Читать книгу Атаман царского Спецназа - Юрий Корчевский - Страница 4

День шел за днем, тихо журчала за бортом вода, по мере продвижения к югу становилось теплее. И хотя трава в этих местах была пожухлая, на деревьях еще сохранялась листва. Ночью было холодно, но в полдень – вполне сносно, даже в отдельные дни тепло.

Пока судно шло, караульный был один. Когда приставали к берегу на ночевку, я ставил двух часовых – выше и ниже по течению метров за сто. Днем часовые отсыпались. На воде напасть сложнее, надо судно иметь для нападения, возможность маневра хуже. А ночью да на берегу можно было ожидать любых неприятностей. И они не заставили себя ждать.

Ночью ко мне в шатер на судне прибежал взволнованный Алексей, растолкал меня.

– Там, недалеко, за пригорком слышно лошадиное ржание, топот копыт.

– Может, дорога рядом?

– Нет здесь дороги, я был в этих местах; дорога идет по левому берегу, подозрительно это.

Да, подозрительно. Надо сходить, глянуть. Я разбудил Кирилла, Алексея отправил на прежнее место, в дозор, сам же с Кириллом, прихватив оружие, отправился на берег.

Крадучись прошли через небольшую прибрежную рощицу, поднялись на пригорок, залегли. В лощине за пригорком виднелись смутные тени, слышался неясный разговор. Надо понаблюдать, может, заблудился кто, и вовсе не по нашу душу.

Пролежали с полчаса, пока ничего подозрительного.

Из лощины на пригорок поднялись два человека, остановились совсем рядом, метрах в четырех-пяти. Мы вслушались, затаив дыхание. Незнакомцы говорили тихо, но отдельные фразы долетали:

– Надо перед рассветом… сон глубокий, а стража, коли есть… уже устанет, будет носом клевать.

– Только полная тишина, пусть Кривой сначала сходит, коли дозорный есть – прирежет, потом мы пойдем.

– Сделаем, как договорились.

Я оглянулся назад. С пригорка, где мы лежали, через редкие деревья был виден костер и смутно темнел борт судна. Незнакомцы спустились в лощину, и мы с Кириллом тихо отползли назад.

Вернувшись на судно, я собрал всех своих ребят, забрались под навес, стали совещаться.

– Мы не знаем, сколько их: судя по звукам – до десятка будет, есть лошади, наверняка для вывоза захваченного груза. Насколько я понял, нападение думают осуществить перед утром, предварительно сняв часового. Что думаете, вояки?

Умных мыслей в голову никому не пришло: видимо, опыта нет; все молчали. После некоторых раздумий я изложил свое решение:

– Думаю известить команду, пусть тоже приготовятся к утреннему бою, чтоб для них схватка не оказалась неожиданностью. Я сам предупрежу. Все трое берете арбалеты и сабли, перейдете рощицу, заляжете и будете ждать. Когда сверху спустится разбойник, чтобы дозорного снять, – пропустить, не трогать, он мой. Как только начнут спускаться основные силы, бить из арбалетов залпом и, пока они не опомнились, сразу за сабли – и рубить. Ясно?

Почти все трое сразу спросили:

– А дозорным кто будет?

– Я и буду, сидеть придется у костра, чтобы издалека видно было. К тому же у меня единственного кольчуга есть; ежели с ножом придет, то хоть надежда есть. Как только я с разбойником решу, сразу к вам на подмогу; но и вы не оплошайте, это первый наш поход. Сложится удачно – будут деньги и новые заказы. Ну а если не сложится… – Я замолчал. – Все, хлопцы, пора! Если за нами кто следит, то спускайтесь по одному, с носа. Я сверху глядел: борт виден, а нос ладьи – в темноте. Скрытно, где ползком, где перебежками – в рощу; там определитесь, где лучше залечь. Предупреждать, я думаю, не надо – все в полной тишине. С Богом!

Хлопцы по одному, забрав оружие, исчезли в темноте. Поднявшись, я направился к шкиперу – на ладье он был главным. Разбудив, рассказал обстановку. Шкипер был в возрасте, почти весь седой, и сразу понял ситуацию:

– Хорошо, я подниму своих; оружие кое-какое имеется, будем судно защищать, коли прорвутся тати.

– Большая просьба – тихо, скрытно, чтобы с берега раньше времени не увидели. Заподозрят чего – уйдут, но нападут в другом месте или большими силами. Надо здесь им укорот дать.

– Купца, ну, Моше этого, предупредил?

– Нет, чего человека волновать, будет стонать и охать почем зря.

– Твоя правда. Будет туго – зови; у меня пара ребят – бывшие воины, помогут.

– Договорились. Пусть твои люди за бортом хоронятся.

– Знаю, не впервой, да сам видишь – жив пока. Удачи тебе!

Я поднялся и, не таясь, играя роль часового, прошелся по судну, спустился на берег, прошелся вверх и вниз по течению. После неяркого света костра темень на берегу стояла кромешная, не видно ни зги. Набрал валежника, подбросил в костер. Сел лицом к костру, спиной к роще. Не очень грамотно, но придется рисковать. Надо сыграть роль простоватого и неосторожного члена команды, которому не повезло попасть на ночь в дозор.

Раза два за ночь я вставал, обходил берег, набрав валежника, подбрасывал в костер.

Время шло; на востоке небо посерело – скоро восход. Пора бы им и быть. Пока тихо. В роще крикнула какая-то птица. Я насторожился, обратившись в слух. Слева раздался тихий шорох. Довольно неожиданно. Я ожидал со стороны рощи. Хитер, подбирается со стороны корабля, видимо, прошел по берегу. Уж со стороны ладьи никакой дозорный ожидать нападения не будет.

Шорох стих. Я понял – готовится к броску. Правой рукой я взялся за рукоять топора, что лежал на земле. Каким-то чутьем понял – пора. Резко вскочил и без замаха ударил топором. Кто-то приглушенно охнул от боли, но и по спине моей скрежетнуло железо.

Сжимая в руке топор, я сделал пару небольших шагов вперед. Огляделся – нет ли еще кого? На земле передо мной лежал человек, из глубокой раны на боку толчками изливалась темная кровь. Сразу было видно – не жилец. Одним глазом – ага, вот почему упоминали Кривого! – он уставился на меня. Даже при скудном свете костра глаз пылал ненавистью и болью.

– Твоя взяла, оплошал я чуток, – еле слышно прошептал он.

– Сколько вас?

В ответ одноглазый лишь сплюнул кровью, дернулся и затих. Черт! Не удалось «языка» взять, да и то ладно – сам живой остался.

Я ощупал бок – рубашка распорота. Видимо, нож метнул, не предусмотрел, что я в кольчуге. Урод, только рубаху испортил.

Пригнувшись, я кинулся в рощицу. После света костра видно было плохо. Где же мои? Кто-то схватил за руку, прошипел:

– Свои, здесь мы, вон они, показались поверху.

Я улегся и первым делом наложил болт в желоб арбалета.

Глаза адаптировались к темноте, теперь я и сам различил смутные тени, спускавшиеся по склону вниз. Идиоты – они шли тихо, но группой.

– Подпустим еще шагов на тридцать – и залпом, – прошептал я.

Разбойники приближались, в предутренней серости на темном фоне одежд стали видны светлые пятна лиц.

– Залпом, стреляй! – скомандовал я.

Тренькнули четыре тетивы. По толпе промахнуться тяжело, все болты угодили в цель. Отлично, четырьмя разбойниками меньше. В толпе раздавались стоны, ругань. Вся группа остановилась.

– Быстро заряжаем! – скомандовал я.

Но мои хлопцы уже и сами, без моей команды, тянули «козьи ножки», взводя тетивы. Мы должны были успеть сделать еще по выстрелу.

– Как только будете готовы – стреляйте, не ждите команды!

Один, второй, третий выстрел. Тати падали один за другим. Многовато их было, человек двадцать, сейчас вдвое меньше.

Несколько человек от испуга или растерянности кинулись обратно наверх. Остальные, подгоняемые предводителем, бросились бежать к рощице. Пора и нам.

Мы дружно поднялись и бросились навстречу; в руках моих товарищей были сабли, я держал топор, сабля в ножнах болталась на боку. Каким-то чудом увернулся от короткого копья, коим попытался пырнуть меня набегающий тать. Разбойник по инерции пробежал мимо, и я не замедлил всадить ему в спину по самый обух лезвие топора. Уже убитый, он покатился по склону вниз.

Я выхватил саблю; на меня набегал еще один разбойник – небольшого роста крепыш с короткой саблей в руке. Крича что-то непонятное – нерусский, что ли? – он начал бешено размахивать саблей. Пару раз лезвие чуть не задело мою руку, я успевал только отбивать удары, выжидая, когда он хоть немного устанет. Куда там! Он вертел саблей, как мельница. Мне пришлось медленно отступать назад.

Вдруг этот бешеный закатил глаза и рухнул. За ним с окровавленной саблей стоял Алексей. Я огляделся. Кирилл с Сергеем вдвоем наседали на единственного оставшегося в живых разбойника, и участь его, похоже, уже была предрешена.

– Алеша, за мной, надо посмотреть, что там в лощине.

Мы рванули вперед, сердце выпрыгивало из груди, воздуха не хватало. Забежали – пусто. Вдали, исчезая в предрассветных сумерках, вились клубы пыли. Ушли! На лошадях ушли те, кто остался в живых, кто в начале стычки побежал через холмик в лощину. Не догонять же их пешком.

Всходило солнце, край неба светлел, становилось виднее. Весь склон холма был усеян трупами, мои храбрецы все были целы, даже царапины не было. Повезло, удача нам явно благоволила.

– Так, хлопцы, собрать оружие – оно денег стоит, в Киеве продадим. Это наш законный трофей.

С полчаса ходили по склону, собирая оружие. Пришлось оттирать его от крови разбойничьей же одеждой.

На выходе из рощи к берегу я остановил свою ватагу:

– Постойте-ка!

Медленно вышел из рощи, крикнул:

– Я – Юрий, все хорошо, не стреляйте, – и поднял вверх пустые руки.

Из-за борта показался шкипер и с ним все шесть человек его команды; у одного в руке был лук. Я похвалил себя за предусмотрительность. Не выдержали бы нервы у лучника при виде выходящих из леса людей, могла приключиться беда.

Я махнул рукой, парни вышли из рощи, тяжело груженные железом. Шкипер с матросами сбежали навстречу по сходням, обступили, начали расспросы.

– Лучше помогите железо на борт поднять, потом сбегаете за рощицу, бояться уже некого.

Шкипер кивнул, матросы похватали сабли, ножи, копья и с шутками потащили на ладью, с грохотом свалив у нашего навеса на носу. Двое тут же бросились в рощу, вернулись через какое-то время удивленные – там двадцать один убитый.

– Двадцать два, – поправил я и указал на Кривого, который лежал на берегу недалеко от судна.

– Вот это удача! – восхитился шкипер. – У вас ни одной царапины, все живы, а вражинами весь склон усеян. Не ожидал такого! Видно, добрые вояки у тебя в команде, Юра! Моше будить ли? Пусть посмотрит, что вы хлеб не даром едите, а то так и будет думать, что вы все бока отлежали от безделья.

Я немного подумал – да и пусть разбудит. Надо товар лицом показать, нашу проделанную работу предъявить. Четверо против двадцати двух – это серьезно.

Конечно, сыграли свою роль два фактора: наше упреждающее и потому неожиданное нападение с применением арбалетов и правильно выбранная тактика боя. Правда, положа руку на сердце, и госпожа удача была на нашей стороне.

Из каюты вышел заспанный Моше, поздоровался, выглянул за борт и увидел только одного убитого.

– И это все ваше геройство? – скривился купец.

Тут уж я взял его под ручку и, как он ни упирался, спустил по сходням и провел через рощицу. Увидев склон с телами, Моше изменился в лице:

– Как же это я проспал битву? Это все вы?

– Да!

– Вчетвером?

– Да!

Моше поглядел на меня с восхищением:

– Говорил Изя – не верил, говорил Абрам – сомневался. Сейчас всем словам верю, ты – герой.

– Моше, когда будешь расплачиваться, не забудь этот холм и свои слова.

Миновали Смоленск, давнюю причину раздоров между Москвою и княжеством Литовским. Днепр становился шире и полноводнее, движение судов – оживленнее.

После стычки с разбойниками все на судне поглядывали на нас с уважением, а дозорные несли службу с усердием. Ходом прошли Оршу и Могилев, в небольшом Рогачеве шкипер решил сделать стоянку, подкупить продуктов. Вечером мы причалили к городской пристани и выставили двоих людей для охраны.

Команда занималась покупкой на торге продуктов и их доставкой на ладью, я же решил пройтись по городку. Ничего примечательного: кривые улицы, немощеная мостовая, пыль, грязь, беднота. От скуки зашел в оружейную лавку недалеко от торговой площади. Из-за прилавка выскочил бойкий чернявый мужичок:

– Чего изволите, господине?

– Посмотреть товар зашел, может, полезное для себя увижу.

Товар был скудноват и качества неважного. Я уже собрался уходить, как мужичок спросил:

– Огненного зелья не надо ли?

Я секунду постоял – порох, что ли?

– Покажи.

Продавец вытащил из-под прилавка небольшой деревянный бочонок ведерного объема, поставил на прилавок:

– Вот!

– И где ж ты его взял, любезный?

– Купец с судна о прошлой неделе вдрызг в кости проигрался, оставил в уплату.

Я вытащил пробку, высыпал на ладонь несколько крупинок. Настоящий дымный порох, крупинки ровные, блестящие. Стало быть, не подмок, хороший порох. Кому же он тут, в глухомани, его продаст?

– И сколько просишь?

– Серебряную денгу.

Я почесал затылок. Сколько стоит бочонок пороха, я не знал, да, собственно, ружей или пушки у нас и не было. И зачем нам порох? После некоторого размышления решил взять: цена невелика, и какая-то интуиция подсказывала, что приобретение может пригодиться. Поторговался, но продавец твердо стоял на своем, и я, отдав одну новгородскую денгу, забрал бочонок.

Наши на корабле встретили меня восторженно. Вначале я не понял причины, но когда ко мне потянулись с кружками и просьбами налить немного, расхохотался. Парни решили, что я купил бочонок вина. Дабы никто не подумал, что я зажилил, я вытащил пробку и, к разочарованию собравшихся, высыпал на ладонь черные крупинки пороха.

– Перец? – спросил кто-то.

Перец, как и другие пряности, был в цене.

– Огненное зелье.

– Зачем нам оно? У нас на судне даже кулеврины нет.

– Пригодится, потом расскажу.

Зачем я его купил, я пока и сам не знал. Правда, бродила, бродила в голове одна мыслишка. Приобрести огнестрельное оружие я не думал: больно оно здесь тяжело, неповоротливо, пока зарядишь – четверть часа пройдет, да и запал фитильный. Его перед выстрелом зажечь надо, а если дождь идет, так и вовсе не выстрелишь. Нет, не о нем были мои мысли. Вспомнилось, как в босоногом детстве мы с мальчишками делали из спичек маленькие бомбочки с селитрой. Почему не попробовать нечто вроде гранат? Заказать в кузнице обрезки труб, один конец заплющить, засыпать порох, приладить фитиль. В нужный момент зажигай и бросай в толпу.

Еще когда мы залпом стреляли из арбалетов по спускавшимся с холма разбойникам, я остро пожалел, что нет гранат. Самоделки мои никак с гранатами конкурировать не могут, но для этого времени будут вполне. А что – грохот, огонь, осколки опять же. Надо попробовать, а пока пусть бочонок пороха полежит в сухом месте. Я определил его в трюм, подальше от влаги.

Снова потянулись однообразные дни. В один из таких дней команда забегала, засуетилась.

– Случилось чего? – спросил я пробегавшего матроса.

– Киев рядом, вон на холме постройки, не видишь?

Я всмотрелся. Действительно, на правом берегу Днепра виднелись блестящие маковки церквей, дома, городские стены.

Путешествие заканчивалось как-то уж очень неожиданно. А и ладно – люди живы, груз цел.

По прибытии шкипер долго искал место, где бы пришвартоваться – все причалы были заняты. С трудом нашли место на рыбной пристани. Сильно, если не сказать – тошнотворно, пахло рыбой.

Недалеко от пристани женщины чистили рыбу, коптили, вялили, требуху выбрасывали тут же, к радости бездомных собак. Но запах! Я был рад, что мы будем здесь недолго. Вот Моше рассчитается с нами, и можно искать попутное судно в обратную сторону. В Киеве тепло; глядишь, пока река не встанет, сколько-то пути на корабле проплыть удастся, все ноги не бить.

Моше убежал искать своих и заявился только утром. Груз – меха – Моше решил перегружать с судна на судно, так не надо было платить за склад. Я подошел, показал рукой на город:

– Киев?

– Киев, Киев, – закивал Моше.

– Мы подряжались до Киева, ждем расчет.

Моше насупился и направился в свою каюту. Ох и прижимист Моше, не любит расставаться с деньгами. Выйдя, отсчитал деньги, скрипя зубами, добавил сверху еще пять рублей. Ну что ж, и на том спасибо.

Моя команда быстро собрала вещи; нашли на пристани возчика с телегой, перегрузили трофейное оружие и мой бочонок пороха и направились в город. Надо было найти оружейника, продать оружие и тогда уже отправляться в обратный путь, не таскать же с собой железо.

Возчик подвез нас к постоялому двору. Мы быстро сгрузились и перетащили добро в отведенную комнату.

С утра вдвоем с Кириллом отправились на поиски покупателя. Нашли быстро. В стольном граде Киевском в каждом почти квартале кто-нибудь занимался железом. И то – дикая степь рядом, все железяки востребованы. За цену сильно не торговались и продали быстро.

На постоялом дворе я отложил часть вырученных денег на обратную дорогу, остальное разделил поровну. Выручку от Моше разделил пополам. Половина – мне, за купленное в Москве оружие. Другую половину снова поделил на четыре равные части, три из которых и отдал моей троице. Все остались довольны и уговорили меня еще денек-другой побыть в Киеве. В городе раньше был только Сергей, остальным не терпелось сходить на торг, купить подарки домашним, город поглядеть. Ладно, уговорили, побудем в Киеве еще пару дней.

Утром отправились на торг. Это было что-то. Громадная торговая площадь была больше небольшого городка. Здесь было все, что можно купить и продать: меха, ткани, посуда, лошади, оружие, изделия из золота и серебра, мясо и рыба, зерно и масло, изделия из кожи и лечебные травы. Вся торговля сопровождалась бойкими криками зазывал, задорными воплями свирелей и рожков бродячих музыкантов, жаркими спорами продавцов и покупателей, блеянием овец и мычанием коров, криками обворованных, хохотом толпы вокруг балагана кукольников с неизменным Петрушкой. Я немного оглох и растерялся.

Мы быстро потерялись в толпе. Походив несколько часов и подивившись некоторым диковинам, купил у турка изумрудного цвета отрез шелка, а у венецианца из Крыма – красивые серьги. Будет чем порадовать Дарью по возвращении.

На постоялый двор вернулся усталый, пропыленный. Умывшись, улегся на полати. Постепенно подходили мои бойцы. Каждый хвастался приобретениями, только одного не было очень долго – Сергея. Мы забеспокоились уже вечером. Знакомых в Киеве у него нет, запить не должен – Сергей меру знал во всем. Никак беда какая случилась.

На совете было решено с утра идти на торг, постараться узнать, в чем дело.

Придя после завтрака на торг, я разделил людей по направлениям, чтобы сэкономить время. Уговорились встретиться у ворот. Я обходил продавцов, спрашивал вездесущих мальчишек, разговаривал с нищими. Пока никаких следов.

Через пару часов подошел к воротам, Кирилл и Леша были уже там. Как только я подошел, Леша меня сразу обрадовал:

– Нашелся Сергей!

– Тогда где же он?

– В темнице у посадника.

– За что?

– Подрался с каким-то купцом, его стража и задержала. Говорят, будет суд, только не знаю – княжий или посадничий.

Час от часу не легче, Сергей – и подрался? Для этого должны быть серьезные причины. Хоть на торг ходили и без оружия, исключая ножи, но в драке всякое могло быть. Надо попробовать хотя бы узнать, в чем дело, и попытаться выручить. Не след бросать на произвол судьбы боевого побратима.

Расспросив людей, направились к посадской тюрьме. Однако тюремные стражи разговаривать не захотели, отвечали с каменными лицами – не положено, узнаете на суде. Черт, как все не вовремя. Уходить из Киева пора, скоро дороги развезет, совсем застрянем.

Пришли на постоялый двор, ребята мои приуныли.

– Не робей, мужики! Есть у меня одна задумка. Ночью попробую разузнать. – Глаза ребят засветились надеждой и любопытством.

Говорить я им ничего не стал, сам еще не знал, получится ли. Чтобы не заблудиться на незнакомых улицах, отправился еще засветло, нашел тюрьму, сел в сторонке. Дождался темноты, подошел поближе. Здание из камня, стены толстые, получится ли проникнуть внутрь? Несколько моих предыдущих, скажем так, прохождений были сквозь деревянные стены, и не такой толщины. Попробую.

Я прижался к стене, попробовал надавить. К моему удивлению и радости, стена поддалась. Единственно, была более плотной. Если бревенчатая стена давала ощущение киселя, то каменную стену можно было сравнить, ну, не знаю, с плотным холодцом, что ли.

Я прошел сквозь стену и попал в камеру. Темно, лишь над дверью тускло мерцает масляная плошка. Почти все спали, в камере стояла вонь от давно немытых тел, параш в углу, прелой соломы на полу.

– Сергей! – негромко позвал я.

В ответ – тишина. Я медленно обошел спящих – здесь его нет. Через внутреннюю стену прошел в соседнюю камеру. И здесь не повезло. Снова попробовал пройти в следующую камеру и чуть не попался – это была комната тюремщиков. Я вовремя сделал шаг назад, меня не успели заметить – освещение и здесь было неважным. Придется обойти.

Я высунул голову в коридор – никого – и вышел туда. Прошел по коридору мимо комнаты тюремщиков и сунулся в следующую камеру. Не то – женская.

Сделав несколько шагов, снова проник головой в камеру. Здесь спали не все. Улучив момент, когда никто не смотрел на стену, прошел весь. В углу сидел Сергей, с ним в камере было еще человек десять страдальцев.

Когда я подошел к Сергею, тот от неожиданности вздрогнул:

– Ты как здесь, Юрий? Тебя из-за меня схватили?

– Нет, успокойся, сам прошел. Времени у нас мало. Из-за чего тебя схватили?

– Купец новгородский обманывать стал, когда ткань мерил, ну я и не сдержался, врезал ему по наглой роже. Приказчики его – тоже в драку, я и им насовал, да стражники неподалеку случились, меня и повязали.

– Не надо было драку затевать, а уж коли затеял, не надо было позволить себя связывать; чему я вас только учил. Ладно, дальше-то что будет?

– Тюремщики говорят – завтра суд, – понурил голову Сергей.

– Попробуем тебя вызволить отсюда.

Говоря эти слова, я пока и сам не знал, как это сделать. Не брать же тюрьму штурмом?

– Не падай духом, посмотрим, что суд покажет. По ярославской «Правде» тебе грозят битье батогами и штраф. Со штрафом дело хуже – меньше двух гривен не присудят. Где их взять – ума не приложу. Завтра посмотрим, не горюй.

Я отошел к стене, постоял немного; многие арестанты уже спали, положив руки под головы. Сергей задумался, а может, и задремал.

Я сунулся сквозь стену. В коридоре было пусто, он еле освещался редкими масляными светильниками на стенах. Пройдя почти весь коридор, свернул налево, пересек пустующую камеру, беспрепятственно вышел на улицу. Темно, пустынно. Гавкают собаки да слышится стук колотушек ночных сторожей. Пора и мне на постоялый двор, полночи уже прошло. Надо выспаться. Неизвестно, что будет завтра, наверняка понадобятся силы.

Мои бойцы не спали, ждали меня. Я рассказал, что видел Сергея, пересказал наш разговор. Хлопцы повесили носы.

– Всем спать, завтра мы должны быть сильными и отдохнувшими, – и погасил светильник.

С утра, после завтрака, отправились к дому посадника. Небольшая площадь уже была полна народа. Мы протолкались поближе к креслу, пока пустому. Рядом стояли стражники. Со стороны тюрьмы раздался шум. Народ загомонил – ведут. Тюремщики вели арестантов на суд. Было их много – человек двадцать, связанных между собой за левую руку одной веревкой. Стражники растолкали толпу, освободив проход, провели арестантов.

Через какое-то время из дома вышел посадник в богатых одеждах: синий, отделанный бобровым мехом плащ, красные сафьяновые сапоги, из-под плаща при каждом движении выглядывала рубашка из лазоревого китайского шелка с серебряными пуговицами. На голове – горлатная шапка, на шее висела массивная золотая цепь, пальцы усыпаны перстнями. Ну, прямо новый русский розлива девяносто второго года.

Посадник, отдуваясь, важно уселся в кресло. С боков его окружили дьяки с бумагами в руках. Начался суд.

Дьяки выкрикивали фамилию арестанта, зачитывали его вину, затем выступал потерпевший, далее выступали свидетели, коли такие имелись. Решения были быстрыми – никого в тюрьме кормить за городской счет не собирались. Одного, разбойника с Черниговского шляха, приговорили к повешению, по другим делам арестованных приговаривали к штрафам или битью кнутами или батогами. До уплаты штрафа арестованный сидел в тюрьме.

Дошла очередь и до Сергея. Коротко высказался потерпевший купец, затем свидетели – его приказчики. Сергей вину не отрицал, суд был скорым – на все ушло десять минут. Приговорили Сергея к двум гривнам штрафа. Я внутренне был готов к такому исходу и не очень удивился.

Ребята приуныли. Даже если мы сложим все наши деньги, не наберется и одной гривны, а тут – две. Где их взять? В молчании пришли на постоялый двор. Знакомых в Киеве нет, занять в долг не у кого. Если оружие продать – все равно не наберем, да и домой безоружными возвращаться рискованно. По дорогам можно было передвигаться только группой и с оружием. Разбойниками из разорившихся и беглых крестьян дороги кишели.

Я улегся в постель, попросил мне не мешать – надо было все обдумать. Ребята почтительно замолчали.

После долгих размышлений я пришел к единственно реальному в данных обстоятельствах решению. Посвящать соратников я не хотел, если попадусь – буду виновен сам, мне и отвечать. А решил я вот что: воспользоваться своим внезапно открывшимся даром, пройти в дом посадника, найти кладовую, забрать оттуда две гривны серебра, а на следующий день заплатить их в виде выкупа. Таким путем мы освободим Сергея, а гривны снова вернутся на место. По крайней мере, совесть моя будет чиста – я ничего не украду, все вернется на место, а мы с освобожденным Сергеем тронемся в обратный путь.

Придумать план легко, но как его выполнить? Мне кажется, только доверенные слуги знали, где в доме хранилище ценностей. Придется пройти по всем комнатам, а учитывая, что ночью все в доме, сделать это быстро и просто не получится. В конце концов, не получится за одну ночь – продолжу во вторую. Единственный минус – Сергей лишнее время будет сидеть в тюрьме. Может, после этого поумнеет и будет выдержанней?

Хлопцам я объяснил, что вечером иду по делу. Все металлическое, кроме ножа, я оставил в комнате: не дай бог звякнет в неподходящий момент.

Стемнело. Я направился к дому посадника и по дороге поймал себя на мысли: уважаемый в прошлой, нет, в будущей жизни доктор идет воровать, нет, брать взаймы серебро.

Низко же ты пал, Котлов! Меня успокаивало только то, что делал я это ради товарища. Если ничего не предпринимать, он так и сгинет в тюрьме или посадят гребцом на галеры, тоже верная и мучительная смерть. Выручить балбеса надо, у него семья в Москве, он же кормилец. Я успокаивал себя, хотя на душе кошки скребли – иду на дело, как вор-домушник.

Вот и дом посадника – стоит темной глыбой. Что меня радовало – дом выходил на площадь, сам двор с хозяйственными постройками был сзади. Это очень хорошо, во дворе наверняка собаки. Осмотрелся – никого не видно. Подошел и с бьющимся сердцем вжался в стену, сие действие уже становилось привычным. Угодил в темную комнату, постоял, давая глазам привыкнуть. Фонарик бы сюда. Я чуть не засмеялся от пришедшей мысли: ага, еще металлоискатель, чтобы искать быстрее было.

Пока стоял – решал, откуда начать.

Где обычно хранят ценности? Не бумажные, пусть и валюту, здешние не знают бумажных денег. Все ценности – в золоте или серебре, вес и объем большой; стало быть, надо искать сундук или шкаф, скорее всего в отдельной комнате и, вероятнее всего, недалеко от опочивальни хозяина. А где спальня посадника? Да наверху. На первом этаже обычно трапезная, кухня, людская, оружейная, чтобы железо не таскать наверх.

Пройдя через дверь, вышел в тускло освещенный коридор, нашел лестницу и тихо, чтобы не скрипнула ни одна ступенька, поднялся на второй этаж. В этом коридоре тоже мерцал масляный светильник, давая неровный, колеблющийся свет. Коридор был застелен коврами. Отлично, звуки глушить будет, летать-то я не могу.

Подойдя к ближней двери, я сунул через нее голову. Нет, не то: комнатенка маленькая, у посадника должна быть большая. Вторая дверь – в слабо освещенной комнате спят дети. Сладких вам снов, ребятки! Третья дверь – женщина на полатях, обстановка скромная, наверное, их няня. Следующая дверь – вот оно. Комната большая, два светильника на стене, огромная кровать, на ней посадник с женою, оба в ночных рубашках. Спите крепче, супруги.

Сунул голову в следующую дверь – темно, как у негра в ж… Вернулся к светильнику в коридоре, снял со стены, снова сунул голову и руку со светильником. Вот комната, что мне нужна! Окон нет, чуть не весь зал уставлен сундуками. Одно плохо – на всех сундуках пудовые замки. Как их открыть без ключей? Если сбивать, шума будет много, весь дом разбужу. А что я на ровном месте проблему увидел? Ключи-то рядом должны быть, у посадника.

Оставив горящий светильник в кладовой, я через боковую стену вошел в опочивальню посадника. Пошарил по карманам одежды и почти сразу нашел связку ключей. Матерь Божья! Вот это ключи! Ключ от сейфа в три раза меньше, каждый ключ чуть не полкило, а связка – килограмма два.

Прошел в кладовую, попробовал один ключ, другой, замок щелкнул, и дужка откинулась. Я поднял крышку; весь сундук был забит золотыми – турецкие, греческие, итальянские, французские монеты тускло поблескивали. Нет, мне их не надо. Я закрыл сундук, запер замок.

Открыл второй – то, что мне надо. Сундук был наполовину заполнен гривнами, вперемешку киевскими и новгородскими. Их я уже научился различать: киевские – поменьше и кривые, новгородские – почти в два раза больше и прямые, бруском. Так какие же взять? Наверное, киевские, мы же в Киеве. Я сунул в карман две гривны.

Запер сундук, прошел в комнату посадника. Тот храпел так, что дребезжали слюдяные окна. Сунул ключи на прежнее место. Все, можно уходить. И тут я чуть не влип. Не зря говорят – спешка до добра не доводит. Чтобы осмотреться, высунул голову в коридор и почти прямо перед собой увидел усатое лицо. От неожиданности человек выронил светильник и заорал. Как не вовремя он мне попался! Я убрал голову назад. Человек орал благим матом. Надо срочно прятаться – если посадник или его жена проснутся, мне каюк, никакого суда не будет: мне, как татю, пойманному на месте преступления, саблей снесут голову. Не думая долго, через стену прошел к няньке, а от нее – в детскую. Надо быстро убираться из дома.

Я осторожно выглянул в коридор. Разбуженный посадник стоял возле мужика:

– Ты что блажишь, Никола? Весь дом перебудил, ночь на дворе.

– Здесь из стены голова вылезла, – мужик показал рукой на стену.

Посадник принюхался к слуге:

– Ты сколько сегодня выпил?

Мужик стушевался.

– Меру знать надобно, вот я тебя батогами на дворе да при девках поучу завтра! Спать не дал, стервец, а такой знатный сон был. Сгинь с глаз моих!

Мужик рванул по лестнице вниз, стал кому-то жаловаться.

Немного подождав, спустился по лестнице и я и тут же просочился сквозь стену. Надо убираться отсюда подобру-поздорову.

Когда я пришел на постоялый двор, темнота стала сереть, знать, рассвет близко. Только раздевшись, рухнул на полати. Хлопцы мои спали мертвым сном, хоть выноси самих.

Утром меня разбудило покашливание. Сотоварищи мои стояли у полатей и смущенно переглядывались.

– Просыпаться пора, Юрий! Полдень уже.

– Я всю ночь делами занимался, хоть бы выспаться дали.

– А Сергей?

Да, Сергея надо было выручать. Встал, оделся. Оба смотрели на меня, как нашкодившие собачонки.

– Нашел?

Я сделал непонимающий вид:

– Чего нашел?

– Да гривны, будь они неладны.

– Нашел, сейчас поем чего-нито, да и пойдем Сергея выручать.

Мы спустились в зал, быстро перекусили квасом и пряженцами и направились к тюрьме. У входа толпился народ. Кто-то принес передачу, кто-то ждал известий о своих родственниках. Мы дождались своей очереди, я назвал имя Сергея и вытащил из калиты гривны. Тюремщик кликнул старшего, тот осмотрел гривны, клейма, долго водил заскорузлым пальцем по спискам и кивнул – выпускай.

Гремя ключами, надзиратель ушел по коридору, и через несколько минут к нам вывели Сергея. Он немного спал с лица, был бледноват, но держался молодцом. Одежда его была грязной – как же, на грязной соломе спал, да и припахивал изрядно.

Мы обняли его, но Сергей отстранился:

– Не стоит, вшей нахватаетесь.

Для начала мы отправились на торг, купили ему новую рубашку и штаны и пошли на постоялый двор. Здесь по моей просьбе уже натопили баню, и Сергей прямиком отправился туда. Его одежду мы тут же кинули в огонь – не хватало еще нам обзавестись насекомыми.

Когда собрат наш, чистый и одетый в новые одежды, вышел из бани, мы ждали его в трапезной; на столе стояла обильная пища – жареный молодой поросенок, курица с лапшой, тушеные овощи, жаренный в сметане карп и, конечно же, вино. Я решил отметить вызволение из узилища нашего товарища. Мы выпили по кубку вина, и, едва поставив кубок на стол, я от всей души врезал Сергею в ухо. Тот кубарем полетел со скамьи. Кирилл и Алексей перестали жевать и с удивлением уставились на меня. Сергей встал, обиженно потирая левое ухо.

– Догадываешься, за что?

– Догадываюсь.

– Из-за тебя мы потеряли три дня, две гривны, я потратил кучу нервов.

– Кучу чего?

Я махнул рукой – садись. Разлили по второй, крымское вино было неплохим. Выпили по второму кубку, Сергей опасливо отодвинулся от меня к краю стола.

– Чтобы больше никто и никогда не попадал в такие ситуации. Зачесались руки – уйди, не ищи приключений. В следующий раз будете умнее, это всех касается.

– Ладно, атаман, поняли мы все, прости.

– Как ты меня назвал?

– Атаман, а что?

– Какой из меня атаман?

– Так ведь ты же у нас предводитель, вроде батьки, атаман и есть.

Пусть будет атаман, хотя в моем понятии атаман – что-то вроде батьки Махно или предводителя разбойничьей шайки.

Прозвища в этом мире давали часто и довольно меткие, не в бровь, а в глаз.

Вечер мы провели за столом, за обильной едой и разговорами. Первый кувшин вина стал и последним, завтра в дорогу, и я не хотел, чтобы мои хлопцы имели скверный вид и тяжелое самочувствие.

Когда уже ложились спать, Сергей спросил:

– Юра, а как тебе удалось пройти в тюрьму?

– Деньги тюремщикам дал – вот и прошел, – соврал я.

Утром я с Алексеем отправился на пристань. Надо было искать попутные корабли. Но полдня ушло в напрасных поисках. На север уже никто плыть не хотел, боялись ледостава. Нанять целиком корабль, даже небольшой, – не было денег. А попутные… В общем, не было попутных.

На постоялом дворе стали обсуждать ситуацию. Пришли к мнению – надо идти на торг, искать торговый караван. Или к каравану пристать, или, еще лучше, наняться в охрану к торговым людям.

На том и порешили: все четверо пошли на торг, расспрашивали людей – не знает ли кто, не пойдет ли обоз на полуночную сторону. Нам бы большую часть пути пройти с обозом – до Курска или Одоева, скажем.

Наконец, повезло. Нашли купца, сговорились об охране: платил немного, но харчи его. Выходили завтра утром.

На постоялом дворе все, не сговариваясь, легли спать. Конный обоз – не корабль, не расслабишься, да и ножками придется потопать, не все на телеге трястись.

Утром собрались быстро: голому собираться – только подпоясаться. Единственное, что оттягивало руки, – мой бочонок пороха, так его несли по очереди. Остановились у Черниговских ворот, как и договаривались с купцом. К сожалению, обоз шел только до Курска, но и это – уже треть пути. Мы заждались. Я уже начал беспокоиться, но вот из-за угла уже стали выезжать подводы – одна, другая… Я насчитал двадцать две. Однако, длинный. Тяжело будет охранять, но я тешил себя надеждой, что мы – не единственные охранники. Так и оказалось.

Мы поздоровались с купцом, он сразу сказал, что наша забота – последние десять подвод. Уже легче. Когда подъезжали «наши» подводы, я распределил своих ребят и забросил бочонок с порохом на телегу. Выехали из города, долго тянулись предместья.

– Куда мы сейчас? – спросил возницу.

– Куды, куды… Знамо – на самолет.

Я подумал, что ослышался – шестнадцатый век, какой тут может быть самолет? Оказалось – есть самолет.

Обоз подтянулся к берегу Днепра и встал. С другой стороны медленно переползал реку паром; на палубе стояли подводы, толпились люди.

– Вишь, энто самолет и есть! – сказал возница.

Ну хоть какая-то ясность, а то – самолет.

Пока возница пошел в голову обоза, я отстегнул холстину – кожи, отлично выделанные телячьи кожи. Можно при нужде и сверху прилечь, даже мягко будет.

Переправиться удалось только в три приема, со скандалами и руганью возчиков других обозов. Каждому хотелось побыстрей оказаться на другой стороне и продолжить путь. Переправа заняла половину дня.

Да, если так и дальше дело пойдет, в Москву к весне поспеем. Но вот обоз собрался, тронулись. Я поглядывал по сторонам, но движение по дороге было уж слишком оживленным, и напасть днем могли только отмороженные. Так, в тихом движении, спокойствии и пыли прошло четыре дня.

Въехали в Чернигов. На постой встали сразу на двух соседних постоялых дворах, в одном дворе все телеги просто не поместились бы. В Чернигове от обоза отделились две телеги, ушли на Дорогобуж. Простояли в Чернигове сутки и двинулись на Путивль. Погода стояла сухая, но по утрам подмораживало, трава покрывалась инеем. Становилось теплее только к обеду, поэтому до обеда я не ехал на телеге, а шел пешком, чтобы не замерзнуть, одежда у нас была легковатая. Ежели в Путивле остановимся на день, надо будет с командой моей на торг идти, покупать кафтаны. Для тулупов еще время не пришло, да и движения будут стеснять.

До Путивля тянулись по разбитым дорогам неделю. С утречка, узнав у купца, что день пробудем в городке, отправились на торг, довольно большой для маленького города. Купили себе кафтаны, теплые, с тонкой войлочной поддевкой, крытые синим сукном. Теперь получалось, что я и моя троица облачились в одинакового цвета кафтаны – просто по размеру был один синий цвет. Все-таки ехали на холод, а приближение его чувствовалось – пока солнце не прогревало по утрам воздух, изо рта шел пар.

До Курска было еще дня три-четыре пути. Телега погромыхивала колесами на выбоинах, я широким шагом шел рядом. Вдруг обоз встал, впереди послышались крики. Я подал своим знак приготовиться. Сам натянул тетиву арбалета, наложил болт. Попробовал, легко ли выходит сабля из ножен, на край телеги, под руку, положил боевой топор. От головы обоза в нашу сторону бежал возничий, на ходу кричал:

– Там разбойники, выручать надо!

Я оглянулся – обоз стоял в неудобном для обороны месте. Узкая дорога имела изгиб, так что я не видел головы обоза. С обеих сторон подступал лес, отойди с дороги пять метров – и уже не видно. Может, на голову обоза напали специально, чтобы затем атаковать с обеих сторон. Ладно, была не была. Я зычно гаркнул:

– Ко мне!

Хлопцы прибежали быстро, у каждого в руках взведенный арбалет, на поясе – сабли.

Заткнув за пояс топор, я с бойцами побежал к голове обоза. Там уже шел бой. Разбойники осаждали телеги, возничие отбивались топорами – самое крестьянское оружие. Еще несколько охранников были окружены разбойниками. Оттуда раздавался звон оружия, крики. Я показал рукой – туда!

Не добежав десяти-пятнадцати метров, крикнул:

– Стой! – Хлопцы остановились. – Выбирайте самых резвых, бейте из арбалетов.

Защелкали спускаемые тетивы. Трое татей упали сразу, один был ранен в руку: уронив саблю, заверещал тонким голосом, как заяц, и бросился в лес.

Отбросив арбалеты, хлопцы обнажили сабли и бросились в бой, ударив разбойникам в тыл. Пока те не очухались, мы успели убить четыре-пять человек. Я лично топором снес головы двоим; видел, что товарищи мои тоже не сидели сложа руки, но отвлекаться на них не было времени.

Ко мне кинулся здоровенный бугай в меховом жилете на голое тело. В мускулистых руках он держал громадную дубину. Вот кого бы из арбалета завалить! Бугай с разбегу попытался ударить дубиной. Я присел, и дубина пролетела над головой. С присядки бить неудобно, но надо пользоваться моментом, и я ударил топором по ногам. Жалко, почти без замаха, удар вышел несильным, но сосуды и связки задеть удалось. Бугай упал, попытался вскочить, но ноги подвели, и он рухнул снова. Из положения лежа попытался достать меня дубиной, тыча ею, как копьем.

Помог Сергей: подбежал сзади и саблей снес бугаю голову. Я даже поблагодарить не успел – на нас кинулись разбойники. Сергей отбивался от кряжистого мужика с рыжей окладистой бородой. На меня насели двое молодых парней, видимо, недавних крестьян. Ладони у них были здоровенные, как лопаты, и держали они свое оружие, старенькие иззубренные мечи, уж очень неумело. Но куда мечу против топора! Я с легкостью отбивал их атаки.

Однако парнишки решили взять хитростью и числом. Один из них, в рваном кафтане явно с чужого плеча, начал обходить справа с намерением зайти за спину. Отбивая нападение первого, я краем глаза следил за вторым. Когда нападавший спереди оступился и, чтобы восстановить равновесие, сделал шаг назад, я стремительно повернулся и ударил второго топором. Вышло не совсем удачно, до тела не достал, но руку с мечом почти отсек. Увидев кровь, парень заорал дурным голосом и осел кулем на землю. Я резко повернулся влево – вовремя! Первый уже заносил над головой меч, держа его обеими руками, – решил силой взять, чтобы отбить удар у меня не получилось. Молодец, сам открылся; я с оттяжкой рубанул его поперек груди и поднырнул под его правый бок. Парень как наносил удар руками, так и упал по инерции вперед, унося в своей груди мой топор. Некогда вытаскивать; я выхватил из ножен саблю, но драться было уже не с кем. Несколько оставшихся в живых разбойников убегали в лес. Обе обочины – слева и справа от дороги и до деревьев – были усеяны телами погибших и раненых. И наших, обозных, было много среди них.

Я подозвал своих ребят, руки их еще сжимали сабли, глаза горели азартом.

– Все, мужики, бой окончен, мы победили. Соберите возничих, пусть тела наших погибших сложат на телеге, похоронить надо в ближайшей деревне на кладбище. Сами обойдите вокруг обоза. Оружие, которое в хорошем состоянии, – собрать, уложить на телегу. Дубины и прочую гадость сжечь или сломать.

– А коли разбойники раненые попадутся?

– Ты не знаешь, что делать?

Я знал, что здесь принято раненых противников добивать, чтобы не мучились, даже в честном поединке, а что уж говорить про разбойников. По ярославской «Правде» разбойник должен быть повешен. Тогда какой смысл его лечить, выхаживать, чтобы потом все равно лишить жизни?

Оружия набралось немного – сабель, мечей, копий. В основном оружием разбойников были дубины, цепи, кистени.

Наших убитых было много – полтора десятка. Пришлось их распределить на три телеги, благо ехать до деревни было недалеко, возчики подсказали, они часто бывали в этих краях и дорогу знали. Хуже было, что из охранников остались только мы, возничих с десяток да купец, слегка раненный.

Пока разобрались с ранеными и убитыми, пока привязали уздцы лошадей к повозкам впереди стоящего воза – возчиков-то не хватало, – ушло два часа. Следовало торопиться, чтобы успеть до вечера в деревню. Да и оставаться в негостеприимном лесу не хотелось. Не все разбойники погибли, часть успела скрыться, сам видел.

Нас же, боеспособных мужиков, на весь обоз осталось только четверо. Ежели разбойники соберутся, да еще и подмогу соберут, придется худо, можем и не устоять. Здорово арбалеты выручили, первым залпом четверых, наиболее рьяных, из боя вывели.

Мы распределились по телегам – я в голове обоза со своим оружием, Леша – в хвосте, Кирилл и Сергей – в средине. Так и поехали.

Деревня и в самом деле оказалась недалеко, уже через час впереди показались крытые соломой и дранкой крыши. Обоз занял всю небольшую улицу.

Кладбище было маленьким.

Оставшиеся возничие принялись копать могилы, мы всей четверкой стояли недалеко с оружием в руках – лес был в двухстах метрах. Поскольку церкви и священника в деревне не было, заупокойную молитву прочитал купец. Кладбище выросло сразу вдвое.

Определились на постой, пройдясь по избам. Местные крестьяне косились на нас недоброжелательно: я подозревал, что в разбойничьей шайке были родственники деревенских. Мы все вместе – четверо и с нами купец – заночевали в одной избе. Тесно, но в деревне всего пять домов, выбирать было не из чего.

Когда улеглись на пол, застланный соломой, я прошептал Сергею:

– Не спи, оружие держи под рукой, через два часа разбудишь Лешу. Не нравится мне деревня, как бы худого не случилось, небось в разбойничьей шайке и отсюда людишки были.

Уснул я сразу – сказалась дорога и схватка, устал очень. Среди ночи проснулся от грохота в сенях, вскочил уже с оружием в руке. Мои хлопцы встали рядом. Послышался топот убегающего человека.

– Что это было? – спросил я.

Ответил Сергей:

– Я ведро в сенях поставил, у дверей. Вот ведро и громыхнуло, сигнал подало.

– Молодец, – похвалил я, – сигнал твой сработал.

Мы снова улеглись спать, ведь с утра в дорогу.

Утром выяснилось, что убит один из возничих: вышел ночью по нужде из избы, тут его и зарезали. Снова задержка – пока хоронили, не везти же тело с собой. Наконец запрягли лошадей, и обоз тронулся. Помятуя ночные происшествия, все были настороже: арбалеты лежали на коленях, готовые к действию. Но – обошлось.

Добрались до Курска. Купец продал здесь часть груза, освободившихся лошадей и подводы. Обоз уменьшился, и когда после двухдневной остановки мы вышли из Курска, наша колонна насчитывала всего десяток подвод. Купец сокрушенно качал головой – еще не дошел до Одоева, а половины обоза уже нет.

Пока были в Курске, я тоже не терял времени, удачно продал трофейное оружие. И нам прибыль, и лошадям легче. Теперь наша дорога шла на Ливны. Ехали медленно и долго – восемь дней, но без происшествий.

Купцу с обозом надо было в Одоев, еще неделя пути – и мы расстанемся, поэтому задерживаться в Ливнах он не собирался. Но жизнь распорядилась иначе.

Утром, после завтрака, когда обозники запрягали лошадей, раздался звон колокола, через несколько минут к нему присоединился колокол другой церкви, потом еще и еще. Колокольный звон звучал со всех сторон. Обозники стали креститься, тревожно переглядываться: почто звонят, сегодня праздника нет, не случилось ли чего?

Я быстрым шагом направился к торгу: все городские новости можно узнать там. Но собравшийся на площади народ и сам недоумевал. Наши сомнения разрешил подскакавший на жеребце воин из городской дружины:

– Расходитесь по домам, готовьтесь к осаде, – татары!

Вот оно что! Народ бросился врассыпную, опрокидывая мешки и тачки, сбивая с ног не слишком ловких. Везде слышались крики. Не успели мы уйти из города, а может, оно и к лучшему. Лучше за стенами отсидеться, чем быть застигнутым в поле, где татарва просто стрелами посечет издалека, играючи сабельками добьет оставшихся или возьмет в полон.

Я вернулся обратно на постоялый двор. Обозники понуро распрягали коней, купец чуть волосы на голове не рвал от досады. Немного до цели не доехал. Если всерьез осадят, то задержка может быть и на месяц, и на два. Больше не продлится – наши на помощь подтянутся. А за месяц многое произойти может, даже сам город взять могут. Закидают стрелами защитников – и ну ворота ломать или другую какую гадость учинят. Басурмане и есть басурмане, нехристи.

– Так, пошли, ребята, на стену, посмотрим, что и как.

Хлопцы взяли арбалеты, сабли все время висели на поясе, и мы пошли к городской стене; не туда, откуда приехали, а на восход, к Елецким воротам. Народу у стены почти не было, только воины-дружинники. Взойдя по лестнице, осторожно выглянули. Да можно было и не опасаться. Метрах в трехстах клубилась пыль, передвигались конники. С первого взгляда и не понять было, куда они движутся, прямо броуновское движение. Стоящий неподалеку дружинник повернулся к нам:

– Ты гляди, как басурмане город обходят, со всех сторон обложить хотят. Хорошо, смерды прибежали, успели обсказать, что татары рядом. Это уж потом дымы поднялись.

Конская масса растекалась влево и вправо, и казалось, что их – тысячи. Не сложить бы здесь, в Ливнах, буйную головушку. Городишко невелик – тысяч десять всего, дружинников человек двести; пусть ополченцев соберут из местных, сколько в городе боеспособных соберется – ну полтысячи. А татар – тьма. Я даже приблизительно прикинуть их численность не смог. Ведь известное дело – татары переняли у китайцев камнеметные машины и порох. При толковом применении городишко этот они сровняют с землей за пару дней. При одном, но важном условии: если в поход собрались налегке, пограбить с налету, то и тяжелых осадных машин с собой не тащили, а если пришли города брать – худо дело.

Татары близко к городской стене не приближались, опасаясь стрел защитников. На воротной башне сиротливо стояла одна небольшая пушечка. Город невелик, и оружие скромное.

Постояли с полчаса, поглазели. Пока ничего интересного. Спустились, делясь на ходу впечатлениями. Мимо пробегал дружинник, бросил нам на ходу:

– На торгу ополчение собирают, туда идите.

– Ну что же, пойдем, посмотрим.

По боковым улицам к торговой площади стекался народ, в основном мужики, но встречались и женщины. На площади уже было людно. У мужчин в руках было оружие, взятое с собой из дома: сабли, мечи, копья, рогатины, луки. Ждали посадника.

Вскоре появился городской голова вместе с сотником дружинников. Голоса на площади стихли.

– Земляки! Для всех нас настают тяжелые дни, город окружили татары. Известно, что хотят басурмане – денег, добра вашего, рабов для своих улусов.

Толпа взорвалась возмущенными криками:

– Не отдадим ворогу города, лучше сами костьми поляжем, чем быть под татарином!

Посадник поднял руку, и голоса стихли.

– Криками татар не испугаешь. На каждой улице старшина есть, вами же избранный. Будете подчиняться ему. Всем старшинам подойти ко мне. Женщинам, коли желающие есть, – приготовить воду и дрова недалеко от всех трех ворот.

К посаднику потянулись старшины с улиц. Посадник коротко с ними разговаривал, и очередной старшина, забрав своих людей, направлялся к отведенному участку городской стены.

Когда почти все разошлись, подошел к посаднику и я, поздоровался.

– И тебе доброго здоровья.

– Мы – охранники с обоза, москвичи, уйти должны были сегодня, да татары помешали. Теперь судьба города – и наша судьба. Можете нами располагать.

– Как звать-величать тебя?

– Юрий Котлов, со мной еще три человека, оружны.

– Это хорошо.

Посадник повернулся к сотнику:

– Куда определим молодцов?

– Думаю, к воротам, что на Елец. Полагаю, татары там в первую очередь ударят. Перед теми воротами поле, есть где на конях порезвиться.

– Слышали? Ступайте с Богом, храни вас Господь.

Мы направились к воротам. Здесь уже было десятка три-четыре дружинников и столько же ополченцев. Распоряжался всеми усатый кряжистый десятник. Наверху на стене были только дозорные. По приказу десятника, Панфила, разобрали ближайшую избу и заложили бревнами ворота – самые уязвимые места любой крепости. Теперь, даже если татары разобьют тараном ворота, дальше им не пройти. Нет, кое-где пролезть ползком можно, но ведь и мы ждать не будем, когда татарин сползет с бревен.

После разборки одной избы взялись за другую. Уцелеет город – отстроят новую избу, леса вокруг полно, а не уцелеет – некому в избе жить будет. Рационально мыслят горожане, в этом им не откажешь. Бревна второй избы скоро принялись пилить, надо было приготовить дрова – греть в здоровенных котлах воду и смолу, чтобы при приступе лить на нападающих со стены.

Жестоковато, но и век такой. Хочешь выжить – все средства хороши. Когда вся изба оказалась попиленной на чурки, присели отдохнуть, и почти тут же дозорные закричали:

– Переговорщик едет!

Мы взобрались на стену. Через поле, прямо к воротам скакал татарин, держа на поднятом копье белое полотнище. Подскакал поближе, встал у ворот:

– Эй, русичи, мурза Бакжа к вам пожаловал. Почему ворота закрыли, не встречаете посланца великого хана Ахмад-Гирея?

Десятник тут же прокричал в ответ:

– В гости с оружием да без приглашения не ходят!

– Русичи, лучше открыть ворота, тогда город останется целым.

– А зачем же тогда открывать?

– Мы заберем себе только золото да серебро да девок на потеху. Не повезем же мы с собой ваши дома из деревьев.

– Нет, уходи. Передай мурзе – легкой добычи вам здесь не видать!

– Тогда готовьтесь к смерти!

Гонец сорвал с копья белую тряпку, развернул коня и ускакал. Воины загомонили:

– Ишь, ворота ему открой. Живо сами без голов останемся, женок да деток в полон угонят, добро по своим узлам растолкают, а город сожгут.

– А кто такой этот Ахмад-Гирей?

– Хан ногайский, уж не первый раз на Русь приходит. Только это – не главные силы, коли мурза Бакжа у них главный. Небось часть войска в набег послал, за добычей, только поздновато что-то, обычно они летом набеги делают, а тут уж осень на дворе, скоро белые мухи полетят.

– А то и ладно, побыстрей от наших морозов в свои степи уберутся.

Воины спустились со стен вниз, готовить город к обороне. Пока шли разговоры, женщины успели в котлах приготовить кашу с мясом. Запасы из подвалов не трогали, в первую очередь резали скотину: через неделю ее кормить нечем будет, подвоза из деревень не будет, да и есть ли они еще, деревни-то? Дымы не зря поднимались, небось татары уже там прошлись.

Не спеша покушали – чего торопиться? Теперь у мужчин одна задача – удержать город. Нет других, более важных, дел. Оставлена работа, все мастеровые – кожевенники, гончары, ювелиры, кузнецы, плотники – стали ополченцами.

Я собирался, пока нет дел, прилечь в укромном месте со своими молодцами, как дозорные закричали:

– Тревога, татары на приступ идут!

Все вскочили и бросились на стены. В клубах пыли на город мчались татары. Стучали копыта, дрожала земля, воздух звенел от визга татар:

– Алла, Алла!

Лава приближалась, стали видны лица, блестели сабли в руках.

– Поберегись! – закричали сбоку.

От неожиданности, а может, рефлекторно, я присел. Со зловещим шелестом на город и стены обрушились стрелы. С тупым стуком они входили в бревна стены, перелетая и за стену. Закричали раненые. Я осторожно выглянул. Татары крутили так называемое колесо. Одни подскакивали, пускали стрелы, тут же уносились прочь, а их место занимали другие. За считаные минуты стены стали похожи на ежа. Повсюду – с навесов стен, с крыш домов, из земли – торчали татарские стрелы. На площади, у котлов, билась в агонии женщина. Остальные в страхе убежали в избы. Несколько ополченцев, неосторожно высунувшихся со стены, были убиты.

Я зарядил арбалет, не поднимая головы, высунул руку за стену и спустил тетиву. Тут и целиться не надо: сплошная масса людей и лошадей, в кого-нибудь, да попадет. Просто было противно – сидеть и бездействовать.

Десятник сразу заметил и шикнул на меня:

– Чего болты зря переводить? Подожди, пока на приступ пойдут!

– А сейчас не приступ?

– Нет, попугать хотят, силу свою показать. На конях они не штурмуют. Может, сегодня и не будут. Чай, в окрестных лесах пленники из деревень лестницы срубят, вот с ними они и пойдут. Стены-то невысоки, не Псков, чай, али Новагород.

И правда, поорав и постреляв, татары отхлынули, только пыль оседала на стены.

– А чего же они зажженными стрелами не стреляют? – проявил я осведомленность.

– Зачем же зажигать? Добыча сгорит. В целости взять хотят. Ладно, дозорным остаться на стенах, остальным – вниз. Наши стрелы достать можно, соберите, пригодятся еще.