Читать книгу Похититель тел - Юля Ламичева - Страница 7

С утра Дашенька покрылась сыпью, участковая врачиха сказала, что краснуха. Кроме тёти Светы, краснухой никто не болел. Папа, может, и болел, но выяснить наверняка тётя Света не сумела – тяжело общаться с человеком, разговаривающим при помощи постукивания двумя пальцами по обложке книги – это тётя Света придумала, она и азбуку Морзе выучила, но папа азбуки не осилил. Семьдесят два – не лучший возраст как для изучения азбуки, так и для краснухи. Папу жалко, но саму себя Маша жалела ещё сильней: от краснухи папе хуже не станет, ему вообще ни от чего уже не станет ни хуже, ни лучше. Тогда как для Маши обычная простуда означала месяц мучительного выживания с тремя детьми, по очереди заражающими друг друга. Нет права болеть, нет выходных, из дома Маша не отлучалась лет десять. Ей всегда хотелось спать.

Допустим, малыши часто болеют, хотя не у всех насморк перерастает в отит с крупозным воспалением, как у Дашеньки. Но даже районная больница – фигня рядом со школой. Из больницы можно, на худой конец, сбежать, подписав бумажку, что берёшь ответственность, если все умрут, а из школы не сбежишь, минимум восемь лет от звонка до звонка. В своё время Маша школу ненавидела и училась средне, и всё же не помнила, чтобы с ней сидели, как с Максом, чтоб уроки делала, а не карандаш грызла до девяти вечера. С прошлого года Максовы проблемы с домашкой кончились решительным отказом Макса её делать, зато Никитка в третьем классе, за уроки садится только в присутствии мамы или бабушки, а Макс добавил к двойкам драки, приходит из школы в таком виде, точно там готовят боксёров-камикадзе. Наверно, Маша чайлдфри или банально плохая мать.

Соседка Лариска уверяет, что воспитание детей состоит в регулярной порке. Противопоставить Лариске Маше было нечего, потому как результаты воспитания по Ларискиному методу несравнимо качественнее. У Лариски четверо, учатся прилично, и дом на них, пока Лариска на рынке ишачит. Притом Лариска для своих детей – высшее существо, ещё и обожаемое, а не гибрид прислуги с ковриком для ног. Неужели драть? Но Маша и в роли жандарма давно себе опротивела, а превращаться в собственном доме в мастера порки… на фиг такой дом! Маша плохо помнила маму: та по большей части запиралась в комнате, писала стихи и рыдала. И умерла, когда Маше едва исполнилось восемь. Тоже метод, лучше так, чем целыми днями на всех орать, как делала Маша, а по-другому не получалось, хоть убейся.

За завтраком Вадим вещал, что раньше, когда жили естественней и ближе к природе, баба делала для ребёнка, что могла, и не сильно переживала, веря, что обойдётся само, а не обойдётся – значит, судьба, не так уж много от бабы зависит. Современные люди, приписав себе божественные полномочия, взвалили на собственную шею божественную ответственность, вот только божественных возможностей им это не прибавило. Потому ни растить детей, ни просто спокойно жить люди больше не умеют. Прогнал это всё и ушёл на работу, а Маша его в очередной раз возненавидела. У неё каждое утро начиналось с пятиминутки ненависти к Вадиму, ну и к миру в целом. Но в первую очередь к Вадиму.

Она стала завистливой. Завидовала Наташке: в девятнадцать прилично не работать и не иметь семьи, благо полно друзей, с которыми есть, чем заняться. Завидовала тёте Свете: любит человек обо всех заботиться да хозяйствовать – как раз то, чего от него по жизни требуется, что это, как не счастье? Папе Маша тоже завидовала. Пока был здоров, жил в своё удовольствие, а сейчас – что сейчас? Ну ходят у Маши ноги, а куда ей идти? На набережную с коляской, если у тёти Светы хватит времени приглядеть за мальчишками, папу-то одного надолго не оставишь.

В отчаянии перед краснушным адом Маша собралась подать на развод, но во время обеда Никитка признался, что накормил Дашеньку шоколадкой, аллергическая сыпь сошла уже к вечеру, и развод отменился. По крайней мере, до папиной… до пока хоть что-нибудь станет ясно.