Читать книгу Наследник - Юрий Андреев - Страница 7

Дни отлетали вместе с листками отрывного календаря, из них собирались месяцы и спрессовывались годы. Незаметно осталась позади последняя сессия. Казавшаяся поначалу такой несбыточной, мечта матушки воплощалась в жизнь. Женька через год с небольшим оканчивал Московский Механический институт. Разбежались по закоулкам памяти школьные друзья, потускнел и отдалился сам родительский дом.

После мытарств по окраинам он, наконец, снял угол на Щипке у одинокой седой дамы. В двух шагах от нового жилища шумело Садовое кольцо, за ним до самого Кремля простиралась настоящая Москва. Важно разгуливая в денежные дни по Зацепскому рынку, он чувствовал себя уже наполовину москвичом и свысока поглядывал на электрички у Павелецкого вокзала, называя про себя выходящих из них «деревней». Здание института на Кировской стояло совсем рядом. С круга на круг катила по бульварам двухвагонная «Аннушка», торопясь к одиноко возвышавшему над столичной толчеёй Грибоедову. Казалось, его увековечили в назидание потомкам о бренности земного ума.

Как-то днём, выйдя из Центрального почтамта, Плесков вальяжной походкой следовал по бульвару. Впереди на скамейке он приметил одиноко сидящую девицу с грацией оленёнка. На миг Женьке показалось, что это одинокая звезда из уральского захолустья снизошла на грешную землю, чтобы позвать за собой. Но сделав пару несмелых шагов, он с удивлением узнал голубоглазую блондинку, с которой мимоходом познакомился прошлым летом на танцплощадке под Геленджиком…. Кажется, она работала врачом в одном из окрестных пионерлагерей.

Немного поразмыслив, Женька всё же решился подойти:

– Девушка, у памятника вашу фотокарточку показали, добавив, что вы ожидаете лично меня…

Её восторженный взгляд, выпорхнув ненароком из-под густых ресниц, окатил Плескова, как неумело открытая бутылка шампанского, сверху донизу веером синих брызг. «Встретились мы в баре ресторана, как мне знакомы твои черты».…

Остаток дня они провели в воспоминаниях о море, кружа по бульварам под звуки медленного танго, словно лившегося с трофейной пластинки. Аля коротала девичий век в падчерицах. Отец погиб уже после войны, мать расписаться с ним не успела. С отчимом отношения не сложились – человек неплохой, но из простонародья. Мама ему благодарна: он их обеих от голодной смерти спас. Сейчас у семьи две комнатки в коммунальной квартире в районе Мещанки. В одной проживают мать с отчимом, другую делит она с младшей сводной сестрой.

– Может, ещё как-нибудь свидимся? – несмело спросил Женька, удерживая перед входом в подъезд её руку в своей.

И опять веер синих брызг из-под опущенных ресниц:

– Давай в субботу часов в шесть на скамейке…

Пару месяцев они встречались просто так, посещая киношки и гуляя допоздна по бульварам.

– Давно хотела тебя спросить, – как-то поинтересовалась Аля. – Ведь ты не москвич? – Плесков отрицательно мотнул головой. – А тогда зачем в Москву учиться приехал? Ведь на Урале тоже университетов хватает.

– Хотел наукой заниматься, – важно наморщил лоб Женька. – А она только здесь, в Москве.

– И родители тебя, вот так сразу отпустили?

Он усмехнулся:

– Мама почему-то решила, что её старший сын и наследник должен стать большим учёным, по заграницам ездить, на мир посмотреть. Ну и накрутила отца. Я помню, как-то ужинаем, а он тарелку отставил, внимательно посмотрел на меня и говорит:

– Не одним столичным деткам божьи горшки обжигать. Мы с мамой подумали: если будешь учиться как следует, поедешь после школы в Москву, поступать Механический институт. Там люди серьёзные, нужным стране делом заняты.…Сказал, как отрезал.

– Физиков мало, поэтому после института всех, наверное, в Москве оставляют, – мечтательно вздохнула Алевтина. – А медиков, коренных москвичек, шлют в Тмутаракань, комбайнёров из запоя выводить да роды принимать у доярок. Разве это справедливо?

Ближе к лету Плесков, наконец, решился, и улучив момент, когда хозяйка уехала к родственникам на дачу, пригласил Алю к себе. Та не отказалась, только странно посмотрев, спросила:

– А как обо мне подумает твоя дама?

Об этом Женька не задумывался, целиком находясь в предвкушении романтической встречи.

– Раньше я никого к себе не приглашал, ты первая! – заметил он, пока поднимались по казавшейся нескончаемой лестнице. – Если ты против, я не буду приставать. Просто посидим, послушаем музыку, чаю попьём…

– Чаю я напьюсь дома, – прервала его Аля и с порога деловито прошла в ванную.

Поняв, что выбирать уже поздно, Плесков поплёлся разбирать кровать.

В свои неполные 22 года Аля оказалась девственницей. Растерявшийся Женька ожидал неминуемой кары в виде обещания немедленно жениться. Но она быстро преодолела неудобства, заметив философски:

– Не бойся, это нас обоих ни к чему не обязывает. Я как-никак – медик, и знала, на что шла. В конце концов, всё когда-то случается впервые…

Вскоре хозяйка вообще переселилась на дачу к племяннице, и Аля под предлогом больничных дежурств оставалась ночевать почти каждый день.

– Недавно у нас теоретиков набирали, – сообщил Женька, когда она приехала на очередную ночевку. – Я им стал о своих идеях рассказывать, а мне: почитай книжки, и приходи снова. Они специально это придумали, чтобы русских ребят в науку не пускать.

– А этим, как его…

– Экспериментатором…

– Да- да, разве нельзя? Большинство ваших ребят ими хотят стать.

– Вот счастье: полжизни установку собирать, потом ждать, пока она заработает и в очереди на защиту стоять. Годам к тридцати, если повезёт, защитишься. И никто о тебе не узнает…

Аля погладила его по голове, потом по-хозяйски прижала к себе:

– Не переживай, прорвёмся! – Я в обиду тебя не дам, только слушай меня во всём…

К середине лета, как на грех, выяснилось, что она беременна. Семья Алевтины хранила гробовое молчание. При редких встречах с будущим зятем, её мать лишь скорбно поджимала губы. Однажды Женька случайно подслушал, как она убеждала дочь сходить, пока не поздно, к нему в институт. В противном случае это сделает она сама. В ответ Аля только молча плакала. История их коротких отношений стала отдавать душком. Плесков, чтобы не выглядеть банальным соблазнителем, тихо расписался с Алевтиной, а хозяйка, сжалившись, оставила молодожёнов у себя.

Шокированная выбором сына, матушка Женьки в очередной приезд от знакомства с новыми родственниками отказалась наотрез. Чтоб как-то образумить потерявшего голову юнца, ему на неопределённое время урезали материальную поддержку. В ответ Женька по наводке одного институтского приятеля устроился преподавать физику с математикой в близлежащую вечернюю школу. После Нового года Алевтина благополучно разрешилась от бремени сыном, и их стало трое.

Появление Алёшки разрушило прежнюю романтическую идиллию. Комнатка, в которой они теперь находились вместе круглыми сутками, для троих была слишком мала.

В феврале вьюжило так, что почтенные купеческие особнячки стали походить на выстроившихся в шеренги седых Дедов Морозов. Поздними вечерами улицы казались настолько одинаковыми, что однажды возвращаясь с работы, Плесков заблудился и пришёл домой заполночь. Дверь оказалась закрытой изнутри на щеколду, и ему пришлось долго и настойчиво стучаться, прежде чем Алевтина его впустила. В ту ночь они впервые поругались. Привыкший к внутренней свободе, Женька стал постепенно тяготиться семейной жизнью и при любом удобном случае смывался из дома.

По весне вуз со всеми службами переехал во вновь отстроенное приземистое здание на окраине у Москвы-реки. Для сотрудников, собиравшихся с разных концов города, существовал автобус. Прямое как стрела новое шоссе, рассекая безбрежные доселе клубничные поля, уводило на просторы в новую манящую реальность.

Первое время Женьке казалось, что здание института целиком состоит из нескончаемого лабиринта широких и светлых коридоров. Бродя по ним в поисках нужной кафедры, можно было с непривычки потратить больше часу. Он выходил из дома затемно, чтобы попасть на кафедру к 9 утра. После института мчался в вечёрку и возвращался домой уже после 11 вечера. Конечно, долго такую нагрузку выдерживать нельзя. Плесков стал реже бывать на кафедре, и, вскоре забросил недописанный диплом. Новая реальность превратилась в несбыточную мечту.

Провидение улыбнулось ему в лице нового начальника. Дядя Саша, как запросто звали его ребята, возглавил новую перспективную тематику, и ему срочно требовались молодые сотрудники. Столкнувшись как-то в коридоре, он привёл Плескова к себе:

– Почему на кафедре редко появляешься, в теоретики уйти хочешь? – Женька коротко объяснил.

– Не взяли и чёрт с ними. Всю доску крючками испишут, чтоб десятую поправку посчитать, а толком ни один серьёзный вопрос решить не могут.… Тут новое живое дело: ускоритель будем рассчитывать. Пойдёшь?

Женька уныло вздохнул:

– У меня жена с ребёнком и жить негде: комнатку на Добрынинской снимаем.

– Сделанного не воротишь, – хмыкнул дядя Саша. – Ладно, не переживай. Зарплатой не обидим, и с жилплощадью институт поможет, как раз на днях малогабаритная квартирка освободилась. – Не веря своим ушам, Плесков в столбняке уставился на свалившегося, словно с небес, благодетеля. – Отцу я сам позвоню, – неожиданно добавил дядя Саша, – мы с ним знакомы немного.

Вопреки ожиданиям Алевтина приняла новость довольно спокойно:

– Попроси, может и меня в медсанчасть института устроят…

Не ожидавший такой реакции Женька впал в столбняк:

– А как же маленький…

– Маму попрошу, чтоб пожила с нами. Я ещё и дня на работу не ходила. Что ж мне, навек в домохозяйку превращаться…

К осени вечёрка вместе с углом на Щипке забылись как дурной сон. Теперь по утрам Женька на крыльях перелетал пару длиннющих остановок и с ходу вгрызался в брошенные накануне записи, находил кучу ошибок и всё переделывал заново. В новой квартире он практически только ночевал. Незаметно все времена года стали на одно лицо. Он только успевал фиксировать сознанием, как подрастает сын. Когда грянула по счёту пятая весна, работа группы подошла к концу. Наступила пора выносить результаты в люди.

Женьке нужно было срочно садиться писать кандидатскую. И тут он повстречал Тому. По кафедрам об этой даме ходили самые противоречивые слухи. В курилках наперебой перечисляли её сановных любовников. Поначалу Плескову льстило, что эта многоопытная и капризная красотка выбрала именно его. Прежде не замечавшие мужики постарше теперь провожали Женьку долгими внимательными взглядами, а институтские матроны без стеснения шушукались за спиной.

Как-то он вызвался проводить Тому до автобусной остановки. За пустяшным разговором парочка незаметно обогнула корпус института и углубилась в цветущую аллею. И тут после добровольного пятилетнего затворничества на Женьку вдруг хлынуло волшебное облако волнующего запаха, из которого выступила точёная созревшая фигурка, зовущая к себе небесно – васильковыми глазами. Казалось, эта плоть соткана лишь из одних нежных белых и розовых лепестков. Коснись неосторожно, она вмиг рассыплется и увянет. Их еле уловимый аромат сразу и навсегда пропитал всё его существо.

Головы потеряли оба и сразу. Женька забросил диссертацию и сутками напролёт пропадал с Томой. Общественное мнение было шокировано: хищница сомнительного поведения окрутила молодого сотрудника.

В самом конце августа его вызвал вернувшийся из отпуска дядя Саша и жёстким тоном попросил прекратить отношения. Последовало долгое и мучительное примирение с Алевтиной, после которого она снова забеременела. Диссертация казалась отложенной минимум до будущей весны…

У Женьки от отчаяния опустились руки. Но дядя Саша умел держать слово и не сдавал своих. Вопреки всеобщим ожиданиям он дождался защиты ученика, и быстро подытожив расчёты группы докторской, отбыл в длительную ответственную командировку за рубеж. Новоиспечённый старший научный сотрудник Плесков пустился в самостоятельное плавание.