройную фигуру. Не люблю я маму, когда она работает по дому. Думаю, и папа не любит.

– Василисушка, скорее завтракай, – кричит мама. – Сегодня у нас много дел!

– Дайте мне хоть умыться!

Захожу в ванную, отодвигаю плечом папу, который уже занял её, чтобы побриться, и беру зубную щётку.

Ах, как всё достало! А ведь мне всего тринадцать лет! Сколько ещё придётся терпеть невыносимую жизнь в родительском доме? Наверное, решусь распрощаться с мечтой о факультете туризма. Надо уходить из школы в какое-то училище после девятого класса. Но в какое? Ума не приложу. Желательно в другом городе, подальше отсюда. Грустная, конечно, перспектива, но что поделать? Жить с папой и мамой невыносимо. «Вот как могут родители портить жизнь своим детям», – думаю я, кидая злобные взгляды на стоящего рядом отца. А он, конечно, не замечает моего отчаяния. Знай скребёт свой жёсткий подбородок и напевает что-то под нос. И сердце у него такое же толстокожее!

– Что, Василиска, сопишь? Не простыла? – интересуется папа.

Отвечаю лишь плевком в раковину. Пусть он думает, что просто сплёвываю пасту. Я-то знаю, что это моё отношение к нему и его неискренней, конечно, заботе.

Стол на кухне покрыт новой клеёнкой с виноградными гроздьями и клубникой. Меня ждёт чай и бабушкино варенье в ярком пластиковом лоточке, дымятся оладьи. И нет обычной овсянки. И хлеба, неровно нарезанного, с кусками плохо растаявшего масла тоже нет. Вполне себе аппетитно. Постаралась мама в кои-то веки.

Солнце палит как летом, но воздух ещё морозный. В первый раз после зимы открыли форточку. Мне велено надеть тёплые колючие носки и тяжёлый махровый халат, чтобы не продуло. Вкусно, конечно, хлебать чай с оладушками, со сметаной и тихонько тягать из варенья ягодки. Вкусно, но как-то некомфортно: жарко и голова болит. Видимо, от шумного пробуждения, от слепящего солнца, от морозного, но уже с запахом весны ветерка, дующего в окно, от маминого тонкого голоса и папиного скрипучего смеха. Разговорились предки. Лучше бы, как всегда, папа уставился в газету, а мама в телевизор, и глотали бы свой завтрак. Сейчас ещё ко мне с разговорами полезут.

– Мам, почему ты телевизор выключила?

– А зачем тебе?

– Там музыкалка моя сейчас.

– Включи сама, руки есть, – бросает мне мама и встаёт из-за стола. – Быстрее ешьте! Сегодня большая уборка!

«Ага, теперь буду завтракать как можно дольше», – решаю я, переключая каналы. Нахожу субботнюю музыкальную передачу, но песня, которую крутят в этот момент, страшно раздражает. Субботнее утро, а смотреть нечего! По мультканалу в сотый раз показывают один и тот же сериал. Он мне когда-то нравился, но сейчас тоже раздражает. Чувствую себя скороваркой с плохо прилаженной крышкой. Надеюсь, родители хоть сегодня не доведут до истерики.

Останавливаюсь на канале путешествий. Какая красота! Показывают роскошный курорт на Мальдивах. Белоснежный пляж ласкают лазурные волны. Высокие одинокие пальмы раскачиваются над ухоженными загорелыми телами отдыхающих. Будто машут опахалами, как персидские слуги из мультика «Аладдин». Туристы лениво бродят по тёплому песку, подходят к кромке воды, охлаждают холёные ступни в океане. Мама говорит, что не стоит завидовать богатым, потому что им тоже всё даётся нелёгким трудом. Но вот как не завидовать детям богатых? Они-то всё это не заслужили! Им просто повезло! А мне, Василисе Синицыной, не повезло! И это несправедливо! Ужасно несправедливо!

– Василиса, вставай, помоги мне! – кричит над ухом мама.

– Что за издевательство? – ворчу я. – Я ведь так оглохнуть могу.

– Прости, пожалуйста! Возьми ведро, вымой полы!

Неохотно отрываюсь от стула и телевизора и иду за шваброй. Хочется рыдать в голос.

– Васька, сюда! – кричит отец.

Прохожу мимо комнаты, откуда доносится его голос. Вижу только ноги. Туловище где-то под кроватью.

– Васька, помоги!

А вот и не помогу! Сколько раз просила не называть меня так! Прикинувшись глухой, полощу в ведре тряпку.

– Ген, что тебе надо? Василиса занята, – приходит на зов мама.

– Носки мои застряли, не могу достать, – слышен сдавленный голос.

– Может, я помогу?

– У Васьки лучше получится, у неё рука маленькая.

– Не называй её Васькой, она же девочка! – громко шепчет мама.

– Ну ладно!

Папа выползает из-под кровати, в его русых волосах паутина.

– Василиса, леди моя! – кричит он.

Вытираю грязные и мокрые руки о халат и плетусь в комнату. Сейчас придётся вытаскивать из пыли его несвежие носки. Другие дети в это время в океане плещутся, на «банане» катаются. А мне не повезло! Несправедливо это!

Полов им мало! Поручили еще сделать уборку в «хламовнике». Так мама называет мою комнату. А я, хоть убейте, не вижу беспорядка. Все вещи на своих привычных местах. Конечно, пыль всё время садится и застревает серой ватой в ногах старых кукол Барби. Конечно, на моих книгах и дисках можно писать пальцем «помой меня». А какой смысл мыть, если через день снова пыль появляется? Она мне не мешает, к ней привыкаешь. А маму раздражает.

Не понимаю, отчего? Не её же комната! Не нравится, пусть не заходит. Вчера, как назло, маме что-то понадобилось у меня в шкафу. Мало того, что она трогала мои вещи без разрешения, так еще и пилить меня начала за то, что там бедлам. Я нашла в себе силы проигнорировать такую беспардонность, промолчала. Но мать не успокоилась и вывалила всё из шкафа прямо на пол, в пыль. Сейчас мне предстоит разобрать эту гигантскую кучу вещей. Может, потихоньку выкинуть? Тогда ей придётся покупать мне новую одежду. И отомщу, и даже выиграю от этого! Только как это сделать, если она без передышки носится по квартире?

Вот бы ушла! Нет, не дождусь такого счастья. Придётся мне поработать.

Я бы без раздумий выкинула все свои вещи. Они приличные до унылости. А я хочу одеваться как Маринка из нашего класса. Вчера она пришла в таких потрясающих шортах! И ничего, что холод, – надела под них колготки, натянула сногсшибательные сапоги на гигантской платформе. Вот это модница! Когда она идёт, все старшеклассники сворачивают шеи и смотрят на неё восхищёнными взглядами. Родители Маринки просто обожают её. Потому что скучают, наверное. Где-то за границей работают, и каждая встреча с дочкой – праздник. Маринка живёт с тётей, которая не смеет ей ни в чём отказать. А моя мама только и может кричать. И папа постоянно подшучивает, смеётся надо мной, будто я ему клоун.

Маринка говорит, что нашла методы борьбы с тёткой. Чуть что – обещает пожаловаться родителям. А она умеет приукрасить тёткину провинность. Маринка знает, что её мать щедро платит своей сестре за содержание и воспитание племянницы. В общем, тётка у неё по струнке ходит, и Маринка делает, что ей вздумается. Она одна смело приходит в школу в полном макияже, с распущенными осветлёнными волосами. Учителя жаловались тётке, объясняли, что вид девочки не соответствует возрасту и традициям школы. Тётка ответила, что не согласна с их позицией: девочка выглядит красиво и современно. Так и остались учителя ни с чем.

А что они, по большому счёту, могут сделать? Форму-то давно отменили. И ходит Маринка гордая, модная, крутая. Все девчонки счастливы, если она одарит их своим расположением. Одноклассницы наперебой стараются угодить. Вокруг Маринки всегда свита. Это самые богатые и весёлые девочки. У них какая-то своя роскошная жизнь, свои секреты. Меня эти девочки презирают. Кто для них Василиса? Скучное и серое одноклеточное, обитающее в школьном пруду среди унылых водорослей. Такие, как я, нужны только для того, чтобы оттенять красоту прелестных ярких рыбок вроде Марины и её подруг.

С такими, как я, крутые девочки общаются редко, свысока и только тогда, когда им что-нибудь нужно. А что им может быть нужно от Василисы? Я ведь даже не отличница! Учусь средненько. Будь моя воля, вообще бы не училась, не велика потеря. Но мама! Она даже из-за троек объявляет в доме траур. Вот и приходится корпеть над учебниками.

Только вспоминаю о маме, она тут как тут. Лицо недовольное, сейчас пилить начнёт.

– Василиса! Что ты копаешься? До завтра собираешься перебирать вещи? В комнате как был бардак час назад, так всё и осталось.

– Успею сегодня.

– Я бы за полчаса здесь справилась! А ты, как назло, копаешься! Кто мне будет помогать?

– Что тебе ещё нужно?

– Думала, ты ванну помоешь, – пожимает плечами мама и выходит из комнаты, не закрыв дверь.

Ощущаю прилив злобы. Только мама может меня так довести! Вскакиваю с пола и закрываю дверь, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть. Я ведь ей тысячу раз говорила, чтобы закрывала дверь моей комнаты! Начинаю собирать вещи ещё медленнее. Надоело всё, злоба кипит, руки опускаются. Думала, разберу кучу и всё! Думала, погулять ещё успею! Нет, какая-то ванна ещё образовалась. Что за рабовладельческий строй? Почему я должна мыть после них ванну? Они там тоже купаются! Почему всё должна делать я? А она что будет делать? На диване сериалы смотреть? Да хоть бы и смотрела, только оставила бы всех в покое. А то носится по квартире, непонятно чем мается. И отца гоняет, и меня, как лошадь, запрягла.

А ведь есть дети, которых вообще никто ничего не заставляет делать. Даже не представляю Маринку с тряпкой! Она, скорее всего, сейчас в салоне красоты маникюр делает или сидит в кинотеатре с Лерой Борисовой и Таней Лупой. А потом пойдёт в пиццерию. Эх, жизнь!

Дверь снова открывается. Мать смотрит так, будто сейчас порвёт меня на тряпки. Что, тряпок для уборки не хватает?

– Василиса! – угрожающе шипит мама. – Иди мой ванну, я тут сама уберусь.

– Нет, спасибо, – отвечаю я сдержанно.

– Нет уж, иди! Я устала! Хочу поскорее всё закончить.

– Я против того, чтобы ты копалась в моих вещах!

У мамы заметно краснеют щёки, в глазах появляется злой блеск. Верный признак: сейчас включит сирену и начнёт голосить.

– Ладно, – сдаюсь я, пока не началось, и выхожу из комнаты.

В ванной можно включить воду и поплакать, что я и делаю. Размазываю губкой моющее средство по раковине, оплакивая свою горькую судьбу и подневольное положение. Почему нас, детей, можно обижать? Видимо, потому что мы безответные, не можем отомстить. Или можем? Ну, в принципе, ещё как можем! Идей у меня всегда достаточно. Я часто перебираю в мыслях сценарии страшной расправы над родителями, вот только мужества не хватает воплотить их в жизнь. Эх, трусиха! За это и сама себя не уважаю, и они наверняка не уважают меня за это. Например, как бы я сейчас могла отомстить маме? Вон, духи её любимые стоят. Она брызгается ими только по праздникам. Я могла бы вылить их в раковину, и тю-тю. Или лучше разбить? Тогда можно соврать, что случайно. Снова трушу! Да что она мне сделает? Расстроится только, а мне легче станет. Это будет справедливо. Мама живёт припеваючи, а я здесь слёзы проливаю!

Неуверенно протягиваю руку к пузырьку на полочке, нюхаю духи. Французские, сильно пахнут. Не жалко? Нет, не жалко! Она ведь жадничает. Я один раз брызнулась, собираясь в школу, так она заметила и раскричалась. Будет теперь знать! Красивая бутылочка у меня в руках. Одно движение, и дело сделано. Сердце колотится, как у зайца, руки трясутся. Ну давай, давай, трусиха, разжимай пальцы! Пусть и она поплачет! Это всего лишь справедливость.

Дзинь. Всё!

Как мама услышала? Уже в двери стоит.

– Василиса! Что ты натворила?!

– Прости, я не нарочно!

– Иди в комнату!

Прошмыгнула мимо мамы, зажмурившись. Не могу смотреть в её глаза. Скорее в комнату, засуну голову под подушку, и, может, не будет так стыдно.

В комнате чисто. Когда она успела сложить вещи в шкаф, расставить учебники по полкам, игрушки закинуть в корзину, стереть пыль, пропылесосить? Вот электровеник! А я за это время даже раковину не домыла.

Слышу, как мама плачет и жалуется на меня папе. Уже жалею, что разбила её духи. Зачем мне это? Иногда мама брызгала меня, только не в школу, а на прогулку или когда в гости ходили. Надо было по-другому отомстить. От этих духов теперь повсюду предательский запах. И я пропахла ими. Французские духи въедливые. Теперь она нескоро забудет.