Читать книгу Случайные пациенты - Юля Колот - Страница 4

Проснулся от шума. Сперва до меня доносились сквозь сон лишь отдельные фразы, но затем я стал четче различать голоса, перебивавшие друг друга.

– У нас не правительство, а одно сплошное жулье. Куда ни глянь – все в карманы хапают. А простому народу и ждать нечего, – скрипел один.

– Не говори, я тут вообще слышал, что пенсионный возраст хотят повысить. Совсем стыд потеряли. – Перебил низкий бас. В моем воображении он еще завершил реплику, обрушив кулак на деревянный стол. Но звука удара не последовало. Так что мой интерес утих, не успев толком разгореться.

Но спать уже не хотелось. Сев на кровати, я стал озираться в поисках часов. Не нашел, но вскользь ознакомился со скромной обстановкой: четыре койки, включая мою, одна пустовала, две другие занимали пожилые «политика». Они тут же обратили на меня внимание.

– Парень, ты как? – добродушно спросил обладатель скрипучего голоса.

– Нормально, вроде. Не подскажете, который час?

– Около семи. Ты проспал ужин, мы думали тебя толкнуть, но не стали, – он заерзал и посмотрел на грязную посуду.

– Ничего страшного, я не голоден.

Они продолжали рассматривать меня с любопытством.

– Что с тобой произошло? – не сдержался басистый.

Судя по количеству вещей на их полках, они тут не первый день, все темы исчерпаны, а я – новое событие. На секунду даже поддался соблазну развлечь их фантастической историей, но голова совершенно не варила, и я просто отмахнулся.

– Да так, денек не задался с утра, ничего интересного.

Один вздохнул с разочарованием, и оба они вернулись к прежней беседе. В политике я не силен, оттого решил пройтись.

Вышел из палаты и оказался в длинном темном коридоре. По обе стороны стояли лавочки, а на них то там, то здесь сидели больные с посетителями. Пациенты выглядели помятыми от долгого лежания, одежда на них незатейливая – домашние костюмы, халаты, треники. А посетители сидели, слегка подавшись вперед, и с сочувствием смотрели на них. Всем своим видом показывали глубокое сопереживание и тщательно скрывали желание уйти поскорее.

Мне ненароком вспомнились долгие посиделки с бабушкой в больнице. Мама собирала меня и тащила туда, чтобы потом оставлять скучать на лавочке. Я ковырял потрескавшиеся края, пока она с лицом матери Терезы проникновенным голосом расспрашивала больную о ее состоянии. И изредка пихала меня локтем, чтобы я тоже что-то пробурчал. В эти моменты я совсем не любил бабушку. Она так долго и нудно рассказывала о всяких неинтересных вещах, что я представлял, будто это совершенно чужая старуха. Ведь не могла она быть той, которая всегда улыбалась, готовила самые вкусные пирожки, чьи руки были теплыми и ласковыми. Бабушка играла со мной в шпионов, создавала укрытие для наблюдения за котом. А эта чужая старушка пахла лекарствами и совершенно не интересовалась войной с четырехлапым захватчиком. Вскоре бабушка умерла, а я вырос таким же лицемером, как и все.

Дойдя до середины коридора, где находился дежурный пост, я увидел за стойкой медсестру и стал ее незаметно разглядывать. Молодая, но уже замученная и уставшая. Она сидела и заполняла бумаги, лишь изредка поднимая голову. Но ничего не происходило, и она с равнодушным лицом возвращалась к своему занятию. Я двинулся дальше. Мое внимание привлек женский силуэт, выделяющийся на фоне единственного окна. Она стояла, вытянувшись струной. Ее пальчики, вцепившиеся в голубую раму, побелели от напряжения. Я завороженно смотрел на эту худощавую фигуру в мешковатой одежде и перебирал в голове различные варианты событий, которые могли ее привести к этому окну. И вот как только мне показалось, что я поймал мысль, зазвонил телефон, и волшебство рассеялось. Манящая идея покинула меня, девушка обернулась и посмотрела с укором. Я поднял трубку и покинул свой пост.

– Друг, ну и бардак у тебя. Аня, конечно, всегда подмечает такие вещи, но тут даже я заметил.

– Уж прости, я гостей не ждал, – слегка раздраженно буркнул я.

– Слушай, давно пора тебе обзавестись женщиной, хоть порядок будет дома. Ладно, ты бы гулящий был, я б молчал. Но у тебя ни временной, ни постоянной. Жаль, ты левую руку повредил, глядишь, если бы правую, процесс бы сдвинулся с мертвой точки.

Я засмеялся, но как-то не весело. Возможно, все дело в том, что он прав, я действительно одичал. Порой, бывает так одиноко, что хоть на стену лезь. Но я слишком горд, чтобы в этом признаться, даже близкому другу.

– Вот выйду из больницы и займусь личной жизнью.

– Да-да, говорят, за каждым падением следует подъем.

– Или подкол от старого друга.

– Не такой уж я и старый. Ладно, давай по делу, вещи собрал, буду у тебя через час.

– Спасибо, милый друг!

– Так и быть, захвачу подруг, – раздался его звонкий смех. – Всё, давай, мчу.

Я сунул телефон в карман, вернулся в палату и задумался: «Куда я так спешил?»

Я редактировал местную газету «Дни Рязани», выдохшуюся еще лет двадцать назад. И для меня, и для остальных сотрудников не было секретом, что она существовала совершенно для других дел, не имеющих отношения к журналистике. Так сказать, фасадное предприятие. Это «болото» рассматривалось временным пристанищем, но, как все временное, стало постоянным. Сначала я еще верил в собственную ложь, что сейчас получу опыт и приступлю к реализации далеко идущих планов. Потом, проработав полгода, стал рассылать свое резюме в качестве редактора издательствам. Когда же отказали во всех приличных местах Москвы и Рязани (да и в неприличных тоже) я сник. Все фантазии и планы медленного и верного движения к Олимпу рухнули. Мне остались рутина и страх, что эта лавочка рано или поздно прикроется.

Женя пришёл чуть позже, чем я рассчитывал, так что времени впасть в уныние хватило. Все планы не заражаться местной хандрой пошли прахом. Мне хотелось нудно ныть на тему своего самочувствия, но, едва я открыл рот, Женя усмехнулся:

– Тебя что, бабки в коридоре покусали? Ты вот смотри, если будешь нюни распускать, я к тебе ходить перестану. Голова цела? Ноги, руки целы?

Я жестом намекнул на бестактность вопроса, слегка приподняв гипс. Он звонко рассмеялся.

– Прости, фломастер для автографа забыл. Это перелом и только, месяц в гипсе, и ты как новенький.

– Я, возможно, работу потерял.

– Вот и отлично. Давно пора потерять эту работу, – скривился он. – Можешь здесь сидеть и жалеть себя. Но мы с Аней давно говорим: отредактируй свои сказки, а если дело не выгорит, ищи нормальную работу, чтобы зарабатывать, а не штаны просиживать.

– Они не готовы.

– Так сделай их готовыми. Ленка, вон, в восторге каждый раз. Не всем же писать великие романы. Пиши, что умеешь. Я вот накладные пишу, но пишу же.

Он посмотрел мне в глаза и, помолчав, протянул:

– Ладно, твое дело. Смотри, что Аня наготовила.

Он всучил пакет. Желудок скрутило, но в этот раз не от тошноты, а от голода. С самого утра во рту не было ничего, кроме зубной пасты и рвоты. Трясущимися руками схватил термос, я был уверен, что там куриный бульон. Классическое блюдо для всех больных и, по счастливой случайности, единственный суп, который я признаю. Аня знала это, как еще кучу мелочей про каждого из нас. Порой мне казалось, что мы недостаточно внимательны к ее таланту. Однажды я стал так возбужденно расхваливать жену друга, что чуть не поплатился головой. После скандала Женя заключил, что мне просто не хватает женского внимания. И теперь это стало его крестовым походом, ведь мы оба знали, что он окончательно уймет ревность лишь в тот день, когда я познакомлю их со своей избранницей.

Когда часы посещения закончились, и я остался один, то еще долго не мог заснуть. Все думал – а если бы я свернул шею, что стало бы последним воспоминанием? Не «любимая» же работа? Теперь я точно решил туда не возвращаться. Оставалось только понять, что делать дальше. И я черканул небольшое сообщение Жене, чтобы он в следующий раз захватил папку из моего стола и ноутбук.

Мысли эти взволновали, я просто не мог усидеть на месте и решил пошататься по ночному коридору. Выйдя из палаты, немного поежился. Пост медсестер пуст, лишь силуэт, который я заметил днем, нес вахту на том же месте.

Теперь ее образ не казался таким романтичным, скорее наоборот, жутким. Я не решился подходить ближе. Она стояла неподвижно в облаке желтоватого света от уличного фонаря. Такая одинокая и беззащитная, и в то же время пугающая. Моё воображение разыгралось не на шутку, и в тот миг, когда она стала слегка покачиваться, я был готов бежать. Но она обернулась. И я устыдился разыгравшегося воображения. На ее лице застыло выражение глубокой печали, в полумраке глаза блестели от слез. Мне стало крайне неловко открыто пялиться, и я отвернулся, а когда снова взглянул, ее возле окна уже не было.