Читать книгу Шамайка - Юрий Коваль - Страница 3

Про меня почему-то думают, что я должен защищать щенков.

А ведь и вправду щенки всегда так доверчиво виляют хвостом, что их хочется защитить. В среде щенков не бывает нечестных и злых. Такие случаются только между взрослыми собаками.

Иногда, конечно, из щенка защищенного вырастает надменное существо. Высокомерно поглядывает он на тебя из своей конуры, гремит цепью, показывает зубы. Но это уже, друзья, не наше дело. Мы его защитили, а он пусть соображает, как дальше жить.

Глава 1. Рваное Ухо

Свирепый и кривозубый, какой-то разлапистый полубульдог рвался с цепи.

Он уже не то что лаял – это мягко сказано – он выворачивался наизнанку, разевая свою рябую пасть. Цепь, натянутая до предела, перехватила полубульдожью шею. Стоя на задних лапах, передними он бестолково молотил воздух, напоминая полубоксера – в человеческом смысле этого слова. В пяти сантиметрах от его носа лежал на земле огромный черный кот-пират по прозвищу Рваное Ухо.

Кот спал сладко и спокойно. Он давно рассчитал, точно вымерил длину и прочность цепи. Рев и сип полубульдога его убаюкивали. Он спал, прекрасно понимая, что убивает сразу двух зайцев, хотя и думал больше о кроликах. Во-первых, он был под охраной полубульдога и никто на него не мог напасть. Во-вторых, своим спокойным сном он мстил старому врагу за былые подлые поступки. Это большая редкость, чтоб кто-то кому-то мстил сном. Да, да, чтоб кто-то спал и этим сном кому-то мстил – такое на земном шаре встречается редко. В истории мщений такие случаи пока не отмечены.

Полубульдог совсем потерял голову и голос, и если уместно сравнивать собак с чайниками, то это был уже выкипевший чайник, чайник, который выклокотался – простите за это непроизносимое слово, – чайник, который начинал плавиться на углях. Он, чайник, должен был вот-вот скончаться, глаза его выкатились из орбит, он посинел. Тут и послышался далекий голос:

– Мяяяу! Мяяяу!

Кот приоткрыл пиратский глаз, шевельнул рваным ухом, потянулся, просыпаясь.

– Мяяу! – доносилось издали, но это «мяу» кричал человеческий голос и добавлял к этому «мяу» еще один очень кошачий и вкусный звук – «со!». Получалось: «Мяу-со! Мяу-со! Мясо!»

Пират Рваное Ухо окончательно проснулся, выгнул спину, презрительно фыркнул в рожу полубульдогу, плюнул ему в правый глаз и побежал на крик:

– Мяусо! Мяусо!

Глава 2. Господин Ливер

– Мяяясо! – орал человек, измазанный сажей, орал и катил по закоулку тележку, из которой валил неопрятный и пахучий пар.

Кошки сиамские и сибирские, тигровые и черепаховые, кошки трактирщиков и бакалейщиков сбегались на его голос, выныривая из дворов и подворотен. Они бежали за тачкой, и, как только их собиралось достаточно, тачка останавливалась. Грязноватый господин доставал из тачки вертел, унизанный кусочками вареной печенки. Длинною двузубой вилкой он спихивал печенку с вертела, и кошка, схватив кусок, с урчаньем бросалась прочь, чтоб насладиться варевом в одиночестве.

Наглый рыжий кот вспрыгнул на тачку, но тут же получил вилкою по ушам и слетел на землю.

– Тебя и хозяин накормит, – ворчал на рыжего ливерщик. – У него на скотобойне печенки хватает.

Белая кошечка с розовым носиком потихоньку прорывалась к печенке, но ливерщик саданул ее сапогом.

– Хэлло! – крикнули ему из окна. – Хэлло, господин Ливер!

Рыхлая дама в заспанном халате недовольно взирала со второго этажа.

– Хэлло! В чем дело?

– За две недели не плочено, мадам Дантон, – поклонился ливерщик. – С вас двадцать центов.

– Хам! – возмущенно ответила она, бросила в окно монетку, которую господин Ливер ловко поймал шляпой, а мадам долго еще повторяла в глубинах полуспящего дома: – Подумайте, девочки, двадцать центов! За тухлую печенку!

А кошечка с розовым носиком, которую, кстати, звали Молли, всхлипывала в сторонке и наконец получила свой кусок.

Обливаясь слезами, схватила она печенку, побежала к забору, и вдруг из какой-то дыры вырвался пират Рваное Ухо. Он вцепился ей в горло, и она выронила ржавый кусок, отбиваясь от бандита.

Тут из проулочка явилась серая и грязная, ободранная кошка-трущобница. Она ловко подхватила чужую печенку, скользнула под калитку, перескочила через задний забор и остановилась. Быстро и жадно проглотила она неожиданную удачу и неторопливо, окольными путями отправилась к свалке, где на дне старого ящика из-под сухарей ее поджидали котята.

Послышалось жалобное мяуканье. Серая кошка рванулась к ящику и тут увидела черного пирата, который терзал ее котят. Ослепительный гнев вспыхнул в ее глазах, страшной сделалась серая кошка, и она бросилась на пирата. Кот Рваное Ухо, застигнутый на месте преступления, в ужасе рванул прочь.

Черный кот-пират Рваное Ухо, который поначалу показался нам симпатичным, был все-таки порядочный негодяй, и это явление еще встречается в среде бродячих котов.

Глава 3. Тайна имени

Уцелел один серый котенок с черными полосками на спинке, с белыми отметинами на носу, ушах и кончике хвоста. Целыми днями сидел он в ящике из-под сухарей, а серая мамаша шарила по мусорным кучам, разыскивая селедочные головки и картофельную шелуху. Все это она тащила в ящик из-под сухарей, который, надо сказать, был замаскирован очень хорошо. С одной стороны он был завален щебнем, с другой – зарос глухой крапивой, человеку пробраться сюда было трудно.

Иногда серая кошка бегала на пристань. Сюда приходили рыбачьи шаланды, здесь удавалось порой схватить рыбешку, которая вывалилась из ящика.

Как-то раз рыбаки, разгружавшие шаланду, заметили голодную трущобницу.

– Смотри-ка, Сэмми, – сказал один, – она, пожалуй, зарабатывает даже меньше нашего.

Старый грузчик Сэмми выбрал из ящика приличную рыбку.

– Кис-кис-кис! – сказал он. – Фрида, Фрида, иди сюда, Фрида!

Кошка остолбенела. Имени ей никто никогда не давал, у нее просто не было никакого имени. Не было – и все-таки было. Оно взялось откуда-то с неба, и старый грузчик угадал его внезапно и неожиданно. Черт знает, откуда он его выкопал, из каких вытащил закоулков памяти?!

– Фрида! – позвал он и бросил ей весьма приличную рыбку.

Кошка-мамаша была потрясена. Ее впервые в жизни назвали по имени да еще подбросили цельную рыбку. Это был, наверно, самый счастливый день в ее жизни. Она схватила рыбку и побежала к ящику из-под сухарей.

Тут и объявился полубульдог, которого к вечеру хозяин спускал с цепи. С ревом кинулся он на Фриду, нашедшую свое имя и рыбку, вырвал рыбку и проглотил, и кошка, у которой осталось теперь только имя, побежала обратно на пристань. Полубульдог гнал ее до самой воды, и она вскочила на судно, то самое, с которого разгружали рыбу. Послышался стеклянный звук – это матросы ударили в рынду, медный корабельный колокол.

– Отваливай! – послышалась команда, и рыбацкая галоша отвалила от берега, и кошка Фрида отплыла в далекие края, увозя с собою тайну своего имени.

Глава 4. Рыжая дама

Не дождавшись матери, котенок вылез из ящика и стал рыскать по мусорным кучам. Он обнюхивал все, что казалось съедобным, – рваные ботинки, колесо от телеги. Но все это было совершенно несъедобным, и в особенности почему-то колесо от телеги. Он пожевал подорожник и вдруг почувствовал запах, острый и едкий, который шел снизу. И он увидел ступеньки, ведущие в подвал, и ступил осторожно на эти ступеньки. Он услышал звуки – странные звуки, которые неслись из глубины земли, куда он спускался, и удивился, что из глубины земли могут доноситься такие звуки.

А это пели канарейки, потому что здесь, в подвале, была лавка продавца птиц японца Мали. И над входом в лавку висела вывеска:

И котенок увидел множество клеток, а в них удавов и кроликов, обезьянок и канареек, нутрий и морских поросят. Они пели и пахли, фыркали и рычали изо всех углов.

А в одном углу сидел на ящике негр. Он заметил котенка и с интересом следил, что будет дальше.

Котенок миновал несколько клеток с кроликами, которые не обратили на него внимания, и подошел к широкой решетке, за которой сидела лисица. Рыжая дама с пушистым хвостом приникла к полу в самом дальнем углу клетки. Глаза у нее загорелись.

Котенок принюхался к решетке, просунул голову в клетку и сам пролез следом и двинулся к миске с едой. И в тот же миг лисица кинулась на него, встряхнула, и тут бы кончилась кошачья судьба, если б в дело не вмешался негр. Выпучив губы, он вдруг пустил в морду лисицы такой смачный и точный плевок, что та выронила котенка и забилась в угол, мигая от страха.

Глава 5. Японские обычаи

Негр Джим любил жевать табак под названием «Читанога-Чуча», который и помогал ему в делах наплевательских. Да, Джим по характеру был такой человек. Он плевал на всех и на всё и в прямом и в переносном смысле. А так-то он был добряк. Он налил малышу молока в блюдце, и скоро котенок уже мурлыкал на коленях у негра.

Вокруг них чирикали канарейки, шуршали и хрустели в клетках кролики, тихо скулила оплеванная лиса, а они сидели и мурлыкали. Котенок мурлыкал своим кошачьим нутром, а негр – большим и грубым носом.

Тут звякнул колокольчик, и в лавку вошли сразу два господина. Один – в цилиндрической шляпе, другой – в клетчатом картузе. В цилиндрической шляпе был покупатель, а в картузе-то – хозяин лавки.

Господин японец Мали вовсе не был никаким японцем. Он просто-напросто нарочно так прищуривался, чтоб все думали, что он с острова Хоккайдо. Господин Мали еще в детстве слышал, что японцам больше платят, с тех пор он и начал прищуриваться.

– Послушайте, господин Тоорстейн! – воскликнул японец, сильно прищурившись. – Послушайте, в моей лавке имеется превосходная лиса! Отменный экземпляр! Для вас со скидкой!

– Лиса? – переспрашивал господин Тоорстейн, покачивая цилиндрической шляпой. – А на кой же пес мне лиса?

Тут японец сделал господину доверительные знаки и сказал почти шепотом:

– Лисы, дорогой сэр, лисы в клетках украшают нашу жизнь.

– Вы думаете? – усомнился господин Тоорстейн. – Первый раз слышу.

– Во всех высоких домах имеются лисы, – шептал японец. – И в прямом и в переносном смысле. Вы меня понимаете?

– Я-то вас понимаю, – сказал господин в цилиндре. – Понимаю в переносном смысле, а в прямом мне нужен кенар.

– И кенара возьмете, и кенара! Вот вы представьте себе. Наверху, в клетке, поет кенар, а внизу, в другой, – лиса. И вот лиса смотрит на кенара и облизывается, а он поет! Смех, и все! Самое смешное, что они оба в клетках! Понимаете? У нас, у японцев, это называется икебана!

– Да нет уж, – защищался господин Тоорстейн. – Японские обычаи я чту и уважаю, но с лисой пока не будем торопиться, давайте кенара.

– О! – сказал японец. – Есть очень хороший поющий товар, но, поверьте мне, очень дорогой, привезен прямо с Канарских островов. Ему только скажешь: «тюр-люр-люр» – тут он и отвечает. – И японец Мали совсем прищурил глазки и сказал канареечным голосом: – Тюр-люр-люр-люр-люр.

И кенар немедленно дернулся, встал в позу и запел. Он действительно пел очень хорошо, заливался, и было видно, как ходит в его горле канареечная горошинка.

Господин Тоорстейн долго слушал кенара, потом они торговались, выбирали для кенара изумительной красоты клетку с цейлонскими колокольчиками, пробовали на вкус канареечное семя, причем японец кричал: «Отличное семя! Я могу хоть два кило сразу съесть!» – и жевал, жевал это семя, и глотал его с наслаждением нарочно, чтоб завлечь господина Тоорстейна в болото больших платежей, и завлек, и, когда господин расплатился и ушел с кенаром, японец снял кепку, вытер пот, сел на табурет и сказал:

– Фу, черт, устал как собака. Не знаю прямо, Джим, что делать с этой лисой? Никто не хочет покупать. А надо бы продать ее поскорее: боюсь, сдохнет.

– Не бойся, маса, – ответил негр, – это крепкая лиса. Она хочет есть, значит, не сдохнет. Только что чуть было котенка не сожрала.

– Какого котенка? – спросил японец и только сейчас заметил на коленях у негра мурлыкающее дитя трущоб. – Откуда он взялся?

– Сам пришел.

– Ну, если сам пришел, пускай у нас и живет. Доброму гостю у нас почет. – И японец погладил трущобного котенка.

– Садись, маса, рядом, – сказал негр. – Давай будем сидеть и гладить котенка.

– Давай.

И так они сидели и гладили котенка, и японец говорил:

– Если дело хорошо пойдет, мы скоро разбогатеем. Я-то, Джим, мечтаю слонами торговать.

– Сосед наш, господин У-туулин, купил быка, – рассказывал негр. – Здоровый бык и очень бодучий. Роги – во! – И негр широко растопырил руки, показывая быка.

Глава 6. Холодная атмосфера

Тут снова звякнул колокольчик, и в лавку спустилась некоторая дама, высокая и мосластая, востроносая и грязноватая. Это и была подруга господина японца с тихим ликующим именем Лиззи.

– Продал лису? – сразу спросила она.

– Пока не удалось, голубушка Лиззи, – ответил японец, жмурясь. – Десять долларов давали, – врал он. – Но я стою на своем. Двадцать – и никаких скидок!