Читать книгу Шуршание философа, бегающего по своей оси - Юна Летц - Страница 4

Они двигались по узким проходам металлических улиц, огибая скважины, в которых лежала личная чья-то жидкая суша, обходя радиоловушки для воров, уворачиваясь от сканеров и глазков. Они выбрали тёмную гуманную ночь, когда прожекторы плохо справлялись со своей работой: лучи превращались в размазню и ползали пятнами по предметам. В такую ночь мало кому захотелось бы гулять ногами по публичным дорогам или посиживать на открытой веранде за разговорами, но это была отличная ночь для каждого, кто хотел бы провернуть темное дельце.

Они хотели не то что бы именно провернуть, но тоже шли на некоторый риск: если конвой засечет – допросы начнутся, опознания, а там и до коробки недалеко – это когда людей запирали в том месте, где ни коммуникаций, ни дверей; в коробках быстро становились изгоями, то же – неудачниками.

Но они, кажется, понимали, на что идут. Это была парочка: девушка и мужчина. Он немного проще, податливый, но надёжный, а она смелая, настойчивая, это по силуэтам можно было предсказать, и по движениям, из которых видно было, как каждый из них дополняет другого. Теперь парочка замерла и стояла перед дверью около большого фонаря с липким светом.

– Ты уверен, что он здесь живет?

– Здесь. Посмотри на следы: это стопа, целая стопа, значит, у него бывают необычные гости. Люди давно ведь ходят на мысках, крадучись.

– Надеюсь, ты прав.

Девушка подошла к дому вплотную, прижалась ухом к твёрдой тени жилища, а потом легонько стукнула по двери. Оба замерли.

Через некоторое время во внутренней стороне дома что-то шелохнулось, подошло ближе – тяжелое и тёплое, ближе подошло, совсем близко, и гости почувствовали на себе пристальный, напряжённый взгляд. Глаз поискал чего-то через щёлку и отстранился. Прошла ещё пара минут.

– Заходите, – наконец, раздался глуховатый голос изнутри. Они вошли и сразу же увидели комнату. Это была такая комната, в которых что-то прячут, комната-цилиндр с двойным дном, только кролика там не было, хотя, может, и кролик был в этом цилиндре (люди немного подзабыли, как они выглядят – кролики). На полках стояли какие-то склянки, мотки нитей, катушки, молотки, наждак и гигантское проволочное веретено.

На полу сидел мужчина, перед ним лежали две плотные блестящие пластины с отверстиями разных размеров. Можно было подумать, что это инструмент – музыкальный инструмент; можно было подумать, что это кафинкис или торча, на таких инструментах играют лёжа, но этот человек сидел, и он вовсе не походил на музыканта, но походил на проволочного мастера.

– Здравствуйте, вы проволочный мастер? – спросила девушка.

– Немного, – сказал человек. – Вам нужна проволока?

– Нет, мы пришли… – начал мужчина. – Нам Феофан сказал, что вы можете сделать то, что мы не застали уже… Хотелось бы их увидеть.

– Присаживайтесь, – сказал сдержанно человек и указал рукой на циновки, что лежали около стены рядом с моточными горшками, из которых тянулись проволочные фигуры.

Девушка говорила:

– Меня зовут Вида, а это мой муж Яннис, и у нас есть старая машина, она очень старая, и внутри, в салоне, там было что-то такое…

– Вы принесли?

– У нас с собой, да.

Яннис помешкал немного с мешком: руки немели, помешкал, но всё же раскрыл их – руки, мешок, и вынул из полотнища кожаное сиденье, изрядно подержанное.

– Этого хватит?

– Смотря кого вы хотите.

Мужчина огляделся по сторонам, не упустив из внимания окно – вдруг кто наблюдает, но окно было завешено полностью, и даже с крыши не попасть – низкая и вся сплошным потолком ехала. Кажется, можно было говорить. И человек развеялся так сразу, погладил кожу на сиденье, глянул на девушку, кивнули друг другу – и прошептал:

– «Корову». Мы хотим «корову».

Человек-мастер выдохнул воздух, как будто зол был, но он был не зол и не рычащее, он просто смеялся. Он так смеялся: нитки дрожали, цветы в горшках как от ветра туда-сюда растительной проволокой ходили – так он смеялся.

– Вы действительно хотите «корову»? Это странный выбор, обычно хотят собак или бобров. Или тушканчика.

– Но мы корову хотим. Мы думаем, оно было особенное такое, – утвердила девушка.

– «Корова» было красивым животным, – сказал мастер серьезным голосом. – Оно было большим, ростом с дом, так что, вы понимаете, я смогу только уменьшенную копию…

– Это нам подходит.

– Значит, говорите, корову.

– Её самую.

– Ну, что ж. Закройте мешок и спрячьте под полку, я займусь этим, когда не будет опасности. Приходите через пару недель, принесите ещё одно такое – в качестве платы. И будьте осторожны по дороге: ночами патрули дежурят ближе к рассвету, не попадитесь там.

– Мы всё поняли, мастер.

Человек кивнул, опустил лицо, опустил взгляд и продолжил тянуть свою проволоку через одно из мизерных отверстий на деревянной пластине с точными указателями величин как нот, и это была немая музыка.

…Парочка вышла на улицу, разбивая световой ковёр на мистические фигуры, которым не было названия. Спрятали пустой мешок под одеждой, запахнулись в тени, чтобы казаться серее. Мужчина смущенно искрился, и оба были в особом состоянии нервов, настолько особом, что даже вспомнили в один момент вместе о старом подарке: это было слово, тайное слово, которое им подарил один из знакомых – тот самый Феофан. «Взбудоражены» – сейчас оно подходило как никогда.

– А что ты думаешь, мастер их видел? – поинтересовалась она тихо-тихо, пока они выбирались из окрестностей.

– Почему бы и нет? Я читал, что некоторые смогли избежать… И они помнят.

– Как же они смогли избежать?

– Просто не восприняли всерьез.

– Но эти заглушки… Как они смогли уберечься, если все дышат? Как они могли не дышать?

– Какие-то фильтры для ноздрей… Я читал.

– И как они поняли?

– Загадка.

…Две недели промчались стремительно, и вот опять тёмной влажной ночью они крались по мясистым земляным рытвинам осторожно, боясь внедриться в сюрприз, как то ловушка или агрессивные норы. И вот опять всё повторилось у дома: глаз около двери, глухой голос, время ожидания. Человек сидел в той же позе.

– Здравствуйте, мастер, мы пришли, вот.

– Присаживайтесь туда же. Сумку под лавку.

– Хорошо, хорошо.

Потом они сидели в тишине, и хозяин нагнетал предвкушение, и все предвкушали, и это было торжественное вступление, кажется, так можно было определить – как «торжественное» от слова «торже» и вступление. Наконец, мастер улыбнулся и медленно выдвинул из пола ящик, где покоилась тайна.

– Я открою, – сказала девушка, переняв сверток, как опыт.

– Осторожней, милая. Там, наверное, зубы…

– Оно не было хищником, – смеялся проволочник, и все вместе смеялись, пока она разматывала чехол.

Это был такой момент для них сейчас, это был момент, когда они вот-вот должны были увидеть фрагмент времени, которое у них выкрали, отобрали, запечатали маркировкой несуществования. Такой момент… Вида открыла и тут же вскрикнула, не сдержалась:

– Это оно – «корова»! Боже… Оно такое красивое.

– Очень красивое!

– Зубы как стены…

– И рога!

– А тут ещё что-то на животе…

– Это вымя, – пояснил мастер.

– Вымя… Как это хорошо звучит и выглядит…

– Как растянутая звезда.

– И такое ведь бывает! Надо же…

Они теребили это существо, передавали из рук в руки и всё пытались перескочить от обычной вежливости к настоящему восторгу. Им было бы страшно делать это в другом месте: это была такая проблема в их эпохе – эмоции приравнивались к порокам. Быть эмоциональным считалось неприличным, и все, как могли, выгоняли из себя лишние чувства, стараясь посвятить вещам более нормальным – карьере, статусам, накоплениям.

Проблема казалась бы вымышленной, если бы не нападения слабости. Когда они начались, это было как преждевременный маразм: люди становились такими сентиментальными, плакали всё время. Компании рушились, из-за мягкотелых дурачков обваливались биржи и приходили в негодность экономики целых стран. Чем больше было трогательности в природе, тем слабее становились люди. И тогда было принято решение избавиться от всех трогательных вещей. Сначала убили всех зверей (скрыли из вида на особых континентах), птиц сослали на острова (остались как крылатые выражения), ввели штрафы за сюсюканье с детьми, изъяли из пользования «неправильные» фильмы и книги запаролили книжностью. Романтика стала дурным тоном, любовь перестали искать, её считали неприятностью, симптомом…

…Вида и Яннис смотрели сейчас на «корову» и хотели что-то сделать такое, они не понимали: им хотелось иметь мокрые глаза, но это было так странно, ведь мокрые глаза обычно имели только пожарники и больные. Поэтому они сдержались. Ещё раз поблагодарили проволочного мастера, сели в машину и поехали домой.

– Это животные…

– Страхи?

– Это животные, – вот что она сказала. – Теперь мы знаем, как всё было раньше. И я чувствую это…

– Что?

Она ещё раз приоткрыла коробку, взглянула на их «корову», потом метнулась к своему мужчине и стала неистово целовать его в губы.