Читать книгу Я тебя отвоюю у всех - Юлия Владимировна Монакова - Страница 3

Лека

Общий сбор перед отправлением был назначен на семь часов вечера возле телецентра, который уже стал для молодых артистов практически родным.

Дорога до места назначения заняла без малого полтора часа. Общежитие, где должны были жить участники шоу, располагалось почти на окраине. Как объяснили создатели проекта, отдалённость общаги от центра позволит юным звёздам избежать ненужного внимания СМИ и сталкинга поклонников.

– Очкуры какие-то, – метко определил данную точку географии Костя, выглядывая из окна автобуса, в котором их всех везли; Лека догадалась, что это очередное словечко из сленга владивостокской молодёжи.

На самом деле двухэтажное здание, в котором предстояло поселиться ребятам, переоборудовали для съёмок из бывшего торгового центра. На первом этаже находилась жилая зона, а второй этаж отвели под аппаратную, где работал технический персонал.

В общем-то, общага “закрытой школы” мало отличалась от звёздных домов других телевизионных проектов. Примерно так же всё было устроено в абсолютном большинстве подобных реалити-шоу, включая знаменитую “фабрику звёзд”.

Камеры установили везде, исключая лишь туалеты и душевые – какой-то остряк тут же окрестил их комнатами для медитаций. Впрочем, там тоже не полагалось слишком долго засиживаться.

– Не забывайте, что съёмка ведётся круглосуточно! – несколько раз настойчиво повторила Лика Солнцева. – Разумеется, в эфир пойдёт далеко не всё, но старайтесь вести себя прилично… чтобы потом не пришлось краснеть перед родными и близкими, когда они увидят вас по телевизору.

Лека поёжилась. Сложно вести себя естественно перед камерой, поневоле начнёшь наигрывать или творить какую-нибудь дичь. Разве это в принципе возможно – расслабиться по-настоящему, зная, что Большой Брат следит за тобой? *

Спален было две: мужская с десятью кроватями и женская – с пятнадцатью.

– Мечтала жить в хостеле? Радуйся, теперь наконец-то поживёшь, – шепнул Костя на ухо Леке, пока она с тоской оглядывала длинную и узкую девичью комнату.

– Как в казарме, – скривила губы Алиса, одна из самых ярких участниц проекта, небрежно бросив свою сумку на пол возле кровати.

Лека пока мало кого запомнила, но Алиса была одной из тех, кто врезается в память моментально и накрепко. Безусловная претендентка на главную роль! Стройная красивая блондинка – этакая снежная королева, принцесса Эльза из мультфильма “Холодное сердце” с ледяными глазами и великолепными вокальными данными.

Из тех, кто запоминается сразу, Лека выделила также Диану – жгучая брюнетка цыганского типа, полный внешний антипод Алисы, но тоже кандидатка на ведущую роль. Ну и, пожалуй, ещё Жанна – внешне ничем особо не примечательная, этакая толстушка-простушка, но с потрясающим голосом.

Ни с кем из парней Лека пока не успела толком познакомиться. Впрочем, её они особо и не интересовали – главное, что Костя был рядом, всегда готовый подставить дружеское плечо и подбодрить тёплой улыбкой.

___________________________

* “Большой Брат следит за тобой” – отсылка к роману “1984” Джорджа Оруэлла; Большой Брат (также Старший Брат) – таинственный диктатор и единоличный лидер государства “Океания”.

Первое общежитское утро началось с того, что в спальне автоматически вспыхнул яркий свет, а бодрый и жизнерадостный голос продюсера проекта объявил по громкой связи:

– Доброе утро! Пора вставать, нас ждут великие дела!

Это была записанная фраза, повторяющаяся изо дня в день, но в первый раз с непривычки Лека едва не скатилась кубарем с кровати, оглушённая и испуганная.

Впрочем, остальные обитательницы комнаты тоже выглядели слегка шокированными. Диана даже выматерилась в сердцах, но на неё тут же зашикали со всех сторон:

– Тише ты! Про камеры забыла?!

А ведь и правда – камеры… Лека тоже о них не сразу вспомнила. Она представила, как, должно быть, нелепо и смешно сейчас выглядят все участницы: по-утреннему помятые, неумытые и ненакрашенные, в пижамах, с всклокоченными волосами… Представила – и тихонько хихикнула, хотя смешного в этой ситуации, откровенно говоря, было мало.

Накануне вечером они допоздна разбирали вещи, осваивались на новом месте, сообща готовили немудрёный ужин, затем все вместе ели, исподтишка присматриваясь друг к другу и делая первые выводы… Так, Лека с неудовольствием отметила, что несколько девчонок, включая красотку Диану, напропалую кокетничали с Костей. С её Костей! Просто возмутительно!

Вообще из соседок ей пока мало кто понравился. Все они казались высокомерными самовлюблёнными сучками, а уж на Леку негласные лидерши проекта и вовсе смотрели как на неодушевлённый предмет. Она была “всего лишь” танцовщицей и не умела петь, что, на их взгляд, автоматически делало её в этом шоу существом второго сорта.

Почти всю ночь Лека проворочалась на узкой кровати, пытаясь справиться с роем мыслей, разбушевавшихся в её голове, и уснула лишь за пару часов до рассвета. Само собой, сейчас она чувствовала себя разбитой и совершенно не отдохнувшей.

– Господи, только семь часов… – простонала пухляшка Жанна, через всю круглую щёку которой проходил красный след от подушки.

Вообще-то листки с распечатанным распорядком дня были развешаны по всему этажу, но мало кто воспринял всерьёз первую строчку “7:00 – подъём”.

– Поторопитесь! После водных процедур вас ждёт зарядка, не опаздывайте! – продолжала вещать по громкоговорителю Лика Солнцева.

– Блин, детский сад какой-то, – фыркнула Алиса. – Зарядка… А потом – манная каша с комочками на завтрак?

– А это уж что приготовишь, – спокойно заметила Лека, вынимая из тумбочки свои умывальные принадлежности – зубную пасту, щётку и полотенце. – Ты у нас, кажется, сегодня дежурная?..

Алиса скорчила недовольную гримасу, которая, впрочем, её не портила. Это лицо вообще невозможно было обезобразить ни утренней припухлостью, ни отсутствием косметики, ни недовольным выражением.

О том, что им самим придётся заниматься уборкой помещения (включая мытьё туалетов), стиркой, поливкой цветов и готовкой, обитателей общаги поставили в известность заранее. В конце концов, все они были совершеннолетними, никто не собирался нянчиться с ними, кормить с ложечки и утирать носы. График дежурств был составлен заранее, по алфавиту. Но одно дело – знать об этом в теории, и другое – когда оглушающая реальность буквально обрушивается на тебя… Не хочешь остаться голодным и подвести остальных – дуй на кухню и готовь; не желаешь разгуливать в грязной одежде и спать на несвежем постельном белье – регулярно запускай стиралку!

В отличие от душевых и туалетов, умывальная комната была общей для парней и девушек. Там стоял стойкий запах мятной зубной пасты. Войдя, Лека сразу же разглядела Костю – одетый в одни лишь пижамные штаны и полотенце, перекинутое через плечо, он чистил зубы и что-то напевал, точнее мычал.

– Привет, – поздоровалась она, деликатно отводя взгляд от его обнажённого торса.

Чёрт побери, он был просто великолепен! Костя весело помахал ей, не отрываясь от своего занятия.

– Как шпалошь? – поинтересовался он перед тем, как сплюнуть пасту и прополоскать рот.

Лека неопределённо пожала плечами, подставляя щётку под струю воды.

– Так себе. Пока не привыкла. Но в целом жить можно…

В умывальную, весело щебеча, ввалились Алиса с Дианой. “Заклятые подруженьки”, мысленно окрестила их Лека. Девчонки были явными конкурентками, соперницами в борьбе за главную роль – и, вероятно, именно поэтому сблизились, чтобы не упускать врага из виду.

– Здравствуй, Костик, – мурлыкнула Диана, источая голосом медовую сладость.

Лека аж зубами скрипнула и едва не подавилась зубной пастой. Кто бы мог подумать, что каких-то десять минут назад эта самая Диана с перекошенным от злобы лицом крыла матом создателей проекта за ранние подъёмы!

– Привет, – отозвался он, улыбнувшись одними уголками губ. – Чудесно выглядишь.

Брюнетка польщённо улыбнулась этому дежурному комплименту, а Лека насупилась. Ей-то он ничего не сказал о том, как она выглядит!

– А где будет зарядка, кто-нибудь знает? – спросила между тем Алиса.

– В танцевальном классе, – нехотя буркнула Лека. – Калинин будет вести.

– Ты закончила? – тем временем обратился к ней Костя. – Пойдём?

Лека торопливо плеснула в лицо пару пригоршней холодной воды, чтобы окончательно взбодриться. Костя позвал её с собой на зарядку! Её, а не кого-то из этих расфуфыренных гламурных дур!

– Иду, – улыбнулась она в ответ, ловя краем взгляда слегка недоумевающее лицо Алисы и перекошенное – Дианы.

Так и подмывало показать им язык, но это было бы совсем инфантильно. “Завидуйте, завидуйте, змеюки! – мысленно ликовала Лека. – А всё равно он – только мой!”

Галинка

Чем больше она погружалась в этот проект – тем больше он её захватывал.

Вероятно, мужу не слишком-то нравилось, что Галинка теперь пропадает в общежитии юных артистов с утра до вечера, но он не решался высказать своё недовольство вслух, видя её неподдельное воодушевление и сияющие, хоть и чуточку виноватые глаза всякий раз, когда она возвращалась домой.

Целуя мужа и дочку и понимая, как сильно соскучилась по ним за день, Галинка чувствовала в глубине души лёгкие угрызения совести. Но они тут же исчезали, едва она начинала с жаром рассказывать Саше о том, что интересного случилось сегодня на проекте, заражая его своим энтузиазмом.

Между тем муж завершил очередной сезон в театре и вечера теперь проводил преимущественно дома, с удовольствием нянчась с Алиночкой. Правда, иногда ему приходилось отлучаться на съёмки, в том числе и ночные, но всё равно у их официальной няни значительно поубавилось работёнки.

В Крым они, разумеется, так и не полетели, к величайшему огорчению матери. Отложили поездку на сентябрь – ну а что, на юге как раз самое чудесное время, бархатный сезон, уговаривала себя Галинка.

Саша предлагал хотя бы перебраться всей семьёй на дачу в качестве альтернативного варианта – кому охота сидеть летом в душной и пыльной Москве! Но Галинка после долгих колебаний отказалась: дорога до общаги стала бы занимать у неё в три раза больше времени, что было непозволительной роскошью. Она теперь постоянно была на связи с Ликой Солнцевой, готовая в любой момент по её звонку примчаться на внеплановую репетицию, съёмки или очередное интервью для телевидения. Они вообще здорово сдружились с начала проекта, и Галинка, у которой было не слишком-то много по-настоящему близких подруг, не могла не радоваться этому. Фанатично преданная своему делу, под влиянием минутного вдохновения Лика не стеснялась звонить Галинке и в час, и в два ночи, и они затем долго взахлёб обсуждали какую-нибудь новую грандиозную идею относительно “Закрытой школы”, готовые начать воплощать её вот прямо сейчас! Переехать за город при таком раскладе было бы неразумно. Опять же, это создало бы дополнительные трудности для няни, которая по возможности старалась уезжать домой на ночь, а не оставаться у Белецких.

Все эти доводы звучали доходчиво и справедливо, Саша и сам с ними согласился, внимательно выслушав жену, но отчего-то она продолжала чувствовать себя чуть ли не воровкой, крадущей бесценное время у членов собственной семьи и лишающей их свежего воздуха.

Одно радовало – муж, наконец-то, перестал ворчать по поводу Тима Солнцева, окончательно успокоившись на его счёт. Когда первые выпуски шоу, записанные ещё в Останкино, вышли в эфир, муж смотрел их с большим интересом и, очевидно, не нашёл в поведении Солнцева ничего криминального по отношению к Галинке.

Впрочем, по поводу Тима ему действительно не стоило волноваться. А вот по поводу Кости…

Когда то самое выступление показали по телевизору, Галинка изо всех сил старалась не выдать перед мужем своего смятения, невольно вспоминая, как лихорадило её тогда, на съёмках, после первой встречи с Костей Мироновым. Ей очень хотелось верить, что на экране не будет заметно ни смущения, ни горящих щёк, ни каких-то других признаков, которые могли бы показать, насколько она взволнована.

– Талантливый мальчик, – произнёс Белецкий, наблюдая за его выступлением, а затем, помолчав, ровным голосом добавил:

– И очень красивый.

– Да… – еле слышно отозвалась Галинка, не зная, что тут ещё можно сказать.

Иногда ей казалось, что она сама себе всё придумала.

Тому, что с ней происходило, не было внятного логического объяснения. Разве она не любит мужа? Очень даже любит, она просто не представляет своей жизни без него! Тогда почему, чёрт возьми, почему этот самый Костя так странно на неё действует? Что это – его природный магнетизм? Гипноз? Наваждение? Магия?

Формально к поведению парня нельзя было придраться, он вёл себя так же, как и все остальные участники проекта, не хуже и не лучше. Следовал установленным правилам, приходил вовремя на репетиции, охотно включался в творческий процесс…

Но в его присутствии Галинка абсолютно теряла себя. Она не понимала, что говорит и что делает. Не знала, куда прятать глаза, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом. Но, даже не смотря в Костину сторону, она знала – чувствовала! – что он постоянно за ней наблюдает. Это было какое-то безумие…

Он не отпускал сальных шуточек или фривольных намёков, не делал комплиментов, он даже не раздевал и не пожирал её глазами – просто смотрел. Пристально, очень серьёзно, почти не мигая. У Галинки заплетался язык и подгибались колени под прицелом этих невозможно красивых зелёных глаз.

Но самое ужасное было не в этом…

Стыдно было признаться, но при всей неоднозначности ситуации она подсознательно сама ждала этих взглядов. Боялась их – и всё-таки ждала. Сходила с ума от того, что творит, и в то же время испытывала какое-то смутное удовольствие, смешанное со щемящим чувством вины. Она стала проводить намного больше времени перед зеркалом, колдуя над причёской и макияжем, и тщательнее, чем обычно, продумывала гардероб. А ещё ей казалось, что Костя всё про неё прекрасно понимает… Чувствует свою необъяснимую власть над ней, знает, что при его виде у неё всегда сбивается дыхание и частит пульс – и упивается этим знанием, исполненный самодовольства.

Она не могла поделиться тем, что с ней творилось, ни с одной живой душой. Не с мужем же откровенничать! И даже не с Ликой Солнцевой… они, конечно, здорово сблизились с ней в последнее время, но всё же не до такой степени, чтобы Галинка вываливала на неё откровения о том, как странно волнует её один из участников шоу.

Однажды во время репетиции номера, в котором старшеклассник признавался в любви учительнице, вышла небольшая заминка.

Роль учительницы исполняла Галинка, но она не должна была сейчас петь – просто стояла, изображая удивление и шок. В роли незадачливого ухажёра выступал Женя, студент Гнесинского училища, типичный парень-ботан, умненький, скромный и застенчивый как девочка. Пел он прекрасно, но всё-таки его голосу не хватало какой-то изюминки, чтобы стать по-настоящему узнаваемым. Его исполнению не хватало того огня, благодаря которому разжигается зрительский интерес. Всё было пристойно, добротно и… скучно.

– Не так, не так, Женя, – приглашённый педагог по актёрскому мастерству огорчённо покачал головой. – Я не верю, что ты действительно влюблён! И публика тебе не поверит. Когда ты смотришь на Галю, у тебя глаза должны гореть! Вот так, – и, встав в позу, преподаватель полыхнул в сторону Галинки страстным взглядом. – Ну-ка, изобрази мне нечто похожее! Ведь когда и влюбляться, как не в семнадцать-восемнадцать лет!

Женя попытался скопировать взгляд педагога.

– Жалкая китайская подделка, – захихикал кто-то из ребят, и парнишка, заслышав это, смутился и растерялся ещё больше.

– Неужели я прошу невозможного? – расстроился препод. – Вы молодые, горячие, пылкие… Это действительно так трудно – показать настоящую юношескую влюблённость?

– Ни капельки не трудно, – раздался расслабленный, даже чуть ленивый голос Кости.

Галинка вздрогнула, а педагог, напротив, оживился:

– Ну-ка, ну-ка, Константин… продемонстрируй Евгению класс!

Он поднялся с узкой длинной скамейки, на которой рядком, точно птицы на жёрдочке, сидели участники, и неторопливо приблизился к Галинке. Она судорожной хваткой вцепилась в папку с текстами песен, словно пыталась защититься от опасной близости Кости. “Хорошо бы огреть его этой папкой по башке, чтобы раз и навсегда избавиться от морока…” – промелькнула в голове шальная мысль.

– “Скрывайтесь, прячьтесь, трусьте – что же! А я в вас всё-таки влюблён”, – пропел он первую строчку из Жениной арии, уставившись Галинке в лицо и не разрывая зрительный контакт ни на секунду. – “Я знаю, что вам нравлюсь тоже…”

Галинка чувствовала, что тонет, захлёбывается в этих невозможно нахальных и манящих глазах. У неё вдруг зашумело в ушах – и дальше она практически ничего не слышала. Даже показалось на миг, что она вот-вот рухнет в обморок, но, торопливо сделав глубокий вдох, Галинка справилась с дурнотой.

Очнулась от довольных аплодисментов педагога, которые грянули для неё как выстрел. А дальше просто стояла и растерянно улыбалась, слушая, как рассыпается тот в комплиментах Костиному артистизму. Костя же, выслушав похвалу, невозмутимо вернулся обратно на своё место, точно ничего и не было.

Она не верила этому показному равнодушию. Не доверяла видимости хрупкого равновесия и нейтралитета между ними, неосознанно каждую секунду ожидая подвоха – и, к сожалению, оказалась права.

Однажды Костя заявил о своих намерениях открыто…

Иногда в перерывах между репетициями наставники устраивали совместные чаепития с молодыми артистами – общались с ребятами в более душевной и неформальной обстановке, чтобы те могли немного расслабиться и отдохнуть.

В последние дни подобные чаепития стали всё больше тяготить Галинку – потому что во время официальных занятий можно было сохранять хотя бы видимость нейтралитета и сугубо деловых отношений, а за общим столом неизменно приходилось улыбаться, смеяться чьим-то шуткам, поддерживать иллюзию заинтересованности и… старательно избегать Костиного взгляда.

После одной из таких посиделок Галинка поняла, что эмоционально выдохлась. Извинившись, она вышла из-за стола под каким-то благовидным предлогом – кажется, придумала, что ей необходимо помыть руки.

В умывальной она долго плескала себе в лицо ледяной водой, пытаясь успокоиться. На душе было тяжело, смутное чувство тревоги и тоски не отпускало. Она долго и бездумно смотрела на своё отражение в зеркале, словно не узнавая.

Внезапно со стороны душевой послышался странный шум. Галинка удивилась: все сейчас должны сидеть за столом, не самое подходящее время для водных процедур… Поддавшись порыву, она осторожно приоткрыла дверь, пытаясь определить источник звука.

В ту же секунду на неё словно налетел вихрь. Миг – и Галинка оказалась затянута внутрь одной из душевых кабинок, прижатая лопатками к гладкому кафелю. Прямо над ней нависло знакомое лицо. Такое опасное и такое притягательное…

Галинка задохнулась.

– Что ты делаешь? – прошептала она, обмирая от ужаса.

– Не пугайтесь, – выдохнул Костя. – Я просто хотел поговорить с вами наедине, без свидетелей, а это единственное место во всей общаге, где нет камер. Ну, почти единственное. Не в туалет же мне надо было вас тащить!

– А зачем вообще меня куда-то тащить? – возмутилась она. – Да и сюда тоже могут войти в любой момент.

– Просто я должен был сказать… – Костя словно собирался с духом. – Вы мне нравитесь.

– В каком… в каком смысле?

– В прямом. Нравитесь как женщина.

Галинка отчаянно замотала головой и упёрлась ему в грудь ладонями, пытаясь оттолкнуть. Он чуть отстранился, давая понять, что не станет применять силу, но и не позволяя ей освободиться из его захвата. Обе его руки пригвоздили стену позади Галинкиных плеч, лишая её возможности улизнуть.

Она ощущала его запах, чувствовала горячее дыхание, а в голове уже шумело, перед глазами стелился туман.

– Нет, нет… это неправильно, – торопливо забормотала она. – Ты не должен так говорить. Во-первых, я – твой наставник, а ты мой ученик. Во-вторых, я… я старше тебя! И в-третьих, я вообще замужем!

– Так значит, замужем только “в-третьих”? – его губы дрогнули в насмешливой многозначительной улыбке. – Это внушает надежду.

– Всё не так. Ты неправильно меня понял! – Галинка и сама не понимала, почему перечислила причины именно в этом порядке, и готова была разрыдаться от столь досадной оплошности. – Ты просто мне не нравишься. Я имею в виду, как мужчина, как парень. Не нравишься! И я люблю своего мужа!

– С которым у вас разница в двадцать лет, – докончил он невозмутимо.

– Девятнадцать! – запальчиво возразила она, сама понимая, как глупо и беспомощно звучит это оправдание.

– О, ну это, конечно, совершенно меняет дело, – его тон сделался абсолютно невыносимым, он словно откровенно издевался над ней.

– Зачем это тебе, Костя? – она уже была на грани плача. – Зачем тебе я? Неужели нельзя обратить внимание на кого-нибудь другого? Мне не нравится, что ты меня преследуешь. И это… это глупо, в конце концов! У таких, как ты, не должно быть проблем с девушками. Любыми!

– Но я хочу именно вас, – произнёс он совершенно серьёзно.

Галинка встрепенулась, снова помотала головой, будто отказываясь верить в услышанное, зажмурилась от стыда и отчаяния…

Внезапно её осенила идея.

– Хочешь закрепить свой успех на проекте? – выпалила она, веря и не веря. – Думаешь, близкая связь с педагогом поможет тебе победить?

Костя побледнел. Скулы выступили резче, глаза полыхнули негодованием – кажется, совершенно искренним. Господи, даже в гневе он был красив как бог!

– Ну вы и дура, – выдохнул он разочарованно и зло.

Отстранился, несколько секунд вглядывался ей в лицо, собираясь что-то сказать, но передумал.

Молча развернулся и вышел из кабинки, хлопнув дверью.

Она не помнила, как добралась домой. Должно быть, в аварию не попала только чудом. Галинка вообще не так давно села за руль, поэтому, конечно, случиться могло что угодно.

Её колотило будто в лихорадке, а на глаза наворачивались слёзы, и Галинка торопливо смаргивала их, чтобы смотреть на дорогу. А перед глазами всё ещё стояло Костино лицо… и его губы, презрительно скривившиеся, и тон его голоса, когда он сказал ей, что она дура… и его глаза в этот момент. Он действительно выглядел рассерженным. Выходит, то, что она ему нравится – правда?

Галинка до сих пор ощущала запах Костиного парфюма и боялась, что пропиталась им насквозь, что привезёт его в дом. Было противно, и стыдно, и больно, и… в то же время сладко. Да что с ней происходит, чёрт её побери?

В конце концов, почему она хотя бы не влепила ему пощёчину? Так должна была поступить любая порядочная – да что там порядочная, просто нормальная – женщина, которая дорожит душевным покоем своей семьи и не сомневается в чувствах к мужу. Так ведь и Галинка тоже не сомневается. Она просто не понимает, что для неё значит Костя! Именно он совершенно не вписывается в идеальную картину её уютного и гармоничного мира.

Подъезжая к дому, Галинка твёрдо решила, что немедленно поговорит с мужем. Честно признается ему во всём, пока это не зашло слишком далеко. Она была уверена, что после разговора ей непременно станет легче, Саша её поймёт. Должен понять! Она ещё раз убедится в том, что безумно любит мужа, и докажет, что у неё нет от него никаких секретов.

Полная решимости, Галинка открыла дверь… и застала Белецкого за сбором чемодана.

– Саша… – выдохнула она, холодея, почему-то сразу предполагая самое худшее.

В груди защемило, сердце остановилось, от нахлынувшей на неё паники затряслись руки, а губы задрожали.

– Что ты делаешь? – пролепетала она. – Куда собираешься?

– Галюша, – он обернулся и улыбнулся ей, демонстрируя добрые усталые морщинки в уголках глаз.

Галинку ошпарило чувством вины, словно кипятком. Господи, и как она только могла вообразить, что есть в мире глаза – более родные, более красивые, более любимые, чем эти?!

– Я звонил тебе, – сказал он, продолжая складывать свои вещи. – Ты не отвечала.

– Я… – она наморщила лоб, вспоминая. – Боже, я ведь отключила звук перед репетицией, а потом забыла снова включить. Так что происходит?

– Срочно вызвали на съёмки в Калининград. Один из артистов заболел. Чтобы не терять время, отснимем сейчас мои сцены, а его – потом, когда поправится. Самолёт через три часа.

– Ты надолго? – всё опустилось у неё внутри.

– На неделю.

– А где Алина?

– Недавно заснула. Няне я позвонил, она приедет завтра с утра, не беспокойся. С тобой всё в порядке? – он наконец заметил, в каком она находится смятении.

– Саша, я… – Галинка сцепила пальцы в замок так, что они хрустнули.

Муж подошёл, приложил ладонь к её щеке, нежно провёл пальцем по Галинкиным губам, вглядываясь в глаза.

– Что с тобой, моя девочка? – спросил он спокойно и ласково. – Ты что-то хочешь мне сказать?

Она покачала головой, понимая, что запутывается и ещё больше вязнет в этом болоте умалчивания. Трусиха! Лживая подлая трусиха! Но разве можно вываливать ему правду прямо сейчас, перед дорогой? С каким тяжёлым сердцем он тогда улетит, как будет сниматься?!

– Ни… ничего, – выдавила она из себя, удерживая его чуть шершавую ладонь у себя на щеке и наслаждаясь этим знакомым прикосновением. – Просто буду очень скучать по тебе.

Лека

Как известно, рано или поздно человек привыкает практически ко всему. Уже через несколько дней правила, установленные организаторами, больше не казались Леке ни глупыми, ни чрезмерно строгими, а к жёсткому режиму и распорядку дня, оказывается, вполне можно было притерпеться. Надо – значит надо…

Кое-кто, конечно, до сих пор недовольно бурчал, проклиная подъёмы спозаранку, изнуряющие репетиции, спортивные тренировки, нудные, по мнению некоторых, занятия вокалом и хореографией, а также унизительное мытьё туалетов. Но по большому счёту это нытьё было всего лишь позёрством. Все они пришли на проект с одной-единственной целью: получить роль в мюзикле “Закрытая школа”, все были в курсе, что им предстоит долгая борьба не только с соперниками, но и с самими собой – а значит, глупо было хныкать и жаловаться.

Единственное, что немного омрачало Лекино существование – это постоянное чувство лёгкого голода. Все артисты должны были сохранять прекрасную форму и соблюдать специальную диету. Холодильник буквально ломился от свежих овощей, фруктов, зелени и мяса, в кухне обнаружились также огромные запасы всевозможных круп и бобов, но… там не было абсолютно ничего “вредного”, такого вкусного и желанного! Практически никакой выпечки, кроме чёрного хлеба, никаких полуфабрикатов или, упаси боже, бургеров, чипсов, шоколадных конфет и газированных напитков.

Готовили они по очереди, и не у всех это получалось одинаково хорошо. Постоянно что-то пригорало, убегало, недоваривалось или, наоборот, разваривалось в кисель. Многие девушки не выносили критики, и если кто-то заикался о том, что жрать это дерьмо, простите, невозможно, тут же ударялись в слёзы. Лека не была таким уж великим кулинаром, но всё же кое-как справлялась. А вот Костя превосходно готовил – из набора самых простых продуктов он мог сварганить настоящий кулинарный шедевр!

Впрочем, раз в неделю – как правило, после воскресного концерта – Лика Солнцева позволяла своим подопечным расслабиться. Ребята составляли список продуктов – из тех, которыми не кормили на проекте – и их пожелания немедленно исполнялись. Разумеется, тут тоже действовали определённые ограничения: каждый участник мог попросить для себя только одну вещь – к примеру, пирожное, шоколадку или пиццу. Алкоголь, естественно, был под строгим запретом. Девчонки обычно заказывали себе что-нибудь сладенькое, а парни налегали на шаурму, копчёные колбаски или острые куриные крылышки.

Пухляшке Жанне приходилось в общежитии тяжелее всех. Она привыкла заедать стресс чем-нибудь вкусненьким, но была вынуждена грызть морковку. А уж как бедняга страдала во время танцевальных классов с Калининым! Наблюдая её мучения у хореографического станка, Алиса с Дианой давились от хохота, хотя сами, откровенно говоря, далеко не блистали.

Зато Лека, без сомнения, была настоящей звездой танцкласса! Сам Калинин неоднократно и с видимым удовольствием хвалил её – чего уж лукавить, ей это было безумно приятно. Вдвойне приятно ещё и потому, что она видела краем глаза, как злобно переглядываются и шушукаются эти змеюки.

В общем, всё было хорошо, практически прекрасно. Только вот Костя… с Костей с некоторых пор стало твориться что-то совершенно непонятное.

Конечно, ей грех было жаловаться – отношения у них складывались тёплые, доверительные, по-настоящему дружеские. Дружеские, но… Леке упрямо хотелось большего. Она искренне верила в то, что способна завоевать Костино сердце. Тем более, не похоже было на то, что ему нравится кто-то другой на проекте. Девчонки из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя его внимание, Диана так и вовсе не давала ему прохода, а Костя неизменно очаровательно отшучивался в ответ на все намёки, безобидно флиртуя, но… Лека готова была поклясться – у него ни с кем ничего не было!

Иногда её посещали тревожные мысли и странные догадки: а что, если Костя вообще… по мальчикам? Он никогда не рассказывал о своих прошлых отношениях и симпатиях, так что категорически отвергать эту вероятность было нельзя.

А потом Лека заметила странное…

Впервые она обратила на это внимание во время чаепития с наставниками. Они все сидели за столом, оживлённо болтали и громко самозабвенно ржали, позабыв о камерах (впрочем, о том, что их постоянно снимают, Лека и сама благополучно забыла уже на второй или третий день), и она вдруг заметила, что Костя далёк от всеобщего веселья. Он явно не улавливал нить беседы, не понимал сути рассказанных шуток, вообще ни во что не вникал – просто формально присутствовал на чаепитии, а мыслями был где-то далеко. Впрочем… впрочем, не так уж и далеко.

Проследив за направлением Костиного взгляда, Лека с изумлением обнаружила, что он пялится на Галину Тесленко. Это было так неожиданно, необъяснимо и нелепо, что поначалу Лека даже не поверила собственным глазам, решив, что ошиблась, что это просто нечто мимолётно-преходящее. Однако чем дольше она наблюдала за Костей, тем больше убеждалась, что он смотрит в сторону своей наставницы целенаправленно и пристально, буквально буравит её тяжёлым взглядом.

Лека отказывалась понимать и анализировать увиденное. Да ну, это была просто какая-то хрень. Костя – и Тесленко? Эта двадцатисемилетняя старуха?! Бред, вздор, глупость несусветная…

Справедливости ради, выглядела она, конечно, неплохо. Её даже можно было назвать красивой, нехотя признала Лека. Но всё равно – если Костя запал на Галину, это невозможно глупо!

Лека ревностно впилась взглядом в лицо певицы. Да, между этими двоими явно что-то происходило: она заметила, что Тесленко напряжена, как натянутая струна. Полуопущенные ресницы чуть-чуть подрагивали, она нервно покусывала губы и машинально крутила в руках чашку, словно это движение её успокаивало. На Костю Галина не смотрела так подчёркнуто и старательно, что становилось совершенно очевидно – она в курсе того, что он сам сейчас за ней наблюдает.

Лека почувствовала себя так, словно её с большой высоты швырнули мордой о землю. Воровато оглядевшись по сторонам, она убедилась, что никто, кроме неё, не обращает на Костю и Галину внимания, и слегка перевела дух. И всё-таки в груди начало болезненно ныть: неужели Костя умудрился влюбиться в собственную наставницу?!

Внезапно Тесленко встала, резко отодвинув табуретку.

– Я сейчас вернусь, только руки помою… – пробормотала она, ни к кому конкретно не обращаясь и по-прежнему старательно избегая Костиного взгляда.

Лека заметила, что тот проводил Галину глазами, и вид у него при этом был такой, словно он едва сдерживался, чтобы не вскочить и не побежать за ней следом. Это было плохо, совсем плохо!

Через несколько минут, произнеся в качестве извинений нечто полуразборчивое, Костя тоже встал и покинул кухню. Лека занервничала и заёрзала на стуле. Неужели они условились заранее? У них что, тайное свидание?

Пребывать в неизвестности и терзаться догадками – одна другой краше – было не очень-то весело. Леке хотелось увидеть то, что между ними происходит, собственными глазами. Убедиться в собственных подозрениях или с облегчением посмеяться над ними. В конце концов, может же она тоже отлучиться из-за стола? К примеру, в туалет…

И, выждав из последних сил ещё минут пять, она решительно поднялась.

Лека понятия не имела, где искать эту сладкую парочку, но догадывалась, что если Костя с Галиной и впрямь в сговоре, то они, скорее всего, постараются держаться подальше от вездесущих камер.

Вариантов на самом деле оставалось не так уж и много. Лека интуитивно двинулась в сторону душевой – и не прогадала…

В одной из кабинок слышалась какая-то приглушённая возня и сдавленный шёпот. Трахаются они там, что ли?! Лека стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони, и подошла ближе, намереваясь выяснить всё до конца. Впрочем, прислушавшись повнимательнее, она сообразила, что происходящее внутри напоминает скорее спор или даже ссору, чем любовное свидание. Слов было почти не разобрать, но интонации Тесленко говорили сами за себя.

– Ты просто мне не нравишься!.. – донеслось до Леки отрывистое, а секундой позже:

– …и я люблю своего мужа!

Как бы Лека ни отказывалась верить в то, что там, в кабинке, находится Костя – а всё-таки это был именно он, она вмиг узнала тембр его голоса. Он периодически отвечал Галине что-то неразборчивое, но явно ироничное, а та продолжала отчаянно с ним спорить.

Похоже, ситуация складывалась не так, как изначально представлялось Леке. Неужели Костя преследует эту дамочку? Она не знала, легче ей от этого открытия или тяжелее; в любом случае – не слишком-то приятно знать, что парню, в которого ты отчаянно влюблена, нравится другая. Точнее говоря, это очень больно. Просто невыносимо…

Между тем ссора набирала обороты. Поколебавшись, Лека бесшумно юркнула в соседнюю кабинку, чтобы не быть ненароком замеченной этой парочкой или кем-нибудь из мимо проходящих, и ещё больше навострила ушки.

– …связь с педагогом поможет тебе победить? – донёсся до неё голос Тесленко – отчаянный, какой-то надломленный.

На пару мгновений в душевой повисла тягостная пауза. Можно было услышать в полной тишине, как капает из плохо закрытого крана вода. Лека замерла, боясь, что выдаст своё близкое присутствие; кажется, она даже дышать перестала.

– Ну вы и дура! – раздалось наконец, и Лека поразилась, сколько разочарования и одновременно беспомощности было в Костином голосе, словно его ударили по самому больному.

А ещё через секунду глухо стукнула дверь, и Лека различила звук торопливо удаляющихся шагов.

Тесленко ещё некоторое время оставалась в кабинке; Лека слышала, как она тихонько и прерывисто всхлипывает. Плачет?! Ну надо же… Даже стало немного жаль наставницу, хотя при всём желании Лека не могла поставить себя на её место.

Но всё равно – больше всех на свете ей сейчас было жаль саму себя. Жаль своих рухнувших надежд и разбитых вдребезги иллюзий. Как бы ни называлось то, что происходило между этими двоими, одно было ясно как день: Костя признался Галине в… симпатии? любви? страсти?.. – а она его отвергла. Вот почему, почему всё лучшее достаётся тем, кто этого даже не желает? Судя по всему, Костя этой Тесленко на фиг не сдался – вон, говорит, что мужа любит…

Лека напрягла память, пытаясь вспомнить, за кем она замужем. Знала только, что за каким-то популярным актёром, но фамилия совершенно вылетела у неё из головы.

Наконец Галина перестала плакать. Лека услышала, как открылась дверь, а затем по полу душевой звонко застучали каблуки. Уходит, слава богу…

Оставшись в полном одиночестве, Лека медленно сползла по стеночке на пол, пытаясь справиться с охватившей её дрожью. Ну и что ей теперь делать со своим неприятным открытием? Притвориться, что ничего не слышала и не видела? Вряд ли у неё получится так искусно лгать, она просто не сможет смотреть Косте в глаза так же прямо и свободно, как раньше. А самое-то главное – она не знала, что ей делать с кусочками своего собственного сердца, которые уже не получится склеить обратно… Разве что составить из них слово “жопа” как символ того, что сейчас происходит в её жизни?

Впору было тоже зареветь, но Лека, шмыгнув носом, решила отложить рыдания на потом. Для начала нужно было поговорить с Костей.

Вернувшись в кухню, Лека обнаружила, что его нет за столом.

А вот Тесленко была на месте: сидела как ни в чём не бывало и вполголоса разговаривала о чём-то с Ликой Солнцевой. Правда, глаза у неё были совершенно несчастные, а улыбка приклеенная, но, пожалуй, этого не замечал никто, кроме Леки. Кинув на наставницу неприязненный взгляд (хотя, откровенно говоря, та не была перед ней виновата абсолютно ни в чём), Лека плюхнулась на свою табуретку. Машинально сделав из чашки глоток чая, она даже не почувствовала, что он давным-давно остыл.

– А куда Миронов пропал? – поинтересовалась у неё Диана.

– Я что – его телохранитель? Откуда мне знать? – огрызнулась Лека, не в силах дежурно любезничать.

– Ну, ты же обычно за ним хвостиком повсюду таскаешься, – не преминула красотка поддеть её в ответ.

– Я?! – вознегодовала Лека. – Ты с собой, случайно, не перепутала?