Читать книгу Секс с Люцифером. Фантастический мистико-психологический роман - Юрий Кривенцев - Страница 4

Дни шли монотонно, как один.

Отношения между пациентом и приходящей сестрой стабилизировались на уровне прохладного дистанционного официоза. Тщательно избегались любые намеки не только на легкое кокетство, но даже на невинные комплименты и уж тем более – темы, ассоциирующиеся с физическими недостатками.

Приветствовался лишь скудный список тоскливейших вопросов викторианского этикета. Типа:

– А что за погода нынче на дворе, Леночка?

– Ветрено. С утра дождик прошел.

В общем – тоска.

Хоть бы Лариска зашла, но нет, уже третий день, как девушка на море. Укатила по горящей путевке. Даже попрощаться толком не успели. Обещала привезти сувенирчик и роскошный загар.

Ежедневные визиты Нееловой были весьма стремительны. Сестра пополняла содержимое холодильника, старательно выполняла свои медицинские обязанности, кормила кошку и растворялась в прихожей, как фея в лучах вечерней зари.

Одиночество не мучило его совершенно. В первые дни недуга было не до того, а потом, когда стало заметно легче и бредовые приступы закончились, Шуру спасал телевизор. Да и вообще, сколько он себя помнил, всегда был довольно замкнутым.

Как-то в полдень, когда вирус уже стал сдавать свои позиции, зазвонил телефон:

– Привет Катар.

Сашка опешил. Заведующий бюро судмедэкспертизы называл своих подчиненных по фамилиям только в случае крайне негативного расположения духа. Ничего себе! Он даже о здоровье собеседника не поинтересовался.

– Добрый день, Карп Денисыч. Извините, что-то случилось?

– Да тут, – зав замялся. Бросалось в глаза, что его начальник говорит шепотом, к тому же было слышно, что телефонную трубку при этом старательно прикрывают ладонью, словно рядом с шефом находится кто-то еще. – Начну с самого главного. У нас в бюро настоящее ЧП. В тот же день, когда ты свалился в свою чертову кóму, как старлетка при виде голой задницы, тело твоей подопечной – Ковровой Елизаветы Евгеньевны бесследно исчезло. Нет его и все тут. Параллельно «испарились» все морфологические пробы от исследуемого объекта и вся прилагающаяся документация (даже паспорт исчез, а он у нее, между прочим, дома был). Мистика какая-то. Будто и не было человека вовсе.

Начальник чопорно кашлянул. С шепота он перешел на звучный, натянуто-официальный баритончик. – Итак, Александр Валерианович, тут с вами побеседовать хотят. Позволь представить тебе заместителя министра области по энергетике Евгения Сергеевича Коврова.

Послышался звук, который можно было интерпретировать, как грубое вырывание трубки из рук, и из динамика раздалось нечто, напоминающее рев разгневанного хряка:

– Ну, здравствуй, костолом! Признавайся, куда мою дочь дел?

– Простите? Я не совсем понимаю, что значит: «куда дел»? Вы что, всерьез связываете ее исчезновение со мной?

– Ты совсем осел, или как?! В отказ пошел? Да ты знаешь, что я с тобой могу сделать, щенок?! Да стоит мне…

– Помолчите, уважаемый, – в голосе Александра зазвенели стальные нотки.

– Что-о-о?!

– Во-первых, перестаньте мне «тыкать». Вы никогда не задумывались, что подобное поведение зарвавшегося быдла в большей степени унижает не вашего собеседника, а вас, в первую очередь? И вообще, особи такого чиновничьего ранга пора бы отвыкать от блатной «фени».

– Да я…

– Во-вторых, перебивать некультурно. Хотя вряд ли вас обучали этому в школе хороших манер. В-третьих (с этого я хотел начать, но вы мне не дали такой возможности), приношу искренние соболезнования по поводу кончины вашей дочери. Правда, короткая наша беседа наводит на мысль, что в данную минуту, горе утраты имеет для вас существенно меньшее значение, нежели активные поиски виновного и жажда мести. Ну, и наконец, в-четвертых, возьмите все ваши угрозы, сверните покомпактнее и засуньте их в то отверстие, посредством которого избавляетесь от продуктов своего метаболизма. Вы все поняли, или разъяснить подоступнее?

На той стороне трубки послышался разъяренный рык раненого гиппопотама, трехэтажный мат и, через пару секунд, такой чудовищный хлопок дверью, что стало боязно за целостность косяков.

Минутная пауза, и затем вновь удивленно-восторженный голос заведующего бюро:

– Ну, ты дал, Валерьяныч!

– Если не чувствуешь вины, на хамство надо отвечать адекватно, иначе совсем сомнут.

– Да, ты прав, пожалуй. Здорово ты его отшил. Вылетел, как ошпаренный. Морда красная, того и гляди, удар хватит. Пошел искать очередного «козла отпущения». Да, ты-то там как?

– Карп Денисыч, я надеюсь, что не слишком затруднил вам жизнь своим временным отсутствием? Короче говоря, здоровье мое резко пошло на поправку, так что готов приступить к своей «кровавой» службе, в нашем храме смерти.

– Шуточки все, Александр Валерьяныч. Не до смеха мне. Ты даже не представляешь, что тут творится. Это я об исчезновении трупа, как ты понимаешь.

– Да, невероятное дело.

– Невероятное?! Я, между прочим, двадцать восемь лет тут работаю, а с таким уникальным случаем впервые встречаюсь. А теперь представь, какая катавасия закрутилась у нас в бюро и в клинике в целом. Девчонка-то непростая, сам понимаешь. Папаша тут лютует. Такое устроил, боров плешивый. Переполошил всю контору, натравил на нас всех, кого можно, от прокуратуры, до Роспотребнадзора. Так эти стервятники сейчас шерстят всех, стараются. Чувствует мой копчик: не одна задница в нашей больнице своего кресла лишится. Может и я последние свои недели дорабатываю. Правда, главный у нас мужик крепкий, со связями, возможно и защитит кого. Так что ситуацию понимаешь. По-дружески советую: тебе пока лучше сидеть тихо, а то не ровен час и твою персону приплетут. Хотя это менее вероятно. Во-первых, простых у нас обычно не трогают, а во-вторых, ты здесь вообще вроде как пострадавшая сторона.

– Дела…

– Не паникуй, Александр Валерьяныч. У тебя времени полно. Больничный продлен до пятницы, так, что раньше воскресенья появляться на работе даже и не думай. Сиди дома и лечись. Хотя нет. Отправлю-ка я тебя в отпуск за свой счет, на недельку. Сейчас же займусь этим делом. Так что не отсвечивай пока.

– Еще вопросик можно?

– Давай.

– Видео у входов что-нибудь показало?

– Ничего! Бесовщина какая-то. Все, давай. Мне тут начмед названивает. Удачи.

Ну, вот и кончилась хвороба (почти две недели в постели). Первое, что сделал оклемавшийся доктор Катар – принял душ, переоделся в чистое и, памятуя о пережитом в первый день болезни (и не принимая умом случившееся), посетил ближайший супермаркет и, не смотря на цену, купил любимой Шаурме аж 300 граммов свежайшей, не замороженной атлантической семги. Пусть полакомится, спасительница. Киса была более чем довольна.

Сашку разбудил яркий поток бархатных янтарных лучей, бурно рвущихся сквозь раскрытые жалюзи. Понежась еще минутку, он перевернулся на спину и сладко развел руки в стороны. Правая кисть уткнулась во что-то теплое, мягкое.

– Ах ты, киса, лапа моя, – он ласково приобнял свернувшегося в пушистый шарик зверька, – иди ко мне.

Кошка муркнула что-то на своем кошачьем языке, потянулась так сладко, как умеют делать только эти дивные существа, и лениво приоткрыла один глаз, взирая с укоризной на дерзкого великана, осмелившегося потревожить ее королевский сон.

Проснувшись окончательно, Шурик понял, что от прежнего недуга не осталось и следа. Ликующее от избытка энергии тело не желало более киснуть в скомканной постели затхлой спальни. Хотелось движения, действия, подвига, наконец.

«Все, хватит тухнуть. Никакой больше терапии (разве что – парочку витаминов к завтраку)».

Пружинисто вскочив, ощутил босыми ступнями шершавую прохладу ламината.

Холодный утренний душ еще больше взбодрил исцелившегося.

В желудке требовательно заурчало.

На кухне его встретила идеальная чистота. Пустая раковина мойки весело сверкала начищенным хромом.

«Ай да Леночка! Молодчина, порядок, как в хирургии. Вот кому-то жена достанется».

Настежь распахнув окно, он с наслаждением вдохнул свежий, шелковый сентябрьский воздух. Комната тут же наполнилась звуками давно проснувшегося города. На улице было довольно тепло, по ощущениям – градусов 25.

Алекс блаженно улыбнулся и тут же дернул головой, еле успев спасти ее от нежданного агрессора: заполошный серенький воробей, чиркнув крылом по темени, рванул, было, по глупости, внутрь трапезной, но, сделав крутой вираж под потолком, тут же панически выстрелил назад, в родные просторы урбанистических джунглей.

– Вот оголтелый-то. Как весной.

Плотно позавтракав сам и покормив кошку, молодой человек уже был точно уверен, чему посвятит нынешний день.

Воскресенье!

Впереди целые сутки свободы и активного ничегонеделания. Провести такой день дома было бы преступлением. На работу только завтра (а если реализуется идея Карпа Денисыча о внеочередном отпуске – вообще не скоро), так что сейчас он просто обязан устроить себе праздник.

Наскоро облачившись, хулигански громко громыхнув тяжелой подъездной дверью, он двинул вперед, в направлении главного проспекта города.

Куда? Зачем? А как пойдет. Никакого плана не было совершенно. Он просто шел, двигался в разношерстном людском потоке, любуясь красотами родного полиса.

Неторопливая бездумная прогулка без цели. Куда спешить? Чего искать. Все будет и так. Сашка ждал. Он был точно уверен, что обязательно случится что-то необычное. Именно сегодня. Иначе и быть не может. Такой уж нынче день.

Жарковато.

С наслаждением отведав пломбира в открытом кафе, он двинулся по направлению к городской пристани.

Вот уже виден издали серый гранитный монолит набережной, высоченный памятник Петру Великому. Народ все прибывает. Невдалеке слышна бравурная музыка уличного оркестра. Кругом улыбки, цветы, воздушные шарики…

И тут до него дошло, наконец: сегодня же День Города!

«Вот растяпа, со своей хандрой совсем забыл».

Вяло поборовшись с подступившим искушением, он решился. – «Ладно, я ж уже здоров практически. Кружечка пивка не помешает. Где тут ближайшая рюмочная? Да и Ромку позвать надо. Я же не алкаш, чтоб в одиночку хлебать».

Рука на автомате потянулась в карман, пальцы ловко набрали привычный номер:

– Аллэу, извините, доктора Бухнера можно? Тут пациент подыхает, ушицы просит.

– О, Сашок, пр-привет, – Роман от неожиданности начал слегка заикаться (Сказывался старательно исправленный логопедом, детский порок речи. Собственно, бывшие юношеские проблемы, а точнее, глубинная память о них, укорененная в подсознании, и сблизила этих двух парней), – рад слышать. Ты как там, дружище, как лечение?

– Отлично. Антибиотики уже позавчера закончили. Ромка, ты сам-то как, где сейчас?

– Д-да на набережной. Тут сейчас весь город, наверное. Что делаешь? Какие планы? Вообще, как организм после болезни?

– Ну, как тебе сказать? – Саша сделал многозначительную паузу. – Все, вроде бы, ничего, только вот изнуренное тяжелым недугом тело остро нуждается в восстановлении водно-электролитного баланса?

– Ха-ха! Ну, ты и загнул. Обезвоживание значит?

– Увы. Ты как, не против?

– Ты же знаешь, – друг хохотнул, – в хорошей компании я за любую движуху. Короче, где встречаемся?

– А давай, минут через пятнадцать, у…

«Господи!».

Александр окаменел, его ошарашенный взгляд уперся вперед, будто перед ним материализовалась горгона Медуза. Дружеская беседа умерла, так и не начавшись.

– Алло, алло! Алекс, ты что, оглох? – надрывался Рома на том конце провода.

Мобильник выпал из руки и развалился на части.

Обтекаемый людской толпой, с отвисшей челюстью, прозектор прирос к брусчатке, не отрывая глаз от привидения.

«Может ошибся?!» – панически вопило подсознание.

Нет, никакой ошибки. Исключено. Хоть и со спины, но он узнал ее мгновенно. Ни один настоящий мужчина, увидев ТАКОЕ тело хоть раз в жизни, будь оно одетым, или обнаженным, распластанным в секционной, никогда не перепутает его с другим.

Метрах в четырех впереди, королевской походкой, будто Клеопатра перед строем легионеров, шла Она, та самая Елизавета Евгеньевна Коврова (наверняка, он уже никогда не забудет это имя), когда-то мертвая, вскрытая и изученная им до последней селезенки (святые небеса, как давно это было?), а сейчас не просто живая – искрящаяся, фонтанирующая жизнью.

«Да что за бесовщина, черт побери?! Почему все это свалилось именно на мою голову?».

Откуда? Зачем? КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?!

Перепуганное сознание вдруг выдало спасительную мысль: близняшка! Ведь могло же такое случиться? Как врач он точно знал, что пары близнецов встречаются не так уж и редко.

Необходимо убедиться, иначе бессонница будет мучить несчастного до конца его жизни.

Робкий шаг вперед, второй, третий. Объект все ближе. Легкая блузка из розового шифона, черная, мини-юбка-разлетайка, открывающая голые, без чулок, длиннющие нижние конечности (боже, что за ноги?!) в классических «лодочках» на десятисантиметровой шпильке.

Легкий порыв донес легчайший аромат преследуемой: что-то совершенно нестандартное, вызывающее ассоциации с надвигающейся бурей, тревожное, манящее, рождающее одновременно чувства дикой похоти и смертельной угрозы.

Александр встряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение, и почти бегом поравнялся со знакомой незнакомкой. Понимая, что это не комильфо, бросил взгляд на профиль красотки.

Точно! Ее лицо.

– Извините, – проблеял он срывающимся голоском.

Никакой реакции. Будто и нет его. В принципе, все верно. Так отреагирует любая «адекватная» леди на подобное обращение.

«Да что это со мной, в конце-то концов?! Мужик я, или…».

Нахлынувшее ранее отчаяние сначала парализовало сознание, а потом напрочь отключило его. При этом, освобожденное от разума подсознание вырывалось на волю, парадоксальным образом превращая паникующего индивида в смелеющего на глазах хамоватого мачо. В груди поднималась горячая волна какой-то первобытной разухабистости.

– Девушка! Я к вам обращаюсь.

По-прежнему – никакой реакции. Только стук каблучков по мостовой несколько ускорился.

Тут он совсем осатанел:

– Милая, у меня вопрос: это вы глухая, или я – привидение («тут еще разобраться надо, кто из нас призрак»)?

Мягко, но с силой, схватив найденку за плечо, он медленно развернул ее к себе. И в ту же секунду получил в ответ оглушительную оплеуху.

«А удар-то у нее поставлен. Серьезная дамочка», – рефлекторно схватившись за ухо, Шура представил, как стремительно данный орган наливается неестественным багрянцем.

Вполоборота, она бросила на него ледяной взгляд.

По голове, как киянкой долбануло. Все, призрачная надежда исчезла. У однояйцевых близняшек может быть и абсолютное внешнее сходство, вплоть до разноцветных радужных оболочек, но вот чтобы у обоих дам было полное кровоизлияние под склерой одного и того же глаза, это бред фантаста-наркомана.

Сомнений, как и надежды, не оставалось – это она.

– Молодой человек, что вы себе позволяете?! – от глубокого, грудного голоса собеседницы у Алекса защекотало внизу живота. Он впервые слышал ее в реальной жизни, не в бреду.

Налетевший порыв ветра распахнул глубокое декольте и экзальтированный патологоанатом убедился, что нежнейшая атласная кожа на грудине прелестницы (именно там, где он провел когда-то основной глубокий разрез с рассечением костей) совершенно нетронута, ни единого изъяна (что уж говорить о грубых постсекционных швах). Будто ничего и не было.

Мистика.

С трудом оторвав взгляд от груди, он постарался начать:

– У меня к тебе один вопрос…

– Позвольте мне первой спросить.

– М-м.

– Напомните, в какое время, и в каком месте мы с вами скрестив руки с бокалами, наполненными дорогим красным вином, осушили их до дна, а затем, разбив посуду вдребезги, поцеловались взасос?

– Вы шутите?

– Так было такое, или нет?

– Нет, разумеется.

– Тогда, если мы с вами не пили на брудершафт, может быть, стоит перейти на «Вы» с обеих сторон?

Надо сказать, дама умела держать удар.

– Хорошо, – Александр изо всех сил пытался унять клокочущую в горле ярость, – я приношу извинения. Но, поверьте, мне настоятельно надо с вами поговорить. Немедленно.

Краем глаза он заметил, что к ним вальяжной погодкой направляется парочка полицейских. Немудрено, внимание он явно привлек.

– Я полагаю, вы не отстанете? – красотка как-то странно улыбнулась. – Если для вас это так важно, я, так и быть, уделю вам пару минут. И отпустите мою руку, наконец.

– Добрый день. Лейтенант Свежаков, – козырнул старший из подоспевшего патруля. – У вас все в порядке?

«Сейчас она меня сдаст. Бежать? Или выложить им все, как было? Не-ет, не стоит, в дурку запекут».

– Не беспокойтесь, офицер. Мой муж немного ревнив, – девушка как-то плотоядно взглянула на Сашку и по-хозяйски взяла его под руку. – Ну, вы понимаете?

– Еще бы, мадам, – подлец летёха сам с нее глаз не спускал, – я на его месте, вообще бы от вас не отходил. Вы уж простите, это не в том смысле, что вы… – зардевшийся служака совсем поплыл.

– Не беспокойтесь, гарантирую вам примерное поведение с нашей стороны, – красавица одарила представителя закона такой улыбкой, что того, вполне вероятно мог посетить Кондратий8. – С вашего позволения, мы уже уходим. Удачного дежурства, граждане.

– Круто вы их отшили, – Саша действительно был поражен. Свершившийся вариант событий, по его убеждению, был самым маловероятным из всех возможных.

– Да ладно уже, – проворковала спутница, – поскольку мы с вами, вроде, как супруги, – она лукаво подмигнула янтарным глазом, – предлагаю, все же, перейти на «Ты».

– Согласен.

– Тут, в двух шагах имеется замечательное заведение. Неплохо бы именно там продолжить беседу, которой ты так жаждал.

Кафе и вправду было прелестное: маленькое, уютное, в стиле парижского уличного бистро.

Любуясь девушкой, он понимал несомненную истину: в смысле красоты, живое всегда выигрывает у мертвого. Каким бы прекрасным не было то тело, что видел он в тот злосчастный день на секционном столе, оно ни шло ни в какое сравнение с тем совершенством, что он имел честь лицезреть сейчас. В его спутнице было нечто неуловимое, какая-то божья искра, которая поразительно преобразила воскресшую. ОНА БЫЛА ЖИВАЯ И ДАЖЕ БОЛЕЕ. Ожив, она засверкала (это как… будто обычная звезда вдруг стала сверхновой). Все в ней заиграло, как сияющие цвета в стеклянной призме под лучом света: взгляд, вдох, голос, грациозные движения, буквально сочащаяся энергия жизни и дикая, сумасшедшая сексуальность. Именно так выглядела бы богиня любви, спустись она на грешную землю.

Как там у Пушкина: «…гений чистой красоты…».

Теперь Катар понимал восторг Пигмалиона, ставшего свидетелем превращения созданной им статуи Галатеи в живую деву.

Стараясь не пялиться на соседку, сидевшую напротив, он тупо размешивал ложечкой латте и пытался разобраться в себе. Это было нелегко: в голове все мысли неслись кувырком. Настоящая ситуация была крайне парадоксальна. Мертвое тело, ожившее, исчезнувшее, затем обнаруживается, но в виде живой, нетронутой прозекторским инструментом женщины. Далее: вначале таинственная блондинка явно избегает его, затем, диаметрально изменив отношение, приглашает к общению (следует отметить, что у нее была прекрасная возможность избавиться от навязчивого незнакомца с помощью полицейского звена).

«Где логика, мать твою?».

– Ну что ж, молодой человек, – собеседница пригубила кофе. На ее верхней губе осталась пенка, которую та слизала таким первобытным движением, что у зрителя сего остановилось дыхание. – Может быть нам пора представиться?

– Разумеется, с удовольствием, – он чуть не опрокинул пустую пепельницу, силясь оторвать взгляд от ее губ. Церемонно привстал. – Александр Валерианович Катар, врач-судмедэксперт Областного клинического центра нашего города.

– Вау! Как интересно. Так ты, как бы это…

– Вскрываю, препарирую погибших людей, изучаю то, что осталось после жизни. Тебя это шокирует?

– Нет, что ты. Искандер значит.

– Что, Искандер?

– Означает то же, что и Александр. Искандер двурогий – так называли Александра Великого завоеванные азиаты.

Она поправила локон над ухом, откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу. Он задохнулся в очередной раз. Такой совершенный изгиб коленей, лучащихся перламутром, мог быть только у Афродиты. Они завораживали, покоряли, звали, требовали прикосновений, обладания и черт-те чего еще, что даже представить боязно.

– Поверь, я сама не такая кисейная барышня, какой могу казаться. Это просто, гм, защита. Сам понимаешь, при моей внешности таким образом легче держать на дистанции некоторых особо рьяных кавалеров.

«Дистанция, это понятно. Вот только почему же со мной она так разоткровенничалась? Что-то не так. Уверен, секси вумен такого уровня в обычных условиях даже не взглянула бы на подобного мне. А тут… Очевидно, она кокетничает. Что ей надо от меня?» – его почти отключенная логика пыталась бороться с буйно нахлынувшими животными чувствами просыпающегося брутала.

Чаровница достала тонкую сигариллу и, слегка склонившись к шустро подскочившему официанту с зажигалкой, глубоко затянулась. Ее грудь подалась вперед, ткань области лифа натянулась до предела, верхняя пуговка низкого выреза блузки вот-вот выскочит.

Сашка обреченно констатировал, что в крайнем напряжении (причем уже давно) пребывали не только предметы туалета его соседки, и это чертовски отвлекало от беседы.

Красотка прекрасно видела реакцию собеседника на ее чары и откровенно наслаждалась этим.

Из тонких треугольных ноздрей замысловатыми арабесками неторопливо извергались светло-сизые клубы ароматного дыма.

Легкая женская туфелька под столом легко коснулась щиколотки мужчины, голени, колена… О, святые угодники!!!

Его мозг, наводненный тестостероном, уже почти утратил способность к анализу. Да, он понимал, что неделю назад это тело было мертво, что сейчас, возможно, она уже вообще не человек, но само существо этого мужчины было уже почти порабощено, отдано чему-то, что выше полового влечения, выше влюбленности – божественному чувству, что случается раз в тысячелетие.

Природа неумолимо брала верх. Александру безумно хотелось поддаться искушению. Прямо здесь, на глазах у всех. Его распаленное тело жаждало этого. Но где-то на дне сознания тоненькая, готовая вот-вот лопнуть, струна воли, отчаянно пыталась сопротивляться.

Опять этот голос:

– Ну же, Сашенька, я жду.

– Чего?

– Ну, как же? Ты представился только что. И..

– И? – он откровенно тупил.

– Но имя твоей незнакомой собеседницы тебя не интересует? Это даже невежливо как-то.

Он уже почти не контролировал свой разум. Вот он – шанс сбросить марево гормональной бури, что бушевала в крови. Девчонка этого не ожидает, надо бить!

Троглодит, животное, пытающееся вновь стать человеком, прохрипело:

– Я могу угадать твое имя.

– Вот как? Ты маг, мой милый? Слушаю.

Шура сухо сглотнул:

– Ты – Коврова Елизавета Евгеньевна?

Пауза.

– Однако Искандер, я удивлена. Как ты узнал?

– Мы уже встречались.

– Разве? Думаю, ты ошибаешься. Я бы запомнила. У меня пиксельная память на лица.

– Лизонька, поверь, ты была не в том состоянии, чтобы помнить о нашей первой встрече. Это легко объяснимо: в тот момент ты была мертва, как эта оса, – он с отвращением смахнул дохлое насекомое с плоскости стола. – Лежала в прозекторском зале. Это я вскрывал тебя. Правда, затем произошло кое-что невероятное. Признайся, разве ты не помнишь этого?

– Доктор Катар, ты что несешь?

Он икнул:

– Парадоксальный бред.

– Вот именно. Ты слишком пьян.

– Пьян?! Да я ничего, кроме кофе… – опустив глаза он с изумлением увидел на столешнице целый батальон опустошенных стопок-«лошадок» из-под текилы.

– Что за дьявольщина?! – и тут навалило: его сознание со стремительной скоростью застилало тяжелым покрывалом алкогольного дурмана. – Ты меня опои…

В глубочайшем пьяном угаре, еще умудряясь что-то анализировать, он наблюдал, как его очаровательная собеседница, подманив шикарным жестом официанта, сунула ему что-то в руку, со словами:

– Уважаемый, будьте любезны, вызовите такси для моего друга. Вот его домашний адрес. А это ваш счет и чаевые.

Ночь. Ясная звездная безлунная.

Тепло. Тихо. Ни ветерка.

Лето, судя по всему

Он, одетый в какие-то цветастые, струящиеся тряпки чистого китайского шелка, сидит на склоне травянистого покатого берега под сенью огромного кряжистого ветвистого клена. Густая зеленая крона великана нависает, почти касаясь головы. Перед ним река, скорее – речушка, неширокая, вся какая-то извивистая. Ее черные воды струятся флегматично, очень медленно. Упавший в бликующую гладь подсохший листок ясеня, напоминающий маленький старинный челн, плывет, движется, еле заметно глазу.

И, о благо, вокруг ни одного комара или подобной гнуси.

На том берегу, прямо у воды – какая-то хлипкая хижина из древесины и тростника. Окна погашены. Все давно спят.

Он задирает голову вверх, к небу, словно пытаясь понять какую-то сокровенную тайну мира.

Ему нравится этот сон.

И вдруг, тишина рассыпается мелкими осколками подкрадывающейся дремы

Где-то

рядом раздается тихая, печальная мелодия азиатской цитры. Нежные, упругие звуки струн сливаются в чарующую, такую непривычную для европейского уха китайскую мелодию.

– Ты в замешательстве?

Он испуганно поворачивает голову и видит сидящего прямо перед собой крохотного, всего какого-то костистого старичка в оранжевом буддистском одеянии. Его седая голова склонена, детские ладошки мирно покоятся на коленях.

– В-вы. Хм. Здравствуйте.

– Приветствую тебя, сын смятения, – его собеседник вещает на чистейшем русском языке.

– Что вы имеете в виду?

Налетает порыв ветра. Клен над парой незнакомцев угрожающе шумит листвой.

– Посмотри вверх, – шепчет старец.

Он следует совету и замирает от восхищения. Высоко в небе, под самыми звездами бьются насмерть два существа: великолепной красоты пурпурный дракон (именно такой, каким изображают этих легендарных животных на китайских гравюрах) и серебристый, отливающий радужным, орел. Битва идет яростно, до последнего. Дракон значительно крупнее и видно, что он заметно теснит врага.

– Что это, уважаемый?

Старик поднимает лицо. Его слепые глаза в темноте светятся белыми бельмами:

– Звездное небо – отражение твоей мятущейся души. Борьба, что ты видишь там, наверху, в действительности идет внутри твоего сознания в эти часы.

– Не понимаю.

– Ты сам знаешь, с тобой недавно случилось что-то необычное. Покой твоего «Я» нарушен.

– Так кто с кем бьется?

– Орел – твое рациональное начало, разум, стремящийся осмыслить и принять происходящее. Дракон – твое эмоциональное «я», животные страсти. Раньше эти две силы гармонировали между собой, но произошло нечто.

– Что?

– Ты встретил ее. Дракон заметно усилился, и будет расти и далее. И мы с тобой уже понимаем, кто победит в этом сражении.

– Что же мне делать, почтенный? Как бороться с растущим во мне желанием?

– Вы, европейцы, зачастую превозносите значимость орла. Вы слишком рациональны. Это отдаляет от природы. Поймите, в нашей сложной жизни случаются ситуации, когда поможет только дракон. Верь сердцу, оно не подведет.

– Я в смятении. Боюсь стать зверем, одичавшим похотливым маньяком?

– Вовсе нет. Страсти – не обязательно зло. Именно они делают человека настоящим, помогают выжить.

– Ты хочешь сказать…

– Мне не позволено сообщать тебе главную тайну, но кое-что поведаю: та, кого ты встретил, навсегда изменит твою жизнь.

– Это не девушка, а наваждение. Что она хочет от меня? Мне показалось, что она играет со мной.

– Играет любая дева. Это их природа. Но…

– Но?

– Существует редчайшая, созданная Богом каста настоящих женщин, нет – ЖЕНЩИН. Это те благословенные небом феи, ради которых создают шедевры, совершают преступления, предают, ведут кровопролитные войны. Такому созданию нет нужды привлекать внимание самца. Любое ее движение, самое невинное, любой жест, слово, даже бездействие – это побуждение к действию для настоящего мужчины. Ради таких богинь сходят с ума, кончают собой, создают империи и разрушают их. Эти нимфы ломают чужие судьбы, пóходя, не замечая, но они, если позволит фатум, могут и вознести на Олимп высочайшего блаженства. И тебе выпала судьба встретить такую.

– Ты говоришь о ней?

– Пустой вопрос. Ты уже все понял.

Старец вздохнул

– Когда такая дама говорит с мужчиной, тот легко может ошибиться. Стоит ей просто так, без всякого умысла, взглянуть на Луну, тронуть прическу, или облизать губу, в его обуреваемом вожделением сознании, она, безусловно, уже флиртует с ним. Но этого нет. Она просто живет, живет так, как ей даровано.

– Значит, ничего не было? Я ошибался, ослепленный гормонами?

Старичок сощурил слепые глаза и улыбнулся:

– Нет. Ошибаешься ты сейчас. Она взаправду неравнодушна к тебе. И некоторые знаки внимания с ее стороны были действительны. Не стоит противиться победе дракона. Ты не лишишься разума, но, если будешь достоин, можешь приобрести нечто гораздо большее. Пойми, от таких подарков не отказываются.

Вверху раздался пронзительный орлиный клекот и все смешалось. Обильными молочными клубами на реку стал накатывать туман. Вот он все ближе, гуще, растет, ширится и поглощает все сущее.