Читать книгу Не буди Лешего - Юрге Китон - Страница 14

Когда я проснулся, её рядом не было. Я успел почувствовать, как пробежалась по горлу тревога. Но слух у меня хороший – гремят в доме посудой. У печи Гостята, что-то с утра готовит.

Поднялся с постели, прошёл по дому, увидел там где и ожидал Гостяту. Стояла она у печи, босая, нечесаная, в одной моей рубахе на голое тело. Рубаха ей была большая, много открывала ей шею и грудь, рукава были по локоть закатаны. А волосы распущены, лохматы, за спину перекинуты.

– Ты почто нечесаная у печи стоишь? – рассердился я. – Ты же еду готовишь.

– Ни один волос не упадёт, ты не бойся, – отвечает она звонким колокольчиком. – А если боишься есть что я готовлю, я сама всё съем.

– Нет, я так не согласен, – я подошёл и собрал ей волосы со спины и плеч.

– Ты что ли заплетать меня будешь? – удивилась Гостята.

– Нет, не буду, – уложил аккуратно её космы обратно. – Посмотрю, как у моей печи Анчутка колдует.

– Кто я? – она рассмеялась. – Дома у себя я сызрани прибранная ходила. И причесанная и с платком, – она запустила пальцы в свои густые волосы. – Да тяжелы у меня косы, тянут голову вниз. Так у меня головушка болела. Только в бане и отдыхала. И на ночь не расплеталась, уж больно это моему… – договаривать не стала, а я сделал вид, что не заметил. Уткнулся носом ей в шею. В доме было прохладно, а у печи жарко. Нечесаная Анчутка вся разомлела, пока готовила.

– Ты ведовка, вот и тянет тебя ходить простоволосой, – предположил я. Сам уже подумал, что не мне, Лешему, требовать соблюдения людских приличий.

– Никакая я не ведовка, – надулась Гостята. – Знахарка я!

– Ведовка, ведовка, просто про себя не знаешь, – я не мог от неё отлипнуть. Размышлял, что лучше – тащить лохматую Гостятку обратно в постель или дождаться, пока она закончит с готовкой и меня накормит. Такой бы выбор каждое утро.

Уходить мне надо было на обход. Я уже чуял, что творится что-то в лесу, как не лешаки опять к границе из подлесков подбираются. Надо проверить. Гостяту, значит, тут оставить. Не сбежит она, пока я ей воду не отдал. А у меня и нет её.

– Мне уйти будет нужно, но я быстро вернусь, – говорю ей, наблюдая, как она шустро с посудой на печи управляется.

– Как это уйти? – Гостята пугается. Разворачивается ко мне и хватает за руки. – Меня здесь одну оставишь? А как Леший вернётся, пока тебя нет? А тут я!

– Покорми меня для начала, потом пугайся, – я её к печи обратно поворачиваю. – Заодно схожу к источнику, наберу тебе живой воды.

– Так та водица живой называется!? – догадывается Гостята.

– Она самая эта водица и есть, – не скрываю я. – Один ручей с мертвой водой недалече от дома, ты его видела и к нему за водой ходила. А второй ручей – с живой водой – далеко отсюда. Они из одного места начало берут и есть место, где в озеро смешиваются. Но смешанная вода уже ни на что не годна, так что путать нельзя их.

– Помню, мне Леший так и наказывал: сначала мертвой водой, потом живой, – кивает моя гостья.

– Дождись меня, не уходи никуда, – перебиваю я. – В лесу неспокойно может быть, пережди в доме.

– Хорошо, буду в доме сидеть, – кивает Гостята.

Поели мы с ней вместе, она пошла посуду прибирать, а я одеваться для обхода. Шкуру вытащил, рассудил, что перекинусь уже когда от дома отойду. А всё же что Гостята никак мне этот разговор не облегчит, сама не догадается? Как бы то ни было, за водой надо сходить. Достал свой топор, поставил пока у двери. Собираюсь на выход. Гостята подходит проводить меня.

– Ой, – говорит. – Так это топор Лешего, Батюшки!

– Топор и топор, – отвечаю я. – А ты чего пришла? Со мной идти хочешь?

– А надо, Алеша? – спрашивает. Косу так и не заплела, только в платье своё переоделась.

– А пошли, – отвечаю ей, – пригодишься. Может, драться придётся.

– Мне драться с кем? – глаза округлила она, ресницами хлопает.

– Нет, топор подержишь, чтоб я не зарубил кого, – продолжаю я.

– Топор держать? – переспросила. Подошла к топору, хотела подать одной рукой – не смогла. Взялась двумя руками – даже с места не сдвинула. Я забрал свой топор сам, усмехаюсь ей. – Тяжёлый он, не то что красная девица, ни один человек его не поднимет. Разве только если богатырь окажется.

– Так ты, Алеша… богатырь, стало быть? – у меня спрашивает. А ведь подловила меня. Поняла или нет? Я не человек просто, я нечисть лесная, сам Леший. Богатырем мне быть не пристало, силы мои из другого берут исток.

– Мне лес помогает, – отвечаю пока уклончиво. То ли умная она, что молчит, то ли совсем дура. Иная бы уже догадалась. Вернусь и расскажу.

– Осторожен будь, – она привстала на носочки и поцеловала меня на прощанье. – И возвращайся быстрее!

Я уже развернулся уходить, как она схватила меня за руку.

– Алёша, а ежели всё-таки Леший первым вернётся, что мне ему сказать?

Посмотрел в её лицо взволнованное. Не удержался от ответа честного, хотя понимал, что не поймет она, а я её только напугаю.

– Не переживай так. Он уже всё знает.

Как я и думал, повставали вурдалаки. Пришлось с ними рубиться, а возиться потом с костьми их вдвое дольше. Много где ещё снег лежит шапками, не в сугробы же мне вурдалаков прикапывать? Умаялся, пока сложил их как положено, добрался до источника, набрал воды. Думал сам выпить, но негоже живой водицы пробовать вперёд мёртвой. А мне надобно сначала в мёртвом источнике окунуться, чтобы раны на теле зажили. Напал на меня таки помимо упырей обычных ещё один лешак. Но хоть не тот самый, с которым брагу на Купалу пили. Другой какой-то. Больно злой да обидчивый. Порезал мне бочину, но и сам лёг. С концами в землю. То есть, в сугробец пока, а там видно будет. Не принимает их земля.

Возвращаюсь к себе. Всё чин по чину, до дома не дошёл, в человека обратно перекинулся. Оно бы и заявиться сразу так – да больно я страшен. Весь оборван, морда в крови, рог один мне сшибли, нету. Изнежился за пару дней сытых и сладких, обвыкся в теле человечьем, со звериным быстро не совладал, дал порезать себя.

Шёл я обратно, на себя сердясь, а всё же пока что всё закончилось для меня благополучно.

Дошёл до хором своих лесных, а там на полянке перед домом, на бревнышке, Гостята сидит, на солнышке греется, а в ногах её кот Баюн. И мурчит так, шерстяная кабаняка, что по всему лесу шум стоит, деревья качаются. Сморит девицу, упадёт же в сон. А чего это его так расплющило? Морда довольная, во все стороны усы. Вон оно что! Гостята его за ушами чешет и по спинке гладит.

– Нечисть ты блохастая, – я из лесу вышел, – найди себе свою девицу, к моей не лезь. Запустил в него сучком, под руку подвернувшимся. Баюнка только “Мяу” своё недовольное промурчал, а с места не сдвинулся.

– Алёшенька, ты почто котика обижаешь? – надулась Гостята. – Хороший такой котик!

И что, не смутило её ни разу, что котик этот размером с телёнка?

– Молочка бы котику налить, – Гостята всё его по морде гладит.

– Вон лужа весенней водицы натаяла, пусть пьет, – махнул рукой я. – Ты как тут?

– Хорошо, – она потянулась. – Приготовила обед к твоему возвращению, подушки вон, вынесла сушиться. Встретила котика. Вот сижу, песни его слушаю.

– Он тебе частушки пел? – напрягся я. Котику то уши пора пооткручивать.

– А он умеет? – удивилась Гостята.

Не стал выдавать свой талант сразу нечисть блохастая. Ну да и шут с ним. Что мне там про обед-то сказали? Готов мне обед?

– Алёшенька, а что с тобой?

Рассмотрела меня внимательно.

Хуже нет напасти заботящейся бабы.

Особенно если она знахарка.

Побежала Гостята варить мне какую-то мазь и отвары лечебные. Велела раздеться, промыла раны. Заставила сидеть и не двигаться. Я сидел и терпел. Толку от её заботы никакого – мне бы в мёртвый источник прыгнуть один раз и всё само затянется. Но Гостяте невдомёк, что лечить меня не обязательно.

– Гостятушка, я тебе про мёртвую воду зачем рассказывал? – наконец, я не выдержал, когда она какой-то дрянью щиплющей начала мне раны обкладывать.

– Не хочу злоупотреблять, Алёшенька, – девушка головой только встряхнула и своё дело продолжила. – Всё ж таки лечение ваше лесное мне непонятное. А если вода эта мёртвая постепенно убьёт всё человеческое?

– Да она просто мясо сращивает, – попробовал настоять на своём. А сам смотрю, что небо потемнело вдруг и ветер усилился. Шум какой-то, гул по лесу идёт. Будто кость гремит и железный доспех.

– Гостятушка, давай ты потом меня долечишь? – ссадил её с колена своего. Подтолкнул к крыльцу. – Иди-ка в дом.

– А что такое, Алёшенька? Погода, кажется, портится? Серчает Стрибог?

– Ни при чём он, – говорю ей, шкуры свои натягивая.

– Ой, а это, кажется, мой стежок? – она руку к рубахе прикладывает. – Думала, Лешего чинила одёжу, а это твоя, стало быть?

– В дом иди, – опять её толкнул. И успел едва. С неба громыхнуло. И свалилась сверху нечисть костлявая.

Первый удар отбил топором. Сверху пришлось. Закрыл голову. И второй отбил, но не совсем успел. Рог мне сшибло последний, что целый был. Третьим ударом в землю вошёл. Ну хоть не достал меня Костейшество. Надо бы отвечать, а то порубит ведь.

Так мы и дрались, пока я не понял, что уже в звериный вид перекинулся.

– Что забыла гнилая груда костей в лесу моём? – у Костейшества спрашиваю.

– Ты еще поговори мне, Лесная труха! Где жена моя? У тебя сидит? – Кощей знай мечами размахивает.

– Ты мне лес попортишь, костлявая тварь, – отвечаю, злой уже сам как есть. Кощей-то, к тому же, горит огнем, как бы на лес не перекинулось.

– Мара где? У тебя? Выходит пусть! Я обоих убью на полянке здесь, – наступает костлявая нечисть, глаза крутятся, желваки ходуном, а суставы скрипят устрашающе. Тысяча лет, как не больше ему, как бы не развалился Кощейшество.

– Есть у меня средство верное, тебе для костей подходящее, – подхватил я горшочек с мазями и об рожу разбил Кощееву.

Костяному, видать, не понравилось.

– Погоди, тут ещё отвары есть, – вдогонку разбил бадью с варевом, которым Гостята мыла меня. Зря Гостята, что ли, старалась? Хоть послужит для дела взвар щиплющий.

– Да ты страх потерял, Леснейшество, – Кощей глаза вытер, замер вдруг. А я не успел, я как раз в него ступой запускал, той самой, в которой Гостята купалась. Вытащил я её с утра на солнце, чтобы высохла. Может, полетать ещё придётся. Не среагировал Кощей, ступа аккурат накрыла его голову. Попробовал он сломать средство летательное изнутри, но не вышло. А я, повернув топор плашмя, забил её в землю, вместе с Кощейшеством.

– Мудрёно дерёшься, Алёша, – раздалось из-под земли. Я на ступу сверху сел.

– Пока ещё мхом не порос, как вы, нечисть древняя, – сижу на ступе, с Кощеем разговариваю, а сам на Гостяту смотрю. Не ушла она в дом, осталась на пороге. Вжалась в дверь и стоит вся ни живая, ни мертвая. Побелела лицом, губы бледные. Не ожидала увидеть Костейшество? Или на меня любуется?

– Понимаешь ты, Алёша, что не будь ты мне друг, я б убил тебя? – спрашивают из-под земли.

– Косточкам как твоим в земельке лежится? – спрашиваю в ответ. – Не принимает Мать Сыра Земля, плохо там тебе?

– Нечисть ты окаянная, жену мою не видел, спрашиваю? Или разговаривать разучился, не понял мой вопрос? – земля разлетелась вверх и в стороны, вылез Кощей перед ступой. И тут тоже Гостяту заметил.

– О, так ты тут с девицей! – он вылез, отряхнулся, пригляделся к ней. – Не пойму никак. Селянка, что ли?

– Тебе какое дело? – спрашиваю. – Мары тут нет.

– А была? – Кощей ко мне поворачивается.

– Была ещё по осени, – признался я таки. – Тогда же и улетела.

– А Василиса была у тебя? – внезапно Кощей ещё спросил.

И я тоже мховая бестолочь, при Гостяте уточнить решил.

– А которая?

– Ну… такая… с косою, красивая, – Кощей на морду показывает.

– А побольше подробностей нет у тебя? Они все нынче с косами и ничего с лица.

– Ну я сколько раз говорил тебе – если Василиса, любая – гони взашей!

– Ты про Варвару так говорил!

– Да не один ли бес.

– Ты бы хоть подарки разные дарил. Они же встретятся. Сравнят ступы-то.

– Да Яга красна девица стала, попутала, бери, говорит, сразу несколько, всё равно же тебе пригодится небось!

– Пригодились?

– Ну что ты начинаешь, Алёшенька!

– А это ты, нечисть костлявая, всем в округе девицам разболтал, что меня Алёшей зовут?

– Я стесняюсь спросить, Алёшенька, откуда тебе ведомо, что ведомо то всем девицам?

– Я не виноват, они сами летят, я, если что, к лесу привязанный.

Так мы с Костяным препираемся. Он вылез весь, землю отряхивает. А Гостята тихонько по двери вниз. Кощей первым заметил и мне тычет в бок.

– А там твоей девице не худо ли?

– Гостята! – я окликаю её. Она молчит.

– Варево то щипучее, которым ты в морду мне плеснул, она варила? – Кощей спросил.

– Она, она, – отвечаю я.

– Колдовка, что ль, чуть я не издох, – Кощей мне на лекарку жалуется. Да я тоже, так то, не пойми как цел, ведь лечила меня, припаривала.

– Не колдовка я, – прошептала всё же. От двери отлипла, а ноги не держат.

– Я пойду, – говорит, – и тихонько в лес.

– Гостята, – опять я кличу её. Не надо было речей про девок. Да вроде она не слушала. Наверное насмотрелась на нас. Морды у нас больно страшные. Что я зверь лесной, что Кощей – одна кость. Кости, череп, плащ и глаза горящие. Тут любой станет дурно – на нас глазеть. Как бы не свалилась здесь замертво.

– Я это, Гостята, – я к ней подхожу и ей говорю, – ты не бойся меня. Я не обижу тебя.

Она нас с Костлявым обходит стороной. Вопрос задает:

– Шутил так со мной Хозяин Лесной?

Это она у меня, стало быть, спрашивает?

– Всё это был морок? – ещё вопрос. Я на морок похож? Я же здесь стою.

– Ты куда собралась?

Видать грубый и злой мой голос лесной. Гостята трясётся от страха. Вспомнил, когда за мужа просила, бежала следом, за лапы хватала. И страха никакого не было. Прокричалась после обморока и больше ведь не боялась меня. А тут опять.

– Ты если уходишь, водицу возьми. Помнишь ещё, приходила зачем? – отдал две фляги ей. – Вот тебе две, одну для Рады, вторая тебе. Ну и попросту не растрачивай, если в лес не захочешь опять на поклон.

Она воду взяла, прижала к груди. Смотрит на меня, будто не может узнать.

– Злые шутки ты шутишь, Хозяин Леса. А я такая глупая, наверно было смешно.

– Кто у вас в селении главный сейчас? – её не слушаю.

– Так наверное Рада, – слышу ответ.

– Скажи тогда Раде, что жду её. Только передай обязательно!

– Рада с детьми малыми, какой за ней долг? Или мало я отслужила тебе? – Гостята смотрит в упор на меня. – Если мало, то я послужу ещё. Но Раду не неволь, она людям нужна. И детям своим. И муж у неё.

– Так это служба была? За фляжку воды? – как-то всё не так оборачивается. Не могла она знать, что Леший я. Или что же, всё же догадывалась?

– Отпускаешь иль нет? – снова смотрит пристально. – Меня люди ждут. Ракиту надо лечить. Да хворых полно в селении.

– Раде всё равно передай. Мне надо видеть её. Зачем – то тебя не касается.

Сказал и махнул ей в лес, расступились кусты, деревья подняли ветви свои. Дорожка ей показалась.

– Зверье тебя проводит. Будет тебя гнать, но кусать не будет, не бойся их. Сама дорогу ты не найдешь, так что не хочешь сгинуть, не уходи с тропы.

Напоследок дал ей указания и молча ждал, когда девица уйдет.

Она прямо стояла, не кланялась. Костейшество у дома топтался, ждал. Какой-то есть разговор, видать. У меня к нему тоже, впрочем, есть.

– Пойдем, провожу чуток, – Гостяте сказал и сам толкнул её в лес и за ней пошёл.

– Леший, надолго ты? – спросил Кощей.

– Сейчас вернусь, – ответил ему.

Прошли мы немного по лесу. Остановил Гостяту, привлёк к себе. Присел на поваленное дерево и девицу посадил на колени. Обнял её осторожно, чтобы не раздавить. Голову ниже к ней наклонил, услышал, как сердце её быстро стучит. Быстрее пожалуй, чем заячье.

– Так сильно ты боишься меня?

– Помилуй, ты же не человек.

Ответила она шепотом. Отстранил её, заглянул в лицо. На лице нет и кровинки, белое.

– Гостята, водицы из фляги хлебни, – забрал у неё фляжку, открыл, поднёс к её губам. – Пей, – говорю, – немедленно.

– Не буду пить, – головой крутит, – это для людей из селения. Для Ракиты это.

– Ты сама упадёшь, того гляди, я сказал тебе: пей, или напою сам.

Она маленький глоток сделала. Фляжка чуть не упала на землю. Поймал, закрыл, вложил девице в руки.

– Не шутил я с тобой, хотя, по первости, признаюсь, была такая мысль. А потом как-то всё затянулось у нас. Я такой страшный зверь лесной, и буду таким. Так уже суждено, и не колдовство это, не чары. Это просто стал я Лешим в этом лесу и теперь уже и буду им. Буду всегда здесь и всегда таким. И нечисть я окаянная. И к людям мне хода назад нет, и детей от нечисти не может быть. Мужа из меня не получится. Оставаться со мной – свою жизнь сгубить. Но захочешь сгубить – я буду ждать тебя здесь.

Последнее наверное зря сказал, зато высказал ей всё как есть. Только слышала она меня или нет? Какая-то сама не своя она.

Фляги я привязал за пояс девице. Позвал Вука, он сразу пришел. Будто около дома моего службу несет. Тоже новость, должно быть, у него ко мне. Да я уже знаю все новости. И птицы вернулись, рассказали мне, и звери лесные нашёптывают. Совсем не вовремя любовь крутить вздумалось дураку Лешему.

Посадил Гостяту на волка и отправил в путь. Вуку наказал проводить до селения, где Рада живет, а потом не бросить и проследить, чтоб Гостята к себе домой дошла.

На том и простились. Точнее, я простился, Гостята ни слова не сказала мне. Так и сидела с глазами невидящими. И то ли слёзы в них стояли, то ли какая печаль. Ничего, от воды живой оклемается. Скоро уже подействует.

А позже от Рады узнаю я, что Гостята наказ мой не передала.

Баюнка тоже расстроился.