Читать книгу Затмение. До и после. Тетрадь 28 - Юрий Киреев - Страница 4
Глава 1
Репортаж из Аркаима
ОглавлениеПоэмка
Нарыли учёные в толщах земли
Город и, чтобы не ссориться,
Новую Трою они нарекли
Городом с именем Солнца.
Прямые проспекты в потёмках времён
Умело чертил Кампанелла
И то, что считалось красивым враньём
Стало реальностью в целом.
Томящая призрачность хрупкой мечты
Стала зовущей надеждой.
Обсерватории древней черты
Стали укором невеждам.
Видится с околоземных орбит
Звёздный проект Аркаима.
Немеркнущий разум – земной мегалит
Глядит из‐под вечного грима.
Векторы улиц и сегменты стен
Эгоцентричнее космоса.
А тайна, которую спрятала степь,
Стала приятною новостью.
Большие поклонники первой звезды
В центре земли застолбили
Крест, как оплот полевой борозды
И как отворот от могилы.
А больше того – мировой приворот
На счастье небесного качества
Чтобы оно у парадных ворот
Для каждого Русича значилось.
Так нужно ли братцы Донецк или Крым
Ввергать в бесконечную ломку?
Нам не простит Аркаим.
Нам не простят потомки!
Часть 1
1.
Я человек. Есть и руки, и ноги.
И главное, есть голова на плечах.
Но голова вырастает у многих.
Только бы мозг в голове не зачах.
И черепок чтоб, конечно, не стал бы
Ореху пустому сродни.
И не кололи б убойные залпы,
Ореховым эхом донецкие дни.
2.
Разве не факт цивилизационный?
Когда сын папашу берёт на прицел,
И не жалеет патроны
На похоронный процесс.
Сын занят своей трепанацией.
Папаша заштопал бушлат.
Кому на кого опираться?
Граница по кухне прошла.
Границу придумали саксы:
Ошибся – и верную смерть
Не штемпель фиксирует в Загсе,
А в городе фосфорный смерч.
Котлы, и воронки, и ямы.
И трупы, лежащие скопом.
Трупы с расколотыми черепами
Мастерски, но не осколками.
И не томагавком, и не индеец —
Скачет герой, но другой,
Тот, кто от страха не индевеет —
Лишь пустота за душой.
3.
Инея нет? Но иней повсюду!
От страха с утра индевеет Донбасс.
И я холодею. Там русские люди.
И им не поможет контуженный Спас.
Но от какой задымлённой купины
По светлому лику слеза поползла?
Надежда взлетела – лежит половина.
Ракета другую с собой унесла.
Силятся Лыцари сжечь по частям
Неопалимую русскую Лебедь.
Забыли и саксы: душа – это храм.
А лебедь гнездится на небе.
4.
И голосует «неридная» Рада
За смерть нерождённых, за жизнь никакую,
Роя копытом хазарского прайда
От русских заветов межу роковую.
Майданцы спешат отработать сполна
Десерт у себя на поминах.
Такая теперь утвердилась цена
Очень цветным Украинам.
Гарцуют не кони! Беснуется гетто.
Точит ножи геноцид.
Но успевают! Увозят кареты
Сшивать, что не смогут сшить и праотцы.
Пан Порошенко! «Не твий ли цэ крестник?»
Без глаз, без руки и без ног
В ладошке зажал сохранившийся крестик.
За жизнь ухватился, как мог.
5.
За крест ухватиться в беде не смогла
Родина Мовы великой.
Вонзилась в людское сознанье игла
Новохазарского ига…
Укол отчуждения русских искал,
А выследил русское братство.
Потухло сознанье. Пропала искра
И поздно за голову браться.
Время распалось на до и теперь.
И люди вцепились друг в друга.
Кто смотрит на запад – открытая дверь.
Кто против – другая услуга.
Русскому прежде, чем голову снять
Язык надо с корнем отрезать.
План «Барбаросса» с повестки не снят.
Дополнен: «Калёным железом!».
Крещёный крещёного стал убивать
На диво повстанцам ислама.
Как будто забыли, что русская мать —
Это их общая мама.
Русский русскому роет яры,
Сверяясь по Натовской карте.
На Юго‐востоке нацистский нарыв
Прорвался кровавым азартом.
На мушке ребёнок, на мине старик,
Под градом огня – ополченец!
И слушать страны четвертуемой крик
Стало большим развлечением.
Но в небо упёрлись отцы Моторолы!
И, блокпостами стать каждый готов,
Жаждут спросить за сожжённые школы
И за заигравшихся в мячик мальцов.
А фреска слезой окропляет
Всех, кто без времени сгиб.
И русское братство благословляет
На всеславянский соборный разгиб!
Часть 2
1.
Я человек! Только этого мало.
И никуда не деться
От шоу, что школою стало,
Где учат страдать, как индейцев.
Планете грозит резервация.
Но не ужаснувшись заранее,
Москва не спешит разбираться
С Европой, на голову раненую.
По плану раскроены скальпы.
Каждый уже оселедец.
А время – хороший скальпель:
Швы уберёт напоследок.
Но есть ли кому‐то по силе.
По мирному справиться с трещиной?
На береге левом – Россия.
На правом – Россия не меньшая.
Откуда такая культура,
Где двум не ужиться в одном?
Ленин родил не халтуру.
Людей отравили потом.
Бок о бок жить сделалось тесно.
Неньку раздели тайком.
Теперь мелодичные песни
Грустно молчат о былом.
В чугунных зато палисадниках
Зады напрягают укропы:
Москва – это Азия в ватниках.
Но Украина – Европа!
2.
А террикон не ковыльный курган.
В круге ковыльном на память
Хохол и хохочущий хан
Обменивались бунчуками.
Сдуру резвились ребята.
Не сдуру ли и теперь
Свинцом ублажает брат брата,
Словно ужаленный зверь.
С ухмылкой борцы за приличие
Наклеили брови на лоб.
Им нет никакого различия:
Что в лоб, а что прямо в гроб!
Но лбом дорожит Донбасс
И, морщась от Минских обетов,
Верит в божественный Спас,
В 9‐ое Мая. В Победу!
Верит, что землю спасёт
Не просто предтеча салютов.
У многих на этот счёт
Свой образ мирского уюта.
Запад вложил в западню
Махновские бредни Бендеры.
И узаконил резню
В ново нацистской манере.
Открылся кровавый сезон:
Есть! Русские головы резать!
Закроется! Скоро! В СИЗО!
Возможно рукою Совбеза.
А может собака в другом,
Издревле открытом зарыта?
В самом бардаке мировом
С его персональным корытом?
По сути кривую теорию
Лелеют вожди Западенские.
Так пусть снизойдёт на историю
Божественное равноденствие.
Пусть лишь тишину нарушает
Симфония майских салютов.
И право на жизнь утверждает
Простой ультиматум малюток.
Рождаются новые люди.
И в божьей рождённые силе
Бодаются с млечною грудью
Богатыри России.
3.
Фашиствующей диктатуре
Сходят все фокусы с рук.
Княжил когда‐то Рюрик —
А стал заправлять Яценюк.
Но Малую Русь у Хрущёва,
Как полонянку отбили,
И Новую строить готовы
И Губарев П., и Пушилин,
И твёрдый Пургин, и Царёв,
И кипячёный Долгов.
Народ обчесался ручищей
С вопросами что, мол и как?
И выгреб из бородищи
У классика соль про бардак.
На прииске работодатели
Золото с кожей сдирают
И благ мировых созидателей
Без благ умирать отправляют.
Воры прибавочных ценностей
Себя завалили презентами.
Советов продажная целостность
Оценена аплодисментами.
Настала Бориса Второго:
Эпоха: бери, что осилишь.
Уркам хватило полслова.
И – растащили Россию.
Всё с украми было не то, чтоб абы
Как: даже запахло кровью.
Укры свои распушил чубы.
И убежал Янукович.
Часть 3
1.
А мастерицей в печёнках
Тайно и начить законы,
С рыжей косой амазонка
вышла на волю из зоны.
Вцепилась в загривок Майдана:
«Геть! Москалей на ножи!»
Донбасс с перекрашенной дамой
Не согласился дружить.
Время! Моргнуть по‐советски
Большим желваком на скуле.
Укры за вольность в Донецке
Оскалились на москалей.
Тогда ополчились и ополченцы.
В преддверии метаморфозы
Красное выбросили полотенце,
Но испугались Морозовы.
Классовый спор субсидировал Савва.
Но детское время прошло.
Резать свой сук уморительно стало.
И стало похоже во зло.
С какой белены это снова влюбились
Холопы в свою старину?
Так олигархи всерьёз возмутились
И не простили вину.
За право с ногами залазить в корыто
Кто поплясать не герой?
За покушенье на потом нажитое
Как не подняться горой?
Вот и стреляют без предупреждения.
Это такое хобби.
Без предупреждения на поражение.
Всех бы без гроба угробить!
Но пламя героев, творящих добро,
В сердцах никогда не убудет.
Бежит с поля боя конфетный барон,
В страхе бросая орудия.
Бросает не всё. Спокоен палач.
Российская крыша, как жинка.
И радостью детский становится плач
При смаке кровавой начинки.
Такая загадка сама по себе
Оставит сидеть без обеда.
Но не сокрушается пусть ФСБ.
Застолье оплатит Победа.
2.
Котёл Иловайский – военный восторг!
А минский – окоп миротворцев.
А не покорившийся Юго‐восток —
Республика для Новоборцев.
Народ обчесался – и кровь пролилась.
От ценностей обще навязанных
Как не возмутиться? Фашистскую власть
Борцы ублажать не обязаны.
И помнят ещё в Краснодоне,
Помнит тем более враг,
Как высился над терриконом
Зарёю окрашенный флаг.
Не с этого ли проекта
На не обсиженный сук
Пялится пятый сектор
И бандерлог Яценюк?
А может желающих больше
Сверху взглянуть на фигу?
Есть скептики.
Те, что в Польше.
И те, кто попали в книгу.
В иудину книгу! Которая
Людям на трезвость подарена,
Для пересмотра теории,
Шерстью обросшего Дарвина.
Дедушка! Вы не правы:
Не человек – от мартышки!
Стала донецкой правдой
Логика Нюрнбергской вышки.
На этой высотной плахе
Стихнут учёные бдения.
И никакой парикмахер
Не сбреет былые сомнения.
Я человек – и два уха,
И офтальмолог не нужен мне.
А хватит ли русского духа
Снять с дерева правдой контуженных?
Но упреждая процессы
Преступники слезли сами.
И прибавляя в весе,
Заскрежетали зубами.
* * *
Жгут! Убивают! И пусть
Брюссель бузиной опоросится.
Как упоителен хруст
Рёбер живых новороссинцев!
И как вдалеке от бога
У бравых баптистов в гостях,
Гарцует с засланцами в ногу
Рыжий Майдан на костях.
Как ослепляют публику
Белой керамикой зубы!
А в чём смак народным республикам
От Западинского зуда?
Располагает не к ланчу
Большая улыбка Барака:
Взамен персонального ранчо —
Глобальное благо бараков!
Пирует наёмная месса,
В зубах ковыряясь акацией.
Надолго запомнит Одесса
Изящно горящую акцию!
Слепые лишь помнить не будут:
Из окон шестых этажей
Летели не факелы – люди
На клумбы нацистских ножей.
* * *
На трупах опух Коломойский.
Расцвёл зеленей, чем укроп:
Выпущенная по‐свойски
Дымится славянская кровь.
И длятся (доколе?) не детские,
Но очень прицельные прятки.
Кто попадёт в Донецке
В завтрашнюю десятку?
И на евро удивление,
И даже: мол, кто его знает?
А не само ль население
Само же себя пожигает?
Но хватит ли и надолго
Десятками горе турить?
Дон – это тоже Волга —
А песню нельзя запрудить.
3.
Какой же оранжевой радостью
Беременна краля Майдана?
Не залпово ль огненной Радой
Или брусчатковой давностью?
И в руку ль Крещатинской дивчине
Кесарево сечение?
Но доллары с кровью уживчивы.
И ушлым не до размышления.
Но если нахлынет безумие —
Встанут со дна пороги.
Взрывчатка людского Везувия
Разумнее политологии.
Сдулись в народе симпатии
К силе подержанных слов.
В моду вошла дипломатия
Молча кричащих гробов.
И пусть на укроп олигархам
Изводятся гордые укры:
Землю очистят от страха
Реального сектора руки.
А подвиг больших сыновей,
Посмертно рассказывать нанятых,
Окупиться для матерей
Приватизацией памяти.
Горе строптивых рассудит.
И, как говорил Мозговой,
От терриконов, отсюда