Читать книгу Кризис эпохи гламура - Юрий Капаца, Юрий Григорьевич Капаца - Страница 7

* * *

В первые дни после дефолта, когда сложившаяся ситуация и ближайшие перспективы виделись только в мрачных тонах, самые нестандартные и в то же время дальновидные комментарии дал, как ни странно, Борис Березовский, в то время занимавший должность исполнительного секретаря СНГ. Вот его слова: «Ситуацию нельзя назвать катастрофической» и «При правильных действиях и воле, которую должно проявить правительство, возможно вхождение в нормальную экономическую ситуацию».

Однако многие так и не смогли оправиться от кризиса 1998 года. Из банков, вошедших в сформированный 17 августа для обеспечения стабильности платежной системы «пул двенадцати», на плаву осталось меньше половины. В их числе – непотопляемые «Сбербанк», ВТБ и ВЭБ, а также «Альфа‑банк». Правда, поначалу банкиры все же надеялись на лучшее.

Александр Попов, в то время начальник казначейства банка «ОНЭКСИМ», ныне – руководитель «Росбанка», 17 августа заявлял: «Проводимые правительством и ЦБ меры дают российским банкам шанс остаться в живых, поскольку все форвардные контракты, заключенные с нерезидентами, содержали в себе положение о форс‑мажоре, который наступает в случае изменения валютного законодательства».

Алексей Френкель, в то времяпредседатель правления банка «Диамант», ныне – заключенный: «Изменив границы валютного коридора, правительство и ЦБ выбрали меньшее из зол».

Однако очень скоро надежды рухнули. Михаил Прохоров, в то времяпредседатель правления банка «ОНЭКСИМ», вспоминает в своем блоге: «Коллапс государственных финансов как раз ударил с наибольшей силой по самым крупным и успешным банкам первой десятки. На себе пришлось испытать, что такое нестабильность и политический риск слабой экономики. То, что это кризис, стало ясно сразу. Но какие будут последствия? Первые два дня я считал убытки. И пришел к выводу – банк спасти нельзя».

«ОНЭКСИМ‑банку» пришлось пройти через банкротство, но в итоге с кредиторами все же было подписано соглашение о реструктуризации задолженности, и он слился с «Росбанком».

Те банки, что сумели устоять перед лицом кризиса, понесли серьезные потери.

Дмитрий Панкин, в1998 году – председатель правления СПБРР: «Яркие воспоминания. Собственный капитал банка сократился примерно в четыре раза в долларовом исчислении. Для нас основная проблема была в том, что мы активно инвестировали в ГКО и, соответственно, много потеряли. Плюс был в том, что у нас не было валютной позиции, то есть не было обязательств в валюте, поэтому для нас катастрофы не произошло. Если бы были обязательства в валюте, тогда все – банку настал бы конец. Выйти из ГКО было уже очень сложно, потому что весной, летом шло стремительное падение котировок госбумаг, соответственно, ставки по ним росли вверх, а котировки падали. Досрочно выйти было нельзя, мы фиксировали бы убытки. И у меня самого были личные средства вложены в ГКО. Потом их удалось частично вернуть, потому что я ГКО не продал, а дождался погашения».

Александр Мурычев, президент банковской ассоциации РФ, ныне – первый исполнительный вице‑президент Российского Союза промышленников и предпринимателей: «Региональные банки потеряли на кризисе меньше, чем крупные московские банки, потому что кризис развивался из Москвы. Региональные банки держали кризис до последнего, они оставались один на один с клиентами, пытались минимизировать панические настроения, которые шли из столицы. При этом многие филиалы московских банков в регионах были закрыты. После кризиса наступило полное отрезвление, полное понимание того, что мы имеем дутую финансовую систему, без активно работающих средств и банковского капитала. Вывод был один: ребята, надо капитализироваться».

Анатолий Гавриленко, «Алор Инвест»: «Я очень хорошо помню чувства от дефолта – это большое расстройство и разочарование во всем бизнесе в России. Это был двойной дефолт – по ГКО и по валютному рынку. В то время люди не верили в рубль, поэтому хранили деньги в долларах и давали нам под управление тоже в долларах. Мы не хотели их брать, поэтому предлагали более низкие проценты: если по вкладам в рублях доходность была около 100 % годовых, то в долларах мы предлагали только 20 %. Мы покупали ГКО, но вышли из них перед кризисом, так что попали только на курсовой разнице. Когда ко мне пришли люди, они, конечно, не требовали вернуть им их деньги, но, чтобы сохранить свою репутацию, пришлось отдавать. И мы все, что заработали от продажи акций “Газпрома”, отдали клиентам, а сами остались без денег. А поскольку компания принадлежит мне на 100 %, то на этом кризисе я потерял полтора‑два миллиона долларов, но зато мы расплатились со всеми клиентами».

Иван Тырышкин, будущий руководитель биржи РТС за несколько дней до дефолта возглавил Национальную ассоциацию участников фондового рынка: «Нам пришлось решать задачи общероссийского характера: нужно было организовать площадку для выражения интересов инвесторов по реструктуризации возникших долгов. НАУФОР выступила такой площадкой и вошла в состав Московского клуба кредиторов. Кроме того, были и проблемы внутри самой ассоциации: начался кризис неплатежей, а остатки на счетах ассоциации являлись активами, с которыми ничего невозможно было сделать».

Едва ли в августе 1998‑го хоть кому‑то могло прийти в голову назвать дефолт переломным для российской экономики моментом, после которого должны начаться перемены к лучшему. Однако при тяжелой болезни кризис часто предшествует выздоровлению. Так случилось и на этот раз. Экономика получила прививку, которая хоть и дала осложнения, но защитила ее от более серьезных болезней.

Доминик Гуалтиери, управляющий директор «Альфа‑банка»: «Теперь, по прошествии десяти лет, совершенно ясно, что дефолт 1998 года стал главным фактором будущего успеха России. Мы стали жить по средствам, более ответственно подходить к фискальной политике. Министерство финансов сейчас является одним из самых жестких и эффективных в России и на развивающихся рынках.

После кризиса не было легких денег. Нельзя было просто взять кредит и “бахнуть” его в свой бизнес. И это отсутствие инвестиций и закрытые рынки капитала заставили российские предприятия работать более эффективно и развивать свое производство.

Это была шоковая терапия, не совсем запланированная, как хотелось бы. Этот переломный момент дал понимание законов мировой экономики и представление об ответственном бизнесе. Более того, 1998 год для умных людей стал хорошей возможностью снова войти на рынок. И многие успешные сегодня бизнесмены, миллиардеры видели в этом кризисе не катастрофу, а огромные возможности».

Дмитрий Неткач, владелец компании NextDemand Consulting: «Все, кто прошел 1998 год, обрели понимание ситуации, спокойствие. А тогда мы совершенно не понимали, что происходит, не знали, что делать, нервничали и суетились».

Владислав Дудаков, президент компании «Кофе Хауз»: «Кризис закаляет сильных людей. Дефолт по внутреннему долгу не только обрушил рубль, стал причиной оттока иностранных инвестиций и увеличил внешний долг страны. Он поставил людей в ситуацию, из которой им было необходимо выкарабкиваться. А для этого – мыслить, крутиться, работать».