Читать книгу Десять жизней Ван Мина - Юрий Галенович - Страница 5

«Десять жизней» Ван Мина
2. В СССР: 1925 –1927 гг.

Оглавление

В том же (1925) году Ван Мин добился включения в группу людей, отправлявшихся на учебу в Советский Союз. Это было его самостоятельное осознанное решение. Очевидно, что оно вытекало и из сложившегося у него к своему совершеннолетию, а ему в 1925 году исполнился 21 год, отношения и к нашей стране, и к взаимоотношениям между китайцами и русскими.

25 декабря 1925 года Чэнь Шаоюй на советском пароходе приплыл в СССР. Тем же рейсом прибыли Чжан Вэньтянь, Ван Цзясян, Цай Хэсэн, Ли Лисань и др.

Чэнь Шаоюй был в первой группе студентов, прибывших в московский Университет имени Сунь Ятсена. Занятия в университете начались 14 марта 1926 года.

Чэнь Шаоюй был членом бюро комсомольской ячейки и одновременно входил в состав бюро ячейки ВКП(б) Университета имени Сунь Ятсена, в обоих случаях отвечая за пропаганду.

Он активно выступал против деятельности «московской ячейки КПК», находившейся под воздействием генерального секретаря ЦК КПК Чэнь Дусю. Эта ячейка, с его точки зрения, выступала против изучения ленинизма, советского опыта и против изучения русского языка. При этом утверждалось, что каждый член партии – всего лишь винтик, а руководитель – мастер с гаечным ключом. (С. 66.) С точки зрения Ван Мина, методы, применявшиеся «московской ячейкой», очень похожи на приемы Мао Цзэдуна, начиная с «кампании по упорядочению стиля» в Яньани (с 1942 г.). (С. 67.)

По решению Коминтерна и ЦК ВКП(б) «московская ячейка» была распущена. По решению бюро ячейки ВКП(б) Чэнь Шаоюй написал статью «Московская ячейка с разных сторон». (С. 67.)

В конце 1926 года Чэнь Шаоюя избрали председателем студенческой коммуны Университета имени Сунь Ятсена. Секретарем этой коммуны стал коммунист из дунган Ма Цзюнь. (С. 68.) У Чэнь Шаоюя тогда был псевдоним «Голубев». В начале 1927 года Чэнь Шаоюй был принят в члены ВКП(б).


Итак, первое пребывание Чэнь Шаоюя в СССР, по сути дела, продолжалось всего около года. Он прибыл в нашу страну в самом конце 1925 года, провел там чуть больше года, то есть весь 1926 год и менее двух месяцев 1927 года.

Молодой китайский человек, попав в Москву, оказался в необыкновенно сложной ситуации.

Он до приезда в СССР не знал русского языка. Ему пришлось приложить огромные усилия с целью овладения русским языком. Ситуация потребовала владения русским не только для себя, не только для повседневной жизни и учебы, не только для того, чтобы начать читать литературу. Прежде всего, политическую литературу на русском языке, через русский язык знакомиться с работами Маркса и Ленина, но и для того, чтобы уметь разговаривать с людьми из СССР, причем на самом высоком политическом уровне. Выступать в известных случаях в качестве переводчика. Всего этого требовала жизнь. Ко всему этому стремился сам Чэнь Шаоюй. И он оказался человеком, у которого были природные способности, позволившие ему быстро, фактически за год, решить все эти задачи.

Но, дальше больше, Чэнь Шаоюй, приехав в Москву, оказался на своего рода «оживленном политическом перекрестке». Ему пришлось реагировать на необходимость находить понимание и с людьми из Китая, а это были и коммунисты, в том числе сторонники тогдашнего генерального секретаря ЦК КПК Чэнь Дусю, и гоминьдановцы, которых направили учиться в СССР.

Мало того, ему пришлось иметь дело с представителями ВКП(б) – СССР, с политикой советской стороны в отношении революционных сил Китая.

Так он сразу же столкнулся с необходимостью определиться, определить свое отношение к политике «советских товарищей».

А в это время в ВКП(б) шла ожесточенная борьба, в том числе, и по вопросу о политике в отношении Китая.

Чэнь Шаоюю пришлось выбирать сторону и в этой борьбе.

Важно также иметь в виду, что тогда такому человеку из Китая, каким был Чэнь Шаоюй, пришлось стать членом двух политических партий: ВКП(б) и КПК.

Сложнейшая политическая ситуация потребовала быстрой и умной реакции.

Оказалось, что Чэнь Шаоюй был готов к такой жизни и деятельности.

Здесь необходимо также заметить, что Чэнь Шаоюй твердо встал на сторону тех людей, которые выступали за союз с представителями советской стороны. Он осудил сторонников Чэнь Дусю, которые с подозрением относились к «советской стороне». Ему также претило стремление Чэнь Дусю, а также его сторонников, считать рядовых членов партии лишь «винтиками» а самих себя – «мастерами с гаечным ключом». Так Чэнь Шаоюй изначально, очевидно по своей природной склонности, оказался и сторонником демократии в партии, в обществе, и противником культа вождя внутри коммунистической партии, и противником мысли о якобы необходимости для всех китайцев с подозрением относиться к иностранцам, очевидно, прежде всего, к людям из СССР.

Наконец, сложность ситуации для Чэнь Шаоюя была и в том, что ему пришлось приспособиться к существованию и деятельности Коминтерна.

Дело тут в том, что Коминтерн, конечно, во многом зависел от ВКП(б) – СССР. Но в то же время это была международная организация с участием огромного числа людей из самых разных стран. Найти в ней свое место, заслужить или обрести доверие и советской стороны и руководства Коминтерна, все это потребовалось от Чэнь Шаоюя. И он справился с решением этой задачи. Хотя, конечно же, это осложнялось присущей коммунистическим партиям недоверием и подозрительностью ко всем и вся, в том числе в своих рядах.

Таким образом, приехав в СССР перед новым 1926 годом, Чэнь Шаоюй уже в начале 1927 года стал членом ВКП(б), продолжая быть членом КПК. Мало того, он обрел определенное доверие и ВКП(б), и Коминтерна, которые увидели в нем человека, который действительно выступал за прочный союз китайских коммунистов и с Коминтерном и с ВКП(б).

Можно также обратить внимание еще на одну деталь. Чэнь Шаоюй в Москве установил хорошие отношения с Ма Цзюнем.

Ма Цзюнь был не ханьцем, а дунганином. Добрые отношения между ханьцами и дунганами – это, во всяком случае, не повсеместные явление. Ма Цзюнь в дальнейшем был близким сотрудником Чжоу Эньлая. Очевидно, что были некие обстоятельства, видение тех или иных сторон политики, которые позволяли Чэнь Шаоюю находить общий язык на протяжении определенного времени и при определенных обстоятельствах, в частности, с Чжоу Эньлаем и с Ма Цзюнем. Это также свидетельствовало, что у Чэнь Шаоюя были разносторонние способности и таланты, в том числе и такие, благодаря которым он умел привлекать к себе людей, обрастал знакомыми и друзьями.

Одним словом, Чэнь Шаоюй в первый же год проживания в СССР показал себя чрезвычайно способным человеком, пригодным для участия в сложной внутрикитайской и международной коммунистической политической деятельности.


Ко всему этому здесь же необходимо добавить следующее.

Судьба Чэнь Шаоюя дает возможность задуматься и над вопросом о взаимоотношениях между Россией и Китаем, между нашими двумя нациями, то есть между нашими двумя народами и двумя странами, между людьми из нашей страны и людьми из Китая, между человеком России, и человеком Китая. Оказывается, что и в той, и в другой стране были и есть люди, способные искренне относиться друг к другу, находить взаимопонимание, доверять друг другу.

В то же время вполне очевидно, что таким людям приходится не просто. Судьба их часто бывает трагична. Особенно вследствие политики и действий тех, кто в руководстве, особенно КПК, с подозрением и недоверием относился и относился к не китайцам, к людям нашей страны.

Представляется также, помимо всего того, о чем уже было сказано, что здесь важно попытаться понять, что происходило в то время в Китае, в Коммунистической партии Китая.

Во главе партии с 1921 года по 1927 год находился Чэнь Дусю (1879–1942).

Очевидно, что Чэнь Дусю, и сам, учитывая взгляды руководителей Коминтерна, действительно принимал мысль о необходимости и возможности сотрудничества между КПК и Гоминьданом. Для него это «первое по счету в истории сотрудничество между КПК и Гоминьданом или между Гоминьданом и КПК» было не тактическим маневром, не обманным приемом, а линией, которая отвечала совпадавшим интересам КПК и Гоминьдана.

Возможно, что при этом две стороны, то есть, с одной стороны, Коминтерн, а, с другой стороны, КПК, оставаясь при руководстве со стороны Чэнь Дусю Компартией Китая, в существенной степени двумя отдельными и самостоятельными субъектами интернациональных взаимоотношений, действительно пришли к мысли о возможности союза или сотрудничества Гоминьдана и КПК в борьбе за общие интересы внутри Китая.

В то же время уже в 1926 году ситуация в Москве сложилась таким образом, что находившиеся там сторонники взглядов Чэнь Дусю исходили из стремления придавать сплочению китайцев, то есть китайцев – коммунистов и китайцев – гоминьдановцев, большее значение или первостепенное значение, по сравнению со сплочением китайцев – коммунистов и советских коммунистов. Своего рода национализм китайцев при этом оказывался в противостоянии с интернационализмом.

Чэнь Шаоюй исходил в то время из мысли о том, что совпадение взглядов и интересов китайских и советских коммунистов важнее своего рода подчеркивания самостоятельности, отъединения, обособленности китайцев и от русских, и от Коминтерна.

Представляется, что именно такая идейная позиция Чэнь Шаоюя и определила все его будущее.

Думается, что в этой позиции Чэнь Шаоюя нашла свое выражение тенденция, отвечавшая фактам, объективной действительности и объективному совпадению не просто воззрений коммунистов разных стран, но и коренных интересов наших двух народов и наших двух стран, то есть наших двух наций.

Чэнь Шаоюй, исходя из своего понимания интересов нации Китая, народа Китая, Китая, как страны, оказался твердым сторонником союза и дружбы между нашими двумя народами и странами.

Внешне, в ситуации того времени, это выразилось в установлении доверия между Коминтерном, его органами, его руководителями, его функционерами, а также между ВКП(б), ее органами, ее руководителями, его функционерами, с одной стороны, и Чэнь Шаоюем, с другой стороны.

Ван Мин выступил за сотрудничество китайцев с Коминтерном, с ВКП(б), с нашим нардом и нашей страной, исходя из уверенности, убежденности в том, что этого требуют коренные интересы китайского народа, Китая как нации.

Десять жизней Ван Мина

Подняться наверх