Читать книгу Шут Живого Огня. Пьеса с прологом и эпилогом в 3-х действиях и 9-ти картинах - Юрий Георгиевич Занкин - Страница 4

Иван Нежин

– (Нежинский у себя в парижской квартире разворачивает и читает некую заинтересовавшую его газету) «В результате это было уже не тело человека… это было единый нежный стебелёк цветка покрытый нежными прижатыми к нему листочками и на верху увенчанный головкой склонённого к её ногам бутона самого цветка… бутона… Самого цветка… и Это был первый шаг к пропасти подчиненья чёрной мертвящей жизнь магии безумной воле… движение к бездонной пропасти… пытаясь убежать при том в блаженные иллюзии… какие нами правят, но нам они принадлежать не могут… Нет не могут… они иным мирам и духам вселившихся в наш образ, творимый нами художнический образ, принадлежат… а нам они уже принадлежать не могут… Уже принадлежать не могут… а нам они принадлежать не могут… А он во так вот… на глазах присутствующих превращаясь в мифически – магически волшебное благое не благое существо… взял вот этот дивный волшебный маг от лицедейства… взял вот, и вошёл в поэзию… вошёл в поэзию… О, эти гении с их необъяснимыми прыжками в подсознании, – до самых почти что благих небес…О, эта их мечта о бегстве от тупой ничтожной, и земной, реальности… О, эта их мечта о бегстве от всего, что не искусство… что не великое искусство… мечта о бегстве от всего… О. эта их мечта о бегстве от всего… о, эта их мечта». Нежинский развернул «Газету Петербурга» какую протянул ему Василий… и прочитал в разделе «Театральное искусство» заметку критика – известного на весь гламурно – изысканный Петербург балетомана… и далее читает он, – «Вчера в «благословенной Маринки» давали вновь поставленный балет… И что же… О, боже… в театре вновь вчера царила такая скука. Такая скука, какая может овладеть любым, и даже самым примитивным, залом. Такая скука, какая может овладеть взыскательным, иль полностью неискушённым, залом, когда на сцене творится тупая явная издёвка над «божьей искрой Танца»… Над «божьей искрой Танца»… творится явная издёвка… то есть, тогда когда на сцене нет вовсе божьей искры… пусть малой… хоть какой-нибудь… но не было и малой бессмертной искры Танца… О, ты… владетель балетных сердец и душ Парижа Великий Русский Танцовщик, покинувший Россию… вернись в Россию, русский мальчик… вернись в Россию, наше чудо… Но нет… нет чуда в Маринке… в России больше чуда нет… нет истого таланта… поскольку в России топят всё что хоть слегка, хоть мало-мальски, напоминает чудо… в России Чуда больше нет… в России Чуда больше нет… в России топят искру Чуда… В России утопили Бога Танца… в России Чуда нет… в России Чуда больше нет…» И он, Нежинский, при этом вспомнил его последний день в промозгло – сером Петербурге перед его единственным, как и последним, отбытием в Париж… и Аполлона на фронтоне, кто дыбил бешеных коней квадригу, он вспомнил… Фонтанку вспомнил… Невский… и Мариинку… вспомнил… вспомнил он статую Петра… и как закрылась за ним в последний раз, до селе святая дверь ведущая на подлинно «Голгофу Мариинку»… и как закрылась на ним в Россию дверь… и как закрылась за ним в последний раз святая для него до селе дверь… И как закрылась «Его Дверь»… в ту ночь его фигура ещё долго, и одиноко, бродила по Сенатской Площади… но и на Площади пред ним, как пред Театром, закрылась тяжёлая дубовая, как перст судьбы, глухая дверь… Но и на площади… но и на площади… глухая дверь закрылась за ним, и перед ним… как и на Площади… и это был тот, – он… тот жертвенный юнец: немая жертва готовой вот – вот рухнуть под грудой собственных грехов безумной триста лет Империи… юнец едва-едва вступивший на путь явления шатнувшемуся миру его «безумного искусства»… на путь блаженных искуплений, пусть и не им свершённых… но – мировых грехов… безумным словом – танцем… но – мировых грехов… и бедный бедный юнец клоун – шут от Бога… бедняга, бедный искупитель мировых грехов… он бедный Шут… Он бедный… он Шут от Бога… на сердце Бога рубцом залёг тот петербургский его последний мертвенный денёк… рубцом залёг… его денёк… до самой его смерти грехом вселенским вздыбленной безумием России залёг… его безумный мертвенный денёк… рубцом залёг… его денёк… кровавыми рубцами в нем залёг.

Иван Нежин

– (на экране сцены чередуются фрагменты из «Весны Священной»… того священного балета, что навеян был сном и действом первого в танце «Весны» Шута…) Она снилась Нежинскому это его музыка… и пугала его… своей непохожестью и постоянной её неузнаваемостью как никакая друга до селе известная ему музыка… Эта музыка пугала его… гипноз инаковости страстной неузнаваемой музыки требовал такого же для неё магического танца… и им была услышана такая вот его магическая музыка… такой же магии подвержен был и вторящий безумьем… услышанным им внове ритмом танец… и танец тоже должен быть такой же магии подвержен… Подвержен был… она снилась ему эта его безумная музыка… и даже не та музыка какую предложил ему его страстный композитор – автор «Весны священной»… но… его собственная… не неповторимая музыка его «магического Танца»… его «магического Танца»… та музыка какая многолика многорука стоглавна и лаяй… стоглавная лаяй… музыка… прекрасная в её отказе от прекрасного… стоглавно не прекрасна… магическим безумием… безумием магической неистовой природы… и лаяй… топот… топот… огне – бег и топот… и вселенские прыжки… Глаза расширены… и дух неистов… и бег по кругу… вселенские прыжки… бешено земля танцует… Вот земля танцует… древняя земля танцует… бешено танцует… и вселенские прыжки… Вот земля танцует… русская земля танцует… в некуда прыжки… в пустоту заново рождения – явления… в наново творения… заново земли… не людей… но клеточек земли… в некуда прыжки… в новое рождение земли… бешено магически прыжки… к солнечному диску дикими прыжками… к небесам прыжки… В центре ж хоровода спрятана Избранница… девы облачают Деву в свадебный наряд…девы облачают Деву… в круге хоровода Дева… девы облачают Жертву – Деву… Жертву облачают в белый саван, словно в свадебный наряд… И та Дева… Жертва – Дева… словно дервиш… кружится вокруг себя самой… словно маг… безумный маг… сбрасывая понемногу белый жертвенный наряд… девы ж, и жрецы, сдвинулись вкруг Жертвы… принимая Жертву… вдохновляя Жертву… ублажая Жертву… Жертву… кто в безумном танце, превратившись в жертвенный огонь… исчезает в жертвенном огне… насылая на страдающую в диких и безумных родах землю… иссушающий огонь… искупляющий огонь… зарождающий иную жизнь… жизнь иную и благую… жизнь иного человеческого Духа… зарождая Жизнь Огня… зарождая Ум – Огонь… Жертвенный Огонь… зарождая Дух – Огонь… зарождая Смысл «Огня»… зарождая Новый Космос: Дух Наследный и Живой, – Дух Наследного Огня… зарождая «Дух Огня»… вот Избранница присела… вот коснулась крыльями – руками огненной земли… от огня земли стала биться гибкими руками словно огне – крыльями об огонь земли… вот вспорхнула птица – жертва… оторвавшись от огня земли… полетела птица… будто вечный факел возгоревшись от огня земли…Вот Избранница – зажженный факел – продолжает танец… продолжает в жертвенном пространстве танец… птица… поднялась… новый вихрь скрученных движений рук и ног поднял её в воздух… В жаркий огне – воздух… Поднял… снова бросил… вновь на землю… снова в воздух… снова поднял огненно живой… будто вечно пляшущий в пространстве факел – деву… вечно пляшущий живой… танцующий в наследном Космосе зажжённый факел… как живое тело искупляющей Земли… вот Спасённое Живое Тело возродающей Земли… вот Спасённое Живое Тело… вот Живой летящий Космос… вот Спасённое Живое Тело искупляющей Земли… вот Спасённое Живое Тело матушки Земли… Смысл Жертвы – быть Наследницей Земли… вот Спасённое Живое Тело… Это он – Шут от Бога… Огне – Шут Наследник вверенный Земли… вот живой и воплощённый ныне в Силе Космоса Наследник… вот его Наследное живое Тело… Огне – Тело матушки Земли… вот её Наследник… а далее он же и пояснил, – «Только сама по себе природа даёт нам примеры полного отказа от себя… только сама Природа это и даёт… только сама по себе Природа… это и даёт…»…Вот Избранница – факел продолжила танец… продолжила жертвенный танец… в Космосе танец… Тело Жертвы – Земли продолжило Танец… продолжило Жертвенный Танец… как Живое Тело Земли… как благое Тело Земли… продолжило Танец…С тех пор как прошла премьера «Весны» Нежинского охватила смертельная тоска… он смертельно устал… Танец его в этой жизни… в дольней жизни Танец тела закончился… Закончился Танец – «Лошадка. в этой жизни устала…» Он обдумывал Танец Духа… в горней Жизни… об обдумывал вечный Космический Танец… Он обдумывал ныне вечный Космический Танец… Он обдумывал… Танец Бога… Танец Бога – Дитя… он обдумывал Танец Огня… он обдумывал Вечной Жертвенный Танец… Он Обдумывал… ныне Обдумывал… Он Обдумывал Танец «Живого Огня»… Он Обдумывал этот «Танец»… До его смерти… или позже… это не важно… важно – он Обдумывал «Танец»… Вечный Танец… он Обдумывал Танец Наследного Духа Земли… как Наследника Космоса… Он Обдумывал «Танец»… «Танец Огня»… он обдумывал «Танец»…

Иван Нежин

– (Россия видится Нежинскому землёй обетованной… в будущем иль настоящем… где он летает как и все… где он летает, и все летают… в России будущей летают все) Россия теперь виделась Нежинскому землёй обетованной… Где могли, – и более нигде, – могли быть на яву проявлены его мечты… Но как её достигнуть?… Как?.. О, ты… Земля Обетованная… Россия… Но как тебя достигнуть… Как?… Россия… Но Как тебя достигнуть?… Как?…Несбыточно?…но полно… полно… для Духа Бога… для горнего блаженного «Дитя от Бога»… Несбыточно?.. но полно… полно… Почему «несбыточно»… Там… в перевёрнутой, и вставшей на дыбы, России следили, наблюдали, не столько за заграничной славой великого российского Танцора… а сколько за тем, – что доносил о жизни и искусстве Нежинского… о танце Нежинского… бессменный слуга Нежинского… и он же слуга Директора… и он же, сначала сотрудник охранки… а затем сотрудник, и шпион, по духу ввергнутой в пучину революции России… а доносил Василий специальным органам России, примерно, вот что…

Василий

– (наблюдая за летающим в номере гостиницы Шутом) Доношу Вам, что Объект наш… наш Танцовщик… стал более… и более успешен в его искусстве держаться в воздухе… Летать по воздуху… и танцевать, как те кто ходят и танцуют по земле… но он танцует в воздухе… парит над полом… задерживается телом в воздухе… на столько… на сколь он захочет… танцует вращаясь не на твёрдой почве… но в воздухе… танцует в воздухе как те кто ходят, и танцуют, лишь на земле… но он висит танцуя в воздухе… но он висит… при этом он висит… Но это своё странное искусство, – парить и танцевать, – при том Объект скрывает тщательно… столь тщательно, что думает никто это не видит… никто его не видит парящим, и висящим, в воздухе… Но это вижу я – его слуга… при этом я, зачастую, прячусь под его кроватью всю ночь… чтобы под утро видеть – как Нежинский встал… словно восстал из пепла… столь ненавистного ему земного пепла… взмахнул руками словно крыльями… Подпрыгнул… и вот… он полетел… и полетел… по комнате… танцуя и вертясь аки безумнейший волчок… танцую и вертясь… аки безумнейший сорвавшийся с цепи волчок… волчок… но этого никто не видит… однажды, правда… сие узрел Директор… увидел парящего над полом гостиницы Нежинского… случайно он увидел… Директора увидел и Нежинский… но тут же приземлился… как – будто бы всем померещилось… и мне, его слуге… и его хозяину Директору… Директор затем мне пояснил. что – это был гипноз… Нежинский, мол, владеет искусством коллективного гипноза… искусством несомненной магии… Но на яву он, кончено, не летает… но он «летает» в головах у зрителей… и это был такой гипноз… но я-то знаю, что – «Он летает на яву»… И это не гипноз… И это не гипноз… Но я-то знаю точно… Но я-то знаю точно… я это знаю… И это не гипноз… но я-то знаю… в пространстве комнаты летает человеческое тело… И это не гипноз… И Это не гипноз.

Занавес