Читать книгу Эмоции в розницу - Юлия Волшебная - Страница 3

Контакты Грега я нашла в Даркнете. Выбрала самое незамысловатое объявление: «Нежность и отвращение. Только в розницу».

Я уже знала, что «в розницу» означает индивидуальную работу: продавец-клиент, один на один. В этом случае достигается максимальный эффект погружения в эмоциональную сферу. «Оптовики» же собирают десяток алéксов, желающих подзарядиться эмоциями, и проводят групповые сеансы. Это гораздо дешевле, но и эффект снижен.

Услуги «розничника» доступны далеко не всякому алéксу. Особенно на регулярной основе. Такой вот парадокс: в мире, где чувства совершенно не ценятся, они одновременно являются самым дорогим товаром.

Но мои гонорары позволяли многое.

Я не была уверена, смогу ли убедительно изображать клиента, заинтересованного в получении эмоций. Хотя… Насколько вообще алéкс может быть заинтересованным в чём либо? Наверняка, мои актёрские способности никто и не собирается оценивать. Ведь главное, что я плачу большие деньги. Причём, за услугу сомнительной ценности. В конце концов, я решила: если что-то пойдёт не так, в любой момент можно будет нанять другого продавца. Сеть кишит объявлениями, и, наверняка, все эмпаты используют одну и ту же программу.

Мы встретились поздним вечером в подземном паркинге одной из многоэтажек «трущоб» за пределами внешнего городского кольца. Своеобразное гетто, резервация для эмпатов – груда обшарпанных и обветшалых бетонных домов, сохранившихся ещё от прошлой цивилизации.

– Мира? – коротко поинтересовался высокий мужчина, встретивший меня возле глайдера.

Я кивнула. В заявке на сеанс я указала сокращённый вариант своего имени.

Пару минут мы просто стояли молча друг напротив друга. Я была уверена, что продавец внимательно изучает меня взглядом, хотя его глаза скрывались за тёмными очками. Самыми обыкновенными, солнцезащитными. Я тоже постаралась запомнить внешность мужчины, хотя в ней не было ничего особенного. Лет тридцать или около того. Короткая лазерная стрижка, волос светлый, лоб высокий – линия волос проходит выше верхних точек бровей по меньшей мере на восемь сантиметров. Нос и уши крупноваты, но в сочетании со столь высоким лбом уравновешивают общие пропорции. А ещё – многодневная щетина на щеках и подбородке, которая резко контрастировала с идеальной стрижкой. Плечистый, рост примерно сто восемьдесят семь сантиметров, что на двадцать два сантиметра выше моего. Серо-голубые штаны и выцветшая болотно-зелёная футболка. Вся одежда из непрактичной натуральной ткани. Алéксы давно перешли на грязеотталкивающие синтетические материалы, которые не нуждаются в стирке и тщательном уходе, а эмпаты, как первобытные люди, по-прежнему используют для этих целей шерсть животных и растительное волокно. На его ногах были грубые примитивные ботинки, не снабженные даже простой электронной шнуровкой. Сколько же времени за свою жизнь эти люди тратят только на то, чтобы обуться?

Наконец, удовлетворившись результатом визуального осмотра, Грег протянул руку к моему левому запястью. Я знала, что он проверяет, нет ли на мне электронного браслета. Но я хорошо знала правила: иметь при себе любые гаджеты во время сеанса алéксам запрещено, поэтому я оставила и браслет, и персональную компьютерную консоль в глайдере. И всё же детального досмотра избежать не удалось. Эмпаты параноидально осторожны.

– Напоминаю: ты можешь задавать любые вопросы, но решение, на какие из них отвечать я оставляю за собой. Расспрашивать о том, по какому принципу работает оборудование, даже не пытайся. Это абсолютно конфиденциальная информация, – голос тихий, низкий и очень ровный. Он говорил так, словно мы давние знакомые, которые просто в очередной раз встретились.

– Я запомню.

На мои глаза легла плотная кроваво-красная повязка:

– Меры безопасности, – услышала я, и Грег потянул меня за руку. Я чуть было не выдернула её машинально – мне физически неприятны прикосновения, особенно внезапные. Но сдержалась: слышала, что эмпаты не церемонятся со строптивыми алéксами, и чуть что – разрывают договор, особенно если поведение клиента кажется им подозрительным. Находясь на чужой территории, я вынуждена была принимать чужие правила игры.

Грег, по-прежнему удерживая мою руку, завёл меня в дом. В нос ударил неприятный запах въевшейся сырости и чего-то кислого. Я слышала, что в старых многоэтажных домах эмпатов регулярно протекают стены и крыши, из-за чего в них часто селятся грибки и плесень – вероятно, они и давали такое зловоние.

Мы петляли минут семь, поднимаясь и спускаясь по лестницам, проходя по длинным гулким коридорам, пару раз воспользовались лифтом. Очевидно, Грег пытался путать след. Только это была бесполезная затея: даже если бы мы целый час кружили по этажам, я бы не забыла маршрут.

Наконец, щёлкнул замок, меня перевели через порог и сняли повязку. В глазах резануло от яркого света внутри помещения.

Внезапно откуда-то выскочил большой лохматый зверь, и, размашисто виляя хвостом, сначала прыгнул на Грега, а потом зачем-то облизал и мои руки. Я дёрнулась, пряча их за спину. Да это же псина!

– Сидеть, Рик! – всё так же тихо, но твёрдо проговорил Грег. Собака забурчала, однако послушалась хозяина.

Я стояла как окаменевшая, впервые в жизни рассматривая вживую настоящего пса. Он оказался просто огромным – сантиметров восемьдесят в холке, с широкой грудной клеткой и сильными передними лапами. Рыжевато-коричневый окрас с чёрной «маской» на морде и сложенные пополам висячие уши делали его похожим то ли на медведя, то ли на льва. Увидеть зверя в человеческом жилье для меня было в новинку: домашних животных держат только эмпаты.

Ещё одно отличие общества эмпатов от нашего в том, что они с самого рождения остаются жить в родных семьях. Мало того, в таких семьях одновременно может проживать по нескольку детей, которых воспитывают сами родители. Они отказываются отдавать детей в специализированные интернаты в младенчестве. Да и потом предпочитают домашнее образование или образовательные классы, куда дети приходят лишь на несколько часов в день.

Вот он – первый признак нерациональности поведения этих людей. Эмпаты настолько привязаны друг к другу, к своим родителям, детям и даже супругам, что считают благом проживать вместе на крохотной жилплощади, видеть друг друга каждый день и постоянно контактировать. Их модель мира устарела ещё сотню лет назад, и они никак не способны этого принять. Негибкое, неэффективное мышление.

Примерно так я думала в тот день, когда впервые встретилась с Грегом. Так думают все алéксы. Потому что именно так нас научили думать.

Я не понимала, зачем эти люди, лишённые какой-либо государственной поддержки и поощрения, вообще заводят детей, для чего они добровольно решаются на этот странный шаг. К тому же, большинство из женщин-эмпатов отказываются от анестезии и операции по извлечению плода, предпочитая роды естественным путём, а матери сами кормят своих новорожденных детей грудью, словно дикие животные. Неужели все эти первобытные чувства способны настолько затмить разум человека – высшего создания на планете?

Сама я никогда не хотела уподобляться животным, и это было одной из причин, по которой я не стремилась заключить брачный контракт. Никакие государственные выплаты не заставили бы меня стать контейнером для вынашивания биоматериала. Больше чем на полгода отказаться от основной работы, переехав в спецучреждение для вынашивания плода? Позволить лазерному ножу разрезать мой живот для того, чтобы этот плод извлекли наружу? А потом пережить ещё одну операцию по удалению рубцов? Нет, всё это отнимает слишком много времени, которое я могу использовать гораздо продуктивнее.

Вообще-то, я всегда считала так: чем меньше людей на планете, тем спокойнее живётся каждому отдельному человеку. Из истории мне было известно, что незадолго до смещения континентов численность населения Земли достигала одиннадцать миллиардов человек. Но теперь, с учётом того, что из всех крупных континентов пригодной для жизни осталась лишь часть Евразии да несколько небольших островов, даже полтора оставшихся миллиарда жителей – это слишком много.

Проведя меня в одну из комнатушек со старинным интерьером, Грег подсоединил к нашим головам электроды с длинными проводами. Они сходились в замысловатом приборе, похожем на портативный энцефалограф. Сам прибор он закрепил на запястье левой руки. К этому времени Грег уже снял тёмные очки, и я обратила внимание, что у него стальные, и как-будто немного прозрачные глаза.

– Что мы будем делать? – я первой решилась прервать обоюдное молчание.

– Лично я буду есть, – кратко ответил Грег, снова надевая мне на глаза повязку.

– Зачем это? – я вспомнила, что хотела наблюдать процесс своими глазами, но меня лишили этой возможности.

– Когда светло, легче удерживать чувства на расстоянии. В темноте всё обрушивается на тебя, и ощущения становятся острее. А ведь именно это нам и нужно, так?

Я равнодушно пожала плечами, но быстро спохватилась:

– Да, конечно. Ощущения поострее. Это именно то, что нужно.

После этого Грег отвёл меня в какое-то другое помещение, вероятно столовую, и действительно просто сел есть, подвинув тарелку с едой и ко мне и помогая мне донести первые три вилки с едой до рта. Обычная лапша с соусом и овощами. Но благодаря этим чёртовым проводам, я впервые почувствовала предвкушение и блаженство. Именно так Грег обозначил эти чувства Грег – мне они отозвались внутренним покалыванием, а затем полным мысленным растворением во вкусе еды. А ещё разочарование. От того, что добавки не будет…

Сеанс окончился внезапно. По завершении ужина, Грег объявил, что для первого раза достаточно, и, не реагируя на возражения, снял с меня электроды. Затем всё так же, с повязкой на глазах, он отвёл меня в прихожую, помог обуться и, снова петляя кругами, вывел к паркингу. Всё это время я пыталась понять, что же сделала не так, чем разозлила продавца, и почему он решил прогнать меня. Но когда мы прощались он совершенно спокойно сказал:

– Мы сможем продолжить, когда ты отдохнёшь. Мои контакты у тебя есть.

Уже сев в кресло наземного глайдера, я поняла, что Грег был прав в своём решении не продолжать сеанс. Усталость, охватившая всё моё тело, оказалась такой всепоглощающей, что я даже не решилась управлять машиной, а сразу включила автопилот. Практически всю дорогу до дома я спала. Да, я могла полностью доверить управление глайдером бортовому компьютеру. Ведь исходный код к автопилоту написала я сама.

Одна из особенностей алекситимиков – это невозможность определить степень усталости своего организма, пока он сам внезапно не начнёт отключаться. Для большинства алéксов существует лишь два крайних состояния: абсолютная бодрость или полное истощение, когда уже с трудом добираешься до постели. С чувствами голода и насыщения у нас такая же полярность. Никакие промежуточные состояния мы не отслеживаем, и это безусловный плюс к нашей работоспособности. Обычно проблем из-за этого не возникает. Главное – соблюдать распорядок дня: просыпаться, работать, принимать пищу, ложиться спать в строго установленное время и следовать подсказкам персонального электронного менеджера.

Но в такие дни, как этот, налаженная система даёт сбой.

Судя по всему, активное проживание незнакомых ранее чувств далось моему организму очень нелегко, и Грег раньше меня заметил, что мой процессор опасно перегружен. Очередное доказательство того, насколько вредны и бесполезны эмоции, которые тянут на себя слишком много драгоценной энергии.