Читать книгу Верлибры и иное. Книга стихотворений - Юрий Борисович Орлицкий, Ю. Б. Орлицкий - Страница 2

Юрий Орлицкий еще в смутные для верлибра времена был для него первым собирателем, этаким Иваном Калитой русского верлибра. И если Владимира Бурича считать основателем московской школы, Геннадия Алексеева – ленинградской (петербургской), то Орлицкого можно поставить во главе куйбышевской (самарской) школы свободного стиха.

Если Бурич внес в русский верлибр некоторые черты современного польского стиха, мне приписывали следование брехтовской традиции, то у Орлицкого в собственной практике заметно творческое переосмысление англоязычной (прежде всего американской) современной поэзии.

Вячеслав Куприянов

В свою большую синтетическую вещь «Больной скорее мертв, чем жив», которую лишь условно можно считать поэмой, Юрий Орлиц-кий включает и верлибры, и конвенциональные стихи, и отрывок из инструкции по использованию огнетушителя, и объявления, и сноски, и даже текст на немецком языке. Я бы рискнул назвать это произведение сверхповестью (Велимир Хлебников, кстати, тоже мелькает среди прочих персонажей, введенных автором в сей трагикомический скетч), выполненной в «смешанной технике», по терминологии А. Очеретянского. Мне кажется, подобные полифонические и полисемантические тексты Орлицкому прекрасно удаются; к тому же являются – в лучшем смысле – современными и актуальными.

Что же касается «обычных» стихотворений Юрия Орлицкого, то наибольший интерес представляют все же именно верлибры, как самая органичная и естественная для поэта форма (сказанное вовсе не означает, что у Орлицкого нет замечательных рифмованных стихов или они удаются ему в меньшей степени, чем свободные стихи; дело тут, возможно, во вкусе и личных предпочтениях пишущего эти строки).

Если бы мне сказали: «Назовите основное качество стихотворений Орлицкого, что их отличает», я бы ответил коротко – лиричность, хотя (в скобках) заметил бы, что им свойственны и афористичность, и парадоксальность, и лаконичность, и точность, и простота; и без труда привел бы в доказательство десятки примеров.

Арсен Мирзаев

Среди мастеров современного верлибра Юрий Орлицкий занимает особое место. Известно, что в становлении каждого инновационного типа письма (а именно таков был свободный стих для официально допущенной советской культуры) практики подчас есть одновременно и теоретики, и идеологи. В русском верлибре было несколько таких фигур, но, пожалуй, только Орлицкий смог, не смешивая работу правого и левого полушарий, в равной степени осуществиться и как практик-объективист, и как максимально субъективный, более того, подчеркнуто обращающийся к интимным, неуловимым переживаниям, движениям души, мимолетным размышлениям тонкий лирик.

Данила Давыдов

Поэзия суть одно из наиболее интуитивнейших дел человеческих, интеллектуал в ней всегда под подозрением. Игровое начало с трудом уживается с исследовательским, они – те же «лед и пламень», но когда же им все-таки удается сойтись вместе, на пересечении возникают изысканные образцы философской лирики. Можно вспомнить Элиота, Паунда или Вячеслава Иванова. Хотя временами и мэтрам приходилось поступаться чем-либо из своего арсенала ради обретения чистоты и точности лирического высказывания. К счастью, известному специалисту по современному свободному стиху Юрию Орлицкому удается без особенного для себя ущерба избегать сциллы неискушенности и харибды наукообразия. …

Ряд текстов имеет отпечаток сдержанной, суховатой исповедальности, филологическое в них «состязается» с философским, и на основе такого «соперничества» рождается нечто афористически выверенное и запоминающееся.

Станислав Шуляк

Поэзия Юрия Борисовича Орлицкого представляет собой пазл, собранный из крошечных, но самодостаточных фрагментов. Из коллизий этих фрагментов, из неловкого скрежетания, которую они издают при сопоставлении, получается пестрая, противоречивая, обаятельная, порой внушающая хорошо известный страх мозаика.

Она же – обычный мир, рассмотренный через лупу собирателя слов, отменно знающего каждую детальку своего собрания, и видящего в ней то, что неопытному глазу неведомо, недоступно.

Массимо Маурицио

Текст Орлицкого пребывает в пространстве, где «поэтическое» и «актуальное» попеременно высказались и исчерпали свой тезис и антитезис таким образом, что отчетливо проартикулированное оказывается не отброшенным, но снятым, как бы единым со сказанным мимоходом.

И вот: разговор ведется уже о более серьезных вещах и более подходящим для этого тоном.

И еще одно: удивительная достоверность интонации родившегося в пятидесятые…

Сергей Завьялов