Читать книгу В двух мирах. Грани бытия - Юрий Кривенцев - Страница 5

5.

Словно тяжелый чугунный маховик, предновогодний корпоратив медленно, но неотвратимо набирал обороты. Уже позади были самые скучные стадии торжества: скованное нетерпеливое ожидание первых тостов от начальства, нуднейшая вереница протокольных речей, ритмично пересыпаемых крикливым тамадой с его глупыми прибаутками, робких братаний малознакомых членов огромного коллектива…

Вот теперь, собственно, вечеринка только начиналась. Слегка выпивший, повеселевший народ расслабился. Самые дерзкие уже игнорируя непрекращающуюся череду застольных «ораторов», стали спонтанно разбиваться на многочисленные группки, выпивая-закусывая, поддерживая собственные, куда более живые темы бесед.

Короче: со скрипом преодолев официальную часть, вечеринка плавно трансформировалась в пьянку, которая шла уже вовсю, хотя время разудалых танцев еще не пришло.

– Эй, полюшко-поле! Что сидишь такая кислая? – уже порядком заложивший за воротник сосед по столику старший лаборант Борька Стелькин одарил ее широкой толстогубой улыбкой. – Оглянись, родная. Велело же…

Полина растерянно отвела глазки, как-то съежилась вся, на скулах заиграла зарница. Непривыкшая к вниманию противоположного пола, она всегда терялась в подобных ситуациях.

– Да ладно, Поль, – наседал раздухарившийся «кавалер», подавшись к ней через заставленный разнообразной снедью стол, – я точно знаю, что тебе сейчас категорически необходимо – выпить. Прими содержимое этого кубка, не как ядовитый сок зеленого змия, а как волшебный катализатор человеческого общения.

– Не пью я.

– Поверь, это не просто поможет, более того – ты станешь другим человеком, – старлаб бросил взгляд на наполненный бокал шампанского, зажатый в бледной лапке смущенной девушки, еще ни разу не пригубленный и разочарованно присвистнул. – Да, мать, тяжелый случай. Теряем пациента. Нужна немедленная реанимация.

– Отстань, Стелькин, – робко пискнула Полина. Ее взгляд заметался по огромному залу. Она уже жалела, что пришла сюда.

«А могла бы остаться?» – мелькнуло в голове. Нет! Она не железная. Сколько можно? У нее уже не было сил выносить тот перманентный кошмар, свидетелем и постоянным участником которого она являлась у себя дома. Да, конечно, это ее долг, но… Боженьки, есть же пределы любому терпению. Очень долго внутри у нее росло напряжение, все выше, выше… Она задыхалась. И что самое страшное – не было никакой надежды… А вчера, когда неожиданно получила дежурное приглашение на официальный новогодний банкет, внутри будто сломалось что-то. Этот кусочек картона был как билет на волю (пусть и временный). И она, терзаясь, кляня себя за трусость, предательство, сбежала-таки из дома, чтобы забыться хотя бы на пару часов.

Борис тем временем не унимался. Он грузно встал, тяжко вздохнул, словно инквизитор, готовящийся к крайней мере и, не отрывая карих глаз от несчастной коллеги, звонко постучал вилкой по своему стакану.

Ближайшее окружение смолкло.

– Товарищи! Друзья! – его писклявый тенорок вдруг приобрел театральную серьезность. Толстые, словно сардельки пальцы сжимали вспотевшую стопку водки. – У меня тост!

Пройдоха обвел народ умильным взглядом и произнес:

– Разве есть в этом мире кто-то, любимее наших родных? Разве есть в этой жизни что-то, ценнее здоровья? Так вот. Давайте каждый из присутствующих выпьет до дна за здоровье своих самых близких. И пусть в бокале каждого останется столько капель, сколько бед и болезней он желает родным.

Подлый тост.

Пирующие одобрительно загудели и приступили к поглощению горячительного.

«Вот мерзавец!» – Поля видела, что настойчивый сосед по столу не сводит с нее своих темных глаз за толстенными линзами очков. – «Как он мог так угадать? Ведь не знал же… Хотя, уверена, что-то подобное он говорит на каждой вечеринке». Как ни старалась забыть, она вновь вернулась мыслями домой, к отцу, прикованному к постели. Рак, будь он… четвертая последняя стадия.

Девушка вдруг почувствовала, что изнутри подкатывает… Если она сейчас что-то не сделает – разревется.

«А что, собственно? А вдруг…» – она жадно опрокинула в себя бокал, проглотив содержимое двумя огромными глотками, не чувствуя вкуса, затем перевернула сосуд и вытрясла остатки на язык, не оставив ни одной капли. Конечно, суеверие, жалкая попытка обмануть судьбу. Но в данной ситуации она не могла поступить по-другому.

Вскинув лицо, она встретила опешивший, какой-то виноватый взгляд Бори, словно тот, вдруг понял что-то.

Смущенный мужчина растерянно отвел глаза, крякнул и на весь вечер оставил соседку в покое.

Непривычный к действию алкоголя девичий мозг стремительно оккупировался винными парами. Находясь в полуступоре, она услышала громогласный вопрос Сергея Михайловича, директора НИИ, восседающего во главе стола:

– А где наша звезда науки, Ишим Тариэловна? Такое мероприятие просто невозможно без персон подобного масштаба.

И заискивающее зама по АХЧ:

– Уже идет, Сергей Михалыч. Через минуту будет. Только что звонила из кабинета. Там у нее форс-мажор, какой-то неотложный эксперимент. Уже закончился.

Полину вдруг замутило. Осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания, она поднялась из-за стола и потихоньку ретировалась.

Наконец-то одна.

В полутемном коридоре было не так душно. Пройдя до ближайшего окна, она распахнула створку стеклопакета и с наслаждением вдохнула чистый морозный воздух. Стало полегче. Первый этаж. Рядом – ряды припаркованных авто, ровный строй фонарного освещения вдоль тротуара и ни единой снежинки. Вчера был ливень. Сегодня подморозило и, как результат – страшнейший гололед. Трудно представить, сколько автомобилистов пострадали от сей стихии.

Немного придя в себя, девушка поняла, что если продолжит «наслаждаться» уличной прохладой, то рискует завтра слечь в постель с простудой. Нет уж, одного лежачего в их жилище более чем достаточно.

Захлопнув окно, она повернулась и уставилась в оказавшееся напротив огромное стенное зеркало.

Настроение (и так поганое) стремительно опускалось ниже паркетного покрытия. Даже в щадящем полумраке было видно, насколько неказисто, нелюбимо эстетикой это создание. Невзрачное бледное лицо, блеклые серые глазки, крохотный носик кнопочкой, слишком пухлые щеки, слегка скошенный подбородок. Фигура? Куда там? Точнее – ее отсутствие: плосковатая, сутуловатая, вся какая-то напряженная, как воробушек на морозе.

Она помнила, какого моря слез, выплаканных в подушку и скольких злокачественных пожизненных комплексов, стоила ей эта внешность. Только после 25-ти она немного смирилась, сжала зубы и решила жить, а не существовать. Не хоронить себя заживо, а быть – такой, какой она является. Иного не дано, увы.

После учебы она пошла в науку, надеясь реализовать себя на этом высоком поприще. Будучи от природы трудолюбивой и далеко не глупой, быстро защитила кандидатскую и… на этом все закончилось. Правда, тогда еще заведующий их отделом, Петр Осипович, регулярно обещал ей старшего5, но вот не складывалось. Как-то так получалось, что в этой должности ее обходил то один, то другая более «достойные» коллеги, пока однажды, ныне покойный Владимир Иванович Башалов (большой умница, добрейшей души человек и откровенный пьяница) не раскрыл ей истинное положение дел.

– Пойми, девочка, – шептал он, – наш академический мир, это не эмпиреи высокого духа (как считают некоторые наивные восторженные души), это серпентарий самовлюбленных, зацикленных на самоутверждении нечистоплотных личностей и их прихлебателей. В научном плане Россия – азиатская страна, где в каждом ВУЗе или НИИ сидит свой бай в чалме и творит все, что пожелает. Они сами себе князьки, их никто не контролирует (как в прежние времена). Примерно то же и с кадрами (то есть – с нами, сирыми), выше продвигают не того, кто более достоин, а того, кто одарен подлой судьбой хотя бы одним из двух качеств: или знатными родственничками, «мохнатой лапой» (повторяю – Азия), или обладает даром нравиться, льстить, лизать ж…, извини (это, кстати, не только девочек касается).

Чем дольше работала Полина, тем больше убеждалась в правоте мудрого алкоголика.

Жизнь текла потихоньку, без взлетов, но и без падений, пока не нагрянула эта беда с папой…

Да, счастье не для нее – для других.

Возвращаться на гульбище не хотелось совершенно.

Решительно отвернувшись от зеркала, она медленно побрела по коридору, не представляя собственно: куда и зачем?

Шаг, другой, каблучки цокают, отдаваясь в напряженном мозгу (она уж и не помнит, когда в последний раз это напряжение покидало ее?).

Что это?

Слегка приоткрытая дверь.

Ба! Да это кабинет Ишим Тариэловны. «Иштар», как за глаза прозвали сотрудники эту неординарную женщину. Всего полгода назад она, уже в ранге мирового светила, сама бросила работу в Гейдельбергском университете, и попросилась в их НИИ сенсорики6 человека (единственный в стране), возглавлять отдел ольфакции7. Вот была сенсация (об этом даже по центральному ТВ что-то вещали)! Разумеется, ее взяли не раздумывая. И за такой короткий срок своими новыми открытиями и многочисленными зарубежными публикациями этот талантливый в. н. с.8 вывел названый институт на экстра уровень. На нее лично и все руководство их НИИ посыпался золотой дождь из валютных грантов и премий. Конечно, директор института, Зобнин Сергей Михайлович, был более чем доволен новой сотрудницей.

Правда, не обошлось и без обиженных. Бывший заведующий, вышеупомянутый Петр Осипович Меньшой, чье место заняла титулованная уроженка Ирана, сначала был глубоко оскорблен неожиданным понижением в чине, долго дулся (говорят, даже писал жалобы в министерство), но затем, ближе познакомившись с новой начальницей, он, как порядочный человек, полностью признал безоговорочный приоритет конкурентки, и как руководителя, и как ученого. Успокоившись, Петр Осипович попытался самоустраниться, но Тариэловна показала себя еще и как великолепный психолог, буквально пленив своего предшественника открытостью, немного лестью (мол, мы без вас не обойдемся) и каким-то только ему одному видимым обаянием. В результате, Меньшой сам не заметил, как стал ближайшим соратником и верным помощником «узурпаторши».

Из широкой щели приоткрытой двери профессора мягко лился приглушенный свет.

«Гм, интересно».

Полина робко заглянула внутрь (скромная забитая девушка ни за что бы ни решилась на такое вопиющее правонарушение, но все еще играющий в крови дурной алкоголь притушил вдруг извечный страх запретного, обострил женское любопытство).

В кабинете тишина и полумрак. Только ярко светится работающий монитор персонального компьютера заведующей (очевидно, хозяйка помещения, настоятельно требуемая директором, вышла буквально минуту назад, не ранее; за большее время комп по умолчанию перешел бы в спящий режим).

Взглянув на экран, Полина обомлела. Вся плоскость ЖК-пластика была усеяна убористым текстом совершенно неизвестного вида и характера.

Тайна!

Она впервые видела эти загадочные знаки, напоминавшие что-то среднее между древнеиндусскими письменами и шумерской клинописью. Но самое странное – нигде в тексте не наблюдалось ни единого разрыва или пробела. Сплошная убористая россыпь непонятных символов. Странно, она была уверена – так не пишут ни на одном языке.

Что это?

И тут ее осенило: криптограмма, или, говоря проще – зашифрованная тайнопись.

В пытливом мозгу девушки проснулся настоящий бесенок. С самого детства (лет с шести) она с азартом «болела» расшифровкой разнообразных крипто-письмен. В этом увлечении не было ничего удивительного, ее отец был выдающимся криптографом (никому неизвестным, к сожалению, так как работал в некой строго засекреченной государственной конторе). Именно он и привил страсть девочке к этой своеобразной науке. Исподволь, начиная с примитивных загадок из детских журналов, он вел ее все дальше, не уставая удивляться способностям юной дешифровщицы. Как-то раз он, без малейшего намека на шутку сказал, что еще немного, и одаренная ученица превзойдет своего учителя.

Короче, Полина знала толк в подобных головоломках, но настоящий, рабочий зашифрованный документ встречала впервые в жизни.

Нельзя сказать, что девушка совершенно не думала о том, что случится, если ее застукают? Просто она хорошо знала Ишим. Директор не отпустит ее из-за стола без речи, это точно. А уж если она начнет говорить, на спич уйдет не менее четверти часа. Так что время есть.

Хмель подавил остатки волнения. Совершенно спокойно она «прокрутила» колесиком компьютерной мышки документ от начала до конца. Так, шесть страниц. Дальше совсем просто – достала свой смартфон и сделала шесть последовательных снимков.

Все?

Нет!

Какой-то гадкий чертенок подмывал ее к следующему рискованному шагу. Достав из сумочки флешку, она вставила ее в порт компа и стала лихорадочно шарить по дереву проводника электронной машины, стараясь найти в папках на жестком диске что-либо, подобное уже обнаруженному транскрипту. Так, наука, гранты, статьи, отчеты, проекты и проч. Ничего интересного.

Полину будто подтолкнуло что-то – это все банальный диск-хранилище. И тут на память пришел недавний нечаянно подслушанный разговор прохиндея Стелькина с товарищем, где упомянутый Боря признавался, что надежнее всего хранить скачанное из Интернета порно на системном диске рабочего компьютера, туда никто даже и не подумает заглянуть. А вдруг… Кликнув по значку с символом «С», лазутчица разочарованно вздохнула. Ничего. Стоп, а если… посмотреть в скрытых файлах этого диска? Привычным движением она отдала команду: «показывать скрытые файлы и папки» и тут же увидела искомое. Вот она! Единственная папка-портфель, название которой построено из тех же загадочных символов.

Спасибо, Борис!

Не сомневаясь ни мгновения, она быстро скопировала сокровище на флешку и извлекла ее.

Все. Бежать!

Стоп! Ее будто вел кто-то, не позволял делать ошибок.

Она вновь метнулась к работающему компьютеру, закрыла все окна (кроме того, что было активным изначально) и вновь включила функцию скрытых файлов.

Так, теперь все чисто.

Задыхаясь от собственной дерзости, она шустрой мышкой выскользнула из чертогов начальницы.

6.

Все. Дома.

Старенькая двушка на первом этаже встретила ее привычным уютом и стерильной чистотой (как в операционной).

– Добрый вечер, Полюшка, – промурлыкала пожилая сиделка-медсестра, тихая, опрятная, полненькая, удивительно терпеливая женщина. – Как отдохнула, милая?

– Ох, Вера Ивановна, в двух словах не скажешь, – девушка бросила короткий взгляд на дверь отцовской спальни. – Как папа?

– Как… Сама понимаешь, милая, лучше не будет. Страдает, болезный. Но недолго уж… Господь приберет.

– Я зайду к нему?

– Не надо, дочка. Не беспокой. Его только что уколола. Сейчас полегчает. Может, Бог даст, заснет. Иди, отдыхай. А я домой.

– Спасибо вам… за все.

– Эх, Полечка, была бы мамочка твоя рядом, насколько легче было бы, – в полголоса пробормотала женщина, но увидев бешеные глаза молодой хозяйки, поняла, что сморозила глупость. – Ох, дитятко, прости, ради Господа. Плету невесть что, старая дура.

Входная дверь тихо закрылась.

На глазах выступили слезы смертельной обиды, из тех, что не прощают никогда.

«Мамочка… кукушка»!» – она в сердцах швырнула пуховик на вешалку. Попала, надо же?

Как давно она не вспоминала об этой… женщине. Но вот напомнили добрые люди.

Былые годы…

А ведь как все хорошо начиналось. Конец восьмидесятых. Они были счастливы втроем (а были ли?). Жизнь налаживалась. Благодаря отцу, с его высокой должностью на сверхсекретной гос. службе – роскошная квартира, безумно высокая зарплата (по тем временам), да еще бесплатный паек и куча льгот. Мама в нем души не чаяла: Андрюсик, зайка и др. Супруга сидела дома, как выражалась: «следила за порядком». Хотя, больше не следила, а организовывала. Львиная доля этого самого порядка обеспечивалась малолетней дошкольницей Полей (попробуй, ослушайся – немедленная оплеуха).

Потом случился 91-й год, развал империи. Это отразилось на всем, в том числе и на папиной работе. Его не уволили (слава Богу, слишком высоко поднялся до этого), но жалованье сильно сократили.

И началось.

Нет, папочка был прежним: добрым, мягким, ласковым. Но вот родительница кардинально изменилась.

Для подросшей и уже кое-что понимавшей Полины, ежедневные мамины скандалы на голом месте, были тяжелой детской травмой. Разумеется, основная причина придирок сводилась к дефициту финансов. Хотя, что замечательно, сама мамочка работать так и не пошла. Правда, все чаще стала пропадать неизвестно где.

Отец терпел, молчал.

А через месяц случилась маленькая катастрофа. Родительница объявила в категоричной форме, что завтра улетает в Израиль, на перспективную работу. Документы ей уже оформил некий друг. Конечно, тут же последовало дежурное: «как только я там обустроюсь, тут же оформлю вызовы и вам, не сомневайтесь».

Самое смешное – они поверили, отпустили без разговоров.

Сначала из тропической страны приходили регулярные письма все с теми же заверениями. Потом поток корреспонденции стал стремительно таять, пока не прекратился вовсе. Лишь через шесть месяцев отец узнал, что к тому времени его шальная супруга переехала в штаты.

На робкие вопросы девочки о маме, Андрей Шварц с неестественной уверенностью (он никогда не умел врать) говорил, что мамочка их любит, скучает, хочет вызвать к себе, но в Америке, к сожалению, очень строго с въездными визами.

Денег не хватало. Дошло до того, что квартиру пришлось продать, обменяв на нынешнюю. Зато финансово стало значительно легче (вырученных средств хватило на какое-то время). Девушке даже удалось поступить в университет.

Только потом, лет в семнадцать, она всерьез начала копать сама. Подключила друзей компьютерщиков из ВУЗа, и очень быстро выяснила правду: ее биологическая мать живет в Канзасе, в законном браке с каким-то жирным американцем, специализирующимся на продаже кукурузы. Вот так. Родная мама и жена забыла их, предала, поменяла на глянцевую забугорную жизнь.

Вот это был удар!

А ведь формально эта женщина еще с отцом не развелась. Девочка поняла, что ее родительница никогда не любила папу, просто использовала его, когда был нужен. Прагматизм, расчетливость… Где-то мы уже об этом слышали. Может это и неплохие качества для женщины, нужные, только если она не законченная эгоистка с каменным сердцем и атрофированным материнским чувством. Это существо, как рыба-прилипала, нашла, кого использовать снова. Она жила только для себя, совершенно забыв о своих самых близких, выкинув их из памяти. Да, случаются такие нелюди.

Поля не сообщала ей о болезни отца. И твердо решила – когда случится страшное – не напишет. Зачем тревожить абсолютно чужого человека проблемами посторонней семьи?

«Живи мамочка, счастья тебе…».

Она тяжко опустилась за стол.

Снова одна.

Одиночество, настоящее, безысходное. Кто-то может предположить, что по-настоящему одиноких людей очень мало. Это неверно. Стоит вспомнить об огромной когорте обделенных судьбой невзрачных непривлекательных девушек, женщин, старых дев, пожилых вдов, неудосужившихся вовремя обрести счастье материнства, тихих, смирившихся, не привыкших жаловаться. Таких не замечают, но они есть и в количестве, гораздо большем, чем хотелось.

Ситуация Полины была еще печальнее (ах, если б просто одиночество…): на ее глазах медленно умирал единственный близкий человек. И она ничего не могла сделать, НИЧЕГО. Только молить, чтобы физические страдания не так часто терзали безнадежно больного мужчину. Мучился он – мучилась и она. Этому не было конца. И поэтому дочь не стыдилась мысли, посещавшей ее временами: «когда это кончится – станет легче всем».

Все. Прочь депрессию!

У нее появился наконец-то повод немного отвлечься. Пугающее и восторгающее прикосновение к тайне.

Сегодня ночью она точно не заснет.

Загрузив старенький ноутбук, похитительница информации переместила в его винчестер украденное содержимое с флешки.

Глаза горели яростным любопытством. Короткий клик по таинственной папке и… упс. Для входа требуется пароль. Как же так?!

Полина хмыкнула: «А ты что думала, шпионка доморощенная, тебе все на блюдечке подадут?».

«Да, а вы не просты, уважаемая Ишим Тариэловна».

Обидно, но не катастрофа. Заядлая любительница всевозможных головоломок Полина Андреевна Шварц привыкла к трудностям. Авось – и эту вытянет. Но это потом. А сейчас есть еще один объект, требующий немедленного внимания.

Пара минут – и вот уже перед ней лежат шесть распечатанных на бумаге страниц тех фото, что она сделала на смартфон.

Почему-то девушка была уверена – это вызов, который бросает ей судьба, и верное решение загадки может изменить многое.

Быстрый профессиональный взгляд – и сразу находка: последний символ внизу шестой страницы выделен полужирным, кроме того – он имеет отступ (абзац) от правого края. Все понятно – что-то, вроде «красной строки», значит, это обратное письмо – читаем справа налево, начиная с нижней строчки, все выше и выше.

Ну а теперь самое главное – расшифровка. Тут первым делом стоило бы разобраться, текст, на каком языке закодирован в транскрипте? Вполне логично предположить, что на русском. Ну что ж, с него и начнем.

Принципы дешифровки простых криптограмм довольно эффективны. Они основаны на том, что в каждом языке подсчитан процент встречаемости той или иной буквы в типичном усредненном тексте. Скажем, в русском чаще других встречается буква «О» – 10,97% случаев, затем буква «Е» – 8, 45% и т. д. Для всякой литеры свой процент. Вот и все. Что делаем дальше? Тщательно пересчитываем каждый знак тайнописи и процент его доли в шифровке. Затем предполагаем, что самый распространенный символ, имеющий около 11% встречаемости – это буква «О», второй – «Е». И так 33 раза, для каждой буквы родного алфавита. Работа кропотливая, но логичная и благодарная. Если все решено верно – подставляем найденные буквы вместо символов и… читаем.

Правда, в действительности не все так просто. Пример: мы знаем, что зашифрован именно русский язык, но символов в криптограмме больше 33-х. Как так? Это объяснимо: для усложнения расшифровки иногда за отдельные знаки берут точку, запятую, двоеточие и др. В этом случае приходится попотеть, но в принципе задача решаема.

Это о классических криптограммах. Но иногда шифровальщик-маньяк выбирает такие изощренные методы кодирования, складывающиеся из нескольких слоев логических ловушек (к примеру – применение последовательности Фибоначчи в фейерверке символов), что подобное решить просто невозможно.

К счастью, Полине повезло. Текст оказался классической задачей, закодированного родного языка (что неудивительно). Используя частоты встречаемости символов, она вроде бы нашла верный путь, но ничего не сходилось, поскольку из 40 видов литер, семь были лишние, мешали. Под знаки пунктуации они тоже не подходили. Девушка долго маялась, пока не психанула и просто решила игнорировать отчаянную семерку. И – о чудо! У нее получилось. Бессмысленный набор закорючек сложился в стройный текст, имеющий конкретный смысл.

Правда, прочитав его, она обомлела. В груди заворочался колючий ком. Стало страшновато. Полина даже и представить не могла, какой жуткой тайны коснулась. Ясно было только одно: их Иштар в действительности занимается совершенно не тем, о чем пишет в своих статьях.

Усталость накатила внезапно. То ли воспоминание о бывшей родственнице, то ли стресс от раскрытия тайны шифровки, то ли алкоголь, а может и все разом, подрубило сознание девушки, выключило его. Бедняга заснула еще до того, как лоб коснулся глади стола.

Она одна в центре пугающего неприглядного пейзажа. Совершеннейшая пустота. Только ровная, как стекло, голая каменистая почва до самого горизонта и сплошное, низкое, нависающее марево линялых дождевых облаков. Ни деревца, ни единой травинки.

Мелкая холодная изморозь неожиданно превращается в натуральный ливень. Она, промокнув насквозь за минуты, идет, неизвестно куда. В голове одна мысль: «так и моя жизнь: безотрадная безнадега».

Ранее твердый грунт быстро раскисает, превращаясь в глинистую слякоть. Двигаться становится еще труднее. Но что делать? Не стоять же на месте?

Вдруг она замечает вдали, какую то деталь рельефа, определенно – искусственную. Девушка ускоряет шаг. Десять минут, и она оказывается перед унылым серым православным храмом.

Не сомневаясь, она входит внутрь и замирает от восхищения. Полина бывала в церквах, но такой красоты не видела ни разу. Вроде бы небольшое круглое помещение, не более 5 метров в диаметре, но все стены сплошь покрыты чудесными темными ликами буквально сочащихся незримой силой святых образов. И сверкающее золото кругом – на фигурных рельефных орнаментах стен, на окладах икон. Ее слепит чистота металла и чарует добрая магия иконостаса.

Она поднимает голову и задыхается от восторга. Казавшийся крохотным снаружи, изнутри храм простирается ввысь до бесконечности, как золотая труба, соединяющая землю с небом.

Так иногда бывает во сне – в Полину вливается сила магии, она усилием воли отрывается от пола и медленно взлетает, одновременно совершая вращение вокруг своей оси, чтобы успеть рассмотреть все. Чем выше она поднимается, тем светлее и живее являются лики, тем ярче и благороднее становится золотой узор. Постепенно, исподволь, нежданную прихожанку охватывает высочайший лучистый экстаз. Вдруг что-то словно торопит путешественницу. Скорость подъема увеличивается, становится крейсерской. Она уже не успевает любоваться окружением и вновь обращает взгляд вверх.

Боже!

Девушка почти достигла неба. Вместо купола храма искрится чистое перламутровое сияние. Оно живое и жаждет встречи с ней.

На полной скорости, будто маленькая пуля в огромную копну, она влетает в это чудо света и словно распадается на молекулы, сливаясь с божественным облаком. Чувствует прикосновение чего-то великого, доброго, бдящего, как легкий поцелуй в лоб. Ее накрывает новое знание и через секунду странница получает дар – семя, которое вот-вот созреет, раскроется, и тогда изменится она сама. Она больше не будет такой… никогда!

Полина просыпается с полной уверенностью, что это был не простой сон, а нечто большее. Да, что-то случится…

Тут она понимает, что ее разбудило – звук, похожий на еле слышное трение металлических шестеренок сломанного механизма друг о друга, раздававшийся из спальни больного. Оторвав голову от стола, она все поняла: у отца опять приступ. Несмотря на страшные боли, приходящие с завидной регулярностью, он никогда не кричал, не жаловался. Только часто-часто дышал или скрипел зубами.

В таких ситуациях был только один выход – промедол9. Уж этого добра хватало, как ни странно. Да, ее отец работал всю жизнь, служил в одной из тех тайных сфер, о которых почти никто не знает. Когда Андрей Шварц заболел, государство не бросило его, предложив лучшую клинику, лучших специалистов. Но все усилия по исцелению оказались напрасными и его выписали домой, умирать. «Контора» обеспечила бесплатную сестру-сиделку (ту самую Веру Ивановну) и адекватное количество медикаментов (включая наркотики).

Быстро помыв руки, приготовив шприц, она тихо вошла в комнату больного. Маленькая, плотно зашторенная спальня, спертый воздух, пронизанный еле уловимым духом безнадежно больного человека и в постели – ее родитель. Широкое серое лицо, тощий костяк, почти незаметный под одеялом, и глаза… неугасшие, живые, волевые. Мятущийся от боли взгляд шарит по потолку.

Понимая, что сейчас он ее не видит и не слышит, дочь приподняла одеяло и, обработав бледную кожу спиртом, ловко ввела медикамент в бедро. Раньше делала в ягодицу, но с недавнего времени старик настолько ослаб, что не имел сил повернуться набок.

Медленно массируя дряблую кожу ноги, она ждала, зная, что скоро подействует.

Боль быстро отступала. Дыхание постепенно замедлялось. Взгляд стал осмысленным. Еще минута и слабый хриплый шепот:

– Привет, синичка.

Она хлюпнула носом, вспомнив это свое детское прозвище, выдуманное папочкой.

– Привет, па.

– Ты сегодня иная. Чем порадуешь?

«Точно! Ему надо показать».

– Подожди секунду, – она метнулась на кухню и вернулась с драгоценными распечатками с переводом, – вот, посмотри.

Дрожащими руками мужчина принял бумаги.

Пауза. Минута, другая… Она вдруг со страхом подумала, что отец вот-вот заснет.

И тут:

– Однако! Где ты это взяла?

– На работе. У заведующей.

– Стащила, полагаю? – в голосе родителя не было ни грана осуждения, только ирония вперемешку с толикой гордости за дочь. – Перевела точно. Молодец. Безупречная работа, каноническая. Ни одной ошибки. Эх, тебя бы в нашу контору, малышка. Но ты же не пойдешь?

– То есть все правильно? Ты уверен?

– Абсолютно. Только не зазнавайся. Говоря по правде, криптограмма довольно примитивна. Ниже среднего. Могу объяснить это тем, что ее хозяйка, та, кому действительно есть что скрывать, по моему мнению – слишком самоуверенный человек (предположу – один из ведущих ученых), которая просто не принимает подчиненных всерьез, вот и не заморачивается особо над кодированием. Разве могла она предположить, что в ее НИИ, среди непримечательных сотрудников-плебеев бродит гениальный дешифратор Полина Шварц? Ха-ха!

– Гениальный… скажешь тоже. А как тебе смысл письма?

– Да уж… Что-то невероятное. Бомба. Судя по всему, ты не зря рисковала. Не знаю, куда влезла моя синичка, но убежден – дело пахнет серьезной опасностью. Я бы попытался тебя предостеречь, но, опять же, уверен – не послушаешь.

– Да, пап. Я всю жизнь шла к чему-то подобному и, встретив такое… если отступлю – предам себя и тебя.

– Вижу, у тебя еще вопрос.

– Да. Мне удалось скопировать огромный блок данных (скорее всего – тоже кодированных), но он под паролем. Я понятия не имею, как подобраться.

Отец хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся. В груди что-то клокотало, лицо медленно приобретало синюшный оттенок. С трудом подавив приступ, он прошептал:

– У тебя есть копии?

– Конечно.

– Тогда оставь это мне. Есть кое-какая идея. Промедол даст мне еще пару часов. Надеюсь – успею. А ты иди на работу, пора уже. Слышишь, Верочка пришла. С Богом, сегодня твой день!

7.

Как только она вышла на улицу, задохнулась от девственно-чистой красоты преображенной природы. Все кругом было припорошено тонким слоем первого снега. Его легкое ватное одеяло покрыло деревья, крыши, заснувшие с вечера авто, тротуары. Только на проезжей части, под колесами беспрерывного потока снежная масса быстро превращалась в отвратительную грязно-серую жижу.

В слабом теле невзрачной девушки неожиданно начало разгораться пока еще непонятное, но совершенно неконтролируемое чувство. Что это? Протест, злость, гнев на судьбу, может – все сразу? Трудно сказать, но это нечто зрело долго, как хронический гнойник и вот – прорвалось лавиной пугающих непривычных эмоций, заставляющих почувствовать жизнь полной грудью. Но вот что удивительно – Полина нравилась себе такой, и что-то подсказывало, что иной она уже не станет, просто не сможет. Девушка словно проснулась, увидела мир другим, ярким, приветливым, многогранным, ликующим. И в этой восхитительной иной вселенной просто не было места прежней жалкой серой мышке.

Что-то мельтешит на грани сознания, какая-то мысль.

И тут она вспомнила – сон, точнее – знамение. Встроенный триггер10 сработал, дарованное зернышко созрело, раскрылось, превратило ее в нечто большее. Навсегда!

В НИИ она не пошла.

Зайдя в ближайшее кафе, выбрала столик у стены-витрины, заказала капучино. С наслаждением пила ароматный напиток, бездумно улыбалась и любовалась сквозь стекло на крупные шестигранные снежинки, медленно кружащие в воздухе. Загнанные суетливые прохожие шли куда-то, спешили, не замечая того, что мир перевернулся, стал другим. Что взять с них? Наплевать.

– Желаете еще чего-либо? – вновь подошедший стройный официант дружелюбно смотрел ей в глаза.

– Нет, спасибо, – она улыбнулась и, о чудо, парень широко улыбнулся в ответ.

– Тогда – приятного отдыха.

Девушка была в шоке. Впервые в жизни симпатичный мужчина ответил на ее улыбку. Словно распираемая извне, она преображалась не только внутренне, но и внешне. Подбородок вздернулся, плечи расправились, грудь поднялась. Она снова улыбнулась и метнула взгляд в настенное зеркало. Из противоположного антимира, по ту сторону стекла на нее смотрела миловидная молодая девица. Не красавица, конечно, но и не то убожище, каким она привыкла видеть себя постоянно. Как она могла измениться настолько? Неужели мир действительно субъективен и ее внешность, в первую очередь определяется собственным настроением, позицией, самоощущением?!

Четверть века стоило ей прожить робкой забитой девочкой, чтобы понять эту прописную истину.

Опьяненная новой открывшейся жизнью, ее возможностями и перспективами, она наслаждалась окружающим, впитывала его, словно попав в другое измерение. А когда сидевший у входа парнишка вдруг игриво подмигнул ей, Полина чуть не лишилась чувств от нахлынувшего трепетного смущения.

Новая ослепительная приветливая вселенная обнимала ее, и девушка отвечала взаимностью.

Игриво встряхнув волосами, она поняла, что отныне сегодняшнее число, 26 декабря – ее новый день рождения.

Даже гнетущее ранее осознание близкой кончины предка сейчас не пугало ее. Словно некий бесплотный ангел шепнул, что это жизнь, такова она есть и что умирающий отец был бы счастлив оставить дочь в этом мире именно такой, какой она была сию минуту.

«Да. Теперь я другая, папа и мне это нравится. Такой и останусь, что бы ни случилось. Клянусь!».

Вдруг накатило. Она словно прикоснулась к чему-то иррациональному. Изнутри нахлынуло и тут же откуда-то пришло понимание: «папы больше нет». Ангел не уходил, она слышала его шепот: «Крепись, ты поклялась. Ради его памяти ты должна сдержать слово».

«Да», – она вскинула голову, тряхнув волосами, и слегка улыбнулась, – «так и будет».

В глаза хлынула искристая влага, и слезы брызнули по щекам. Улыбка стала шире: «Прощай, папочка. Ты видишь, какая я теперь? Я всегда буду помнить тебя. Будь уверен, я никогда не стану прежней».

В ту же секунду зазвонил телефон. Из трубки просипел заплаканный голос Веры Ивановны:

– Поленька, милая, тут такое…

– Поняла. Скоро буду.

Дома ее встретила бригада неотложки, растерянная сиделка и незнакомый человек в штатском.

Молча, не обращая внимания на окружающих, хозяйка прошла в комнату отца. Да, чувства не подвели, Андрея Соломоновича Шварца больше не было среди живых.

Первая крамольная мысль: «отмучился».

Говорят, люди меняются после смерти. Но, если смерть терзает человека месяцами, выпивает из него жизнь, каплю за каплей, то посмертных изменений практически не видно, они произошли еще при жизни. Так было и с ее родителем.

«Лети, папочка, лети. Тебя ждут наверху».

Медики закончили суетиться около тела, занялись составлением каких-то документов.

– Как это было? – шепнула она сиделке.

– Тяжело кончался, родимый. Сначала скрутило. Вызвали «скорую», врачи констатировали клиническую смерть. Думали – все. Но тут Андрей Соломонович пришел в себя, попросил листок и карандаш и стал что-то писать. Потом дал мне бумажку со словами: «передай Поле, обязательно!». Несколько раз повторил, сердешный. А еще через пару минут отошел окончательно. Да, вот она.