Оглавление
Юрий Иванович Селезнев. В мире Достоевского. Слово живое и мертвое
Взявший на себя ответственность
I. Златая цепь
Глазами народа
1
2
3
4
5
6
Златая цепь, или Опыт путешествия к первоистокам народной памяти
Поэзия природы и природа поэзии
1
2
3
Если сказку сломаешь…
1
2
3
«Чтобы старые рассказывали, а молодые помнили!». Исторические корни русской воинской поэзии
1
2
3
Ответственность. Критика как мировоззрение
1
2
3
4
5
Слово живое и мертвое
Мифы и истины
О чем спор?
Выступление на дискуссии «Классика и мы»
Служить своему времени и своему народу
II. Созидающая память
Подвижники народной культуры
Созидающая память
Великая надежда Достоевского
Роман без любви
1
2
з
4
Мир как творчество. Достоевский-критик
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Мысль чувствующая и живая
Красота правды
Жить среди народа
III. Неведомая сила
«Перед дорогою большою»
«Душа подвига»
1
2
3
4
5
Слагаемые таланта
Но путь далек…
Чтоб и для души было. Перечитывая В. Лихоносова
Неведомая сила. Заметки о творчестве В. Белова
В преддверии героя
Иванушка-дурачок в век космоса. Фантастическое в современной прозе
1
2
3
Земля или территория?
Новые пути неизбежны, но…
О прозе Валентина Распутина последних лет
Дело соборное
Отрывок из книги
Не могу вспомнить, как мы познакомились. Вот с кем меня знакомил Селезнев – помню. А кто и где нас познакомил – нет. Такое впечатление, что были знакомы всегда. Не исключаю, что впервые услышал его имя от Коли Машовца или Лени Асанова. А могло быть все куда проще. Будучи тогда редактором (заведующим отделом литературоведения и критики) журнала «Литература в школе», я обратил внимание на очередную селезневскую публикацию и сам вышел на него как на потенциального автора – обычное для меня дело.
В литературной табели о рангах конца 70-х – начала 80-х его имя официально было прописано просто и без затей – молодой критик. С одним разве что добавлением. Среди очень разных – по месту профессионального рождения, по социальному происхождению, по образованию и воспитанию, по симпатиям и антипатиям как человеческим, так и литературным, по уму, таланту и характеру, по близости к той или иной литературной партии или группировке и, самое главное, по целям, какие каждый ставил перед собой на писательском пути, – молодых критиков той поры Юра Селезнев был старшим и сегодня, уже как само собой разумеющееся, можно сказать – самым талантливым среди молодых.
.....
И дело вовсе не в том, что от Юры я знаю, как критическая статья уважаемого мной Вадима Валерьяновича «И назовет меня всяк сущий в ней язык…» (Заметки о духовном своеобразии русской литературы)» появилась на страницах 11-го номера «Нашего современника». Селезнева не все в этом материале устраивало, и он, честно говоря, собирался ее попридержать, но Кожинов настаивал. Я бы даже здесь употребил слово «категорически» настаивал, применяя, на мой взгляд, не самый «чистоплотный» прием, когда говорил Селезневу: «Ты же не хочешь, чтобы мы поссорились! Викулова нет. Ты ведешь этот номер, тебе и решать – так решай!» Юра не посмел отказать Кожинову. Нет и мысли предполагать, что провоцируя Юру таким образом на публикацию своей статьи, Кожинов думал, что для всего пять месяцев пребывающего в журнале Селезнева все обернется так, как это случилось. Но обернулось! И опять вопрос: почему?
Дело в том, что у каждого, с кем у Юры были особые отношения, вновь очерчу этот круг: Бондарев, Кожинов, Ганичев, Семанов, Ланщиков, Лыкошин, – были свои, нет, не амбиции, были свои виды на роль Селезнева в движении, какое в нынешние дни спокойно называется «русской партией». Кто-то из них хотел занять лидирующее место с перспективой на будущее вождя, кто-то – идеолога современного русского национализма, поэтому пропускать вперед соперников не спешил, наоборот, при любом удобном случае притормаживал. Исключение разве что Лыкошин – по очевидной молодости, да Ланщиков, который по характеру не рвался в вожди (к тому же, насколько я знаю, он был все же ближе к Петру Проскурину, нежели к Бондареву).
.....
