Читать книгу Империя в лето 1825 года - ЮРИЙ ЕГОРОВ - Страница 2

Вымыв с мылом как следует руки и шею с карбункулом у смотрителя, обработав инструмент и место оперативного вмешательства спиртом, Максим вставил оперируемому меж зубов ложку и попросил потерпеть. Наработанными движениями он скальпелем вскрыл карбункул и быстро ланцетом удалил из канала гнойник, при этом пациент не успел даже закричать.

Промыв рану кипячёной водой и обработав края спиртом, он закрыл рану чистым тканевым тампоном и забинтовал шею. Вся операция длилась не более десяти минут. Когда он объявил смотрителю, что всё уже закончилось, тот, всё ещё не веря, удивлённым и благодарным взглядом смотрел на него.

– Эк ловок, ты парень, враз от такой напасти избавил! Ведь до тебя меня осматривал наш уездный лекарь в земской больнице и сказал, чтобы я потерпел, покуда гнойник сам не прорвётся. А как терпеть-то, если и боль страшная и ночами не спишь? Думал, уж преставлюсь, – смотритель встал и несколько раз перекрестился на образы. – Чем я тебя смогу отблагодарить? Ах да, тебе нужна работа. Знаешь, помоги мне здесь всё убрать, тогда и поговорим.

Вскоре они вновь сидели за столом и душевно беседовали. Фёдор Степанович выставил на стол всё, что у него было в загашнике и даже предложил хорошего красного вина. Почувствовав сильное облегчение, он раскрылся, и Максим понял, что перед ним, в общем-то, добрый и порядочный человек. Они выпили и закусили.

– Так говоришь, тебя Максим зовут? – молодой человек подтвердил. – А родители укатили в Италию, оставив здесь одного! Слушай, а может, они никуда и не уезжали, просто хотят для себя пожить, и ты вскоре их вновь встретишь?

– Нет, Фёдор Степанович, в левом кармане сюртука у меня единственное за четыре года обучения письмо от них, они действительно в Риме.

– Да, не больно это хорошо, – вздохнул смотритель. Ну, ничего, не отчаивайся, я помогу тебе, слушай внимательно. Дней десять назад у меня останавливался, кормил и давал отдых лошадям очень именитый местный помещик, возвращающийся из Москвы. У него подЗарайском большое поместье, и он бы, конечно, мог сразу туда отправиться, но пожалел лошадей, они у него сильно породистые. Лет пятидесяти пяти он и очень богатый! Причём слух идёт, хорошо к крепостным относится, ни один человек от него не удрал и жалоб не поступало. Воровать никому не даёт, ни крепостным, ни своему приказчику, ни дворовым. Так вот, выпил он у меня чаю, вина, правда, не стал, и мы разговорились: «Хочется очень в поместье хорошего доктора, или хотя бы магистра завести, а то от болезней вред большой и труд от этого непроизводительный у крестьян. Местные же лекари разбираются в медицине слабо. Даже в Москве искал и хорошее жалованье предлагал, но никого не нашёл, чтобы согласились в именье жить, все хотят в городе пристроиться». Так сказывал он мне и ещё очень просил, если подвернётся стоящий человек, обязательно к нему направить. Вижу, ты хороший парень и толковый очень, попробуй доехать до Павла Ивановича, думаю, не пожалеешь и, может, мне ещё спасибо скажешь? А доехать до него так: через две версты[1] будет дорога справа примыкать, езжай, никуда не сворачивая, и через двадцать две версты будешь у него. Я, честно говоря, там не был, но проезжие сказывали, что очень хорошее здание именья и несколько зданий поменьше. У этого человека очень хорошая репутация в наших краях, так что езжай.

«Надо же, как всё удачно складывается, хоть и не вспоминай свой дом», – подумал наш герой. И здесь всё же его охватила тоска от мысли, что он уже никогда не сможет вернуться в XX век. С минуту он боролся с нахлынувшими чувствами. Смотритель воспринял эту пазу как рассуждения молодого человека относительно только что поступившего предложения. Но Вадим Одинцов думал о другом: «А что ты, милочка моя, собственно расстроился? Ведь ты же сломя голову бежал из Москвы, которая тебя отвергла. Ну, приехал бы ты во Владимир или другой какой город, чтобы для тебя изменилось? Да ничего. О Российской империи ты ведь раньше много думал, так почему бы и не пожить в ней? А уж там, как получится. Что же… Максим так Максим».

– Спасибо вам, Фёдор Степанович, за угощение и заботу, не знаю, только когда и чем смогу вас отблагодарить. Сейчас ни ассигнаций, ни монет предложить вам не могу, уж не взыщите.

– Что ты, Максим, это я у тебя в долгу от такой напасти ослобонил, сейчас сижу и даже жить хочется. Только очень тебя прошу: если будет шея ещё гноиться, то приеду к тебе, уж не откажи тогда в лечении, с Павлом Ивановичем я договорюсь.

– Конечно, приезжайте. Если я там остановлюсь, то обязательно приму вас и помогу, а пока каждый день меняйте повязки и завтра приложите чисто вымытого в кипячёной прохладной воде молодого подорожника. Всё у вас будет хорошо.

Они, не спеша, вышли на улицу, и Фёдор Степанович рассказал Максиму, как правильно кормить и поить коня, чтобы он сохранил форму. Пока они этим занимались, из уездного центра воротилась на дрожка́х жена смотрителя – разбитная женщина с добрым и открытым лицом. Пришлось Максиму ещё раз рассказать, как обрабатывать рану на шее мужа, чтобы избежать инфекции. Евлампия, так звали жену, настойчиво приглашала молодого человека вернуться в дом, где она быстро накроет на стол и угостит его как следует. Но наш герой вежливо отказался, его уже влекла тема встречи с помещиком, который даст ему работу и кров. Слегка пришпорив коня и выехав со двора, Максим обернулся: смотритель и его жена, улыбаясь, махали ему вслед.

– Что, дружище? – обратился седок к коню, когда тот перешёл на слабый галоп, – как же мне тебя называть? – он стал перебирать клички, и, лишь когда произнёс «Барс», конь отозвался, радостно заржав. – Вот видишь, как я быстро угадал, – засмеялся седок и дал команду на быстрый галоп.

Ветер свистел в ушах, а всадник мчался по уже прилично подсохшей дороге, слегка пригнувшись к гриве коня. Вот и отворот на дорогу к поместью. Немного пройдясь рысью, чтобы дать коню восстановить дыхание, он вновь перешёл на галоп, стараясь быстрей покрыть эти двадцать две версты. Проскакав с переменной скоростью около двух часов, молодой человек встретил на въезде в лес двух крестьян с котомками за плечами. Натянув поводья, он остановился около них и с любопытством разглядывал улыбаясь.

– Пошто смеётесь, барин? – обратился к седоку старший со слегка поседевшей бородой. – Помещик наш умер от вина, а сын, приехавший из Москвы, видя хозяйство в крайнем упадке, даровал оставшимся двадцати пяти душам вольную, а именье продал. Вот до чего мы дожили, даже порты у обоих драные, не говоря уж о рубахах. Хотели вот к Павлу Ивановичу Сокольникову податься, да он не взял, говорит: «Свои справляются с работой, а держать необеспеченных людей в нищете – это не в моих правилах».

С минуту Максим прикидывал варианты использования людей:

– Скажите, милейшие, а почему так мало вас осталось у прежнего помещика, ведь уходить от господина просто так нельзя.

– Так, они почти все ушли на погост, барин, болеет народец.

– А вы вот, вижу, туда не отправились?!

– Тятя в травах сильно разбирается, себя и меня вылечил, – ответил подросток лет семнадцати, видимо, сын крестьянина.

– А матушка твоя где, парень, почему вы одни.

– Так, её осьмой год, как нет, прежний барин напился и изнасиловал её, а она сильно страдала от позора, вскоре утопилась.

«Вот так, – подумал наш герой. – Вот они реалии времени. Что же, раз я вхожу в этот новый для себя мир, то нужно войти по-человечески. Взгляд у отца с сыном явно неглупый, возьму-ка я их с собой, во врачебном деле хорошие помощники нужны».

– А как звать-то вас? – вполне серьёзно спросил седок.

– Анисим я, а это мой тятя Кузьма – Терентия сын.

– Грамотно больно отвечаешь, – закинул шара наш герой.

– Разумею я грамоте. Тятя за меня барщину работал, а меня в церковно-приходскую школу определил. Каждый день десять вёрст туда и назад ходил, а азы грамоте постиг. И сейчас учусь, – парень снял с плеч котомку и развернул: там были книги по арифметике, словесности и естествознанию.

– Ты молодец, и хорошо, что отца любишь и уважаешь. Вот вам моё предложение: я еду в поместье наниматься лекарем, постараюсь упросить Павла Ивановича, разрешить мне иметь двух помощников. Предупреждаю – буду не только лечить людей, но и много вскрывать трупов, я хирург и мне нужна сильная практика. Работать будете первое время за тарелку супа, чистую одежду и баню раз в неделю. Согласны – идёмте за мной, нет – прощевайте.

– Пошто спрашиваете-то, барин, – Кузьма перекрестился, благодаря бога за такую милость и, подойдя к всаднику, стал целовать ему руку, вслед за ним это же сделал и Анисим.

Поместье Междубравное

С получаса всадник ехал шагом посреди хвойного леса, двое крестьян следовали за ним. Вскоре лес стал редеть, и посреди него на пригорке показалось помещичья усадьба. Название говорило само за себя: с одной стороны, к поместью подступала хвойная дубрава из молодых елей, чередующихся с берёзами, с другой – молодые дубы тянули ветки прямо к зданиям. Зданий было несколько: основное деревянное в два этажа, обитое фальцованным тёсом и выкрашенное в голубой цвет, оба крыла первого этажа которого имели отдельные входы; длинное каменное в один этаж, видимо, для хозяйственных нужд; несколько дополнительных построек и амбаров. Весь ансамбль производил очень приятное впечатление, купаясь в лучах ещё довольно высоко стоящего светила. Внизу холма виднелась живописная река с заводями. Место было просто потрясающе! У всадника учащённо забилось сердце, о такой красоте он мечтал всегда, и теперь она перед ним.

– Вот, барин, это то самое поместье, а вон видите стол на лужайке, ближе к дубовой роще, за ним сам Павел Иванович, его жена и дочь, отдыхают, дай бог им доброго здоровья!

Похоже, время для разговора было самое подходящее, и молодой человек постарался побыстрей приблизиться к лужайке, его неожиданные спутники следовали за ним чуть ли не бегом. Остановившись перед зданием и привязав коня к специальным поручням, соискатель работы приблизился к сидящим за столом.

– Приятного аппетита, господа! – вежливо предложил он. – Ваше благородие, – обратился он к мужчине в белой рубашке с кружевным воротником, светло-серых брюках с лампасами и лёгких штиблетах, – я прошу вас меня выслушать.

Отставив чашку с чаем, глава поместья повернулся к подошедшему. Со свежей кожей лица, большим лбом с небольшой залысиной, коротко подстриженными усами и бородкой он смотрелся очень респектабельно, а большие серо-голубые глаза выдавали хорошую генетику и интеллект. С полуминуты помещик с любопытством рассматривал так неожиданно появившегося перед ним разночинца, затем приветливо улыбнулся и ответил:

– Я слушаю вас, молодой человек.

– От смотрителя почтовой станции, что рядом с поворотом на дорогу к вашему именью, я узнал, будто вам нужен хороший лекарь, поэтому хочу вам предложить свои услуги по врачеванию.

Хозяин имения заметно оживился, облокотившись на край стола, слегка помял подбородок, с минуту он размышлял.

– Молодой человек, – наконец оживился он, – мне нужен как минимум магистр, способный лечить членов моей семьи и, если потребуется, крепостных, чтобы они не болели, а работали. Лекарей бестолковых и здесь хватает. Извольте предъявить ваш диплом, я хочу посмотреть.

Максим, ни слова не говоря, достал из сумки диплом.

– О, так вы, оказывается доктор медицины, – на лице помещика появилась удовлетворённая улыбка и даже удивление. – Это в корне меняет дело. Только как быть с опытом, его ведь из книжек не почерпнёшь.

– Вы совершенно правы, ваше благородие, опыт – дело наживное, но поверьте, я уже занимался частной практикой, но и сильно постараюсь, чтобы приумножить опыт. Кстати, несколько часов назад я препарировал у смотрителя почтовой станции карбункул, так что практика продолжилась.

– Ну и что, Фёдор Степанович, живой после ваших процедур? – негромко засмеялся помещик и вновь пригубил чашку с чаем. – А то, может уже лежит в горячке, и вас проклинает.

Максим, естественно, не стал говорить хозяину именья, что, уже проходя ординатуру, щёлкал эти фурункулы с карбункулами, как орехи и даже сам оперировал грыжи, ассистировал при очень сложных операциях. Он ожидал решения хозяина именья.

– Что, Катюша, – обратился он к пятидесятилетней женщине, сидящей рядом и не вмешивавшейся в разговор, – возьмём молодого человека? Он хоть и молод, а уже доктор, редкий для нас случай и везение, – он передал ей для ознакомления диплом. Здесь Максим испытал на себе взгляд не только красавицы – жены помещика, но и такой же красивой дочери.

Женщина возвратила мужу диплом и улыбнулась:

– Я не против, дорогой, а то сам знаешь, с обычным насморком просто беда, не говоря уж о серьёзных болезнях. Там посмотрим.

– Хорошо, молодой человек, сейчас пройдём ко мне в кабинет и обсудим условия вашей работы. Только сразу будет к вам вопрос. Эти бедолаги, из соседнего разорившегося именья, что стоят у вашей лошади, когда вы их успели подцепить?

– Ваше благородие, давайте обо всём поговорим в кабинете.

– Ну, хорошо, милостивый государь, пойдёмте, – Павел Иванович приложился белоснежной салфеткой ко рту и поднявшись, показал рукой на главное здание именья приглашая.

Вадим Одинцов часто бывал в подобных зданиях, где, как правило, были оборудованы музеи. Оказавшись внутри аналогичного обжитого здания, был поражён уютом и положительной энергетикой. Очевидно, здесь не держали людей злых и холодных. Заведя соискателя работы в комнату средних размеров с большой библиотекой, хозяин кабинета предложил ему сесть напротив стола, где помимо аккуратно сложенных бумаг стоял стакан с гусиными перьями и чернильница с откидывающейся крышкой.

– У меня 1200 ревизских[2] душ крепостных, десять человек прислуги, ну и я с женой и дочерью. Вот такой, если так можно выразиться, объём вашей будущей работы. Какое бы вы хотели иметь жалование? Сто серебряных рублей в месяц вас устроит для начала? Это, не считая частных вызовов к достопочтенным людям.

Вадим имел кое-какое представление о валюте этого периода и покупательской способности населения: зарплата была огромной.

– Я согласен, – без колебаний ответил он.

– Вот и прекрасно, – хозяин усадьбы поднялся и подошёл к молодому человеку, протянув руку для знакомства. – Местный помещик, граф Павел Иванович Сокольников.

Вадим понимал: если именитый помещик, да ещё дворянин протягивает руку только что объявившемуся человеку – это признак очень высокого доверия и уважения.

Как можно спокойнее он ответил:

– Максим Денисович Ильин, медицинский титул вам известен. Окончил Медицинский факультет Императорского Московского университета, кафедру хирургии. Других заслуг пока не имеется.

Павел Иванович смотрел в глаза обыкновенного русского парня, изъясняющегося при этом с удивительной грамотностью, и, всё никак не мог поверить, что его давняя мечта сбывается.

«Уж так тяжело живётся простому народу. И барщину им нужно отработать, и себя ещё накормить, а на их головы то неурожай, то болезни. Пьянство в своих деревнях и сёлах искоренил, научил крепостных запасы делать на случай неурожая. С болезнями же настоящая беда, столько здоровых людей гибнет!» – думал прогрессивный помещик, всё ещё держа парня за руку.

– Значит, я тогда пишу договор найма, – он снова вернулся за стол. – Вы подписываете и можете приступать к своим обязанностям, – он взял колокольчик и вызвал слугу по зданию. Лишь он зашёл в кабинет, решительно приказал: – Пантелеевич, в левом крыле оборудуете с садовником две комнаты для Максима Денисовича так, как он скажет и всех остальных предупреди, чтобы туда без его разрешения не входили. Приказчику я сам скажу, когда он вернётся с объезда деревень. – Вот, уважаемый доктор, сходите с моим слугой в левое крыло и объясните ему, как всё нужно устроить, затем приходите сюда, я пока подготовлю договор.

[1] – Русская веста 1767 м.

[2] – Учитываются только мужчины