Читать книгу Сибиряк. В разведке и штрафбате - Юрий Корчевский - Страница 2
Глава 2
Вылазка
ОглавлениеВ конце сентября дивизия была окружена в третий раз. И с каждым днем подразделения теряли бойцов, кольцо становилось все туже, а территория, на которой они находились, сжималась, как шагреневая кожа.
А немцы совершенно обнаглели. Пользуясь последними теплыми днями, они раздевались донага и плескались в реке. Наши бойцы только наблюдали за ними с другого берега реки. Боеприпасов к немногим пушкам и минометам было катастрофически мало, и их берегли для планируемого прорыва. А из винтовки – далековато, не достать.
На фронте помыться, постирать пропыленную, грязную гимнастерку – редкая удача. И наши бойцы, видя, как немцы купаются, тоже попробовали зайти в воду, но немцы накрыли их из минометов. Вот и смотрели они на купающихся фашистов, скрипя зубами от злости.
Командир взвода, сержант Осянин, в сердцах бросил:
– Хоть бы их проучил кто!
– Разрешите мне! – вызвался Алексей.
– Попробуй. Но далеко, только немцев обозлишь.
Алексей отобрал патроны с тяжелой пулей – у них траектория более пологая. Тщательно вычистил и смазал винтовку, зарядил магазин.
На берег выбрался рано, до рассвета, замаскировался в высокой траве. Рядом, метрах в десяти-пятнадцати были кусты, но Василий сознательно туда не пошел – их немцы в первую очередь обстреляют.
Час шел за часом. Уже поднялось солнце, пригрело землю. Над водой поднимался легкий парок или туман, но к десяти часам он развеялся.
И вот тут-то на берегу показались немцы. Они сбрасывали на ходу форму и, гогоча, лезли в воду. Вели себя свободно: вздымали тучи брызг, плескались, обливая друг друга.
Прицел Алексей выставил заранее и теперь только выбирал цель.
Один из немцев выбрался из воды и встал на берегу, картинно раскинув руки – как на пляже.
Алексей прицелился ему в живот: голова на такой дистанции – слишком маленькая цель. Задержав дыхание, плавно потянул спусковой крючок. Выстрел! Немец упал. Остальные пока не всполошились, выстрелы на передовой – не редкость.
Пользуясь их легкомыслием, Алексей успел сделать еще четыре прицельных выстрела, пока оставшиеся в живых и испуганные немцы ползком покидали берег. Вставать они боялись, даже форму бросили – не до нее стало.
Не прошло и нескольких минут, как немцы открыли по берегу минометный огонь, в первую очередь целя по кустам. Только Алексей дожидаться обстрела не стал, и, едва уползли немцы, убрался с берега и он.
Когда он вернулся в свой окоп, по траншее подошел сержант Осянин.
– Видел твою стрельбу, молодец! Учился где-то?
– Да нет. Охотник я, жизнь заставила.
– Э, парень, тебя бы в снайперскую школу, да винтовку с оптикой в руки – тогда бы немцы голиком на виду у всех не бегали. Я командиру роты доложу, пусть решает.
Алексей пожал плечами. Доложил сержант старшему лейтенанту или забыл, но только в жизни его ничего не изменилось. Да и не могло. Обескровленная, окруженная дивизия готовилась к прорыву. Следующей ночью они открыли огонь по немецким позициям из пушек и минометов, достреливая последние снаряды, потому как с тяжелым вооружением не прорваться. Потом пушки вывели из строя, сняв с них затворы.
Сразу за артобстрелом под покровом темноты наиболее боеспособные подразделения пошли на прорыв. За ними несли раненых, и шли тыловые службы вроде связисток и банно-прачечного отряда.
С потерями, но они прорвались к своим. От дивизии едва набирался полнокровный батальон, но главное – вынесли знамя дивизии и полков. Нет знамени – утеряно, утрачено, захвачено противником – подразделение расформировывается, опозоренное, и номер его не присваивается вновь. Сохранилось знамя, святыня части – ее укомплектуют, пополнят техникой, и вновь полк или дивизия воскреснет из небытия.
Вот и их дивизию отвели в тыл на отдых и переформирование. Из тыла поступало пополнение, со складов – вооружение и боеприпасы. И хотя вооружение было немного устаревшим, воевать можно было. Ведь в ополчение шло и вовсе почти музейное оружие, вроде пулеметов Мадсена или Шоша, а пушки – трехдюймовые времен Гражданской войны.
Алексей снова угодил в команду минеров, по его военно-учетной специальности. Пехотинцы, как писалось – «необученные, годные к строевой», были. Не хватало обученных – артиллеристов, танкистов, летчиков, саперов.
В начале декабря дивизию отправили под Елец, где готовилось контрнаступление.
Немцы, не в силах одолеть сопротивление наших войск и по кратчайшему пути пройти к Москве, решили наступать с юга, через Тулу. Зима тогда случилась ранняя и суровая, снега выпало много, морозы доходили до тридцати-сорока градусов. Холодно было даже привыкшим к морозам русским. А у немцев шинелишки тоненькие, рассчитанные на теплую европейскую зиму, шапок не было вовсе, если не считать немногочисленные горноегерские части. Не готовился Гитлер к затяжной военной кампании, планировал завершить войну к осени, на зиму расположить войска в теплых квартирах.
Солдаты стали мародерствовать, отбирать у населения оккупированных районов теплые вещи – вязаные носки, валенки, шапки, полушубки, даже женские шали.
Хуже того, к зимней военной кампании оказалась не готова техника. Не было зимних масел, и механикам приходилось всю ночь гонять моторы, сжигая драгоценное топливо, расходуя моторесурс. А к утру грязь замерзала между катками танков и транспортеров, не позволяя им тронуться с места.
Минерам тоже приходилось несладко. Под снегом мины не видны, нащупать их саперным щупом невозможно, земля промерзла на метр-полтора. Выручал миноискатель, но на весь взвод он был один. Но и обнаружив мину, ее было сложно обезвредить. Держа в замерзших пальцах нож, приходилось по кусочку откалывать замерзшую землю, подбираясь к взрывателю. А после дождей или оттепелей его открутить было невозможно, резьба замерзала насмерть. Взрыватель согревали своим дыханием и потом отворачивали. Только времени уходило много. И если летом один минер мог снять за ночь до десятка-полутора мин, то сейчас – одну-две. За неделю удалось проделать только узкий, метров тридцать, проход, да и то для танков. А противопехотные мины замерзли настолько, что не срабатывали при нажатии, а для танков они были не страшны.
Проход обозначили снятыми минами, лишенными взрывателей. У всех саперов были обморожены кисти рук, пальцы потеряли чувствительность, а для сапера пальцы – наиглавнейший инструмент. Пальцы старались беречь, смазывали их жиром, грели у буржуек.
А немецкие саперы мины и вовсе перестали ставить. Ведь для ее установки надо лунку в земле долбить, только как это сделать на морозе? Потому ограничивались постановкой противопехотных мин, просто засыпая их снегом. Но они от этого не становились менее опасными.
Наученная горьким опытом пехота старалась сопровождать танки, идя по следу гусениц – там уж точно ни противотанковых, ни противопехотных мин не было.
Танки и пехота пошли в атаку. За цепями атакующих артиллеристы катили пушки, поддерживая огнем свою пехоту. Связисты тянули телефонный кабель, чтобы обеспечить связь. А уж затем – саперы, санитары.
Немцы не ожидали, что русские, войска которых они считали почти разбитыми, ударят им во фланг. Танки Гудериана были почти под Тулой, немецкие тылы растянулись – дивизия ударила в слабое место, в подбрюшье. Немцы, надеясь продолжать наступление, не успели толком организовать оборону: окопчики – не полного профиля, траншеи мелкие, и то не везде, капониры для орудий замаскированы плохо – поди, попробуй подолбить мерзлую землю.
Дивизия с ходу прорвала оборону немцев и пошла вперед. Наступление удалось бы развить, но у наших не было резервов, чтобы ввести их в бой, а немцы кинули на атакующих свою авиацию. В начале войны их люфтваффе превосходило советскую авиацию по количеству и качеству самолетов, а главное, пилоты были хорошо подготовлены и имели боевой опыт – качество, незаменимое в боевых условиях.
Навалились они на дивизию почти всем вторым воздушным флотом под командованием Кессельринга. Волна за волной шли пикировщики «Юнкерс-87». Едва они ушли, отбомбившись, их сменили фронтовые бомбардировщики «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111». С нашей стороны прикрытие было жиденькое, из устаревших истребителей «И-16», зениток катастрофически не хватало.
Наступление захлебнулось, дивизия понесла потери и отошла на прежние позиции. Но задачу свою она выполнила: немцы испугались, заосторожничали, остановили наступление на Москву и стали подтягивать из тыла свежие части да организовывать оборону, опасаясь повторного удара русских.
Сейчас каждый день, каждая неделя играла на руку советским войскам. Мобилизационные резервы русских были истощены, промышленность после эвакуации только налаживала производство вооружений.
Ночами по нейтральной полосе ползали и наши, и немецкие саперы – ставили мины. Немцы обычно всегда освещали свой передний край и нейтральную полосу. Но когда на «нейтралку» выходила разведгруппа или саперы, осветительные ракеты пускать переставали. Для наших это была своеобразная подсказка: или немцы попытаются захватить «языка», или ставят мины. Иногда на «нейтралке» сталкивались наши разведчики с немецкими или разведчики и саперы. Вспыхивал короткий ожесточенный бой. Огнестрельное оружие старались не применять, дрались ножами, штыками, саперными лопатками. В одну такую переделку попал и Алексей.
Они группой из семи человек сняли немецкие противопехотные мины и установили их же, но в другом месте. Места установок и наши, и немцы отмечали на картах. В первую очередь такие схемы нужны были разведчикам.
Группа уже возвращалась назад, как командир вдруг поднял руку. Саперы замерли, приготовив оружие. Навстречу им, левее на полсотни метров, двигалась другая группа – тоже в белых маскхалатах.
Не заметив неподвижно лежащих саперов, немцы проползли совсем рядом и попали на только что установленные мины – SMi-35, выпрыгивающие. Раздался хлопок вышибного заряда, и следом – взрыв. Вскрикнули раненые.
Видимо, немцы решили, что они наткнулись на случайно установленную или не обезвреженную ранее мину. Группа подалась влево и попала на противотанковую Stochmine, дающую четыреста осколков. Группа погибла почти вся, уцелел только замыкающий, но и он был контужен, саперы «спеленали» его без сопротивления. Так и притащили в траншею пехотной роты. Немец к тому времени отошел, дергаться стал, да поздно.
Пленного передали в особый отдел. Разведчики в плен попадали редко, и если их обнаруживали, обычно они отстреливались до последнего. «Языком» они были хорошим, знали много.
Командиру саперной группы потом дали медаль «За отвагу».
Через несколько дней минеров построили. Перед взводом прошелся незнакомый старший лейтенант.
– Бойцы! Нужны добровольцы для задания. Не скрою, задание опасное. Кто согласен, шаг вперед.
У саперов служба была сама по себе опасной. Немного недоглядел, поторопился, или немцы новый, неизвестный взрыватель поставили – и все. В лучшем случае – без руки, в худшем… Про худший случай думать не хотелось. А тут предлагают опасное задание, стало быть – и вовсе не фунт изюму.
В саперах большей частью служили мужики зрелого возраста, отцы семейств, люди степенные, серьезные, и лезть на рожон никто по доброй воле не хотел. Один Алексей шагнул вперед, когда молчание затянулось и строй стоял, не шелохнувшись.
Незнакомый командир посмотрел на командира саперного взвода – тот кивнул.
– Рядовой Ветров! – доложил командиру Алексей, когда лейтенант подошел к нему.
– Вольно, разойдись! – скомандовал он. – А ты, Ветров, со мной!
Они прошли в землянку командира взвода.
– Садись! – показал на саперный ящик незнакомец. – Я командир взвода дивизионной разведки Мокрецов. Карту читать умеешь?
– Учили.
– Тогда смотри. Вот здесь, за линией фронта, в десяти километрах, находится мост. Его надо взорвать.
– В немецком тылу? – удивился Алексей. – Я же до немецкой передовой не доберусь!
– Пойдете с группой разведчиков. Они тебя проведут, прикроют. Твоя задача как специалиста – взорвать этот чертов мост.
– Он железный или деревянный?
– Железный, однопролетный.
– Это килограмм пятьдесят взрывчатки надо, детонаторы, провод, подрывную машинку. Не унесу я все – а еще оружие.
– Взрывчатку разведчики помогут донести, остальное – сам. И сам же выберешь, куда и как взрывчатку заложить.
– Немцы ведь мост наверняка охраняют, – выдохнул Алексей.
– Вопрос правильный. За снятие часовых отвечают разведчики, твое дело – заминировать и взорвать.
У Алеши в голове крутился вопрос, только он не решался задать его командиру. Однако тот и сам заметил, что Алеша мнется.
– Вопросы есть?
– А с отходом как? Немцы после взрыва всполошатся, могут не дать уйти.
– Вопрос правильный. Командир разведгруппы – человек опытный, отходить будете сразу после взрыва в немецкий тыл и фронт переходить в другом месте. Винтовку свою оставь здесь, неудобная она для рейда.
– Слушаюсь, – Алексей поставил трехлинейку в угол землянки.
– Пойдем.
Алексей и Мокрецов вышли из землянки саперов и пошли к штабу. Разведчики зачастую располагались недалеко от штаба, всего-то двести метров от командования, место глухое.
Располагался взвод в нескольких деревенских избах.
Алексея представили разведгруппе, состоящей из восьми человек. Парни были молодые, сверстники Алексея.
Командир группы, старший сержант, спросил:
– Тебе рассказали о цели?
– Да.
– Напиши список, что тебе нужно. Только не вздумай что-нибудь забыть. На той стороне взять будет негде, сорвешь задание.
– Понял я.
На листке бумаги карандашом он написал список необходимых ему предметов и отдал его командиру. Тот пробежал список глазами.
– Доставим. Как со здоровьем? Не кашляешь?
Алексей улыбнулся.
– Нет.
– Отставить улыбки! В разведке каждая мелочь важна. Кашлянешь, когда через немецкую траншею пойдем, – всю группу положат. Да шинель сними, неудобно в ней. Арбузов, сходи с ним в каптерку, пусть ватник дадут, рукавицы и маскхалат. Сапоги ему подбери на размер больше и пару носков шерстяных.
– Так точно, товарищ старший сержант.
В соседней избе Алексею подобрали сапоги, причем немецкие, с широкими и короткими голенищами.
– А они зачем?
– Голову включи! Они такой же след на снегу оставят, как и у тысяч других немецких солдат. А след наших кирзачей в глаза бросаться будет.
Алексей сконфузился. Ведь он охотник, и про следы мог бы и сам догадаться.
Ему подобрали хлопчатобумажные носки и теплые вязаные.
– Богато живете! – заметил Алексей.
– Неуставные. Это из тыла присылают подарки фронту. Попробуй зимой в одних портянках на снегу полежать несколько суток – сам поймешь.
Подобрали телогрейку, меховые рукавицы, белый маскхалат. А в завершение экипировки – вещмешок, по фронтовому «сидор».
Оделся Алексей и стал похож на других парней из группы.
Сапоги при ходьбе по полу постукивали подковками, и было немного непривычно.
Парни в группе оказались компанейские, приняли его неплохо, покормили. Обращались, как с давним приятелем.
К вечеру доставили все, заказанное Алексеем. Он сам тщательно проверил взрыватели, провод, подрывную машину. Тол в двухсотграммовых брусках был армейский. Иногда, по нужде, использовали аммонит для буровых работ, но он был хуже.
Все, кроме тола, он уложил в свой «сидор». Тол распределили по вещмешкам других разведчиков – у Алексея «сидор» и так получился увесистым.
– Кроме трехлинейки, с каким оружием обращаться умеешь?
– С немецким автоматом приходилось.
– Отлично! Арбузов, снабди.
Алексею выдали немецкий МР-38/40 и два подсумка с запасными магазинами.
– Это на крайний случай, без команды не стрелять. Нож есть?
– Есть.
– Возьми с собой. Всем одеться и построиться.
Группа выстроилась для досмотра.
– Попрыгали.
Алексей удивился, но, как и все, попрыгал. В отличие от вещмешков разведчиков, содержимое его «сидора» во время прыжков постукивало.
Командир группы досадливо крякнул, покачал головой:
– Устранить!
Разведчики помогли. Алексею дали чистые портянки, которыми обмотали подрывную машинку и отдельно – детонаторы. «Сидор» собрали вновь, и Алексей снова попрыгал. На этот раз вещмешок «молчал».
– Богачев, за линию фронта пойдешь дозорным, Кропачев – замыкающим. Сапера страхуют и приглядывают за ним все. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Выходи строиться.
У избы выстроились боевым порядком и двинулись в сторону передовой. Алексей сразу заметил, что разведчики идут, попадая след в след. Для чего это, догадался сам – чтобы следов меньше оставлять.
Пока добрались до передовой, стемнело. Расположились в траншее. Командир группы переговорил с пехотным лейтенантом.
– Немцы никаких новых огневых точек и дозоров не ставили?
– Не приметили.
– Смена часовых по-прежнему в ноль часов?
– Так.
– Немецкие саперы на левом фланге мин или колючек не ставили?
– Не замечали активности.
– Вы, товарищ лейтенант, своих часовых предупредите, что мы на «нейтралку» пойдем, а то они с перепугу стрельбу устроят.
– Уже довел до сведения.
– Вот и ладненько.
Алексей спросил у сидящего рядом на корточках Михаила:
– Чего ждем?
– Перед сменой часовых у них глаз «замыливается», внимание уже не то. В это время переходить лучше всего.
– Понял.
В каждой службе свои тонкости.
По команде командира группы Фирсова выбрались за бруствер. Неуютно, в траншее безопаснее. А на «нейтралке» шальная пуля может чью-то жизнь оборвать и сорвать задание.
Один за одним разведчики ползли к немецким траншеям.
Метров через двести их окликнули из окопа:
– Стой! Кто идет?
– Свои!
– Пароль?
– Ленинград. Отзыв?
– Мушка. Ползите.
Проползли мимо окопа часового. После него стали забирать влево. Ориентир там был хороший, сгоревший бронетранспортер. А еще левее – что-то вроде небольшой балки, мелкого оврага. Таких мест немцы не любили. Любую низину при дожде заливает, да и гранатами закидать легко. И потому они устанавливали мины, протягивали колючую проволоку, подвешивая на нее банки, ставили «ракетчика», периодически освещавшего балку. Но немецкой пехоты, траншей там не было. Через эту балку группа уже переходила в немецкий тыл.
Доползли до бронетранспортера. До немецких траншей отсюда было метров сто. Налетавший от вражеских позиций ветерок доносил иногда обрывки немецкой речи. Алексею становилось не по себе, но разведчики вели себя спокойно.
Они поползли дальше. В какой-то момент раздался хлопок, в небо взвилась осветительная ракета и повисла на парашютике. Разведчики замерли, вжались в снег. Когда ракета догорела, поползли снова. Вниз, в саму балку они не спускались, продвигаясь по небольшому склону.
Снова взвилась ракета, и группа замерла.
Продвигались медленно. Богачев, ползущий впереди, руками прощупывал перед собой снег – вдруг немцы мины поставили.
Часа через два балочка осталась позади. Разведчики поднялись и белыми призраками двинулись к видневшемуся впереди большаку.
– А чего не к лесу? – поинтересовался у Михаила Алексей – правее большака виднелся лес.
– У немцев в лесу батарея стоит и медпункт. Часовой заметить может.
– Разве на дороге безопаснее?
– Ночью немцы по дороге не ездят, а если и поедет кто, мы фары издалека увидим, можно в кювете спрятаться.
На каждом шагу Алексей узнавал что-то новое.
Шли почти до утра. Потом улеглись в чистом поле, хотя недалеко стояли скирды с сеном.
– В сене сподручнее лежать: ветра нет, теплее, – снова обратился Алексей к Михаилу.
– Немцы за сеном подъехать могут, обнаружат. А в чистом поле что им делать? Им и в голову не придет, что здесь кто-то есть. Хочешь что-то спрятать – положи на видном месте.
Чем больше узнавал Алексей, тем больше нравились ему разведчики – в чем-то их служба была сродни охотничьему ремеслу.
– Можешь оправиться и вздремнуть немного. Мост – он рядом, впереди. Рассветет – сам увидишь. Отсюда за сменой часовых наблюдать удобно – если они есть.
Командир группы назначил наблюдателя, остальные зарылись поглубже в снег и задремали. При малейшей возможности разведчики пытались отдохнуть. Неизвестно, когда придется поспать – ведь ночь и так выдалась бессонной.
Алексею тоже было не привыкать спать зимой на снегу. Иногда он уходил от своей заимки довольно далеко, ночевал в лесу. Но там, в Сибири, ситуация была все-таки иной. Он разводил костер, валил туда сухостоину, перерубал ствол дерева на две части, одно бревно клал на другое и поджигал. Деревья горели долго, до утра, давая ровный жар. Он ложился рядом с горящими бревнами и периодически поворачивался, грея то спину, то грудь. Даже в тридцати-сорокаградусные морозы костер позволял не обморозиться. Тут же, в чистом поле, где мела поземка, а морозец был изрядным, костра не хватало.
Через пару часов Алексей почувствовал, что начинают мерзнуть ноги. Он подвигался лежа, повернулся, приподнял голову.
Было уже светло, Фирсов бодрствовал, разглядывая в бинокль подступы к мосту.
Алексей перевернулся на живот. Метрах в трехстах впереди был мост через реку. Сейчас река была скована льдом, но берега были высокие, на машине по льду не проедешь.
Мост был однопролетный, железный, несколько конструкций его было покорежено взрывом – видимо, по осени мост пытались бомбить. Наши или немцы – непонятно, земля эта много раз переходила из рук в руки. Был бы у моста в середине опорный «бык», рвать надо было бы там. Взорвать мост в середине? Или лучше с двух сторон. Ближе к берегам? У каждого способа свои преимущества и свои недостатки.
Движение по мосту было оживленным. Из-за низкой облачности, ветра, поземки авиация не летала, и немцы не таились. Почти сплошным потоком к фронту шли груженые грузовики, прошло несколько танков. И часовые на мосту были – с каждой стороны по солдату.
Видимо, подошло время смены караула. К мосту подъехал небольшой крытый грузовичок, из кузова выпрыгнул солдат, из кабины выбрался разводящий. Старая смена, озябнув, тут же забралась под брезент.
Караул располагался в ближайшей деревне. Это хорошо, с двумя часовыми разведчики справятся, помощь быстро не появится. А взрывать мост надо ночью, когда движения по дороге нет или оно минимально. И закладывать взрывчатку надо быстро, по зимнему времени немцы могут сократить время между сменами караула. Но это уже Фирсову решать. Не зря он глаз от бинокля не отрывает, на часы поглядывает.
Алексей подвигался, пытаясь согреться, свернулся калачиком и снова уснул.
Проснулся от толчка. Рядом – Михаил, протягивает ему кусок хлеба с салом.
– Перекуси.
Сало было твердым, а хлеб на морозе и вовсе превратился в камень. Но голод – не тетка.
Алексей сунул часть бутерброда в рот, подождал, пока он согреется, и откусил. Так, не спеша, он съел и хлеб, и сало.
На морозе голодный замерзает быстрее, впрочем – как и пьяный.
После небольшого перекуса ждать стало легче.
К вечеру Фирсов подозвал двоих разведчиков, пошептался с ними, а потом разведчики уползли к мосту.
– Пора выдвигаться.
Группа поползла к реке. Пока Фирсов наблюдал за часовыми, он обратил внимание, что немцы следят за дорогой, не обращая внимания на реку. Вот по льду реки командир и решил подобраться к мосту поближе.
Разведчики выбрались на лед. Морозы зимой сорок первого года были лютые, лед был толстым и выдержать мог не только группу людей, но и груженый грузовик.
Стемнело. Фирсов поглядывал на часы. Немцы еще передвигались по дороге при свете синих фар, но машин становилось все меньше и меньше. Потом пришел грузовик со сменой караула.
Отстоявшая свое на часах, замерзшая смена погрузилась в грузовик, предвкушая отдых в тепле.
– Вперед!
По льду разведчики поползли к мосту. Белые маскировочные халаты делали их в темноте, на фоне снега, невидимыми для часовых.
Подобрались близко – было слышно, как переговариваются часовые. По Уставу караульной службы на посту нельзя разговаривать, принимать пищу, курить и спать. Но война вносила свои коррективы, и немцы, педанты во всем, в боевых условиях Устав нарушали. Вот и теперь они переговаривались, а потом закурили – ветерок доносил запах табачного дыма.
Фирсов ткнул пальцем в часового и в грудь Кропачева, потом указал на другого часового и на Богачева. Оба разведчика кивнули и поползли к указанным целям. Остальные выжидали, приготовив оружие на случай неудачи. Если один из разведчиков не сможет снять часового и тот поднимет тревогу, группе разведчиков на льду придется туго. И даже если они выберутся на берег, проще и легче не будет. Примчится бодрствующая смена караула, осветят берег фарами. Укрыться будет негде, и завязавшийся бой будет для разведчиков заведомо проигрышный. К тому же немцы могут себе позволить вызвать подкрепление и не жалеть патронов.
Напряжение возрастало. Было видно, как у обоих въездов на мост маячили темные силуэты часовых. Что было плохо – часовые, спасаясь от ветра и мороза, непрерывно расхаживали. А снять их надо было одновременно.
Наших разведчиков не было видно. Как Алексей ни старался разглядеть, все случилось в одно мгновенье. Кажется, он только моргнул, но обоих часовых уже не было видно. Потом раздался едва слышный свист.
– Минер, твоя очередь. Парни, взрывчатку на мост!
Разведчики с грузом взрывчатки, не скрываясь, побежали по мосту. Алексей замешкался.
– Какого черта! Вперед! – зло прошипел Фирсов.
Оскальзываясь на снегу береговых склонов, Алексей выбрался на мост. Трупы часовых уже сбросили с него, и разведчики присыпали их снегом, чтобы темные немецкие шинели не бросались в глаза.
Алексей установил взрывчатку на фермы моста с обеих сторон, заложив в каждую закладку для верности по два взрывателя, подсоединил провода и стал их разматывать.
– Не на учениях, времени нет.
Михаил схватил моток провода и скинул его с моста на лед.
– Стрелой вниз, пора рвать.
Алексей так и сделал. Он съехал на пятой точке по склону, ухватился за провод и побежал в сторону. Когда провод закончился, он подсоединил его к взрывной машинке.
– Готов! – крикнул он снизу Фирсову – тот лежал к мосту ближе.
– Всем уходить! – скомандовал старший сержант.
Разведчики побежали с моста. Когда вся группа попадала на снег рядом с Алексеем, Фирсов приказал:
– Рви!
Алексей сделал несколько оборотов рукой, вдавил планку.
На мосту блеснуло пламя и здорово ахнуло. Во все стороны полетели куски железа. Один, довольно увесистый, упал рядом с вжавшейся в снег группой. Со стороны моста туманом надвигалась снежная пыль, поднятая взрывной волной.
– Все! Уходим! – Фирсов вскочил и бросился к берегу.
Разведчики и Алексей кинулись за ним. Теперь им надо было успеть убраться как можно дальше.
Зима имеет свои плюсы и минусы. Минус – их следы на снегу, а плюс – немцы зимой не применяют собак – собачий нюх на морозе запахи не берет.
Бежать без груза взрывчатки было легче. Они бежали след в след, бежали долго, пока не стало перехватывать дыхание.
– Пять минут отдыха! – скомандовал Фирсов.
Все без сил попадали в снег.
Фирсов достал карту, фонарик:
– Прикройте!
Два разведчика улеглись у головы сержанта – так не был виден со стороны луч фонарика.
Фирсов сориентировался по карте. Только до Алексея не доходило, где он увидел ориентиры, чтобы привязаться на местности.
– Подъем!
И снова бегом, до темных кругов в глазах.
За ночь они успели отойти от места взрыва километров двадцать пять. Какой там мороз – все были мокрыми от пота. Когда уже не было сил и казалось – все, открылось второе дыхание. Благо – светает зимой поздно.
Около восьми утра они выбрались к деревне, залегли неподалеку от нее и стали наблюдать. Из печных труб поднимался дым.
Лежа на снегу в мокрой, пропотевшей одежде, разведчики стали замерзать.
С рассветом начали попадаться на глаза местные жители, большей частью старики и подростки – они носили в избы дрова из сараев.
– Собак нет, не гавкают – плохо.
– Почему плохо? – заинтересовался Алексей.
– Или немцы были в деревне, или квартируют до сих пор.
– Собаки-то здесь при чем? – удивился Алексей.
– Отстреливают они их сразу. Для нас – сигнал. Собаки нас уже учуяли бы или услышали, голос подали. А тут хоть бы какая-нибудь гавкнула, – подробно рассказал Михаил.
– Понял.
Однако же, если бы не объяснение, сам бы он не догадался. Ну, не гавкают собаки – и что с того? Может, дрыхнут да сны свои собачьи видят?
– Машин и мотоциклов не видно, значит – немцев в деревне быть не должно. Они пешком не ходят.
– Даже пехота?
– Видел я летом ихнюю роту на велосипедах – так сейчас зима. А чтобы пешком – не приходилось.
– Богато живут!
Они понаблюдали еще час, потом Фирсов приказал:
– Кошелев – в деревню. Посмотри повнимательней насчет немцев и полицаев.
Кошелев ужом пополз в деревню. Не хотелось командиру группу морозить. Если простудятся, кашлять начнут – попробуй тогда через немецкие позиции к своим попасть. Оно и правильно, командир должен заботиться о подчиненных, иначе группу потеряет ни за понюшку табаку.
Алексей, уже успевший повоевать в окопах, оценил слаженность действий и опыт разведчиков. Новички знания своей кровью добывать будут, разведчика из пехотинца быстро не вырастишь. Он даже позавидовал группе. В разведку брали добровольцев, только подходили не все. Здесь мало умения стрелять, здесь нужны терпение, наблюдательность, быстрота реакции – да много чего. Конечно, пехотинец в траншее тоже рискует, но ему проще. Ранят – так санитар помощь окажет, в тыл, в госпиталь отправят. Худо-бедно, но в траншее накормят, боеприпасами снабдят. А разведка сама во вражеский тыл идет, действует в отрыве от своих – там, где помощь не получит. Мало в тыл немецкий пробраться, хотя и это уже само по себе серьезно – ведь немцы не дураки. Надо еще задание выполнить и, как правило, не из простых, а, добыв сведения, к своим их доставить. Что проку в самых секретных данных, если их к своим вовремя не доставили?
Кошелев дважды ухнул филином. Любой охотник или егерь посмеялся бы над таким сигналом. Где это видано, чтобы сова или филин ухали среди бела дня? А городской житель и не поймет. Для него что сова, что сорока, что филин – все одно.
Разведчики поднялись и пошли к деревне.
– Чисто, товарищ сержант. Немцев и полицаев нет. Деревня от дорог в стороне, чего им тут делать?
– Как называется деревня?
– Воробьино.
– Хату для отдыха присмотрел?
– Так точно. Вторая отсюда. Хозяев двое, места много – вся группа поместится.
– Веди.
У избы, деревянной пятистенки, Фирсов группу остановил.
– Леонов, на часах остаешься. Тебя минер сменит.
– Есть.
Группа вошла в дом. Лицо и руки сразу ощутили тепло. Только тот, кто долго находился на морозе, оценит тепло домашнего очага.
– Хозяйка, мы не надолго – на постой, – не то попросил, не то распорядился Фирсов.
Старик за столом кивнул, хозяйка полезла в печь, достала чугунок с вареной картошкой и поставила его на стол.
Каждому досталось по две картофелины – еще теплые, духовитые. Разведчики положили на побеленную печь хлеб и сало, иначе их угрызть было невозможно.
Картошку вмиг съели. В боевых условиях выдавались каши, а картошку разведчики уже и не помнили, когда ели. Потом они принялись за оттаявшие хлеб и сало – после ночной пробежки есть хотелось ужасно. А еще – спать. Фактически двое суток они были на ногах и на холоде.
Командир распорядился:
– Всем отдыхать! – самая долгожданная команда в армии.
Разведчики улеглись на пол и отключились сразу. Алексею показалось, что он едва веки сомкнул, а его уже будят.
– Леонова смени, – шепотом сказал Фирсов.