Читать книгу 99 имен Серебряного века - Юрий Безелянский - Страница 12

ПОЭТЫ, ПРОЗАИКИ, КРИТИКИ
БАЛЬМОНТ
Константин Дмитриевич
3(15).VI.1867, дер. Гумнище Шуйского уезда Владимирской губернии – 24.XII.1942, Нуази-ле-Гран, близ Парижа

Оглавление

На второй букве русского алфавита «Б» сошлись пять крупнейших поэтов Серебряного века: Блок, Бунин, Андрей Белый, Брюсов и Бальмонт (Бурлюк не в счет). Пять бриллиантов с разными сверкающими гранями.

«Если бы надо было назвать, – писала Марина Цветаева, – Бальмонта одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: «Поэт…» Я бы не сказала так ни о Есенине, ни о Маяковском, ни о Гумилеве, ни даже о Блоке. Ибо в каждом из них, кроме поэта, было еще нечто. Даже у Ахматовой была молитва – вне стихов. В Бальмонте же, кроме поэта, нет ничего».

Если продолжить цветаевскую мысль, то поэт – это житель альпийских высот, горный человек, возвышенный над бытом и живущий в мире поэтических представлений. «В Бальмонте, кроме поэта, нет ничего, – повторяет Цветаева. – До франков и рублей он просто не снисходит. Больше скажу: он вообще с жизнью не знаком…»

Когда 14 мая 1920 года вся литературная Москва отмечала 30-летие поэтического труда Константина Дмитриевича во Дворце искусств на Поварской, Марина Цветаева обратилась к юбиляру со словами: «Дорогой Бальмонтик!» И далее: «От всей лучшей Москвы и – за неимением лучшего – поцелуй».

В мемуарах Бориса Зайцева говорится: «Бальмонт был, конечно, настоящий поэт и одним из «зачинателей» Серебряного века. Бурному литературному кипению предвоенному многими чертами своими соответствовал – новизной, блеском, задором, певучестью».

Краткая канва жизни Бальмонта такова: первые десять лет жизни прошли в деревне. Воспитывался он на произведениях русской классики. Чтение стало его любимым занятием. Книги, женщины и путешествия – вот что интересовало Бальмонта на протяжении всей жизни. Первые стихи написал в десятилетнем возрасте. Учился в гимназии сначала в Шуе, потом во Владимире. Гимназию называл «тюрьмою».

В 1886 году Бальмонт поступил на юридический факультет Московского университета, но не доучился, бросил: «Я не смог себя принудить заниматься юридическими науками, зато жил, истинно и напряженно, жизнью своего сердца, а также пребывал в великом увлечении немецкой литературой» (из письма).

Первые выступления в печати датированы 1885 годом. В 1890-м Бальмонт на собственные средства издал «Сборник стихотворений». Проникнутая надсоновскими мотивами, книга не встретила одобрения. Поэт уничтожил весь тираж, повторив поступок других русских поэтов. С излюбленными темами Надсона – слезами и печалью – было покончено.

В 1894 году появился сборник «Под северным небом», с которого начался собственно Бальмонт: изящество формы, музыкальность стиха и чувство речи (однажды он сказал: «Я не анатом русского языка, я только любовник русской речи»).

Когда луна сверкнет во мгле ночной

Своим серпом, блистательным и нежным,

Моя душа стремится в мир иной,

Пленяясь всем далеким, всем безбрежным…


В сборнике был и ставший знаменитым «Челн томленья»:

Чуждый чистым чарам счастья,

Челн томленья, челн тревог,

Бросил берег, бьется с бурей,

Ищет светлых снов чертог…


Следующие сборники – «Горящие здания», «Будем как солнце» и «Только любовь» – приносят Бальмонту славу как одному из ведущих поэтов-символистов. Излюбленный образ Бальмонта – сильный, гордый и «вечно свободный» альбатрос. Современники видели в иносказаниях Бальмонта бунтарский и даже революционный смысл. Призывы к свету, огню, солнцу на фоне всеобщего уныния не могли не импонировать публике. В 1904 – 1905 годах издательство «Скорпион» выпустило собрание стихов Бальмонта в двух томах. В 1907 – 1914 годах выходит его полное собрание произведений в десяти томах. Бальмонт – один из популярнейших авторов. Вокруг него вечно вьются истерические поклонницы. Одна из них донимала поэта:

– Хотите, я сейчас брошусь из окна? Хотите? Только скажите, и я сейчас же брошусь.

Февраль 1917 года Бальмонт встретил ликующе. Но когда он увидел истинное, грубое и страшное лицо революции, Бальмонт отверг ее. Получив разрешение выехать из советской России на полгода, Бальмонт 25 июня 1920 года уехал навсегда.

«Изгнанник ли я? – спрашивал себя Бальмонт. – Вероятно, а впрочем, я и не знаю. Я не бежал, я уехал. Я уехал на полгода и не вернулся. Зачем бы я вернулся? Чтобы снова молчать как писатель, ибо печатать то, что я пишу, в теперешней Москве нельзя, и чтоб снова видеть, как, несмотря на все мои усилия, несмотря на все мои заботы, мои близкие умирают от голода и холода? Нет, я этого не хочу…»

Мне кажется, что я не покидал России

И что не может быть в России перемен.

И голуби в ней есть. И мудрые есть змии.

И множество волков. И ряд тюремных стен.

Грязь «Ревизора» в ней. Весь гоголевский ужас.

И Глеб Успенский жив. И всюду жив Щедрин…


Это строки из стихотворения Бальмонта «Дурной сон». И разящие заключительные строки:

Жужжат напрасные, как мухи, разговоры.

И кровь течет не в счет. И слезы – как вода.


В Париже Бальмонта называли «Русский Верлен», сравнивая его бедственное положение и роковое пристрастие к вину с тяжелой судьбой французского поэта. И тем не менее в эмиграции Бальмонт много работал, писал, переводил. Психическое заболевание оборвало струны его лиры. Нищета, больница, полное забвение. Он умер в оккупированном гитлеровцами Париже в возрасте 75 лет. Вот вкратце и все.

Печальный конец? Но такова жизнь. А в ее начале – энергия, сила, подъем…

Я вольный ветер, я вечно вею,

Волную волны, ласкаю ивы,

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,

Лелею травы, лелею нивы.

Весною светлой, как вестник мая,

Целую ландыш, в мечту влюбленный,

И внемлет ветру лазурь немая, —

Я вею, млею, воздушный, сонный.

В любви неверный, расту циклоном…


Этот уж точно: «в любви неверный». Три жены, множество поклонниц. Романы бурные и страстные (один из них с поэтессой Серебряного века Миррой Лохвицкой).

Моя любовь – пьяна, как гроздья спелые,

В моей душе – звучат призывы страстные,

В моем саду – сверкают розы белые

И ярко, ярко-красные.


Женщины млели и «пачками» влюблялись в Бальмонта. Как писал Андрей Белый, «Бальмонт выступал, весь обвешанный дамами, словно бухарец, надевший двенадцать халатов: халат на халат…». И, естественно:

Она отдалась без упрека.

Она целовала без слов.

– Как темное море глубоко,

Как дышат края облаков!

Она не твердила: «Не надо»,

Обетов она не ждала.

– Как сладостно дышит прохлада,

Как тает вечерняя мгла!

Она не страшилась возмездья,

Она не боялась утрат.

– Как сказочно светят созвездья,

Как звезды бессмертно горят!


Эротизм Бальмонта удивительно лирический и чистый.

Пойми, о нежная мечта:

Я жизнь, я солнце, красота,

Я время сказкой зачарую,

Я в страсти звезды создаю.

Я весь – весна, когда пою,

Я – светлый бог, когда целую!


Добавьте к эротизму и эгоцентризм Бальмонта. Все крутилось вокруг его «Я» – его чувств и озарений.

Андрей Белый вспоминает о Бальмонте: «На Арбате он в 1903 году, как и в 17-м, ранней весною являлся, когда гнали снег; дамы – в новеньких кофточках, в синих вуалетках; мелькала из роя их серая шляпа Бальмонта; бородка, как пламень, чуть прихрамывая, не махая руками, летел он с букетцем цветов голубых, останавливался, точно вкопанный: «Ах!» – рывком локоть под руку мне (весна его делала благожелательным); вскидывал нос и ноздрями пил воздух: «Идемте – не знаю куда: все равно… Хочу солнца, безумия, строчек – моих, ваших!» (А. Белый. «Начало века»).

И начиналось безумное чтение.

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих.

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву

И зову мечтателей… Вас я не зову.


Мечтатель, огнепоклонник, светослужитель (последняя книга «Светослужитель» вышла в 1937 году), он почти никогда не описывал социальной жизни. Его интересовали только личные ощущения, только «мимолетности». «Дьявольски интересен и талантлив этот неврастеник», – сказал о Бальмонте Максим Горький. В течение десятилетия Бальмонт, по выражению Брюсова, «нераздельно царил над русской поэзией» (1895 – 1904). Им восхищались. Ему подражали. «Душами всех, кто действительно любил поэзию, овладел Бальмонт и всех влюбил в свой звонко-певучий стих» (Брюсов).

Я – изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты – предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я – внезапный излом,

Я – играющий гром,

Я – прозрачный ручей,

Я – для всех и ничей…


Ведь, правда, завораживающе-прекрасно и как музыкально? Какие аллитерации, ассонансы, какая напевность, почти вокализация («Мы плыли – все дальше – мы плыли…»). Бальмонт весь музыкален. «Его стихи – сама стихия» (Северянин). Но следует поставить одно «но»: Бальмонт, как никто другой из «серебристов», написал множество и плохих стихов, появился даже термин «бальмонтовщина»: безглагольно-неопределенная поэзия речевых поворотов. Но в лучших своих стихах Бальмонт все же прекрасен. Звуки его лиры поистине серебряны.

И нет серебрянее звука

В серебряном ушедшем веке.


99 имен Серебряного века

Подняться наверх