Читать книгу Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Юрий Алкин - Страница 2

Не знаю, как долго я здесь живу. Собственно, я даже не знаю, где это – здесь. Все, что мне известно об этом месте, может поместиться на одной странице. Список вопросов о нем займет толстую тетрадь. Но записывать их незачем – отвечать на них все равно никто не будет. Более того, вопросы мне задавать настоятельно не рекомендуют. Я их давно уже и не задаю. Даже себе. Любопытство имеет свой срок годности.

Зато воспоминания сохраняются отлично. Особенно в этом странном «здесь». Потому что воспоминания – это единственное, что меня хоть как-то связывает с той жизнью. Воспоминания, одежда и гантели. Все остальное осталось там. Вещи, дома, улицы, понятия. И люди. Даже в тюрьме разрешают свидания. Даже из камеры можно послать письмо. Но только не отсюда. Какие там свидания – здесь даже говорить о тех, кто для тебя что-то значит, не рекомендуется.

У нас тут вообще много чего не рекомендуется. Например, не рекомендуется вспоминать о прошлом. Знают ведь, что проконтролировать такое невозможно, а все равно не советуют. Не рекомендуется обсуждать литературу, политику, социологию, медицину, музыку и почему-то сельское хозяйство.

Впрочем, на мелкие нарушения они закрывают глаза. Все-таки это не совсем тюрьма. В тюрьму, даже самую благоустроенную, добровольно не идут. А сюда я попал по своей воле. И уйти я отсюда могу в любой момент. Вот только назад дороги уже не будет. Никогда. Я даже не буду знать, как их найти. А если каким-то чудом и найду, обратно меня уже не возьмут. Поэтому я сижу и зубрю. Я – Пятый, я – Пятый, я – Пятый…

Говорят, каждый журналист мечтает написать книгу. Чушь. Может, это и так, когда речь идет о зубрах, на счету у которых тысячи статей. А когда ты только что окончил университет и на твоем дипломе еще не успела высохнуть краска, ни о каких книгах ты не думаешь. А думаешь о том, как бы найти работу. Да желательно такую, чтобы твой диплом имел к ней хоть какое-то отношение.

А пока ты ее ищешь – вначале уверенно, потом с надеждой, дальше уже почти судорожно, – ты все пытаешься понять, как же так вышло.

«Конечно, у тебя получится, – говорила мама, похоже, немного гордясь моим выбором профессии. – Книги ты любишь, пишешь быстро, с людьми легко сходишься. И тебе ведь всегда все так интересно. Станешь у меня знаменитым журналистом». Но, как выяснилось вскоре после окончания университета, природного любопытства и любви к чтению оказалось недостаточно. То ли в Париже хватало свежих выпускников с подобными квалификациями, то ли редакторы искали что-то еще.

Так или иначе, работы не было. Были случайные заметки. «Парк Флорал приветствует ежегодную выставку собак». Оплачивались эти литературные упражнения соответственно.

Денег на жизнь не хватало – порой на самое необходимое. Квартиру пришлось сменить на более дешевую, машина грозила развалиться на ходу, костюм для походов по редакциям истрепался до неприличия. Жизнь приобретала все более неясные очертания, хотя надежды на яркое или, по крайней мере, светлое будущее пока еще не были потеряны.

И это странное объявление появилось так кстати.

В то утро я практически безнадежно просматривал газеты. Чтение объявлений о работе давно уже стало утренним ритуалом, регулярно исполняемым, но совершенно безрезультатным. Периодически я косился на внушительную стопку неоплаченных счетов, сурово напоминавшую о необходимости немедленного заработка. Но услуги молодого талантливого журналиста очень широкого профиля как обычно никому не требовались.

Я перевернул очередной лист. Не то… не то… не то… Этим занимайтесь сами, до такого я еще не докатился. Или? Нет, все-таки не докатился. Не то, не то. Это интересно, но несерьезно. Хотя… Я поставил чашку с кофе и внимательно перечитал странное объявление. Затем перечитал еще раз. Для участия в социологическом исследовании требовались молодые мужчины в возрасте от двадцати трех до двадцати шести лет. Плата за участие была весьма щедрой и обещала решить мои финансовые проблемы по крайней мере на месяц. За репортаж о собаках платили значительно меньше. Единственным условием являлся возраст. Терять, да и делать, мне было решительно нечего.

Поначалу я чуть не повернул назад прямо с порога – с детства не люблю очереди. А эта очередь грозила многочасовым ожиданием. Извиваясь ужом, она растянулась на весь большой серый вестибюль и упиралась в стол, за которым располагался угрюмый бритоголовый мужчина.

Когда я вошел, мужчина пристально всматривался в лицо очередному кандидату. Кандидат, высокий блондин лет двадцати пяти, заметно смущался под этим строгим взглядом. Он демонстрировал натянутую улыбку, переступал с ноги на ногу, пытался что-то бормотать и в целом являл собой довольно жалкое зрелище. Наконец бритоголовый принял решение и что-то отрывисто сказал блондину. Парень развернулся и пошел к выходу. На лице у него было написано явное облегчение.

Следующему кандидату повезло больше: поговорив с ним несколько минут, бритоголовый вручил ему какую-то бумагу и небрежно указал на дверь слева от себя.

Мой здравый смысл и всплывшая в памяти стопка счетов на столе победили, и я остался. Как выяснилось часа через два, я сгущал краски – бритоголовый работал как часы. Если бы не количество обещанных денег, я бы давно ушел – настолько не нравилась мне самоуверенность, с которой эта квадратная личность управлялась с кандидатами. Некоторым он не давал сказать и двух слов. Процент отобранных был явно невысок, и я уже стал подумывать, куда податься после того, как меня отправят восвояси.

Из-за стола на меня нацелились странные глаза – водянистые, бледно-серые, почти бесцветные. Вблизи бритоголовый больше всего походил на хрестоматийного зверюгу-сержанта. Для полного сходства оставалось только одеть его в хаки. Он посмотрел на меня в упор, затем бесцеремонно оглядел с головы до пояса, насколько ему позволял стол. Видимо, что-то ему во мне понравилось, так как он одобрительно хмыкнул. Затем сипло спросил:

– Ваше имя?

– Андре Рокруа.

Услышав мой голос, он откинулся на стуле и, склонив голову, опять принялся меня молча разглядывать. Мне это стало порядком надоедать. Но тут он снова заговорил:

– Род занятий?

– Журналист.

– Расскажите, как вы провели вчерашний день.

Вопрос был довольно странный, но я решил не удивляться.

Рассказывая, я не мог избавиться от неприятного впечатления, что он совсем не слушает меня. Когда я закончил, он взял из стопки на столе скрепленную пачку бумаги и, сильно нажимая на фломастер, вывел жирную единицу в правом верхнем углу. Затем протянул мне эти листы и сказал:

– Идите в дверь налево. Заполните анкету и ждите, пока вас позовут.

Строя догадки, что могла бы значить единица, я прошел в следующую комнату. Ничего удивительного, что она показалась мне просторной, – в отличие от приемной с ее столпотворением, здесь было совсем немного людей. Несколько человек корпели над анкетами, другие просто сидели и ждали.

Напротив, рядом со второй дверью, располагался небольшой столик, на котором стоял черный ящик с лаконичной надписью «Заполненные анкеты». Там же лежали пластиковые планшеты и ручки. Вооружившись этими инструментами, я выбрал место и принялся за работу.

Анкета оказалась под стать всему, что я видел и слышал в этом месте до сих пор. Первый лист был достаточно стандартным – имя, дата рождения, адрес, телефон, семейное положение, образование и прочее, чему полагается быть в любом солидном вопроснике. Впрочем, для солидного вопросника явно не хватало одной немаловажной детали, а именно – названия заведения, для которого эта информация предоставляется.

Со второго листа документ стал напоминать анкету, которую заполняют на первом приеме у врача. Причем у очень дотошного врача весьма широкого профиля.

Перенесенные операции, хронические заболевания, история болезней в семье, принимаете ли лекарства и какие, аллергии, потребление алкоголя, курение, наркотики… Чем дальше я продвигался, тем более странные вещи интересовали моих загадочных работодателей. На восьмой странице меня спросили о наличии больших родимых пятен и шрамов. На десятой – о сексуальной ориентации. На одиннадцатой – о видах спорта, которыми мне приходилось заниматься.

Дальше пошла психология. «Ваш тип темперамента? Склонны ли вы к спорам? Подвержены ли вы вспышкам гнева? Способны ли вы затеять драку? Если да, то как часто вам приходилось это делать? Легко ли вы адаптируетесь в новом коллективе? Посещаете ли вы предсказателей будущего?» Еще через несколько страниц вопросы стали совсем уже странными:

«1. Просыпаетесь ли вы по ночам? Если да, то как часто?

2. Снятся ли вам кошмары? Если да, то как часто?

3. Обращались ли вы когда-либо за помощью к психоаналитику?

4. Боитесь ли вы темноты?

5. Бывают ли у вас приступы беспричинного страха?

6. Участвовали ли вы в войнах?

7. Боитесь ли вы замкнутого пространства?

8. Умер ли кто-либо из ваших близких в то время, когда вы были младше пятнадцати лет?

9. Появлялось ли у вас когда-либо желание совершить самоубийство?»

Пока я добросовестно отвечал «нет» на все вопросы, у меня стало возникать впечатление, что я добровольно стараюсь попасть в Иностранный легион. Я отмел эту мысль как полнейший абсурд, но чем дальше я продвигался, тем невероятнее становились мои версии. Под конец я даже стал подозревать, что заполнение этой анкеты и является моим участием в исследовании. Хотя маловероятно, чтобы кто-нибудь стал платить такие деньги за столь простую, хотя и загадочную работу.

Последний вопрос выглядел особенно странно:

«Как часто вы думаете о смерти?

1. Почти непрерывно.

2. Несколько раз в день.

3. Примерно один раз в день.

4. Примерно один раз в неделю.

5. Примерно один раз в месяц.

6. Только когда вы узнаете о чьей-то смерти.

7. Никогда».

После пяти минут размышлений я обвел цифру 4. Только полный идиот мог бы честно выбрать номер 7.

* * *

Заполнив анкету я положил ее в ящик, вернулся на свое место и стал ждать. Через некоторое время из двери вышел невысокий человек, молча оглядел всех присутствующих и, забрав ящик, ушел. Еще через минуту он принес обратно пустой ящик и опять удалился. Я огляделся. Большинство кандидатов, заполнивших анкеты, откровенно скучали. Некоторые тихо переговаривались между собой.

Осматривая комнату, я случайно встретился глазами со своим соседом – смуглым черноволосым пареньком с зализанными волосами. Заметив мой взгляд, он вдруг пододвинулся ко мне и, кивнув головой в сторону двери, спросил:

– Понял?

– Что понял?

– Понял, что это за контора?

– Нет. А ты? – в свою очередь спросил я.

Он хитро улыбнулся. Потом огляделся, наклонился еще ближе и почти шепотом спросил:

– Про такую организацию – ДВБ – слыхал?

Я кивнул. Кто же не слышал о Дирекции внешней безопасности? Парень снова ухмыльнулся.

– Знаем мы эти социологические исследования. Поэтому и вопросы такие – без железных нервов там делать нечего.

Он вдруг хихикнул и толкнул меня локтем в бок.

– А платят-то они неплохо. Да и научат многому. Только бы попасть.

Я вспомнил квадратную челюсть бритоголового и нашел эту версию не более невероятной, чем свои собственные. Я уже собирался поделиться с ним своими соображениями, но в этот момент отворилась дверь, и невысокий человек, высунув голову, позвал:

– Франсуа Саваж.

Мой сосед поднялся и, заговорщицки подмигнув мне, скрылся за дверью. Я остался один и в очередной раз с тоской подумал о том, что мог бы взять с собой книжку.

В течение следующего часа вызвали еще несколько человек. Группа кандидатов редела. Обратно не возвращался никто, приток новых людей почему-то закончился. Я продолжал строить различные теории и изнывать от скуки. Наконец прозвучало мое имя, и вслед за невысоким человечком я прошел в дверь.

* * *

Картина, представившаяся мне в этой комнате, напоминала сцену из какого-то фильма. За длинным столом восседала комиссия: двое мужчин и одна женщина. Сбоку, склонившись над стопкой исписанных анкет, пристроился мой низенький провожатый. Перед столом одиноко стоял железный стул, видимо предназначенный для кандидатов. Сидевший в центре бородатый мужчина с холеным лицом указал на стул и сказал глубоким голосом:

– Садитесь.

Я сел. Вся троица молча уставилась на меня. Я уже стал привыкать к такому разглядыванию. Выдержав полуминутную паузу, бородатый попросил:

– Расскажите нам немного о себе.

Мой рассказ заинтересовал их настолько, что уже при первых звуках моего голоса они начали переглядываться между собой. Женщина проговорила вполголоса:

– Действительно, Виктор прав.

Бородатый одобрительно кивнул, видимо тоже соглашаясь с мнением неизвестного мне Виктора. Когда я закончил, на меня обрушился шквал вопросов, по своей странности сильно напоминавших те, что были в анкете. Что их только не интересовало! Они спрашивали о моих привычках, литературных вкусах, распорядке дня, перенесенных болезнях, родственниках, музыкальных пристрастиях, хобби, друзьях, почему-то снова о боязни темноты и о многом-многом другом. Потом они принялись демонстрировать картинки, в которых я узнал тесты Роршаха. Ознакомившись с ассоциациями, которые у меня вызывали эти черные кляксы, они задали еще несколько вопросов о моем отношении к религии и наконец успокоились.

Вслед за этим допросом с пристрастием последовала вежливая просьба выйти в соседнюю комнату. Там меня встретил человек в белом халате с высокомерным равнодушным лицом. Видимо не удовлетворившись моими ответами в анкете (а может, просто не доверяя им), он потребовал, чтобы я снял рубашку, и приступил к тщательному медицинскому осмотру. Когда я спросил, с какой целью это делается, он посмотрел на меня поверх очков и недовольно сообщил: «Так надо». После такого дружеского диалога осмотр прерывался только энергичными командами: «Повернитесь», «Глубокий вдох», «Вытяните руки».

Пока мою спину и грудную клетку исследовал стетоскоп, я мысленно спрашивал себя, куда меня занесло и не пора ли покинуть это странное место, пока не поздно. Но так как на эти процедуры было уже потрачено полдня, надо было, по крайней мере, узнать, что мне предложат. Через несколько минут после окончания осмотра меня позвали обратно.

Бородатый председатель тем же величественным жестом предложил садиться и, скрестив руки на груди, забасил:

– Мсье Рокруа, мы являемся полномочными представителями частной научной организации, занимающейся исследованиями социологического характера. Нам требуется молодой человек вашего возраста с вашими физическими и психологическими данными, который сможет участвовать в этих исследованиях за весьма приличное вознаграждение. Человек этот должен согласиться на ряд условий, которые на первый взгляд могут показаться странными и, возможно, безосновательными. Тем не менее мы полагаем, что предлагаемое вознаграждение должно компенсировать все неудобства, связанные с выполнением этих условий. Заметьте, что сумма вознаграждения значительно превышает ту, что была указана в газетном объявлении.

В этом месте он сделал паузу, и в голове у меня замелькали невероятные предположения о размере этой суммы. Дав мне помечтать, он продолжил:

– Выполнение одного из необходимых условий требует длительной подготовки. Если вы согласитесь подписать контракт, вас поселят в одном из наших комплексов. Там вы пройдете специальный курс, по окончании которого должны будете сдать определенный экзамен. Если вы не сможете сдать его с первой попытки, вам будет предоставлена возможность сдать его практически неограниченное количество раз. Если же по истечении шести месяцев экзамен все еще не будет сдан, мы расторгаем наше соглашение. При этом вы тоже получаете вознаграждение, хотя и гораздо более скромное. В случае успешной сдачи экзамена вы подпишете вот этот контракт.

Он поднял со стола зеленую папку из тонкого картона.

– Пожалуйста, ознакомьтесь с ним и сообщите нам свое мнение. Некоторые детали в нем опущены. Вы получите доступ к ним только в том случае, если все остальные требования покажутся вам приемлемыми. Поверьте мне, они не представляют для вас никакой важности и не упомянуты исключительно для того, чтобы облегчить ваше решение. Разумеется, вы прочтете полный текст контракта перед тем, как его подписывать.

С этими словами он протянул мне папку.

* * *

Когда я прочел контракт, самые дикие догадки представились мне образцом здравого смысла. Согласно этой бумаге, я должен был в течение трех лет жить в некоем изолированном обществе в институте организации. (Никакого более внятного названия этого учреждения в документе не предлагалось.) На все это время меня обеспечивали едой и жильем. Все, что от меня требовалось, – это играть роль определенного персонажа. По окончании трехлетнего срока организация обязывалась выплатить мне огромную сумму, несомненно превосходившую ту, что я воображал пять минут назад. Я же со своей стороны обязывался молчать обо всем, что видел и слышал в течение этого времени. Нарушение этого обязательства грозило всевозможными преследованиями по закону, а также другими тяжкими последствиями.

В этом месте я остановился и стал гадать, какие такие тяжкие последствия могут не подпадать под определение «преследование по закону» в юридическом документе. Продолжив, я наконец наткнулся на то, что подсознательно искал, – условие, которое оправдывало невероятный размер вознаграждения. Эти господа собирались сделать мне пластическую операцию.

* * *

Я оторвался от документа и посмотрел на членов комиссии. Видимо, они уже не раз наблюдали такое ошалелое выражение на лице кандидата и хорошо знали, какой пункт контракта его вызывает. Женщина мягко сказала:

– Пожалуйста, дочитайте до конца.

Я сглотнул и стал читать дальше, надеясь, что этот контракт – тоже своего рода тест. Надежды не оправдались. Следующая страница просто перечисляла все, что мне запрещалось в этом добровольном заключении. Сухость формулировок лишь подчеркивала строгость запретов. «Полное отсутствие коммуникации с внешним миром… Беспрекословное подчинение указаниям…» На этом грозном аккорде контракт закончился. Закрыв папку, я поднял голову и сразу встретил внимательный взгляд бородатого.

– Я предполагаю, – сказал он, глядя на меня не моргая, – что у вас есть вопросы.

Разумеется, вопросы у меня были. Самый простой давно уже вертелся в голове, но звучал он как-то нелепо:

– А зачем все это нужно?

– Простите, – твердо ответил он, – но на этот вопрос я вам ответить не могу. Так же как и на любой другой, касающийся задачи и состояния нашего исследования.

Этой фразой он сразу отмел десяток других вопросов, которые я уже был готов задать. Я помолчал, собираясь с мыслями, и для начала спросил, насколько законно их исследование. На этот отнюдь не самый умный вопрос ответила женщина.

– Наши исследования, – в голосе ее зазвучали торжественные нотки, – находятся в полном соответствии со всеми законами этой страны и преследуют благородные и гуманные цели.

Мне показалось, что во время этой тирады бородатый немного поморщился. После этого на вопросы отвечал только он.

– Зачем нужна пластическая операция?

– Для того чтобы привести вас в полное соответствие с личностью, которую вам предстоит изображать.

– Это какая-то известная личность?

– Нет, этот человек неизвестен.

– Он уродлив?

– Ни в коей мере. Его внешность весьма обыкновенна и приятна. Он немного похож на вас, это было одной из причин того, что вы были выбраны.

– Одной из причин? А каковы другие причины?

– Разумеется, ваш возраст, а также ваши физические и психологические данные.

– А подробнее?

– К сожалению, на данном этапе я не могу сообщить вам какие-либо подробности.

– Я могу увидеть фотографию этого человека?

– Только если вы согласитесь подписать контракт.

Ни один из его ответов не прояснял общую картину. Мне по-прежнему было абсолютно неясно, для чего им понадобился я со своими данными и чем они занимаются в своих комплексах. Задавать прямые вопросы на эту тему не имело смысла, и разговор постепенно становился мучительным. Наконец меня осенило:

– А в чем состоит этот экзамен, к которому нужно готовиться полгода?

И снова последовал обтекаемый, вежливый и ничего не проясняющий ответ:

– Вам необходимо вжиться в образ. Экзамен позволит нам оценить, насколько успешно вы справились с этой задачей. Вы будете сдавать его до тех пор, пока мы не убедимся, что вы абсолютно готовы.

Минут через десять мои вопросы иссякли. Я ощущал себя подавленным – и контракт слишком странный, и этот топчущийся на месте разговор был мне неприятен. Бородатый внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Мсье Рокруа, мы понимаем, что вам необходимо подумать. У вас есть три дня на то, чтобы принять решение.

Если вы согласитесь на наши условия, в вашем распоряжении будут еще три дня, чтобы уладить все дела. Если это будет связано с выплатой каких-либо неустоек, организация возьмет на себя все расходы. Обдумайте наше предложение и сообщите свое решение по этому номеру.

Он подал мне белую карточку, в центре которой был одиноко напечатан телефонный номер.

– Мы будем ждать вашего ответа и надеемся, что вы примете положительное решение. Люсьен, проводите мсье Рокруа к выходу, – обратился он к невысокому, который к этому времени перестал возиться с анкетами и безучастно наблюдал за нашим разговором.

Очутившись на улице, я глубоко вдохнул сладкий воздух уходящей весны. Уже стемнело, и на чистом высоком небе показались звезды – яркие и мерцающие, вызывающие в памяти «звездные» картины Ван Гога. Каштаны вокруг тянули к ним свои зеленые руки. Неподалеку на веранде кафе сидели люди, и внезапно я позавидовал им. Они казались такими беззаботными за своими ажурными столиками. Счастливцы, не понимающие своего счастья, – им, в отличие от меня, не нужно было срочно принимать решение. Никому из них не было сделано загадочное и крайне подозрительное предложение. А вот мне его только что сделали. И при всей своей загадочности оно было самым выгодным предложением, которое я когда-либо получал в жизни.