Читать книгу Затмение. До и после. Тетрадь 6 - Юрий Киреев - Страница 4

Не в главке делают погоду,

Не в банке гасят платежи.

Идёт директор по заводу.

Течёт размеренная жизнь.

Он не успел стать генеральным

Но расшивать он был мастак

Элементарно гениально

Любые узкие места.

Заложник солнечной эпохи,

Он уважал её права:

Когда до обморока плохо —

Священны разные средства.

Он затвердил, словно заклятье:

Без привилегии на страх

Нет ни дородности в зарплате,

Ни новоселия в цехах.

Из пусковой неразберихи,

Из долговых и явных ям

Он находил победный выход

С икрой к обеденным столам.

Он с лишь ему известной силой

(Сегодня – это экстрасенс)

И нисходил почти на милость,

И учинял трибунный секс.

«Снимал» штаны он принародно

С любых наперсников своих,

Кто был действительно негодным

Стать годным «снять» штаны с других.

Так тигра превращая в зайца,

Его он в Африку пускал:

Пускай рискнёт ума набраться

И опояшется пускай.

Пускал с оказией столичной,

Настроив на широкий шаг.

Пора в науке заграничной

Пошарить так же, как Левша.

Пускай, простясь с авоськой русской,

В цене на уровне цветов

Везёт домой ремень буржуйский

Для укрощенья животов.

Но на родимом предприятье

Залогом счастья впереди

Был мел по красному: догнать и

Всех перегнать. Короче – ДИП.

Дрожит стремительный ДИП 200.

Напряг станину ДИП 500.

Но украшают сводку вести

От тех, кто фору дням даёт.

Не мельтешится кто без толку,

А с дерзкой лёгкостью творит

Стальное чудо. Но не только.

А больше в корень зла глядит.

А зло извечно многоглаво.

Как дело в папке у судьи.

Ремень не тужится бесславно.

Он транспаранту стал сродни.

А чтобы вышить лозунг гордый

«Одним ударом – Семерых!» —

Мечтал директор сделать Фордов

И теоретиков своих.

И, поднимая обе руки,

Склонял партийный комитет,

За гегемонию науки

И за ученье, как за свет.

Он с верой в эту диктатуру

Открыл вечерний институт,

При нём – свою аспирантуру,

При них – музей «Позорный труд».

А на закрытых песнопеньях

Он открывал глаза на то —

Кто всё же даст нам избавленье

От избавительных кнутов.

Кто в задушевной пятилетке

Придёт спасать наперебой

От духоты в сердечной клетке,

И тьмы в коробке черепной.

Идёт директор по заводу…

Он ранней утренней порой

Ведёт досмотр, давно природу

Сдружив с погодой заводской.

И пешеходная дорога

Почти не модная в Москве

Впрямь от домашнего порога

Ведёт к заводу через сквер.

Ещё народ подушку давит

А самого уж понесло:

«Какой пастух стоять заставил

«Корову» с каменным веслом1

На пьедестале среди лилий?»

И моментальный трибунал

Уже готовил злые ливни

И бивни, и святой оскал

Для украшения приказа:

Пугнуть увесистым веслом,

Того, кто с детства был наказан,

Стал наказанием потом.

Когда у каменной пловчихи

Сквозь довоенные трусы,

Вдруг пробивались очень лихо

Большие белые усы,

Не участкового до света

Он с койки в стойку поднимал —

Жрецов от культа культпросвета

Он в скверик с тряпкой отправлял.

А завтра, смотришь, дьяволята

Затихли в студиях ИЗО.

А там, глядишь, и акробатам,

И балеринам повезло.

Так строил он дорогу в завтра

От игр, где всё и ничего,

Аж до Большого до театра,

А дальше – более того.

Но больше сцены театральной

(Лишь стукнет общая беда)

Пусть повезёт в игре реальной.

А почему бы и не да?

Меж указательным безумьем

И указующим перстом

Не выл, как серый, в полнолунье,

Зато вертелся он волчком.

Чтобы под ногтем указанья

Элементарно уцелеть,

Псалмы святого послушанья

Нельзя не знать, нельзя не петь.

И он старался, дьяка краше,

Чтоб угодить прежде всего

Не только нашим, но и вашим,

А шишки были все его.

Не шрамы красили отроду

Хлебнувших вольницы глоток.

Идёт директор по заводу.

Бежит по цеху шепоток,

Станки – мурлыки выгибают

Тугие спины. С потолка,

Лучей букеты подавая,

Стальная тянется рука.

Её пожатие живое

Рождает радужный настрой,

Настрой большого перестроя

И строя дерзкий перестрой.

Ах, если б время – не помеха,

Как заиграли б витражи,

Когда б служить дизайну цеха

Пришёл архангельский мужик.

И тот, верховный от науки.

И тот, который, говорят,

Взял в одни руки на поруки

Бычков полтысячный подряд2.

Но это уж была б крамола:

Дерзай, дерзи, но знай шесток.

Добро не всякое комоло.

Не всяк карающий жесток.

По Сеньке – шапка. А заслуга

Была и будет – по делам.

Походкой опера и друга

Идёт директор по рядам.

Он по привычке командирской

Возвёл порядок в естество.

И от раскосинки сибирской

Не ускользает ничего.

Вот от ночного передела

На стыке смен совсем остыть

Ещё бригада не успела

И не успела сдать посты,

Как вдруг, как стайка, приумолкла.

«Директор!» Стало быть, «Атас!»

Опять всё та же комсомолка.

Что припасла на этот раз?

Что скажет – в общем то не важно.

Как скажет! – Господи прости!

О, как осмелилась однажды

Его, директора, шерстить.

Но те колючки против шерсти

Он стал с восторгом принимать.

Как будто ласковые черти

Вдруг стали в сердце щекотать.

Зал подскочил, как от крапивы.

А эта, сущий ангел зла,

С трибуны пламенным огнивом

Небесных глаз начальство жгла.

Идёт директор по проходу

Цех вопросительно притих.

Директор бы ударил сходу

По непонятному под дых.

Но он без срыва тыл и фланги

В кулак ударный собирал.

В рабочем табеле о рангах

Он место маршала держал.

Когда и мыслям стало тесно,

Он все приёмные пробил

И на ковре у министерства