Читать книгу Тамерлан. Исторический роман - Юнус Огуз - Страница 3

Самарканд, 1398 год.

Тамерлан беспрекословно следовал законам, оставшимся после Чингисхана, в частности, запрещал тюркам жить в городах. В городах дух тюрок слабел. Настоящий тюрок должен жить на равнине, вдыхая запах полыни, должен работать с мечом. Тамерлан относился к горожанам с недоверием. Живя большую часть своей жизни в шатрах, в бескрайних степях и горах и скача на лошадях, он в этом духе вел и войны, не знавшие поражений.

Раньше ему никогда не приходило в голову, что когда-то у него будет свой собственный город, и не пройдет много времени, как Самарканд станет самым крупным в мире торговым и политическим центром. А однажды, когда его шурин Эмир Гусейн решил обосноваться в Балхе, Тамерлан попытался его переубедить, но в 1369 году, в бою с ним, после того, как побежденный Эмир Гусейн был убит, он женился на вдове шурина, принцессе Сарай Мюльк, дочери хана Джагатая из рода Чингисхана и тут же в Балхе созвал курултай.

На состоявшемся восьмого апреля курултае участвовали представители аристократии, беки, главы племен, соратники и даже те, кто раньше был противником. Присутствовали на курултае и очень уважаемые лица – Эмир Шейх, Байан из династии Сулдуз, Эмир Ульяти, Эмир Кейхосров из уруга Хатлан, Эмир Давуд из уруга Дуглат, Эмир Сарбугай из племени Джалаир, Эмир Джаку из племени Барлас, Эмир Зинда и другие. По древнему тюркскому обычаю, Тамерлана, сидящего на белой кошме, три раза приподняли вверх. После ритуального слова устада Сейида Берке «салават» его объявили Эмиром. С того момента он уже считался Эмиром удела Джагатая.

На трон хана Джагатая формально посадили Сургатмыша, а после его смерти в 1388 году на трон был посажен его сын Султан Махмуд. Потому как Тамерлан был женат на Сарай Мюльк, его назвали зятем Великого хана. Это звание позволяло Тамерлану единолично управлять всем уделом Джагатая.

После того, как он был объявлен Эмиром, Тамерлан стал задумываться о многих вопросах. Он прекрасно понимал, что дело не может ограничиться лишь тюрками, зиму проводившими на зимних пастбищах, лето – на альпийских лугах. Для общения с оседлыми народностями, для управления государством необходимо иметь столицу. А в столице для управления государством должен быть диван и его руководитель. Наряду с руководителем необходимы были один заместитель, арчы бей, первый визирь, контролирующий земельные, таможенные вопросы, пошлины, правопорядок, второй визирь по вопросам обеспечения продуктами воинов и оплаты их службы, третий визирь по вопросам дисциплины и наследству в армии, четвертый визирь по управлению дворцовыми затратами. Но прежде всего нужно было определить столицу.

Тамерлан все это хорошо понимал, он много думал на эту тему. Сначала он хотел сделать для себя столицей Кеш, где он провел молодость и где беком в племени Барлас был его отец Таргай, но потом переменил это решение. Потому что идея создания большой империи не может вместиться в маленький город – Кеш был слишком мал. В то же время не был легендарным. Столицей должен был стать город, который смог бы восстановить былую славу. Таким городом мог стать лишь Самарканд, полный мифами и легендами, город Алп Эр Тонга, жившего до Александра, в «Шахнаме» упоминавшегося как Афрасияб. Именно в этом городе пьяный Александр Македонский убил друга детства Клитани. Самарканд, находящийся на Шелковом Пути, издревле славился золотом и серебром. Издревле производившиеся в городе различные изделия, пахучие масла были популярны даже в Китае. Белые гунны, а потом и гектюрки очень любили этот город. Позднее, когда сюда пришел ислам, арабы называли Самарканд воротами Востока.

Чингисхан не оставил в Самарканде камня на камне. Безжалостно убивали всех, кто попадался навстречу, женщин, девушек насиловали, детей насаживали на пики, многие дома были разрушены, а самое страшное – была сожжена главная мечеть…

Стоило определить Самарканд новой столицей. Город восстановится, станет еще краше, будет расти и развиваться.

Как только Тамерлан выбрал для себя Самарканд в качестве столицы, в первую очередь он подумал о его укреплении. Работа началась с крепостных стен. И в скором времени Самарканд занял место среди таких знаменитых городов, как Султание, Тебриз, Багдад, Каир. А позже и опередил их.

После избрания Самарканда столицей Тамерлан издал указ о восстановлении города, о новом строительстве. За эти годы во всех уголках города были заложены сады, возведены дворцы. Специалисты, приглашенные в Самарканд со всех концов мира, за короткий срок изменили внешний вид города. На севере Самарканда был заложен не имеющий в мире аналога Северный сад. В 1397 году в честь женитьбы на дочери хана Джете Хызыра Ходжи был заложен сад Ханыгюль. Для принятия послов был разбит сад Дилафша. У нового сада не было аналогов, он был окружен высокой стеной, а по углам возведены башни. Бассейн в саду был весь выложен зеркалами.

Дворец в центре сада окружали различные фруктовые деревья, а сады Чинар и Райский были усыпаны цветами. Наряду с этим Тамерлан вел большие строительные работы в Кеше, Бухаре и других городах. Дворцы, медресе, мавзолеи, мечети росли как грибы после дождя, придавая городам еще большую красоту.

Всех очаровывали в Самарканде Голубой дворец, мечеть Биби ханум, мавзолей Шахи Зинде. Вокруг города цвели сады. Глядя на город сверху, среди буйной зелени можно было заметить многочисленные купола голубого цвета. Все центральные улицы города были выложены камнем, в конце каждой улицы была площадь. Основные улицы выходили на главную площадь, к Голубому дворцу.

После курултая Тамерлан на все должности посадил своих друзей детства и соратников. В государственной экономической политике у него было два основных направления: регулируемые цены, справедливая мера и рычажные весы. Он прекрасно понимал, что внедрение этого позволит ему добиться успехов во внешней политике. Правитель, не совсем уверенный за внутреннее состояние страны, не должен выходить в поход! Кажется, об этом ему не говорил Сейид Берке.

***

Увеличение с прошлого года числа караванов, приходящих в Самарканд, вызвало у купцов подозрение и растерянность. Они подозревали, что будет поход. Если он будет, то где будет война? Сперва это обсуждалось втихаря, потом в мозгах у всех купцов прочно засела мысль: поход будет! На самом деле купцы и караванбаши радовались, когда были походы. Нескончаемые походы Тамерлана за несколько лет обогатили купцов Самарканда. Коммерсанты прекрасно понимали, что, следуя за войсками, они могли по дешевке скупать у воинов ценности, затем сперва в Самарканде, потом в четырех сторонах света продавать их по баснословной цене.

– Будет поход, поход будет!

Эта мысль гуляла по улицам, базарам, домам, но никто не говорил о сроках.

Как правило, купцы прекрасно знали, что более всего необходимо во время походов. Когда Тамерлан отдавал приказ о походе, воинам предписывалось взять один шатер на восемнадцать человек, двух коней, лук и стрелы, кольчугу, меч, шило, пустой мешок, мешок соли, заступ, десять игл, нитки, один тулум.

Десятники брали с собой шатер, плетеные доспехи, меч, лук, стрелы, пять коней и кольчугу; сотники также один шатер, десять коней, меч, кольчугу, лук, стрелы, булаву, кас кан; тысячники каждый по шатру, зонт, возможно большее число доспехов, дротики, пики, мечи, кольчуги, луки и стрелы.

Первый эмир должен взять сто десять коней, второй эмир – сто двадцать коней, третий эмир – сто тридцать коней, четвертый эмир – сто сорок коней. А эмир всех эмиров не менее трехсот коней.

У каждого пехотинца должен был быть меч, лук и стрелы. И запас стрел – кто сколько сможет взять. Их во время боя не должно было быть меньше положенного. Эти законы, установленные Тамерланом, в первую очередь тяжестью ложились на плечи сотников, тысячников и десятитысячников, которые с ответственностью относились к их выполнению. Если бы поход состоялся, возросла бы потребность в зерне и мясе, в конях и ослах.

…Несмотря на мелкий дождь и грязь на улицах, народу было много. Была пятница, но и на базаре было не протолкнуться. Однако многие потеряли интерес к торговле. Тоскливость погоды отпечаталась и на лицах людей. Разговоры, пересуды в последнее время совсем охладили пыл купцов. Хорошо шла работа у торговцев сезонными фруктами, сухофруктами, орешками, лепешками, жаренными тут же на круглых дисках. Неплохо шла торговля и в мясных рядах.

Пятидесятилетний управляющий базара, уединившись в своей комнатке, приткнулся в теплой печке и никого не принимал. Ну, примет, ну и что из этого? Он и сам ждал известий из дворца от мужа сестры Тамерлана, правителя Самарканда и управляющего канцелярией Давуд бека. Еще в прошлом году после подпольно организованного большого застолья, изрядно перебравший Давуд бек, заикаясь, проговорился о том, что внук самого Эмира, сын Джахангира Пир Мухамади отправлен на юг для подготовки. Тогда управляющий базара не обратил на эти слова внимания, подумав, что после стольких побед Эмир из Самарканда никуда не выйдет. Однако для походов у него уже подросли сыновья и внуки. Управляющему никак не удавалось поразмыслить глубже, мысли начинали разбегаться. И от Давуд бека не было конкретного указания. Если бы он услышал о походе, сразу бы погрузился в мечты о том, как заработает золото сундуками. И хотя казна его была полна золота, ему все было мало. Нужно было только подтверждение известия.

Теперь управляющий, облокотившись на подушки, подставив бок печи, нежась, ушел в думы. Поэтому не ответил на тихое постукивание по двери. Когда в дверь постучали громче, управляющий нехотя выпрямился

– Кто это там меня утомляет?

В тихо отворившуюся дверь сперва просунулась голова слуги, потом раздался испуганный голос:

– Ага, из Ширвана прибыл купец Агбаба. Хочет попасть к вам на прием. Что ему сказать?

Управляющий хорошо знал Агбабу из Ширвана. Знал и о том, что Ширваншах Шейх Ибрагим был союзником Тамерлана. Кроме этого был приказ Эмира: «Всех купцов хорошо принимать и устраивать». Не выполнившие приказ могли поплатиться головой. Более того – многих купцов принимал сам Тамерлан. Поэтому управляющий, не раздумывая, приказа слуге:

– Чего ты ждешь, приглашай уважаемого гостя! – Сам же встал, приосанился, поправил одежду.

Когда купец Агбаба вошел вовнутрь управляющий бросился навстречу, двумя руками схватил его ладонь.

– Добро пожаловать, уважаемый Агбаба! Как поживает Ширваншах Ибрагим? Там все спокойно? С каким грузом ты прибыл на этот раз в Самарканд? Что повезешь обратно?

Купец Агбаба из Ширвана, мужчина лет сорока, сорока пяти, ходил с караванами от Москвы до Дели, от Самарканда до Каира. Его, помимо всего прочего, знали как человека очень информированного, как буквально кладезь секретов.

Купец Агбаба, прищурившись, посмотрел на управляющего базара, улыбнулся и, не снимая меховую шубу, опустился на предложенные подушки. Он прекрасно понимал смысл заданного вопроса. То есть что ему поручил Ширваншах? Какие поручения Эмир дал Ширваншаху? Но все это нельзя было озвучивать – это не отвечало его интересам. Кто такой этот управляющий базара, чтобы из-за него идти на плаху? Но для того, чтобы самому кое-что разузнать, что-то надо и сказать.

– У Ширваншаха Шейха Ибрагима все нормально и, благодаря Великому Эмиру, да продлит Аллах его годы, изо дня в день становится все лучше. По мере улучшения положения населения и государства мы тоже ведем в Самарканд караваны.

Подобного рода ответ означал, что сын Эмира Мираншах не очень-то способен вмешиваться в дела Ширваншаха. По этой причине отношения Ширваншаха и Эмира не испорчены, Ширваншах остается его надежным соратником. Управляющий тоже был не лыком шит, не вдаваясь в подробности, по простым ответам на простые вопросы должен был понять, что в Ширване тоже что-то готовится. А если эта подготовка имеется, значит, в скором времени поход может начаться и из Самарканда. Он делал это отнюдь не из шпионских соображений – управляющего интересовали только золото и серебро. Он всегда собирал информацию у приезжавших и уезжавших, зарабатывая тем самым большие деньги.

Управляющий оскалился на поверхностный ответ купца.

– Да, прекрасно, прекрасно. Дай бог, чтобы между нами всегда было дружелюбие. Да, я не спросил, вы что-нибудь выпьете?

Агбаба перебил его.

– Нет, нет, спасибо! В караван-сарае я поел горячего супа. Моя же просьба к вам – взыскать пошлину за привезенные товары и разрешить их продажу. – Купец Агбаба, не дожидаясь ответа, сунул руку во внутренний карман шубы, вытащил мешочек, полный золотых монет, развязал его и положил на ковер перед управляющим. – Пожалуйста, я свое дело знаю, здесь больше чем надо.

Управляющий, у которого при виде золота загорелись глаза, схватил мешочек, не считая деньги, спрятал в стоящий рядом сундук. Здесь в таких делах никто никого обмануть не мог.

– Хорошо, а что ты привез?

– На этот раз это хорошая кожа, дубленые шкуры.

– К-о-ожа! – управляющий, растягивая букву «о», странно сжал губы, и с удивлением спросил:

– Сколько верблюдов?

– Двести пятьдесят.

Глаза управляющего чуть не вышли из орбит.

– Двести пятьдесят?

– Да, двести пятьдесят.

Управляющий с трудом выговаривал слова.

– Зачем тебе столько кожи? На наших базарах ее больше чем достаточно.

А про себя подумал, что догадки его не обманули: поход будет. Все купцы привозили в Самарканд все необходимое для войны.

Беспечное выражение лица купца не изменилось.

– Не знаю, был заказ, я привез.

– А что повезешь в Ширван?

– Старинные вещи, изделия из золота и серебра, фарфоровую посуду. Короче, все, что хорошо продается по ту сторону Хазара.

Полученная управляющим информация была достаточна для подтверждения его догадок. Теперь основной задачей было ждать вестей из дворца. Поэтому больше ни о чем не спрашивая у купца, вытащил из сундука по левую руку лист китайской бумаги и печать. И делая вид, что это был просто разговор, улыбнувшись, тиснул круглую печать на разрешение для купца. Потом двумя пальцами поднял листок, дунул на него, чтобы чернила быстрее высохли, протянул Агбабе.

– Возьми, ага, Аллах тебе в помощь. Чтобы на твоем блюде всегда был хлеб!

Купец взял бумагу, мельком взглянул на нее, убедившись, что чернила высохли, сложив, спрятал во внутренний карман шубы, встал и поблагодарил управляющего.

– Пусть Аллах всегда будет доволен вами, ага! Каждый раз, когда я бываю здесь, вы всегда решаете мои вопросы. Поэтому на это раз я хотел бы…

Увидев, что управляющий встал и уставился на него, купец оборвал фразу. Как получилось, что управляющий не обратил внимания на прекрасную меховую шубу купца? «Вся торговля мира проходит через Самарканд, а они одеваются лучше нас», – подумал управляющий.

Агбаба словно читал его мысли.

– Да, я вот о чем, ага… Каждый раз, когда я бываю здесь, вы встречаете меня с большим уважением, поэтому я привез вам в подарок меховую шубу. Очень прошу вас принять этот маленький подарок. Он в вашей приемной, в мешке. Прикажите слуге, пусть принесет.

Управляющий не поверил своим ушам. Такой дорогой подарок невозможно было получить и от самого эмира.

– Ага, ну зачем так себя утруждать?! – Сказав это, он крикнул слуге: – Эй, ты, принеси мешок гостя из приемной!

Дверь отворилась и тут же затворилась. Слуга внес мешок и положил его к ногам управляющего. Купец наклонился и развязал мешок. Вытащил из мешка шубу, сшитую из дорогих мехов, потряс ее, расправляя. Потом накинул на плечи управляющего. Отошел, глянул на сверкающий мех.

– Браво, носите на здоровье, как будто на вас сшито. Достойна султанов.

Агбаба умышленно не использовал слово «хан». Ибо знал, что здесь хан и эмир ставится намного выше, чем шах или султан.

Управляющий вновь стал благодарить купца.

– Да продлит Аллах твои годы, ага! Чтобы руки твои никогда не были пусты!

Когда купец Агбаба попрощался с управляющим и вышел, слуга постучался вновь, потом, не дожидаясь разрешения, просунул голову в проем двери.

– Ага, из дворца пришел человек, пригласить?

Управляющий, еще не пришедший в себя от такого подарка и даже не присевший, вдруг замер на месте и его охватило волнение. Ему даже не пришло в голову снять шубу. Походил по комнате, обернулся к голове, торчащей из двери.

– Чего ты ждешь, сукин сын, конечно зови, пусть идет!

Голова в двери исчезла, чуть позже створки распахнулись, гонец из дворца вошел в комнату. Это был слуга Давуд бека. Он передал управляющему бумагу и, не спрашивая разрешения, ушел.

Сразу развернуть листок духа не хватило. Потом этот маленький листочек начал буквально жечь руку управляющего. После этот жар перешел на пальцы, затем разлился по всему телу. Управляющий почувствовал, что эта записка решит его судьбу. Потом, не раздумывая, развернул. Там была всего одна фраза: «Будет поход, готовься!».

Управляющий сжал записку в руке. Уставился в одну точку. Потом бросил листок в печь. Упав на раскаленные угли, клочок бумаги мгновенно вспыхнул. Мысли управляющего были совсем далеко. Он не отрывал взгляда от огня, и, казалось, взгляд еще более разжигает огонь. Наконец он принял решение и приказал созвать к нему главных купцов.

Когда в комнату стали собираться купцы, торгующие кожей, железом, шелком, нитками и другими товарами, управляющий, усиленно шевеля извилинами, удобно сел и, скрестив ноги, стал потягивать кальян. Когда все собрались, он знаком приказал слуге убрать кальян. Купцы, удобно устроившись, приготовились слушать. Управляющий дал краткие и конкретные указания.

– Прекратите разговоры на базаре! Занимайтесь своими делами! Похода не будет! Уходите!

На купцов, поверивших за последние дни слухам и желавших подороже продавать товары, словно вылили ушат холодной воды. Опустив руки, понурые, они отправились на базар. Как только купцы, придерживавшие товар в ожидании повышения цен, вернулись на базар, они нарушили торговую тишину. Базар ждал, с чем они вернутся от управляющего. Весть о том, что похода не будет, заставила их выбросить весь припрятанный товар на рынки, и, естественно, цены сразу упали.

К вечеру, когда на базаре появился человек, считавшийся доверенным лицом управляющего, этому вначале никто не придал значения. Собственно, он бывал здесь каждый день, ходил по базару, присматривался ко всему. Но от торговцев не ускользнул тот факт, что Баллы прошел на кожевенный ряд и стал делать покупки. Через некоторое время Баллы начал стремительную торговлю.

– Сколько у тебя кожи?

Торговец, хорошо зная Баллы, не обратил на вопрос особого внимания и равнодушно ответил:

– Двадцать пять верблюжьих вьюков, – сказал он и отвернулся.

– Почем отдаешь?

Торговец обернулся и насмешливо спросил.

– Как будто не знаешь, за двадцать.

– Отдашь за пятнадцать курушей, возьму все.

Торговец с выпученными глазами уставился на Баллы.

– Зачем тебе столько кожи? Похода… похода же не будет!

– Какое твое дело? Куплю, брошу собакам на съедение. Так продашь или нет?

Если похода не будет, ждать смысла не имело. А продать оптом было выгодно. Да и скандал здесь был бы лишним расходом. Да и при подсчете это были немалые деньги. Но торговец не забыл о том, что надо торговаться.

– За семнадцать.

Баллы помахал рукой.

– Нет, за пятнадцать, и точка! Ты знаешь, что беру не для себя. Хозяин поручил. Он тоже для кого-то берет. Не продашь ты, куплю у другого. Ты слышал…

– Что?

– Из Ширвана пришел караван с грузом кожи. Двести пятьдесят верблюдов с поклажей. Если завтра выбросят на базар, даже за пятнадцать не продашь. Пока не поздно, соглашайся.

Торговцу ничего другого не оставалось.

– Хорошо, за пятнадцать так за пятнадцать. С помощью Аллаха! Для согласия протянул руку Баллы. Баллы вытащил из-под кушака мешочек с золотом, пересчитал.

– Держи деньги, как стемнеет, слуги придут и заберут товар.

Таким образом Баллы обошел купцов, торгующих кожей, железом, нитью, договорился с ними. У кого какой товар был, все скупил по низкой цене. Под его руководством ночью все товары были перенесены в амбар управляющего. Несмотря на настойчивость Баллы, только купец Агбаба отказался продать свой товар. Он знал, что у него есть заказчик, которому товар доставлен из Ширвана…

Наутро базар гудел как растревоженный улей. Весть разнеслась со скоростью молнии. Поход будет! Как только купцы получили эту весть, на базаре поднялся гул, в воздухе разлилось напряжение. Купцы начали искать товар, необходимый для похода, но ни у кого ничего не осталось.

Теперь наступал момент для зарабатывания денег управляющим. Десятники, сотники ходили по базару, но когда видели то, что им нужно за чересчур высокую цену, ворча себе под нос, уходили. А цена товаров, необходимых для войны, безудержно росла. К обеду цена кожи с двадцати курушей возросла до пятидесяти…

…Через день дорога, которая шла от основной резиденции империи – Голубого Дворца – была выложена коврами. Тамерлан со своим приближенными ехал на базар. Впереди выступали зурначи и барабанщики с бубнами. Громкие звуки зурны и удары бубна возвещали о том, что это идет сам Тамерлан. Впереди музыкантов двое несли переносную виселицу. Люди, видевшие виселицу, понимали, что будет что-то интересное, стекались к обочинам дороги, приветствовали Эмира и его приближенных.

Рядом с Эмиром был его четырехлетний внук Улугбек. Несмотря на юность, он гордо сидел на коне. Позади Тамерлана ехали его соратники Жаку бек, Сейфеддин бек, Ардешир Гавчин, члены совета Сан Буга бек, Гусейн Барлас, Аг Буга бек, правитель Самарканда Давуд бек. Когда процессия дошла до базара, Тамерлан натянул поводья. Музыканты и барабанщики замолкли. Все ждали, что же произойдет. Управляющий базаром подбежал, поприветствовал Тамерлана, поцеловал стремя с правой стороны, отошел и преклонил колени. Эмир некоторое время, прищурившись, смотрел на него и людей. На кого именно смотрел он, было неясно. Наступила тишина. Было непонятно, для чего Тамерлан пришел на базар. Затянувшуюся тишину нарушил чей-то величественный голос.

– Эй, негодяй, где этот плут?

От вспыльчивого возгласа Эмира у управляющего пересохло в горле. Не понимая, что происходит, он поднял голову и залепетал:

– О ком… вы… говорите, хозяин?

Голос Тамерлана стал еще тверже, загремел на весь базар:

– О твоем помощнике, негодяе Баллы! – И приказал одному из телохранителей: – Быстро найди его. Из-за него мы прибыли на базар. Пришли, чтобы устроить суд, принять справедливое решение, а его нет. Найди его!

Несколько телохранителей бросились в толпу. Собравшиеся вокруг люди были в полной растерянности. Никто ничего не понимал, но и спросить друг у друга не решались, только молчали. Более того, боялись даже поднять голову, чтобы не напороться на гнев Тамерлана. Все внимание было приковано к управляющему. Все были уверены в одном – управляющему пришел конец. Прошло немного времени, как приволокли Баллы и бросили к ногам коня Эмира. Помощник управляющего так и стался лежать ничком.

Он не был даже в состоянии поприветствовать правителя. Эмир с ненавистью посмотрел на него, перевел взгляд на телохранителей. Это означало: поднимите его. Двое, завернув Баллы руки, подняли его.

Голос Тамерлана, казалось, разрушит базар:

– Почему народ с толку сбиваешь, негодяй!? Или ради наживы готов пожертвовать жизнью? Разве не ты отдал приказ поднять цены выше установленных? Обманываешь купцов, говоришь, похода не будет, снижаешь цены, потом распускаешь слух о том, что поход будет, и скупленные товары поднимаешь в цене в пять раз. Отвечай, шельма, кто тебя научил? Ты до такого не додумаешься.

Баллы поднял голову, изумленно посмотрел на правителя. Он был бледен как смерть, язык присох к небу.

– Я-я-я не ви-но-ват, клянусь, не виноват, о правитель. Как мне приказали, так я…

Он не договорил. От страха и волнения он трясся, рыдания душили его. Был уверен, что ему пришел конец. И как бы в последний раз оглядел собравшихся.

На самом деле Тамерлан прекрасно знал, кто стоит за этим. Он просто хотел довести это до всех, заставить их уважать законы, привить страх. Для этого стоило устроить суд на базарной площади. Он знал и то, чье имя назовет Баллы, но народ должен был услышать это от него самого.

– Ну что, язык отсох? Сейчас прикажу тебе в глотку налить раскаленного свинца, тогда быстро заговоришь. Говори, кто тебе приказал! – посмотрев на окружающих, крикнул Эмир.

Баллы словно язык проглотил, будто в горле кусок застрял. Вытаращив глаза, оглянулся на управляющего, стоящего на коленях перед конем Эмира.

Тамерлан нагайкой указал на управляющего.

– Этот? Управляющий?

Баллы вдруг с трудом кивнул отяжелевшей головой. А все еще стоявший на коленях управляющий напоминал чучело. В этом виде он ничем не отличался от пугала в огороде, установленного для распугивания птиц. Он чувствовал на себе жесткий взгляд и таял, как снег на жарком солнце.

Вдруг он свалился в ноги коня и завыл:

– О правитель, пощади, я не виноват, не виноват!

Тамерлан гневно посмотрел на него, потом повернулся к народу.

– Люди, если человек первый раз совершает ошибку, его можно возвратить в веру, простить, – громко сказал он. – Однако если эти ошибки становятся привычкой, его никогда нельзя простить. Разве не так?

Не ожидая ответа, он опять повернулся к управляющему.

– Ты делал маленькие ошибки, мы знаем это, но закрывали глаза. Мы считали, что нельзя наказывать человека за мелкие ошибки. А оказалось, что мелкие ошибки такого жулика, как ты, открывали дорогу большим грехам. Да, все большие дела начинаются с маленьких. Если бы мы не закрывали глаза на твои мелкие ошибки, сегодня ты не совершал бы больших грехов.

Тамерлан нагайкой указал на управляющего и обратился к народу:

– А результатом стало то, что этот негодяй пошел против дел государства, бросил тень на нашу политику. Скорее всего и тебя кто-то научил, кто-то стоит за тобой, раз ты отважился нарушить мой приказ. Говори!

Управляющий как лежал, так и не смог двинуться.

– Где правитель Самарканда? – спросил Тамерлан у приближенных, не отрывая гневного взгляда от управляющего. – Не ожидая ответа, приказал телохранителям, указывая на управляющего: – Поднимите его!

Два телохранителя проворно подскочили, взяли под руки управляющего, подняли. В этот момент Давуд бек соскочил с лошади, подбежал к Эмиру, опустился на одно колено.

– Я здесь, правитель!

Несмотря на то, что правитель Самарканда был его ближайшим родственником, жесткости в голосе Великого Эмира не убавилась.

– Разве не ты отвечаешь за этот город? Перед твоими глазами происходят такие безобразия, почему не видишь? Ну? У этого могут быть две причины: или ты в сговоре с управляющим, или ты не на месте, бездарен. Я бы хотел, чтобы ты был бездарным.

Давуд бек не растерялся.

– Мой правитель, да продлятся твои годы! Когда я получил указание, отправил управляющему записку, чтобы он готовился.

– Что было в записке?

– Будет поход!

Эмир, поняв, что ближайший родственник избавился от веревки на шее, глубоко вздохнул. Но слова Давуд бека должен был подтвердить и управляющий. В противном случае население города неверно поняло бы это. Поэтому он крикнул управляющему, который еле держался на ногах, поддерживаемый телохранителями.

– Скажи, правду говорит Давуд бей? Посылал он тебе такую записку?

Голова управляющего, едва державшаяся на шее, мотнулась в знак согласия. Нагайка Эмира решительно указала на управляющего и Баллы.

– Кто нарушит указ, кто грабит народ, предаст страну, скроет правду, его судьба будет такой! Суда справедливости избежать нельзя. Я объявляю свое решение: повесить!

Толпа как будто ждала этого момента, взорвалась аплодисментами, возгласами, прославляющими Эмира.

Глашатай, занимающийся мобилизацией и обеспечением армии, воодушевленно закричал:

– Слава Великому Эмиру!

– Таким бывает справедливый, великий правитель!

– Где есть справедливость, там есть добро и изобилие!

Когда телохранители начали тащить к виселице, давно ожидающей своих жертв, этих двоих, окаменевшими взглядами взирающими на происходящее, управляющий словно очнулся.

– Правитель, я ни в чем не виноват, мне многое надо сказать тебе. Люди, это все игра, меня сделали козлом отпущения! – из последних сил крикнул он.

Но среди грома аплодисментов и восторженных криков толпы этот крик не был слышен. На самом деле своей алчностью управляющий давно сунул голову в петлю, Великий Эмир лишь объявил о своем решении. Если за ранние прегрешения управляющий не получал наказания, значит тогда надо было так. А теперешняя расплата за недостойные игры была логическим наказанием за предыдущие прегрешения. Какое значение имели подробности? Главным была суть. И за эту суть Эмир считал приемлемым отдать одного жулика в жертву государственной политики. В стране, которая собиралась воевать, держать на высоких должностях подобных людей было недопустимым. Это решение должно было создать долговременную стабильность в столице империи.

Великий Эмир и его приближенные, повернув коней, направились во дворец. И хотя они уже были далеко, за ними остался поучительный след: на виселице болтались трупы управляющего и его помощника.

***

В четырехэтажном дворце все готовились к походу. Темп жизни дворца и заботы полностью изменились. Все бегали, куда-то торопились. В подвале мастеровые спали по очереди, кузнечные меха не останавливались, не прекращался звон молота о наковальню. И хотя от звуков ударов молота у кузнецов болела голова, работа ни на минуту не останавливалась. Все занимались изготовлением оружия. Этот подвал считался основным оружейным цехом Тамерлана. Здесь ковали мечи, пики, щиты, стрелы, булавы, шлемы, доспехи и многое другое. Потом все это проверялось, испытывалось, затем сдавалось на склады.

Один из подвалов был монетным двором правителя. Оборот денег в империи начинался отсюда. Здесь чеканились монеты, которые распространялись по всему миру.

В соседнем подвале содержались самые опасные противники Эмира.

Оживление было и в верхней части дворца, даже в женской половине: женщины тоже готовились к походу.

Еще в молодости, когда Тамерлан женился на Олджай Ага, она родила ему сына Джахангира. Еще до курултая во всех походах наравне с Тамерланом делившая трудности и невзгоды кочевой жизни, не оставлявшая его ни на миг, Олджай Ага ханум совсем молодой ушла из жизни. А любимый сын Тамерлана Джахангир был убит в одном из боев в 1375 году. Сыновья Джахангира Мухаммед Султан и Пир Мухаммед были любимыми внуками правителя. А жена Джахангира принцесса Севим ханум была выдана замуж за Мираншаха и отправлена в Азербайджан. После смерти Олджай Ага Тамерлан женился на вдове своего шурина Гусейна Сарай Мюльк и сделал ее первой женой своего гарема. Туман Ага, Дурмуш Ага и Тюкель соответственно стали второй, третьей и четвертой. Кроме этих четырех жен Тамерлан больше ни на ком не женился. Тамерлан пережил смерть двух сыновей из четырех – Джахангира и Омара Шейха (1391). Из оставшихся в живых Мираншах управлял Азербайджаном (с перерывами), а Шахрух – Хорасаном с центром в Герате. Тамерлан отнюдь не держал своих детей при себе и не холил их.

Женщины прекрасно знали, кто из них пойдет с Тамерланом в поход. Но, несмотря на это, готовились все. Никто не понимал окончательного решения Тамерлана, его назначения и указы или менялись, или же откладывались. Как правило, Тамерлан, отправляясь в поход, брал с собой всех жен, однако за несколько дней до боя оставлял одну, остальных отправлял в безопасное место. После победы опять звал их к себе, включая внуков.

Учитывая, что этот поход должен был проходить через труднодоступные и скалистые территории, он предварительно принял решение взять с собой только одну жену. Но, несмотря на это, женщины готовились провожать Эмира. Женщины дворца шили себе одежды из шелка, тонкой шерстяной ткани тирме и атласа, цвета выбирали по вкусу. Самым популярным из головных уборов был колпак, который украшался изумрудами, алмазами и другими драгоценными камнями. Из-под колпака опускалась вуаль для прикрытия лица. На кончике колпака красовался небольшой шарик, завершающийся мягкими птичьими перьями. Концы перьев, закручиваясь, падали вниз. Для придания лицу большей красоты эти перья иногда опускались до глаз.

Женщины надевали ниспадающие длинные платья, или юбки-фистан. Подол платья расшивался золотыми нитями. В зависимости от сезона поверх платья надевали наплечные накидки из тирме или бархата.

Сарай Мюльк, дабы показать свое господство, часто давала указания другим женам, поочередно называла необходимые вещи, которые должны были укладываться для похода Эмира, часто повторяла, затем проверяла исполнение. На самом же деле обеспечение похода к женщинам никакого отношения не имело. Просто это делалось для поддержания собственного авторитета, из претенциозности и высокомерия, и никто этому не противился. Тюкель, со стороны с сарказмом поглядывавшая на Сарай Мюльк, но не отваживавшаяся, однако, что-либо сказать, свою ненависть проявляла только в мыслях. Только посмотри на нее! Отдает такие приказания, будто она пойдет с Великим Эмиром в поход! Не утруждай себя, все, что надо, сделано, все давно определено. Ее совиное лицо не увидит ни одной победы! Великая ханум Сарай Мюльк тоже исподтишка поглядывала на Тюкель. От ее смышленого взгляда не ускользнуло, что младшая ханум ведет себя достаточно спокойно и довольна собой. Но что она могла сделать? Приказ правителя был категоричным: в поход пойдет только одна из жен!

Тем не менее, она продолжала приказным тоном:

– Младшая ханум, – со злостью обратилась она к Тюкель, – все в порядке? Да, запомни, Великий Эмир очень не любит, когда у него перед глазами часто мелькают, об этом даже не думай. Когда захочет, сам придет к себе.

Тюкель ханум, хотя и поняла злобный смысл этих слов, однако воздержалась от резкого ответа, ограничившись кивком в знак согласия.

– Как вы сказали, я так и сделала, Великая ханум.

Давно понимая выбор Эмира по его поведению, проявление осведомленности, тем не менее, могло взъярить Великую ханум. Поэтому, засмеявшись, она посчитала свою миссию завершенной.

Другие жены тоже не стали воздерживаться от реплик. Дурмуш ханум, по красоте не уступавшая Тюкель, тоже ее подколола:

– Скорее всего, самые лучшие трофеи Великий Эмир отдаст тебе. Ведь ты его последняя жена!

– Когда будешь выбирать трофеи, нас не забудь, – на этот раз не удержалась Туман Ага. Великая ханум поняла, что сейчас жены схлестнутся, и дело может дойти до драки. Младшая ханум ей не возразила, потому что ей не дано было такое право. Но другие жены могли ей ответить. Поэтому она решила вовремя пресечь разговоры:

– Женщины, прекратите пересуды. Разве когда Великий Эмир возвращается из похода, не показывает вам все трофеи? А вы всегда брали то, что вам нравилось. Что вы теперь хотите от младшей ханум? Услышит Эмир, всех накажет.

Женщины замолчали. Знали, что все бытовые вопросы во власти Великой ханум. Это право ей дал сам Великий Эмир.

В этот момент в комнату вошли Улугбек и его молоденькая няня Шады Мюльк, плененная в Азербайджане. Не дожидаясь упреков, принесла свои извинения:

– Ханум, я не смогла остановить маленького бека. Капризничает, говорит, бабушку хочу.

Тамерлан воспитание своего внука Улугбека до семилетнего возраста поручил Сарай Мюльк. И хотя у него была няня, за все отвечала Великая ханум. Была и другая причина того, почему маленький принц был отделен от отца Шахруха и матери Гевхар Шад…

Улугбек по-детски шаловливо вырвался из рук няни и бросился к бабушке. Поцеловав ее в обе щеки, удобно устроился у нее на руках и стал разговаривать по-взрослому:

– Бабуля, ай, бабуля!

От этого сладкого голосочка ханум возрадовалась. Поцеловала глазки, погладила по голове.

– Джан, мой маленький, что ты хочешь?

Улугбек пальцем показал на няню:

– Бабушка, я ей в глаза посмотрел.

Бабушка с удивлением посмотрела на няню.

– Почему? Что в них необычного?

– Знаешь, бабушка, ее глаза чисты как безоблачное небо. А зрачки светятся как звезды ночью.

Великая ханум весело рассмеялась. Остальные жены тоже присоединились к ней. Она крепко обняла ребенка.

– Ах, ты моя умница! Ладно, а кто тебя научил этому? Няня?

Няня густо покраснела. Она боялась, что ханум рассердится. Однако Улугбек сам ее выручил из этой ситуации.

– Нет, бабушка, она мне ничего не говорила. Я сам понял это. Ее глаза похожи на небо. – Тут Улугбек резко переменил тему разговора: – Бабушка, я тоже пойду в поход?

– Нет, тебе пока рано, мой маленький.

– А дедушке? А ему скажете, что поздно?

Сарай Мюльк вновь разобрал смех.

– Дедушка придет, сам у него спросишь.

– А когда он придет?

Дедушка же пока в гарем приходить не собирался. В моменты, когда голова была забита другими вопросами, ему было не до гарема. Этот поход не будет похож на другие. Тамерлан объединил ранее развалившиеся и воевавшие меж собой улусы Чингисхана, создал великую империю, в 1395 году на берегах Терека полностью победил хана Тохтамыша, разгромил, разграбил и разровнял с землей столицу Таны, Сарай Астрахань. Таким образом, Золотая Орда, созданная внуками хана Батыя и наводящая страх на всю Европу, после вмешательства Тамерлана развалилась на несколько частей. Собственно, Тамерлан не собирался идти на Тохтамыша. Более того, чтобы вернуть его на трон, ровно пять раз воевал с Золотой Ордой. В 1376 году Тохтамыш при непосредственном вмешательстве Эмира взошел на трон Золотой Орды, получив при этом при правителе титул «сына». После московской победы Тохтамыша, случившейся в 1380 году, его приближенные главным врагом его представили Тамерлана. По этой причине, опираясь на своих приближенных, Тохтамыш поднялся на войну против Тамерлана. В 1386 году он разграбил Тебриз, в 1387 году Кавказ, в том же году окружил Бухару. И только то, что Тамерлан двухмесячный путь одолел за пятнадцать дней, спасло Бухару от окружения, а Тохтамыш смог уйти на север. Когда в 1394 году Тохтамыш вновь совершил поход на Кавказ, терпение Тамерлана лопнуло и он принял решение окончательно покончить не только с Тохтамышем, которому делал все только хорошее, но и в целом с Золотой Ордой.

Разгромив Золотую Орду, Тамерлан направил свои войска на Москву, но, не дойдя до нее тринадцать фарсахов, от города Елец повернул армию на юго-запад и на берегу Азовского моря взял Казаки. Здесь он освободил мусульман, исповедующих же другую веру брал в плен или требовал большую дань.

Азербайджан, Багдад, Хорасан, Герат и другие города, считавшиеся землями Хулагу, давно были в подчинении Тамерлана.

В Средней Азии же у Тамерлана противников не было. Эмир хотел повторить победные походы Александра Македонского, Махмуда Газневи и Чингисхана. Не было у него большей цели для самоутверждения себя в качестве полководца. К тому же эти завоеватели ничем не превосходили его, он мог еще более блистательными успехами украсить историю. Поход в Индию должен был отличаться от предыдущих. Дальше… Дальше были еще большие, дальние цели. Эти цели впечатались в память тюркского духа. Там, в дальних уголках грез его воины мыли сапоги в водах чужих озер, эти места становились родными. А пока правитель готовился в поход на Индию, все помыслы, талант и мастерство тратил на меры по этому поводу. Он не находил время оставить приемную дворца хотя бы на время, каждую минуту кого-то принимал, уходил один, приходил другой. Будто бы все поручения уже были даны. Но возникали новые вопросы, из них всплывали другие. Он отзывал в Самарканд гонцов, купцов и дервишей, в свое время отправленных во все концы царства, принимал их, с каждым встречался по отдельности, задавал многочисленные вопросы, делал выводы. Все, кого он принимал, уходили из приемной с неопределенными мыслями. Потому что выводы, которые делал Великий Эмир из этих встреч, были известны лишь ему одному.

Помещение для тайных встреч находилось в дальнем уголке дворца. Это было сделано по личному указанию Эмира. Гости, которым вход во дворец через главные двери был заказан, входили через заднюю дверь, оттуда их провожали в секретную комнату. Купцов и дервишей размещали по отдельности, принимали их таким же образом. Хотя Эмир очень любил жить в шатре, который ценился им превыше дворцовых палат, принимать приглашенных во дворце было необходимостью. Нужно было показывать людям свое благоволение, в то же время сообщать о том, что поход пока не начинается. Это должен был быть совсем другой поход. Ни воины, ни писари такого похода еще не видели. Это в то же время должно было считаться победным походом Ислама. Индия стала бы известной и как мусульманская страна. А, значит, его поход был богоугодным делом.

От того, что погода была морозной, слуги поставили в комнату жаровню с пылающими углями. Как только угли прогорали, жаровня заменялась другой. Таким образом в комнатах, как и в шатрах, сохранялось постоянное тепло, и тех, кто входил с холода, оно приятно овевало. Ковры, покрывавшие стены и пол комнаты, тоже были предназначены для утепления. Поверх ковров были развешены шелковые ткани разных цветов. Это придавало комнате еще большую красоту.

Купца Афшари, шедшего по коридору, также проводили в помещение через заднюю дверь. Купец, увидев развешенные на стенах и постеленные на пол ковры, застыл на месте. Это место напоминало казну ковров. Ему захотелось до них дотронуться, погладить, разглядеть изумительные рисунки. Он не мог поверить, что это чудо создано руками человека. Ни в одной стране он не видел таких ковров. Эти были очень богатыми и дорогими. Сел, пришел в себя и украдкой провел по ковру рукой. Да, эти места были очень богатыми. Однако здесь вовсе не считалось легким делом сохранить голову на плечах. Осторожность не помешала бы. Одно неосторожное или не к месту сказанное слово могло привести к тому, что через ворота дворца голову и тело могли вынести по отдельности. Когда его взор насытился увиденным, он обернулся к жаровне с углями и неожиданно услышал за собой шорох. Обернулся. Угол ковра на одной из стен отогнулся и, волоча ногу, в комнату вошел Тамерлан. Ковер беззвучно лег на место. Купец Афшар застыл от увиденного: слишком уж неожиданно появился Эмир.

Звонкий голос Эмира вдруг изменил атмосферу комнаты.

– Ну что, пришел?

От голоса Эмира купец вздрогнул. Моментально вскочив, упал к ногам правителя.

– Пришел, мой повелитель. Причем с хорошими новостями.

– Встань, садись! – властно приказал Тамерлан, а сам, присев на подушки в углу, подтянул под себя левую ногу, вытянул правую и устроился поудобнее.

– Какие вести из Дели? Письмо мое передал Султан Махмуду?

Купец Афшар сел напротив, но ответил, не поднимая головы:

– Передал, мой правитель. Правда, расходы были большие. В их дворце ничего нельзя делать без денег, золота, сплошная торговля.

Тамерлан в душе посмеялся над хитростью купца. «Ах, ты, старый волк! Хочешь то, что потратил там, вдвойне заработать здесь. Ну, если новость хорошая, почему бы и не заработать. Если во дворце все берут, все дают, то что творится в стране? Такое государство долго не проживет!».

– Ответ на письмо дали?

– Нет, мой правитель, султан на ваше славное письмо не пожелал ответить. Прошу прощения, мой правитель, эти негодяи даже намекнули, что не боятся воевать с «хромым».

Купец Афшар, произнося эту фразу, преследовал некую цель. Все знали, что правителю не нравится прозвище. Намекая на его физический недостаток, кто-то говорил «хромой», кто-то «ленг». Из-за этого прозвища полетело немало голов. Тех, кто использовал его, обязательно находили, задерживали, наказывали. Однако, фраза произнесенная купцом со слов султана, должна была еще более усилить решительность правителя, ускорило бы поход в Индию. А во время похода во главе купеческих караванов стал бы купец Афшар. Потому что лучше него Индию не знал никто.

Сейчас на лице Тамерлана от слова «хромой» не дрогнул ни один мускул. В таких случаях он сначала проявлял терпение, обуздывал нервы, становился хладнокровным. И сейчас голос его был спокойным, взгляд невыразительным.

– Каково положение султана?

Купец был изумлен хладнокровием правителя. Не успел ответить, как в зеленую дверь комнаты постучали. После громкого «Войдите!» дверь открылась. Двое слуг внесли горящую жаровню, убрали старую, которая уже должна была погаснуть, и тихо вышли. И только после этого купец ответил.

– Положение очень тяжелое, мой правитель. От былого великолепия Дели ничего не осталось. В отличие от Махмуда Газневи, во времена Махмуд шаха Второго все разваливается. Четыре года назад Данпур, два года назад Гуджерат отделились от Дели. А еще ранее стали независимыми Декан и Бенгали.

– А разве окружение Махмуд шаха не хочет выйти из этого положения? Даже у слабого правителя бывают умные визири, – сказал Тамерлан, вытянул из-под себя левую ногу и протянул вперед.

Купец ждал этого вопроса.

– Во дворце есть один умный, но взяточник визирь. Зовут его Малу Игбалхан. Он имеет на султана такое влияние, что тот делает все, что ему скажет визирь. Народ от него устал. В то время как людям есть нечего, поговаривают, что визирь и его окружение катаются как сыр в масле, купаются в золоте и алмазах.

Купец еще долго говорил. И хотя Тамерлан был доволен обширной информацией купца, вопросы-ответы еще не закончились. Потому что половину победы составляла собранная информация о противнике.

– Говоришь, люди умирают с голоду? Тогда откуда у них такие богатства? Если правитель, подданные которого не могут найти кусок хлеба, богат, ни его правление, ни государство не могут быть могущественными.

– Это так, мой правитель. Действительно положение народа тяжелое. А те, кто во дворце, продолжают тратить то, что осталось от Махмуда Газневи. Уже около четырехсот лет, как эти богатства не приумножаются, напротив – они уменьшаются. Дели – самый богатый город в мире. Его богатства нескончаемы. Дели – это вселенная. Его красота поражает всех. Этому городу нет равных!

Купец, говоря эти слова, не думал, что заденет самолюбие правителя.

– Красивее Самарканда? – с удивлением спросил Тамерлан.

Купец мгновенно понял, что совершил ошибку, в горле запершило, глаза выкатились из орбит: он неправильно говорил, здесь не признавали, да и не хотели признавать, что есть город красивее Самарканда. Буквально сейчас купец мог положить голову на плаху. Однако, не услышав продолжения фразы, приободрился. Значит, думал купец, Тамерлану он еще немного нужен, от него многое зависело. Но теперь надо был осторожничать. Могущественные правители никогда ничего не забывают, в частности ценят верность и покорность. Если цели Эмира были большими, его личные цели были тоже немаленькими, и он мог их и не достичь. Это было равноценно тому, чтобы вытащить из пасти змеи рубин.

– За то, что я сказал и еще скажу, пусть меня правитель простит. Я не могу скрыть от вас правду.

И купец еще более склонил голову и замолк.

Эмир понял, что хотел сказать купец.

– Ладно, пощадил, говори!

– Да продлятся ваши годы, правитель! Дели такой богатый город, что никакой другой с ним не сравнится!

Произнося эти слова, купец чуть приподнял голову и увидел, как меняется выражение лица Эмира. Мышца под его левым глазом подрагивала. «Значит, слово попало в цель. Так лучше», – подумал Афшар. Тамерлан хотя внутренне был разъярен, но постарался не подать виду – ему нужна была правда. Узнать, что Дели богаче и красивее чем Самарканд и Бухара, было невыносимо. Он вспомнил одну историю, которая произошла в 1387 году в Ширазе, и усмехнулся. Афшар же, ничего не понимая, удивленно глядел на мгновенно меняющееся выражение лица правителя. Эмир, стараясь удовлетворить любопытство купца, начал рассказывать ему ту историю.

– Будучи в Ширазе, мне сказали, что здесь есть один поэт, зовут его Хафиз. Мне прочли один куплет из его стихотворения. Звучал он примерно так: «Если красивая тюркская девушка будет носить мое сердце в руках, только за ее индийскую родинку отдам Самарканд и Бухару».

Купец изумленно смотрел в рот Эмиру. Ему было интересно, куда клонит Тамерлан?

– После того, как прочли этот куплет, я разгневался, – продолжил Эмир. – Как это может быть, за одну индийскую родинку мои города кому-то подарят? Приказал, чтобы этого бездельника-поэта привели ко мне. Через некоторое время приводят ко мне человека в лохмотьях. Его даже джинн испугался бы. Я спросил его тихо, но грозно: «Это ты, которого зовут Хафиз?». «Да, мой правитель», – ответил он.

– Я своим мечом завоевал половину мира! Для того, чтобы прославить, обогатить Самарканд и Бухару, разрушил другие города и страны! Собирая с них дань, все пустил на их развитие. А ты – слабый негодяй – хочешь за одну индийскую родинку отдать их кому-то! Кто тебе дал это право? Посмотри на себя, потом дари города.

Тут Эмир вдруг громко рассмеялся, потом, немного погодя, продолжил рассказ:

– Видел бы ты лицо этого бедняги! Он уже приготовился к смерти. Но… Но он не очень сильно испугался, не оробел, потихоньку пришел в себя. Ты знаешь, что он мне ответил?

Купец Афшар немного поерзал на месте, потом с чрезмерной заинтересованностью спросил:

– Что, мой правитель?

– Сказал: «Правитель, причиной моей бедности стала большая расточительность. Поэтому, – поэт показал на свой халат, – я сегодня в таком положении». Я за этот ответ наградил его новым халатом и отпустил.

Эмир, произнеся эти слова, вновь рассмеялся. Купец присоединился к нему. Однако Эмир внезапно остановился. На лице вновь появилась жесткость, в раскосых глазах появился гнев.

– Теперь посмотрим, будет ли твой Дели величественнее Самарканда и Бухары? Готовься, поедешь еще раз и посмотришь.

Это говорило о том, что разговор окончен, Индия будет разгромлена. Купцу Афшару именно это и было нужно. Встал, поклонился, попросил у Тамерлана разрешения удалиться. Тамерлан кивком головы разрешил. Однако, только он хотел выйти, голос Эмира остановил его:

– Пусть караваны ваших купцов пройдут через Герат. К нам присоединитесь в Мутлане. Из казны возьми вдвойне за то, что ты потратил в Индии.

Купец Афшар возрадовался. Потому что в пути он и так заработал вдвое больше, чем потратил. И теперь заработал вдвойне. И, как мечтал, возглавит купеческие караваны.

– Да будете вы всегда над нами с позволения Аллаха, правитель! Если бы не вы, разбойники нас, купцов, давно убили бы в горах и ущельях.

Купец подошел к зеленой двери и взглянул на улыбающегося своим мыслям Великого Эмира. Казалось, он хочет угадать мысли и улыбку правителя. Но если бы о мыслях Эмира знал бы не только купец, но хотя бы один волос из бороды правителя, он тотчас вырвал бы его.

После того, как правитель принял еще несколько купцов, поговорил с ними, в келью вошел купец Агбаба. Они несколько раз встречались в Ширване, в Азербайджане. Прекрасно друг друга понимали, не искали сложностей. Хорошим качеством купца было и то, что он не был алчным. Такие люди не могли быть предателями.

Когда Агбаба вошел вовнутрь, на лице Тамерлана появилась улыбка.

– А-а, старый друг, проходи, садись, – указав на подушки, произнес Тамерлан.

Купец вначале поклонился, поцеловав место ближе к ногам правителя, произнес несколько слов во славу Тамерлана и только потом сел на указанное место. Согласно приличию опустил голову, чуть съежился в ожидании того, скажет ли правитель что-либо или задаст вопрос.

– Ты привез то, что просил?

Купец Агбаба чуть выпрямился.

– Да продлятся годы правителя! Эй, покровитель всего мусульманского мира, оставайтесь всегда на высоте! Привез и все сдал. И деньги мне заплатили с лихвой.

– Хорошо, очень хорошо! – Эмир в задумчивости медленно произнес: – Как дорога? Разбойники больше не беспокоят, караваны не трогают?

Правитель прекрасно знал, что правитель племени Гарагойунлу Черный Юсиф, избравший Диярбекир в Анатолии своей столицей, не пропускает без внимания ни один караван и по возможности грабит их. Когда нарушались установленные Тамерланом законы, это выводило его из себя, его нервы натягивались как струны. Купцы в иерархии империи занимали одно из ведущих мест. Караваны и гонцы должны были работать четко, а все обязаны были им помогать. Это знали все. Даже однажды Мираншах, проходя через какой-то пункт, встретился с гонцом, который попросил у него коня. Мираншах молча слез с коня, отдал его гонцу. Несмотря на то, что Мираншаху несколько раз поручалось схватить Черного Юсифа и казнить его, это пока не удавалось, а заняться этим самому было недосуг. Агбаба знал, что делать. В такие минуты он понимал, что надо сказать.

– О, правитель, благодаря вашим заботам разбойники караваны не трогают. Правда, я слышал, что в Анатолии Черный Юсиф грабит караваны, но как только слышит об армии Великого Эмира, сразу прячется. Но как только войска уходят, он вновь появляется. Боится вас… Страшится.

Кажется, купец зацепил больное место правителя. Эмир глубоко вздохнул. Лицо передернула конвульсия.

– Знаю. Но пока я занят другим, руки не дотягиваются. Придет время, за все деяния спрошу с Черного Юсифа и Султан Ахмеда. – Султан Ахмед был последним представителем хулаки из династии джаларидов. Когда Великий Эмир вошел в Азербайджан, Черный Юсиф присоединился к нему и воевал на его стороне.

– Как дела в Ширване? Шейх Ибрагим справляется с управлением Ширвана?

Агбаба понял, что правитель хочет сменить тему.

– Шах передает вам множество приветов, великий правитель. Все, благодаря вашим заботам, нормально. Шах просил передать, что готов сложить голову там, где ступит нога правителя. Сказал, что по велению Аллаха вы всегда были бы над нами!

Прищуренные глаза от тихой улыбки еще более зажмурились. От этого известия немного улеглось прежнее беспокойство. Устав от сидения на полу, Эмир ловко встал на ноги. Купец тоже хотел встать, но правитель движением руки остановил его. Подволакивая правую ногу, Тамерлан немного походил по комнате, потом остановился перед купцом и неожиданно коснулся темы, которой тот абсолютно не ожидал.

– У Ибрагима есть связь с хуруфитами?

Хотя вопрос был неожиданным, Агбаба хорошо знал характер Эмира. Потому как правитель стоял перед ним, он, посчитав невежливым отвечать сидя, произнеся «бисмиллах», встал.

– О, правитель, после того как глава хуруфитов Наими был колесован, его мюриды рассеялись. По тому, как Ибрагим шах не пустил их в Ширван, мюриды разбрелись по всему исламскому миру. Они даже перешли на османские земли в Европе.

Тамерлан, вновь прихрамывая, стал ходить по комнате.

– Да, знаю, их вести дошли и до Самарканда, – сказал он, как бы разговаривая сам с собой. – Кстати, а где этот поэт неверных, которого они считают великим? Я о Насими говорю. Опять живет в Шемахе?

Агбаба знал, на что намекает Великий Эмир. Если он ответит утвердительно, значит, подтвердит связь шаха с хуруфитами. Значит, шах, нарушив указ Великого Эмира, дал пристанище хуруфиту. Поэтому ответил через силу.

– Нет, великий правитель, поэт Имадеддин Насими, присоединившись к дервишам, ходит по разным странам. Они бывают там, где нет вашей власти. Насими больше не появляется в Ширване.

Тамерлан, как хороший шахматист, мог просчитывать несколько ходов вперед.

– Мне сказали, что он женился и живет в Баку. Не понимаю. По законам дервишей он не может жениться! А Насими женится, оставляет семью, бродит по разным странам…

Агбаба подтвердил слова правителя.

– Да, это так Великий правитель, дервиши не женятся. Причиной женитьбы Насими является завещание Наими.

Великий Эмир остановился перед купцом.

– Что это за завещание? Почему я ничего о нем не знаю?

Купец спокойно ответил:

– Великий правитель, дело в том, что перед казнью их руководитель оставил завещание, в котором говорилось, что Насими должен жениться на его дочери. Насими, выполняя завещание, женился на дочери своего учителя. И хотя семья одно время жила в Баку, но, испугавшись ширваншаха, куда-то переехала. Где она теперь, никто не знает.

Хотя Тамерлана этот ответ не удовлетворил, он все же понял, что Шейх Ибрагим не хочет подставляться. Этот ширваншах был умным правителем. И хотя он был на стороне хуруфитов, никто этого доказать не смог бы. Он не оставлял после себя следов. Погруженный в свои мысли, Эмир ничего не сказал купцу, знаком позволив ему удалиться. Однако Агбаба, склонив голову, ждал.

– Ты что-то хочешь сказать?

– Да, Великий правитель, – сказал купец сиплым голосом. – Но не решаюсь сказать. Боюсь разгневать тебя.

Тамерлан подбодрил его.

– Ладно, пощажу, говори!

– Великий правитель, – начал Агбаба, робея. – Дело в том… что несколько лет назад среди взятых в плен в Азербайджане была маленькая девочка. После долгих поисков, расспросов я нашел ее здесь, в Самарканде. Она теперь в вашем дворце.

Тамерлан с интересом взглянул на купца, лицо его посуровело, брови сдвинулись. Если весть из дворца тайно дошла до Азербайджана, значит, сидеть во дворце нежелательно, подумал он. Правду говорят, что дворцы – это центры зла, здесь можно ожидать всего.

– Кто тебе сообщил эту весть из дворца? И еще… кто она тебе, эта девушка? Говори, не бойся!

От неожиданного вопроса Агбаба побледнел. Сейчас правитель мог обвинить его в шпионаже. Надо было выходить из положения.

– Великий правитель, ты сказал: не бойся, говори.

Эмир понял, что хотел сказать купец. Если человек откажется от данного слова, ему уже доверять нельзя. Усмехнулся.

– Раз я сказал, значит, так и будет. Говори!

Купец вздохнул свободнее.

– Эта девушка – дочь моего очень близкого друга. Я дал слово, что буду ее искать повсюду. Следуя своему слову, спрашивал о ней везде, где бывал. И мне случайно сказали, что она здесь, в вашем дворце.

– Как зовут дочь твоего друга?

– У нас ее звали Лятафет, здесь ее называют Шади Мюльк.

У Тамерлана вздрогнули губы.

– Да, ты говоришь о няне Улугбека, о той, у которой глаза чисты как голубое небо.

– Так оно и есть, Великий правитель.

– Она не только любимица Улугбека, в нее влюблен и другой мой внук Халил. Так нельзя! – будто бы разговаривая сам с собой, произнес Эмир.

И хотя правитель говорил одними губами, Агбаба хорошо все понял, но предпочел промолчать. А Эмир сделал знак, что разговор окончен:

– Скажи своему другу, что его дочь в надежных руках. А сам отправляйся в Анатолию да поскорее доставь мне вести оттуда.

Агбаба, возблагодарив правителя и покорно пятясь, вышел из помещения. Тамерлан, сжав губы, посмотрел ему вслед, задумался. Не внесет ли когда-нибудь раздор во дворец наличие одной азербайджанской красавицы? Разве мало было розни, войн из-за женщин? Сразу после завершения похода надо будет внести ясность в этот вопрос.

Проведя в тайной комнате встречи с несколькими дервишами, Эмир вышел за дверь, направился в комнату, где с вечера его ждали сейиды, священнослужители, ученые.

Проходя по коридорам, освещенным смоляными светильниками, из женской половины донесся звук. Это был женский голос. Тамерлан удивился: почему они не спят так поздно? Хотя, пока он не ложился в постель, они не имели право этого сделать. Но в тоже время это не давало оснований шуметь. Придержал шаг, потом тихо подошел к их комнате. Оттуда слышался шаловливый голосок Улугбека и смех женщин. Открыл дверь, вошел в комнату. Неожиданный приход Эмира прекратил веселье, все проворно встали. Не растерялся только Улугбек. С криком «дедушка!» бросился к нему и обнял ноги Тамерлана. Погладив голову внука, правитель глазами поискал Сарай Мюльк.

– Уже поздняя ночь, почему ребенок еще не спит?

На самом деле эта фраза более всего была адресована няне Шады Мюльк. Услышав вопрос Тамерлана, она проворно подскочила к Улугбеку, взяла его за руку и дрожащим голосом сказала:

– Ага, простите меня, помилуйте! – Потом шепотом попыталась уговорить Улугбека: – Пошли! Уже поздно, спать пора.

Эмир внимательно поглядел на няню, но ничего не сказал. Не было слов, чтобы оценить эту красоту. Стоило любить такую.

Улугбек же, вырвавшись из рук няни, бросился к бабушке. Чтобы разрядить обстановку, Сарай Мюльк приказала няне:

– Ты иди, принц сегодня будет спать со мной.

Шады Мюльк молча вышла и направилась в свою комнатку.

Из конца коридора донесся необычный, тихий, похожий на шорох, звук: Лятафет резко повернулась и посмотрела в темноту сзади. Около одной из колонн виднелась тень. Она узнала ее по росту. Это был внук Эмира Халил Султан. Девушка не остановилась, но чуть придержала шаг. Отойдя от колонны, принц подошел к ней и под ярким светом светильника очень вежливо поздоровался:

– Добрый вечер, Лятафет! Я уже семь часов кручусь здесь, чтобы тебя увидеть. Совсем потерял надежду, решил, что сегодня тебя не увижу.

Лицо девушки стало пунцовым подобно цветкам персика, сердце забилось. Длинные ресницы бросали тень на щеки. Жар лица заставил трепетать все тело.

– Почему молчишь?

– Боюсь, Халил бей, – не поднимая головы, произнесла девушка.

– Чего?

– Что нас разлучат. Недавно, в покоях Великой ханум я почувствовала, что она уже по-другому смотрит на меня. И дедушка ваш на меня странно посмотрел.

Халил Султан, дабы успокоить ее, взял девушку за руки.

– Нас может разлучить только смерть, разлуки не будет, даже если соединятся небо с землей. Я сказал об этом бабушке, чтобы она передала дедушке. Посмотри на меня. Разве я боюсь?

Шады Мюльк пугливым взглядом посмотрела ему в глаза. Принц, увидев ее голубые глаза, забыл обо всем на свете. Халилу показалось, что это небо и он витает в нем. Крепко-крепко сжал руки девушки.

– Клянусь Аллахом, что хотя бы на один день я сделаю тебя первой ханум в этом мире!

Девушка покраснела еще больше. Вырвавшись из рук Халила, убежала в сторону своей комнатки…

…Настоящая же ханум в это время приказывала другим женам Эмира:

– С вашего позволения мне нужно Великому Эмиру сказать несколько слов. Тюкель ханум, вы уложите Улугбека в моей комнате. Я приду чуть позже.

Женам хотя и не понравилось то, что первая ханум при Эмире ими командует, тем не менее они вышли и разошлись по своим покоям. Тюкель ханум взяла за руку упирающегося Улугбека и буквально потащила его за собой.

После того, как все разошлись, Эмир спросил:

– Что случилось? Что ты мне хотела сказать?

– Я дала обет, когда ты начнешь поход, построить мечеть, – не раздумывая, сказала Сарай Мюльк, – такую мечеть, чтобы при ней была медресе, и в то же время чтобы там могли совершать намаз несколько тысяч человек одновременно.

Эмир краем глаза посмотрел на нее. «Хочет всем показать свою силу. Пытается доказать свое господство не только в гареме, но и во всем Самарканде. Не страшно, вреда от этого не будет. Хочет заниматься благотворительностью, пусть занимается, почему бы и нет», – эти мысли с быстротой молнии пронеслись в мозгу у Эмира, но он не озвучил их.

– Назовешь ее мечеть Бибиханум. Тебя все так называют. Да благословит твое начинание Аллах, Бибиханум. Что еще?

Эмир уловил предположения Сарай Мюльк. Данное им согласие означало то, что теперь она будет приказывать не только в гареме, но и тем некоторым, кто будет заниматься строительством. По этой причине, с трудом подавив вдруг нахлынувшее чувство радости, завела разговор о Халил Султане.

– Я беспокоюсь о принце… Я о Халиле. Он безумно влюбился в голубоглазую пленницу. Вчера со мной поделился об этом.

– Пленница? Ты говоришь о няне-азербайджанке, которая только что была здесь?

– Да, о ней.

– На самом деле эта азербайджанская красавица нежна и мягка, – двусмысленно произнес Эмир, поглядывая на жену.

Первая ханум не обратила внимания на эту реплику Эмира.

– Она и Халил тайно вступили в брак. Между ними стоит вопрос обязательств. Они поклялись, что если кто-то станет на пути их любви, покончить с собой. Что делать, мой господин?

Великий Эмир был осведомлен об этой любви. Но не знал, что все зашло так далеко. Это уже становилось очагом раздоров. Причем прямо в его дворце. В одно мгновение ярость охватила его, левый глаз вновь стал дергаться. Для него после Аллаха самыми близкими были семья, сыновья и дочери, внуки. Если с ними что-то случалось, Тамерлан несколько дней не мог прийти в себя, мучился. Когда он услышал о том, что Халил может наложить на себя руки, внутри Эмира будто что-то оборвалось. Внук его был очень упрямым человеком. Не отставал, пока не добьется своего. Однако, то, что он хочет сейчас, ему давать нельзя, но и нельзя было слишком обострять вопрос. Он не видел другого пути, как постепенно сделать так, чтобы Халил забыл девушку. Спокойным голосом дал указания жене:

– Ты поступи следующим образом. Улугбека отдали от няни и дворца. Девушку отправь к одному из ремесленников, пусть удочерит ее. Халила же я возьму с собой в поход. Война меняет человека, делает его жестче. Я думаю, Халил тоже станет таким. Его нельзя и дня держать в Самарканде. Бойся того, что останется здесь и станет поэтом! Но… Но все, что я сказал, сделаешь после того, как я уйду в поход. Понятно?

– Конечно, понятно. Вы хорошо придумали, – сказала Сарай Мюльк, хотя смысла поручения так и не осознала. И хотя она ответила таким образом, когда Эмир повернувшись выходил из комнаты, ее озарила неожиданная мысль: значит, правдой было то, что правитель не возьмет ее в поход…

***

Люстры на стенах и подсвечники, установленные на колоннах в двух зира от пола, достаточно хорошо освещали приемную. Чуть выше, в одном зира от пола был установлен трон правителя. На шерстяных коврах слева и справа от трона были разложены подушки. В комнате было достаточно тепло, так что мороз за стенами не чувствовался. Сегодня нужно было принять последнее решение по походу. Наряду с сейидами, религиозными деятелями, учеными на совет были приглашены сын Эмира Шахрухи, правитель областей Гундуз, Кабул, Газневи и Кандагар Пир Мухаммади, полководец Тамерлан Ходжа Аг Бугани, из сейидов устад Сейид Берке и Хаджи Бугани, бухарские ученые и другие. На самом деле этот поход Эмир намечал на Китай. После того, как он породнился с моголами, его армия часто появлялась на границе с Китаем. Год назад посланники Китая были в Самарканде, но во дворце с сорока замками так и ничего для себя не узнав, безнадежно отправились восвояси. Также в начале прошлого года отправляя на границу с моголами принца Мухаммеда Султана в те края для управления, дал ему сорокатысячную армию под руководством известных полководцев, в том числе Сары Бугани, Хаджи Сейфеддина.

Мухаммед Султан построил в Ашпаре крепость, для подготовки к войне организовал посевы, заложил сады, собирал все необходимое для этих целей.

В последний момент Тамерлан отказался от похода в Китай. Вести из Дели переменили его решение. Султанат Дели нынче был слаб как никогда. Для него все было ясно – поход будет на юг. По сей день ни один поход не был похож на джихад. И именно это обосновывало этот поход. Надо было по этому поводу издать фетву.

Когда Великий Эмир вошел в комнату Совета, раздался зычный голос управляющего Советом:

– Уважаемые, правитель четырех сторон света, Великий Эмир!

Присутствующие в зале молча, почтительно преклонили колена. Остался стоять только устад Сейид Берке. Тамерлан не позволял ему преклонять перед ним колени. Волоча ногу, прошел к своему трону. Сел, вытянул искалеченную ногу.

Священнослужители во главе с Сейидом Берке сели справа, а сын Шахрух, Пир Мухаммед, другие полководцы – слева. Тамерлан внимательно посмотрел на устада. Вспомнилось сражение с войсками Тохтамыша под Гундузом в 1391 году… В один момент он почувствовал, что его армия проигрывает. Если бы все продолжилось таким образом, армия развалилась бы. Тохтамыш желал именно этого, нанося удары. Тогда он в смятении сказал подошедшему Берке: «Смотри, Сейид, армия разваливается!». Берке, сказав «Не бойся!», слез с коня, набрал горсть песка, прочитал над ним молитву и рассыпал в сторону противника. С криком «враг бежит!», направил коня в сторону татар. Тамерлан, увидев эти действия, все понял, и тоже с возгласом «враг бежит!» поскакал за Берке. Воины, услышав эти крики, воодушевились и с уверенностью бросились в бой, нанеся последний удар по Тохтамышу. После этого на всех собраниях Эмир сажал устада на самом почетном месте.

Потом Тамерлан посмотрел на сидящих справа от Сейида Хаджи Беязида и мовлане Абдулджаббара. И с ним знакомство было довольно странным. Когда весть о Гаджи Беязиде, считавшимся родственником Шейха Ясеви, дошла до него, он решил навестить их святое место. По дороге раздумывал: если это святилище действительно сильное, его владелец должен знать, что на душе у Тамерлана. И поэтому в душе пожелал свежеприготовленную халву. После приветственных ритуалов Хаджи Беязид произнес «Вначале салам, посреди еда, в конце слово» и угостил Тамерлана именно свежеприготовленной халвой. С того дня у Тамерлана один к ста возросла вера в достоинства хаджи. Тамерлан по очереди смотрел на сидящих в зале. Многие были старыми соратниками. С этими полководцами он завоевал почти полмира. И можно было завоевать остальную половину.

Наконец молчание нарушил сам Эмир.

– Уважаемые, цель вашего приглашения сюда заключается в том, чтобы дать ход началу святого дела, – Тамерлан еще раз осмотрел сидящих и не спеша продолжил. – На сей раз хочу поход посвятить джихаду. Мы должны сделать большой подарок Исламу. То, что в наше время большая часть людей занимается идолопоклонничеством, исповедует многобожие, может считаться нашим недостатком. Как мы на том свете будем смотреть в лицо пророка? Правда, теми странами гяуров управляют тюркские мусульмане. Однако в тех местах так много гяуров, огнепоклонников, буддистов и им подобным, что мусульмане-правители ограничиваются лишь сбором дани. Тюрки-мусульмане, поднявшие ввысь знамя Ислама, теперь беспомощны перед ними! Может, меч тюрка притупился? В наше время нельзя допустить, чтобы в историю попало такое мнение! К тому же эта страна находится неподалеку от нас! Я говорю про Индию, – Тамерлан сделал упор на название страны. – По полученной информации в Дели об этом и думать не хотят. В прошлом султаны и падишахи, несмотря на всю мощь и силы свои, гяурам тоже оставляли большие возможности для претензий на государственность и власть. Естественно, идолы им не помогали, но идолопоклонники всегда неустанно воевали с теми, кто против них. И я не могу понять, как мусульмане, к которым Аллах всегда благоволит, могут привести гяуров к власти? Разве может быть такое мусульманство? Разве приемлема хотя бы небольшая прибыль от неверующего? Теперь, когда Аллах благоволит нам, наша важнейшая задача очистить исламский мир от этой нечисти! Мы должны поднять знамя Ислама выше религии гяуров!

Тамерлан завершил речь, искоса посмотрел на религиозных деятелей. Казалось, у всех пересохло горло. Только устад, довольно покачивая головой, поглаживал бороду. Остальные буквально боялись дышать. Молчание вновь нарушил Тамерлан.

– Я бы хотел, чтобы наши уважаемые священнослужители высказались по этому поводу, дали свою фетву. Может, я ошибаюсь?

Слова попросил доселе с почтением слушавший Сейид Берке. Встав, сперва посмотрел на правителя, потом обернулся к сидящим священнослужителям:

– О, Великий правитель, пусть Аллах поможет, чтобы вы всегда были над нами! Аминь! Если вы объявляете джихад гяурам, поверьте, вы поднялись на ступень шехида. Разве я не прав, о благочестивые?