Читать книгу Скользящий по лезвию - Юлия Зонис - Страница 3

Соки стояла на заправке в западном конце Тремонт-стрит у выезда на шоссе 90. А если сказать точнее, не стояла, а топталась на месте, потому что сентябрь в этом году выдался неожиданно мокрым и промозглым. На календаре было всего пятнадцатое число, но дожди как зарядили неделю назад, так и лили с редкими перерывами. От непогоды Соки защищали только растянутый университетский свитер с капюшоном, рваные джинсы и кеды. Свитер принадлежал еще недавно Парню из Милуоки. Парень из Милуоки, один из двух парней Соки и причина ее поспешного отъезда, играл за баскетбольную команду «Гарвард Кримсон». Очень большая шишка во всех смыслах – богатенькие предки из «иммортелей», рост хорошо за шесть футов, голубые глаза и сверкающая улыбка. Другие девчонки из государственного колледжа отдали бы за такого душу, а если бы души не хватило, приплатили бы десятью годами жизни. Все равно, заделавшись подружкой «иммортеля», ты почти обеспечивала себе пропуск в рай. Десять лет туда, десять обратно – какая разница для Бессмертных? Проблема Соки заключалась в том, что Парень из Милуоки был только вторым. Первым был Джим О'Неро, Парень из Прачечной. Он не учился в Гарварде и играл в баскетбол только на дворовой площадке вместе с остальными чернокожими ребятами из их района. Как метко выразилась бабушка Соки, всезнающая Дебора Вачински, «женщин из нашей семьи вечно тянет на всякую цветную шваль».

Наверное, родители Парня из Милуоки в обморок бы грохнулись, услышав такое признание. Они, Бессмертные, всегда старались держаться подчеркнуто вежливо, будто все их слова записывались для полицейского протокола. А может, так и было. Но Соки-то знала, что Ба не имела в виду ничего плохого. В сущности, она говорила о себе, потому что первой из женщин их семьи связалась с цветной швалью.

Дебора Вачински, в девичестве О'Лири, а по первому мужу – Рейнольдс, служила медсестрой в резервации у Черных Холмов, в Южной Дакоте. Там она повстречалась с Джоном Рейнольдсом, индейцем из племени лакота. В те времена мистер Рейнольдс работал слесарем, хотя вообще-то был профессиональным шаманом, «вичаша вакан» на языке сиу, и звали его по-настоящему Кричащий Бык. Когда-то предки Кричащего Быка воевали за эти скалы с армией США и даже победили, но все равно почему-то очутились в резервации. Только недавно, пятнадцать лет назад, индейцы отстояли независимость и провозгласили Республику Лакота, но тогда Ба уже не жила там и вообще сменила фамилию на Вачински. Бабушка бросила индейского мужа, переехала в Массачусетс и вышла замуж за владельца автомойки Герберта Вачински. Но ее старшая дочь, Майя, была наполовину индианкой, и фамилия у нее осталась отцовская, Рейнольдс. Майя Рейнольдс, избежав общей женской участи их рода, выбрала в мужья вполне благопристойного Джека Кастера, торговавшего упаковочными материалами. Однако ее дочке досталась дедовская фамилия, потому что Ба вдруг, ни с того ни с сего, закатила истерику: с какой это стати у внучки Кричащего Быка будет фамилия американского генерала, пролившего немало индейской крови у Черных Холмов?

Соки Рейнольдс никогда не видела деда, не знала его и даже по телефону не разговаривала, потому что индейцы Лакота, провозгласив независимость, принципиально не пользовались современной техникой. Соки считала, что это довольно глупо, ведь бизоны-тхатханка давно уже не бродили стадами по Великим Равнинам. Наверняка индейцы покупали еду в супермаркетах, как все нормальные люди. Или нет? В общем, именно это ей и предстояло выяснить.

Дело в том, что все лето Соки металась между Парнем из Милуоки и Парнем из Прачечной. Парень из Милуоки, как и все эти задаваки-«иммортели», делал вид, будто ничего не замечает. Парень из Прачечной грозился пристрелить Парня из Милуоки, а затем Соки, а затем себя. Ну, или в обратном порядке, хотя на это Соки справедливо замечала, что вряд ли тогда ему удастся осуществить остальные два пункта программы. И все же чернокожий Джим О'Неро нравился ей больше. Для гарвардского игрока она сама была только игрушкой – очень симпатичной игрушкой с тощими вороными косичками, переплетенными бисером, острым лисьим личиком и бабкиными глазищами цвета голубики. Обезьянка. Вечно смеющийся клоун. А для Джима она была своя, выросшая через три квартала, на узкой захламленной улице – в одном конце застройки для черных, в другом, более приличном, рассохшиеся коттеджи местных аристократов. Джим плясал, как она, пел, как она, играл в мяч, как она, и трахался, как она, быстро и неистово. Только в колледж не пошел. Толку от этого государственного образования все равно ноль, бурчал Джим, зачем зря время терять.

Однако время Соки теряла, мечась между этим и тем, в результате так и не успела сделать заданную на лето работу по американской истории. Хорошо еще, что гарвардские профессора, как всегда перед новым учебным годом, объявили забастовку, и коллеги из университетов и школ победнее их поддержали. Начало семестра перенесли на октябрь. И Соки решила убить двух куропаток одним выстрелом: во-первых, оставить позади Джима с его угрозами и Парня из Милуоки с его укоризненными взглядами, а во-вто-рых, лично познакомиться с американской историей. Из первых рук. Из рук дедушки-шамана.

И вот ранним сентябрьским утром она мерзла на заправке, надеясь поймать попутную тачку. Конечно, можно было наскрести денег на автобус, не вопрос. Но, отправляясь в приключение – а поездка в резервацию у священных Черных Холмов, к собственным истокам, это, конечно, самое настоящее приключение, – нельзя действовать обычными методами. Значит, попутка, едущая на запад. Если повезет, подбросят до Олбани. Или даже Нью-Йорка. А там поглядим.

Соки снова дунула на замерзшие пальцы, постучала кедом о кед и оглянулась через плечо на «Данкен Донатс», прикидывая, не купить ли еще кофе. Почему-то машин на дороге почти не было. А те, что были, пролетали мимо заправки, явно превышая скорость. Странно, что над дорогой еще не роились полицейские флаеры. Соки опять оглянулась на широкую витрину закусочной. Там мерцал голографический экран. Под ним столпились несколько человек. Новости. Диктор что-то сосредоточенно говорил, внизу по экрану бежала красная полоса. Авария? Теракт? Может, шоссе перекрыто? В последнее время фанатики из «Чистого мира» совсем распоясались, взрывая бомбы чуть ли не у штаб-квартиры ООН на Манхэттене. Неужели и в Бостоне что-то грохнуло? Нахмурившись, Соки сунула руки в карманы свитера, ссутулилась и уже двинулась к закусочной, когда сзади раздался автомобильный гудок.

Девушка резко крутанулась на месте. Ей сигналил старый «Форд»-гибрид: облупленная красная краска, широкий капот, за рулем мужик с выгоревшей русой шевелюрой, в ковбойской куртке. Соки подхватила валявшийся у ног рюкзачок и шагнула к машине. От «Форда» несло бензином и разогретым железом. Студентка сморщила нос – большинство горожан сейчас ездили на биотопливе. Нефтяные компании постепенно сдавали позиции под давлением «альтернативщиков», и только в глубинке народ предпочитал старые добрые двигатели внутреннего сгорания. Значит, тачка либо реально древняя, из семидесятых годов прошлого века, либо очень дорогая и очень точная копия. Что за странный тип?

Странный тип распахнул дверцу. В бледном свете утра его хищное лицо с резкими чертами казалось осунувшимся и каким-то нездоровым. Под серо-голубыми глазами залегли круги. Щеки, подбородок и шея с выступающим кадыком заросли рыжеватой щетиной. Нет, очень, очень подозрительный тип.

– Куда собралась? – спросил он, повернув голову и смерив ее равнодушным взглядом.

Мужчина жевал жвачку. Из салона «Форда» тянуло кожей, машинным маслом и чуть-чуть лошадьми. На джинсах незнакомца красовались плохо отстиранные пятна. И его тягучий техасский акцент девушке не понравился. Ни дать, ни взять, маньяк-убийца из южных штатов. Соки уже попятилась, когда мужчина бросил:

– Я еду в Небраску. Линкольн. Ну что, садишься или так и будешь топтаться?

Девушка вздохнула. Если у озера Мичиган свернуть не на запад, к Давенпорту, а на север, к Милуоки (вот черт, опять Милуоки!), то до Рэпид-Сити в холмах останется всего день езды. Больше двух третей дороги. Решительно нахмурившись, Соки нырнула на потертое пассажирское сиденье рядом с маньяком-убийцей.

* * *

На выезде из города шоссе было перекрыто. Эстакада над головой, по которой обычно проносились грузовики, пустовала, не считая нескольких полицейских джипов. У «рогаток» стояли двое хмурых копов с ID-ридерами. Их машина торчала на обочине, поблескивая от утренней росы.

– Опачки, – округлив рот, выдохнула Соки. – Что, правда, взрыв был?

Водитель покосился на нее и выплюнул жвачку прямо в ветровое стекло. Жвачка, не приклеившись, свалилась на приборную панель. На вопрос он так и не ответил.

Один из копов, высокий, мощный, но уже обрюзгший, махнул им, сделав знак остановиться. На секунду Соки показалось, что ковбой сейчас выжмет газ, и они помчатся вперед, снося кордон. Однако «Форд» послушно притормозил. Полицейский постучал по стеклу.

– Выезд из города ограничен. Разворачивайтесь.

– У меня есть разрешение на выезд, – невозмутимо ответил ковбой.

– Вот как?

Коп широко ухмыльнулся, поднимая сканер. Во рту у него сверкнул золотой зуб. «Парень из латиносовского квартала, – успела подумать Соки, – они там гордятся такими штуками. Наверное, на плече еще осталась татуировка банды. А потом решил остепениться и подался в законники». Черт! Ее вдруг осенило, насколько она попала. Если ковбой соврал, это обман полиции, двести часов общественных работ. Или хуже того… А даже если не соврал, у нее-то разрешения точно нет.

Тем временем ее спутник невозмутимо приложил ладонь к сканеру. Прибор пискнул, забирая пробу ДНК… и мигнул зеленым светодиодом. Соки не видела, что высветилось на экране, но, должно быть, облезлый ковбой оказался важной шишкой. Коп втянул щеки и брюхо и весь подобрался, как пес, услышавший команду хозяина.

– А эта с вами… – куда тише произнес он.

– Моя дочь. Несовершеннолетняя, поэтому мои гражданские права распространяются на нее.

Соки недавно исполнился двадцать один год, и сердце у нее ухнуло прямиком в пятки. Ложь, да еще какая наглая. Во-первых, ковбою, несмотря на потрепанный вид, вряд ли стукнуло сорок. Ну ладно, ее с этими косичками часто принимали за школьницу, а свитер скрывал вполне оформившуюся грудь, но сканер…

– Приложите руку к датчику, – совсем уже вежливо попросил полицейский-латинос, просовывая прибор в окно.

Соки, расширив глаза, отчаянно взглянула на своего самозваного папашу («Вот бы удивился настоящий папочка Кастер», – успела подумать она.) Тот, усмехнувшись уголком рта, чуть заметно кивнул ей. Девушка, набрав в грудь воздуха и незаметно отжав кнопку открывания двери – если что, прямиком в канаву, через изгородь и поле бежать вон к тем складам, – прижала ладонь к холодному пластику. Полицейский взглянул на экран. Соки так и не узнала, что он там увидел, зато заметила, как лампочка снова мигнула зеленью.

– Проезжайте, – сказал коп.

И когда ковбой уже закрывал окно, даже расщедрился на «Счастливого пути». Его напарник оттащил в сторону «рогатку», и машина вырулила на шоссе 90, ведущее на запад, к Олбани, Чикаго и Кливленду.

Соки сидела ни жива ни мертва, прислушиваясь к ровному гудению мотора. За окном проносились склады, поля в прихваченной инеем стерне, огромные разноцветные коробки торговых комплексов. Ковбой смотрел в ветровое стекло, негромко насвистывая. Девушка медленно перевела взгляд на его сложенные трубочкой губы и поблескивающие светлые глаза. «А ведь ему чуть больше тридцати, просто выглядит паршиво, – подумала она. – Тоже мне папаша». Пожевав нижнюю губу, наследница Кричащего Быка спросила:

– Вы кто?

– Федеральный агент, – невозмутимо протянул тот, словно нарочно усиливая акцент. – Гонюсь за очень важным преступником.

Соки захлопала ресницами, а потом вскинула ладони к щекам и расхохоталась.

Причина ее веселья заключалась в следующем.

У папочки Кастера был партнер по бизнесу Гумберт Свенсон, или дядя Гумберт, как Соки заставляли его звать. Дядя Гумберт, с приглаженными редкими волосами, в старомодных очках и с солидным брюшком, дружил не только с папочкой Кастером. Когда папочка Кастер отправлялся в деловые командировки (он вел все дела фирмы в Чикаго, потому что дядя Гумберт страдал расстройством печени и не мог надолго покинуть своего лечащего врача), так вот, когда папаша уезжал, дядя Гумберт зачастую наведывался к Майе Кастер. Они любили играть в разные игры в родительской спальне, а Соки любила подглядывать, забравшись в гардероб и оставив маленькую щелку. И очень часто дядя Гумберт изображал федерального агента – в темных очках, с приклеенными черными усами и кожаным дипломатом, в котором наверняка были припрятаны секретные шифры и код запуска тактических ракет. Потом, конечно, дядя Гумберт избавлялся от дипломата, одежды, а порой и от роскошных черных усов – мама Соки частенько отрывала их в порыве страсти. Так что представление о федеральных агентах у Соки сложилось довольно специфическое.

– Врете вы все, – бесцеремонно заявила она. – Как вы это сделали?

– Сделал что?

– Изменили показания ридера. У вас есть для этого прибор, да?

– Прибор у меня точно есть, – заметил ковбой, растянув сухие губы в улыбке.

Соки снова захотелось выскочить из машины.

– Но к несовершеннолетним я его не применяю.

– Мне двадцать один, – буркнула девушка, но тут же зажала себе рот, сообразив, что сморозила лишнее.

Ковбой смотрел на нее, откровенно веселясь.

– Я знаю, Соки Мария Рейнольдс. Дата рождения – двадцать первое июня две тысячи пятнадцатого года, отец – Джек Филипп Кастер, мать – Майя Элизабет Рейнольдс, группа крови четвертая, обучается на третьем курсе государственного колледжа «Моунтэйн Спрингс», специализация – общественные науки, успеваемость… неважная успеваемость.

Соки пялилась на него, отвесив челюсть.

– Откуда?..

– Информация с ридера.

– Но ведь тот коп увидел…

– Увидел кое-что другое.

Ковбой небрежно крутанул руль, выравнивая машину на средней полосе пустого шоссе, и добавил:

– Меня зовут Ричард.

– Ричард?..

– Просто Ричард. Дядя Ричард.

Тут Соки опять нервно захихикала. То папа, то дядя. И вообще, хватит с нее дядь.

– Папа дядя Ричард, – противным голоском пропела она, – может, вы знаете, почему выезд из города перекрыт? И почему на дороге и на улицах так мало машин?

Новоявленный дядя Ричард заломил выгоревшую бровь.

– Ты, детка, хоть иногда новости смотришь?

– Смотрю, – вздернув подбородок, заявила она. – Вот утром на заправке смотрела. Там в «Данкен Донатс» большой экран. Только не слышала, что говорит диктор.

Ковбой хмыкнул.

– В городе уже три дня как ввели чрезвычайное положение. Жителям велено сидеть по домам, пока угроза не будет устранена. Самые умные смылись в первые два дня, когда еще не перекрыли дороги. Остальным, думаю, крышка. Хотя через пару дней кордоны сметут, все шоссе встанут. Да и поздно уже будет.

Соки недоверчиво смотрела на него. Крышка? Почему крышка? А как же мама, и папа, и Ба? Тут она вспомнила, что в последние два дня сбросила, наверное, двадцать звонков из дома. Она заперлась в общаге – подруга оставила ключ от комнаты на лето, а сама еще не вернулась из Детройта. Соки сидела на кровати, завернувшись в плед, обняв колени, и думала о Парне из Милуоки, и о Джиме, и о том, что Джим вполне может пристрелить Парня из Милуоки, и, вообще, надо все это как-то решать. Не слушала новостей. Не отвечала на звонки Ба и матери – те даже не знали, где она. Соки и до этого часто уходила из дома, но почему-то раньше родню это не беспокоило. Значит, и вправду что-то случилось.

Дернувшись на сиденье, она потянула пряжку ремня безопасности.

– Разворачивайтесь.

Ковбой невозмутимо пожал плечами.

– Держи карман шире.

– Тогда остановитесь. Выпустите меня. Я поеду обратно.

На плечо ей легла жесткая ладонь. Пальцы сжались, причиняя боль. Светлые блестящие глаза в красных прожилках усталости оказались вдруг совсем близко («Он же не смотрит на дорогу, вообще не смотрит!» – истерически метнулось в голове), и голос с южным акцентом раздельно произнес:

– Детка, я очень редко делаю добрые дела. Но это дело – доброе. Конечно, я поступил бы добрей, прикончив рыжую суку, но она с ребенком. И я не смог. Не смог.

Соки сжалась, стараясь скрыть дрожь, но как скроешь, когда рука сумасшедшего впилась ей в плечо?

– Я долго думал, что это за хрень, я не понимал, зачем их убивать. Но все из-за рыжей сучки. Я должен был прикончить ее. Я родился для этого. Жил для этого. И не сумел. Надо было верить до конца, но я не сумел. Просрал свой шанс оправдаться перед Господом. А она выпустила на волю чудовищ.

«Помогите!» – гремело в голове Соки, но девушка только и могла завороженно смотреть на своего мучителя, хлопая длинными ресницами.

– И вот теперь мне надо сматываться. Рвать когти. В остальных штатах еще не подняли тревогу. Если та тварь заявила на меня в полицию, у них еще есть время побегать за мной, пока не начнут бегать от ее чудовищ. Я могу обмануть сканеры, но не глаза. Если они составили фоторобот… Мне нужно, чтобы меня не искали. Папашу с дочкой никто не ищет, ясно тебе? И я спасу твою шкуру. Хоть что-то. Хотя бы что-то…

Ковбой убрал руку, замолчал и наконец-то уставился на дорогу. Наверное, все же в «Форде» был автопилот, потому что они пока оставались живы. Машина неслась по прямой, как стрела, трассе, делая по меньшей мере девяносто миль в час. «Если выскочу сейчас, разобьюсь», – подумала Соки. Девушка сидела, проклиная себя за то, что не доверилась первому впечатлению. Все-таки он маньяк. Обидно. До слез.

Но с маньяками надо разговаривать. Это любой знает. Надо расспрашивать их и рассказать о себе как можно больше, и тогда…

– О ком вы говорили? – тихо спросила Соки.

Вместо ответа ковбой провел пальцем по сенсорной панели, включая встроенное тиви.

«…манта Морган, – сказал диктор с экрана, – подозреваемая в убийстве офицера полиции Дианы Виндсайд и следователя нью-йоркского отдела убийств Роберта Стингала, бежала из города, выпустив из лаборатории опасных подопытных животных. Всем жителям просьба оставаться в своих домах, закрыть окна и двери и не выходить на улицу, пока опасность биологического заражения не будет устранена. Жители районов, прилегающих к…»

Внизу экрана бежала красная строка с полицейским предупреждением. В следующую секунду картинка из студии сменилась фотографией красивой рыжеволосой женщины лет тридцати – тридцати пяти в белом лабораторном халате. Соки привычно прижала ладони к щекам. «Рыжая сука». Это она? Она? Значит, ковбой Ричард не бредит или не совсем бредит? Может, он действительно федеральный агент, которому поручили устранить преступницу? Это объяснило бы фокус с ридером, но при чем тогда фоторобот? Или он работает под прикрытием?

Додумать девушка не успела, потому что машина, дернувшись, резко вильнула. Соки больно стукнулась плечом о стекло и обернулась. На обочине валялся сбитый ими пес. Черная кровь растеклась по рыжеватой шерсти колли, но собака, уже умирая, все ползла за машиной, оскалив измаранную пеной и кровью пасть. Соки вздрогнула и отвернулась. Ричард тихо выругался. «Форд» продолжал нестись на запад, с ревом накручивая милю за милей и уже приближаясь к границе Массачусетс–Коннектикут.