Читать книгу В банке с пауками. Сборник научно-фантастических рассказов - Юрий Кривенцев - Страница 6

Ниже приводятся выдержки из бортового журнала специального научно-экспедиционного звездолета «Афина», оставленные во время пребывания на четвертой планете системы 43М-14λτ.

Первая запись от 18 ноября 2438 года по общегалактическому летоисчислению.

Журнал ведется от имени капитана «Афины», гранд-координатора второго класса, Макса Нейшвица.

Сегодня, в 3 часа 16 минут пополудни, мы, наконец-то, приземлились на это прибежище жизни.

Четвертая планета системы была единственной, из одиннадцати, которая сразу привлекла наше внимание. Да и было на что посмотреть: небесное тело земного типа, гравитация, среднегодовая температура и атмосферный состав практически идентичны таковым на нашем родном шарике. 3/5 поверхности покрыто соленым океаном, пресной воды тоже достаточно в многочисленных реках и озерах.

Стоит ли удивляться, что «Афина» тут же взяла курс к данному объекту и пристроилась на экваториальную орбиту.

Из ближнего космоса безымянная планета выглядела просто завораживающе: яркий, сияющий (что не мудрено, учитывая очень высокие цифры альбедо), сплошь затянутый облаками молочно-перламутровый шар с голубоватым отливом напоминал чем-то волшебной чистоты драгоценную жемчужину.

Не мудрствуя, я нарек этот мир «Маргаритой»5, о чем свидетельствую в данном документе.

Мы немедленно приступили к дистанционному исследованию небесного тела. В течение первых же полутора суток наш багаж пополнили все данные, которые только возможно получить с расстояния ближайшей орбиты. Информации было предостаточно. Полная космографическая, геологическая и климатологическая характеристики планеты. Бросалась в глаза мощная биосфера Маргариты. Причем и в этом отношении наблюдаемый объект был близнецом Земли: живые организмы имели белковую природу и дышали кислородом.

Предварительное исследование закончено, что делать дальше?

Я вынес проблему на обсуждение.

Разгорелись споры. Помню, сколько копий было сломано по вопросу, стоит ли садиться, или следует двигаться дальше. Геологи, получившие обширную информацию о планете, считали миссию выполненной, предлагая лететь к новым мирам. Биологи же, получив данные о том, что суша и океаны просто кишат флорой и фауной, бредили идеей о более близком контакте.

В конце концов, прислушавшись к мнению большинства, я отдал приказ о приземлении.

В этот же день мы сели на один из двух материков планеты, тот, который был расположен ближе к экватору. Посадка прошла мягко, без эксцессов.

В тот же час я собрал экипаж в холле заседаний, чтобы понаблюдать за настроениями людей. Безусловно, народ был возбужден. Еще бы: впервые, за все время экспедиции, опоры нашего звездолета опустились на твердую землю. Ребята рвались в бой. Пришлось остудить несколько горячих голов, предлагавших совершить немедленную вылазку.

Я напомнил, что согласно протоколу, близкое изучение нового мира следует начинать с кибер-разведки. До ее завершения участие личного состава в этом мероприятии категорически запрещается.

Распорядившись о подготовке автоматических исследовательских планетарных зондов, я дал техникам время до полуночи. Остальным членам экипажа посоветовал набраться терпения и заняться текущими делами, благо, их на корабле хватало.

20 ноября 2438 г

Сегодня, в 8,30 утра, вернулся, наконец-то, последний из 312 выпущенных планетарных зондов. Эти маленькие, размером с абрикос, умные летающие автоматы собрали всю мыслимую информацию о природе Маргариты.

Научный персонал «Афины», используя интеллект-резервы бортового мозга, приступил к анализу полученных данных.

Во время обеда, в судовой столовой ко мне в очередной раз подсел порядком поднадоевший руководитель отдела ксенобиологии профессор Клаус Ван-Хоорен, с навязчивыми расспросами: когда, наконец, на поверхность этого мира будет отправлена долгожданная экспедиция из живых людей? Памятуя о том, что полный анализ результатов кибер-разведки может занять не меньше недели, я, скрепя сердце, пообещал ученому, что распоряжусь о формировании и снаряжении небольшой группы добровольцев для научно-экспедиционной вылазки («…да, конечно профессор, вы обязательно войдете в ее состав») сразу по завершении предварительного тестирования данных мобильной автоматики, если, конечно, полученные выводы не будут тревожными и не помешают планируемой операции.

На том и поладили.

22 ноября 2438 г

Прелиминарное заключение о состоянии планеты я получил еще вчера вечером. Выводы были более, чем благоприятные: атмосфера земная (дышать можно), прогноз погоды без эксцессов, в ближайшей округе отсутствуют крупные хищники, ядовитые виды, патогенные для человека микроорганизмы и т. д.

Руководствуясь каким-то шестым чувством, я выжидал. Слишком уж все гладко складывалось. Червячок сомнений, грызущий изнутри, шептал, что надо бы подстраховаться, потянуть время. Как-никак, скрининг-резюме еще неполное.

Но тут меня опять перехватил зануда ксенобиолог. Глаза Ван-Хоорена горели, как у безумного. Он схватил меня за пуговицу и начал лепетать что-то о том, что дальнейшее промедление неразумно, что оно деструктивно влияет на научный поиск в целом и на познавательный пыл каждого ученого «Афины» в частности. Добил меня этот умник-законовед тем, что напомнил, сколько миллионов кредитов стоит каждый день простоя нашей посудины (хитрый старикашка).

Ну что ж, я сделал, что мог. Скрепя сердце, мне пришлось созвать экстренное совещание руководящей группы, на котором мы, довольно оперативно, составили список членов разведывательной команды для контактного изучения планеты. Вот он:

1. Осип Третьяков, старший помощник капитана, гранд-координатор третьего класса, начальник звена;

2. Клаус Ван-Хоорен, руководитель отдела ксенобиологии, профессор;

3. Моника Скотт, биолог;

4. Петер Малыш, биолог;

5. Катаржина Байковска, биолог;

6. Жан Пескье, геолог;

7. Луи Баришту, старший лейтенант космодесантных войск;

8. Фридрих Бах, лейтенант космодесантных войск;

9. Педро Альварес, лейтенант космодесантных войск.

Как видно из приведенного перечня, исходя из нужд предстоящего мероприятия, состав десантной группы был представлен, прежде всего, группой ученых (в основном – биологов) и силовой командой (старпом и три боевых офицера).

Публичное оглашение списка вызвало бурю разнополярных эмоций среди ожидающего обширного легиона добровольцев. Мне пришлось немного остудить разгулявшиеся страсти, объявив начало рейда на утро завтрашнего дня.

23 ноября 2438 г

Могу официально заявить, что экспедиция состоялась (о ее успешности пока судить не могу).

С раннего утра названная девятка пребывала в нетерпении, граничащем с манией. Тщательно собранные заплечные модули наполненные содержимым, перечень которого был продуман загодя, безупречно подогнанная амуниция и экипировка. Правда, мне в очередной раз пришлось огорчить вояжеров, жестко заявив, что в поход они оденут не пижонские шмотки, а легкие герметичные планетарные скафандры с усиленной функцией биозащиты. Не скажу, что у кого-то из ученых это вызвало приступ энтузиазма (лишь военные адекватно отреагировали на приказ). На выпад импульсивного и задиристого геолога Пескье, что он, мол, все равно поднимет стекло шлема, как только выйдет за стены, я холодно заметил, что в таком случае, его фамилия тут же будет вычеркнута из списка мобильной экспедиционной команды. Помявшись и поостыв, француз клятвенно заверил меня в том, что ни единая молекула атмосферы Маргариты не проникнет в его легкие.

На том и порешили.

Выйдя наружу, команда двинулась вниз, по склону холма, на котором стояло наше судно, спускаясь в пологую, поросшую короткой багряной травой долину.

Астронавты-экспедиционеры шли медленно, но дружно, делая частые остановки для того, чтобы сделать очередной замер, или взять пробу. Команда двигалась кучно: впереди и по бокам – силовая группа, в центре – исследователи.

Проделав путь по извилистому дну лощины, они скрылись за ближайшей сопкой.

Если до этого момента я наблюдал за действиями звена напрямую, хоть и не видя их лиц, но прекрасно различая движения, и даже жесты, то теперь пришлось довольствоваться экраном радиопеленгатора, на котором каждый из группы, выглядел, как зеленая светящаяся точка с подписью имени.

Контролируя их перемещение, я не раз с тревогой наблюдал, как то одно, то другое изумрудные пятнышки отдаляются от общей развед-команды на почтительное расстояние. Каждый раз, в подобный момент, мне мерещились разнообразные инопланетные опасности: зев неожиданного обрыва под ногами одиночки, струя бурлящего водного потока, стерегущего жертву, бросающийся из засады незарегистрированный хищник и др. В общем, нервов они мне попортили изрядно. Откровенно говоря, все куцее путешествие заняло не так уж и много времени: около трех часов. Но мне их вояж показался бесконечным.

Когда команда вернулась, и в полном составе вошла в шлюзовое помещение, первое, что я приказал сделать – провести полную «чистку» путешественников. После механической, радио— и биоинактивации, на поверхностях скафандров не осталось ни одной частицы внешнего мира. Только миновав это испытание, разгоряченные и возбужденные пионеры вошли внутрь.

26 ноября 2438 г

Случилось невероятное!

Откровенно говоря, я даже не знаю, что и думать. Уверен в одном: решения были приняты незамедлительно. Очень надеюсь, что не совершил фатальных ошибок.

Но, обо всем по порядку.

После памятной вылазки общие эмоции экипажа как-то устаканились. Жизнь пошла более размеренно. Каждый занимался своим делом. Благо, у наших ученых мужей появилась масса необработанного материала, нуждающегося в изучении и анализе. Только неугомонный Ван-Хоорен пару раз тщетно пытался атаковать меня просьбами об очередном турне по Маргарите.

Все бы ничего, но сегодня, в 19.06, по срочной связи мне позвонил Третьяков, заявив, что случилось чрезвычайное происшествие.

На мою просьбу подробнее разъяснить ситуацию, старпом выдавил, что мне необходимо срочнейшим образом явиться к жилой каюте биолога Катаржины Байковски.

Не теряя времени, я бросился по адресу.

У входа в помещение находились двое: гранд-координатор третьего класса нано-техник Лао Ни, который, как выяснилось впоследствии, первым обнаружил случившееся и вышеупомянутый старший помощник.

Осип был крайне возбужден, лицо пошло пятнами, голос срывался, как у влюбленного юноши. Откровенно говоря, я никогда не видел своего коллегу в таком состоянии.

На мой вопрос: «Что случилось?», он, молча, достал универсальный ключ и распахнул дверь жилища Байковски. Я осторожно сделал шаг внутрь. В комнате стоял странный запах, напоминающий перебродившие дрожжи. Девушки в каюте не было. Это уже было ЧП (старпом сообщил, задыхаясь, что ее вообще нет на корабле, уже проверили). Весь пол в углу, под кроватью и около тумбочки был залит какой-то бледно-розовой опалесцирующей слизью. Такая же субстанция пропитала незаправленную постель, стекая вниз редкими вязкими каплями.

По спине у меня побежал холодок. Весь вид перламутровой жижи говорил о чем-то чужеродном, неземном. В мозгу зажглась обреченная мысль: «Все, вляпались!».

Взяв себя в руки, я отдал приказ обоим присутствующим на месте события:

1. держать в строжайшем секрете все увиденное;

2. всю злополучную слизь собрать и подвергнуть биогенетическому обследованию в условиях строгой изоляции, исключая любой контакт с человеком;

3. опечатать каюту, закрыв ее на жесткий карантин;

4. продолжить настойчивые поиски Катаржины Байковски. В случае ее обнаружения, немедленно изолировать девушку в карантинном боксе и доложить о ее находке.

Вернувшись к себе в капитанскую комнату, мне пришлось сделать то, чего не предпринимал уже давно: открыть личный бар и плеснуть себе добрую порцию виски.

Наступило нервное время ожидания. Приказ, проверить все остальные каюты не привел к обнаружению новых находок, слава богу. Немедленная перекличка личного состава показала, что весь экипаж, кроме злосчастной польки, в наличии.

28 ноября 2438 г

Сюрприз за сюрпризом.

Я уже устал удивляться. В последние дни меня не покидает навязчивое иррациональное ощущение, что нахожусь не в реальности, а в какой-то детской сказке. Того и гляди, встречу говорящего кролика, или гусеницу, курящую кальян.

Вот и сегодня мне доложили, что незабвенная Катаржина Байковска, которую частенько именовали «Кати», вновь объявилась. Ее обнаружили утром, во время смены вахт, в карантинном отделении центральной био-лаборатории.

С трудом поверив, я самолично явился на место. Так и есть. Совершенно обнаженная девушка сидела за стеклом изолятора, целомудренно обхватив себя руками, укрытая лишь длинными каштановыми волосами, как героиня картины Эль-Греко. Вокруг толпилось скопище зевак, жадно пялящихся на найденку.

Разогнав всех праздношатающихся, оставив только профессора, я распорядился немедленно облачить Кати в приличную одежду и провести экстренное обследование ее организма. Открывшего, было, рот ксенобиолога, пришлось опередить, заявив, что дело не терпит отлагательств, а остальное может и подождать.

29 ноября 2438 г

Приказ подействовал. Уже сегодня утром у меня на столе лежал полный отчет о психосоматическом состоянии биолога. Почему-то, я не был удивлен, убедившись, что пленница не только идеально здорова, но и чиста от биологического вторжения. В ее теле не было и следа какой-либо инопланетной заразы.

Хотя у меня было разумное желание закрыть девушку на недельный карантин, но пришлось пойти навстречу большинству. Народ был крайне возбужден. Я просто не узнавал свой экипаж. От прежней дисциплины не осталось и следа. Все требовали освободить Байковску. Атмосфера ощутимо накалилась. Было даже жутковатое мгновение, когда мне показалось, что попахивает бунтом. Я не понимал, действует ли так возбуждающе на экипаж сама девушка, или факт ее неожиданного появления.

Скрепя сердце, я отдал приказ освободить Катаржину. Откровенно говоря, ее второе пришествие произвело заметный фурор среди окружающих. Равнодушных не осталось. Многие смотрели на нее, как завороженные (особенно это касалось мужской части личного состава). Да и было на что полюбоваться. Девица, которая и в прежние времена была настоящей красавицей, сейчас просто лучилась бешеной сексуальностью. Как ведьма, ей-богу! Даже у меня, 65-летнего старикана, при взгляде на славянскую нимфу, внутри что-то зашевелилось.

1 декабря 2438 г

Неисповедимы пути твои, Господи!

Вроде бы буря в стакане воды поутихла, народ успокоился. Опять над всем довлела рутина, каждый занимался своим делом. Но стоило руководителю этой миссии немного успокоиться, как его ждал новый сюрприз.

Когда я открыл дверь рубки управления звездолетом (уже и не помню, зачем я туда направился), то просто остолбенел от неожиданности. Прямо у меня на глазах, изобретательно опираясь на кресло первого пилота, занимались самым разнузданным сексом незабвенная Кати и второй навигатор Салах Карнопутри. Как кошки в весенний период, ей-богу. Поражала открытость действа. Они ведь даже не позаботились запереть входную дверь.

Увидев меня, парочка, с самым невинным видом, будто участвовала в лирической декламации, резво выпорхнула из помещения, не проронив ни звука. Я так и остался у входа с отвисшей челюстью.

Вернувшись к себе в каюту, вызвал Третьякова. Выслушав меня, старший помощник криво хмыкнул и признался, что это уже не первый случай подобного безобразия. С момента освобождения в Катаржину Байковску будто бес вселился. За минувшие неполных трое суток ее уже шесть, или семь раз заставали за этим легкомысленным занятием. Причем удивляла откровенная бесстыдность поведения.

Понятно, что среди личного состава космического флота царят довольно свободные нравы. Это неудивительно, учитывая средний возрастной ценз экипажей, их гармоничную половую пропорцию и длительность космических полетов. Страстный здоровый секс в запертой жилой каюте – норма для нашей среды. Но чтобы так?! Чертовка Кати, потеряв стыд, умудрялась совокупляться с кавалерами в самых неожиданных местах, совершенно не заботясь о приватности и не думая об общественном мнении. Поговаривали даже, что ее видели сразу с несколькими партнерами одновременно, но, думаю, это уже досужие вымыслы. Тем не менее, казалось, она задалась целью «перелюбить» всех мужчин «Афины».

В общем, было чему удивляться.

Для проформы, я конечно вызвал к себе начинающую нимфоманку и провел с ней «разъяснительную беседу». Дива сидела, скромно сомкнув колени, и невинно хлопала очаровательными глазищами, соглашаясь со всеми моими доводами. Но что-то мне подсказывало, что старания педанта-увещевателя здесь напрасны.

В конце беседы, я задал ей вопрос: помнит ли она момент исчезновения и далее? Ответ был отрицательным, что меня, почему-то, не удивило.

2 декабря 2438 г

С утра ждал Клауса с обещанным отчетом. Время тянулось медленно, как слизняк по виноградной лозе. К месту вспомнилось мудрое народное выражение: «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять». Тупо глядя на часы, услышал вдруг, как за стеной из коридора донеслись мягкие шаги. Я распахнул дверь еще раньше, чем пискнул входной зуммер.

На пороге стоял ксенобиолог.

Весь состоявшийся впоследствии диалог привожу ниже, так как убежден, что он имеет значение в ходе грядущих событий:

Капитан. Проходите Клаус, очень рад вас видеть. Надеюсь, вам есть что сообщить?

Ван-Хоорен. Здравствуйте Макс. Да, безусловно. Нами получены поразительные данные.

Капитан. Слушаю вас.

Ван-Хоорен. Мы досконально обследовали розовую субстанцию, найденную нами в комнате биолога Байковски. Провели тонкий анализ гуморального статуса, клеточной и межклеточной структур, генома, протеинового спектра, состава биологически-активных молекул, водно-солевого баланса и т. д.

Капитан. Ну и?

Ван-Хоорен. Общее заключение таково. Исследуемое нечто является живым организмом, вся масса которого представлена сообществом совершенно идентичных клеток, имеющих морфологическое сходство с земными эукариотами. Поскольку деление на ткани отсутствует совершенно, но между цито-единицами существует явная органическая и функциональная связь, можно заключить, что протей (так я назвал это существо) нельзя рассматривать ни как многоклеточное, ни как колониальное одноклеточное. Это что-то среднее между названными типами, чему нет аналогов в земной биологии.

Капитан. Клаус, я все пытаюсь как-то связать появление этого м-м…, с исчезновением и последующим необъяснимым явлением Катаржины. Скажите, нет ли у названного существа каких-либо черт, сходных с человеческим организмом?

Ван-Хоорен. Нет. Совершенно иной белковый состав, кодируемый абсолютно незнакомыми нам генами. Разве что…

Капитан. Что?

Ван-Хоорен. Его метаболизм весьма примитивен, что и следовало ожидать, но имеются некоторые сходства по химизму, в некоторых молекулярных процессах, напоминающих человеческие, например: анаэробный гликолиз, или синтез кетоновых тел. Аэробные энергетические этапы тоже не сильно отличаются от наших. Но данный факт ни о чем не говорит. Возможно, это просто конвергенция развития. Многолетнее изучение молекулярной физиологии иных форм жизни свидетельствует, что эволюция обменных процессов на других планетах протекает по сходным путям, находя, зачастую, остроумные алгоритмы, идентичные тем, что идут в наших клетках.

Капитан. Профессор, умоляю, изъясняйтесь впредь попроще. От этих терминов голова пухнет. Пока, из вашего сообщения я понял, что мы имеем дело с абсолютно чуждым инопланетным прото-существом, неизвестно как появившимся на корабле, и с совершенно не укладывающимся в рамки здравого смысла обратимым исчезновением девушки-биолога.

Ван-Хоорен. Это только начало, кэп. Самое интересное впереди.

Капитан. Я весь внимание.

Ван-Хоорен. Сегодня утром, наконец-то закончен полный анализ данных, доставленных планетарными зондами в первые дни нашего пребывания здесь. Наибольшего интереса заслушивает обработка биоматериала. Получены тканевые микропробы от 583 местных видов, из них: 312 – животных организмов, 235 – растительных и 36 – промежуточных форм, напоминающих земные грибы.

Капитан. Так чем вы меня хотели поразить?

Ван-Хоорен. Это бомба, капитан! Если среди представленной флоры и мико-форм все закономерно, то есть каждый вид имеет свой индивидуальный состав ДНК и профиль генов, то почти все изученные виды животных организмов чрезвычайно сходны генетически. Различия нуклеотидных последовательностей у них составляют не более 7 процентов.

Капитан. Это мало?

Ван-Хоорен. Это ничтожно мало. Такого просто не может быть.

Капитан. Вы сказали: «почти».

Ван-Хоорен. Да, сэр, есть один вид местных теплокровных существ, чем-то напоминающих наших грызунов, точнее – пустынных тушканчиков, нуклеотидный спектр которых существенно отличается от такового у остальных животных.

Капитан. Гм, интересный коленкор. Вы хотите сказать…

Ван-Хоорен. Точно! Все представленные организмы, от мелкой букашки до травоядного гиганта имеют один и тот же геном.

Капитан. Но, насколько я разбираюсь в биологии, такого просто не может быть.

Ван-Хоорен. Вы совершенно правы. Согласно современным научным положениям, это совершенно невозможно. Ведь именно генетический аппарат кодирует самую суть существа, включая его внешний вид, все, до последней волосинки. Особи с одинаковым генетическим рисунком никак не могут иметь настолько разительные внешние различия. А тут более того: они принадлежат к различным биологическим видам. Если бы мне раньше сообщили о чем-то подобном, я выставил бы собеседника на смех. И, тем не менее, мы зафиксировали этот факт.

Капитан. У вас есть какие-либо объяснения этому?

Ван-Хоорен. Нет. Но я очень надеюсь найти их в ближайшее время.

Капитан. Что еще?

Ван-Хоорен. Ну, и наконец, завершающий факт, вишенка на торте, так сказать. Касательно протея…

Капитан. Осмелюсь предположить: его геном идентичен с таковым у всей фауны Маргариты.

Ван-Хоорен. Точно! Капитан, я поражаюсь остроте вашего ума.

Капитан. Не льстите мне, профессор. Это все?

Ван-Хоорен. Н-да, пожалуй…

Капитан. Ну, тогда я попрошу вас, Клаус, все свои силы бросить на изучение существа, которое вы именуете «протеем». Чувствую, что именно он является ключом к разгадке сложившегося сумасшедшего ребуса. Это приоритетнейшая задача. Вы меня поняли?

Ван-Хоорен. Более, чем… Позвольте откланяться?

3 декабря 2438 г

С сегодняшнего дня и впредь бортовой журнал специального научно-экспедиционного звездолета «Афина» ведется от имени бывшего биолога, а ныне – капитана звездолета Катаржины Байковски.

Бывший капитан корабля Макс Нейшвиц и бывший старший помощник Осип Третьяков заключены под домашний арест до дальнейшего решения их судеб.

В среде экипажа давно зрело недовольство непрофессиональным и неадекватным руководством команды и настоящей экспедиции. Исходя из этого, я попыталась создать тайную оппозицию. Это получилось. В силу общей неудовлетворенности существовавшим положением, к нам примыкало все больше и больше народу.

Смена власти была неизбежна.

Наконец, наступил час Х. Заручившись поддержкой небольшого числа силовиков (а много для такого дела и не надо), мы совершили парочку «визитов» к начальству.

Все прошло настольно быстро, что основная масса даже и опомниться не успела, приняв происшедшее, как должное.

4 декабря 2438 г

Сегодня в полдень, собрав личный состав в центральном холле, я объявила себя капитаном корабля. Сначала некоторые вроде бы зароптали, но стоило мне невзначай расстегнуть верхнюю пуговку и состроить глазки паре недовольных, как все утихло.

Затем я объявила о других кадровых перестановках. Старпомом назначался Игнасио Кеведо, а на впервые открытую должность заместителя по внутренней безопасности заявила Салаха Карнопутри.

Легкий гвалт замер, не успев начаться. Я скосила глаза: сидевший по левую от меня руку индус прожигал взглядом зал. Его мозг фиксировал лица всех пытающихся протестовать.

Сразу видно: человек на своем месте.

Мероприятие закончилось быстро. Все разошлись с миром.

Былдо, оно и есть быдло.

6 декабря 2438 г

С легкой руки Салаха и при его непосредственном участии мы начали чистку рядов. Замеченные в нелояльности к новому руководству, были помещены под арест. Как и ожидалось, все они из «необработанных». Что ж, у этой братии все впереди.

Карнопутри предложил не церемониться с бывшими капитаном и старпомом. Расстрелять, и все дела.

Подумаем.

29 декабря 2438 г

Наконец-то!

Власть сменилась! Бесы ушли, не успев натворить бед.

Журнал ведется от имени руководителя отдела ксенобиологии, временно исполняющего обязанности капитана «Афины», профессора Клауса Ван-Хоорена.

Но, обо всем по порядку.

После нашей беседы с капитаном, я, следуя его совету, основные усилия отдела направил на изучение протея. Все данные о его морфологии и метаболизме нам были известны.

Настало время эксперимента. И тут нас ждал шикарный сюрприз. Стоило поместить клетки этого удивительного организма рядом с клеточной культурой обычной подопытной мыши и посмотреть в электронный микроскоп, как я увидел невероятное. Налицо была цито-молекулярная агрессия. После обработки полученных данных с помощью бортового мозга все стало ясно. Модель взаимодействия тканей протея и жертвы состояла из следующих фаз:

1. приближение клетки протея (в дальнейшем именуется КП) к клетке земного организма (далее – КЗ);

2. нарушение целостности мембран КЗ путем «протыкания» их специальной органеллой КП, длинной микротрубочкой, которая, внедряется в ядро жертвы;

3. перекачивание из КП специальных энзимов, которые инкапсулируют геном КЗ в прочной внутриядерной вакуоли, при этом, не повреждая его. Таким образом, происходит полное временное блокирование и консервирование ДНК клетки-жертвы;

4. перемещение, по той же микротрубочке, полного генотипа КП в ядро КЗ;

5. активация внедренного генома агрессора в КЗ и переключение ее метаболизма на новые обменные процессы, присущие КП;

6. постепенное, управляемое из ядра замещение всех структур КЗ на элементы, соответствующие КП.

Осмыслив увиденное, я ошалел. Передо мной была просто идеальная схема межклеточной экспансии, чем-то напоминающая вирусное вторжение, но построенная более красиво, расчетливо. Разница была лишь в том, что если обычный вирус, внедряя свой нуклеоид, воспроизводит себя, разрушая при этом содержимое хозяина, иначе говоря – убивая клетку, то протей поступает гораздо мудрее (если, конечно, так можно говорить о цитоструктурах), не разрушая, а полностью перестраивая захваченную клетку, превращая ее в свою собственную. Такая стратегия не просто разумна, но и экономична. Процесс оккупации идет лавинообразно, в геометрической прогрессии. Стоит одной клеточке протея внедриться в организм, как через некоторое время, все зараженное существо неизбежно превратится в розовую протоплазму.

Как ученый, я восторгался стройностью находки, хоть и понимал, насколько этот организм может быть опасным.