Читать книгу Капкан для мэра - Юрий Курик - Страница 3

Юрий Петрович Лужайкин полновластный хозяин большого Города. Он мэр со всеми обязательными по чину прибамбасами. Без них чиновник и не человек совсем. Так – НИКТО и звать НИКАК. Например, запусти Юрия Петровича без прибамбасов в общественную баню, как простого слесаря. Форменный конфуз произойдёт! Каким, таким образом, целого мэра большого Города среди прочих голых выделить? Не ставить же ему для отличия на правую полужопицу красную печатку, а его подчинённым клеркам на левую полужопицу синюю и помельче.

Конечно, не ахти какой оригинальный, но всё же выход из патового положения. Так можно было бы всех чиновников проштемпелевать и переписать, чтобы знать численное их поголовье, и сколько корма им на год запасать. Но, беда, наши чиновники по общественным баням не шастают. Толи они опасаются испачкаться об любимый электорат, или боятся, что тазиками зашибут и кипятком окатят в знак горячей благодарности за их неустанную заботу о повышении благосостояния собственного народа, на службе у которого и состоят. Поэтому-то чиновничье семя ещё с допетровских времён окружило себя любимых системой прибамбасов. Глядя на них, мужики с бабами не путаются, да и меж самих чиновников порядок и чиноуважение согласно набору прибамбасов.

Юрий Петрович был не только мэром большого Города, но в первую очередь он был чиновником. Потомственным чиновником. В генеалогическом древе семейства Лужайкиных-Боссель-Ляпустинских первым чиновником рода был думный дьяк Ванька Босяк. Он ещё при царе Петре Алексеевиче поскрипывал гусиным пёрышком, готовя справочки, влияя на мнение своего начальника. С него и пошла династическая линия чиновников семейства Лужайкиных, чем Юрий Петрович в душе тайно гордился. Шутка ли, его прямой предок, столоначальник тайного приказа Фома Гордеич Босяк-Ляпустинский служил ещё при Екатерине, затем сын его единородный начальствовал над тем же столом, сменил его внук Алексей Алексеевич.

Человеку пустому все чиновники безлики, бедны, как церковные мыши. Это товарищ Гоголь со своей «Шинелью» ввёл народ в заблужденье. Юрий Петрович знал, что чиновничье племя состоит сплошь из народа умного, твёрдого и упрямого. За свои кровные прибамбасы порвёт в клочья хошь царя, хошь президента.

К примеру, Пётр I, царь-император всея Руси, был нравом, ох как крутоват! Самолично рвал боярам не только бороды, но и бошки собственноручно сносил. Не мог победить чиновников Первопрестольной. Не хватило силушки. Плюнул в сердцах на Москву и всех московских чинодралов и построил себе новую столицу, и с новыми людьми начал переустраивать Россию.

В 1917 году матросики-большевики сдуру турнули чиновников со своих мест, как чуждый элемент, паразитирующий на потном теле пролетариата, и сразу намертво встала государственная машина. Полное отсутствие масла в голове у матросни и кухарок, не позволило им встать у штурвала государственного корабля.

Вернее сказать, встать-то они, в порядке самовыдвижения, встали, но катастрофа с кораблекрушением наступила бы раньше, чем они всё растащили и вволю постреляли. Одно слово – бандитское племя и к чиновничьему делу не приспособлены. Во избежание краха пришлось чиновников на старые насиженные места возвертать и самим мал-мала грамотёшки у них нахвататься. Новые, идейно выверенные чиновники с нахрапистой пролетарской решимостью окружили себя партийно-социальными прибамбасами и чужеземными благами цивилизации.

КПСС, не к ночи будь помянута, в мгновение ока превратилась в неприкасаемую касту партсоцчиновников, в разы превышающую количество чиновников в царской России, и создало государство чиновников внутри страны. Со своими законами, финансами, карательными органами, прессой и TV. Взаимосвязь и взаимовыручка среди них были на таком высоком уровне, что «Коза Ностра» в полном составе должна была удавиться от зависти.

Однако, законы философии, даже чиновников не могут обойти. Количество обязано когда-то всё-таки превратиться в качество. Количество чиновников всех мастей, окрасок, рангов достигло такой гигантской цифры, что монстр в образе СССР и КПСС рухнули и перешли в новое качество. Рухнуть-то они, к радости всех, рухнули, но чиновники-то при этом не вымерли, как динозавры.

Те из них, кому не достались при вселенском расхватывании не самой бедной страны – СССР нефтяных вышек, заводов и пароходов не ринулись дружно в шахтные забои, не встали к мартеновским печам, не поливали праведным потом пашню родной страны, а резво начали самовзаимотрудоустраиваться через депутатство, создание новых министерств, департаментов, комиссий и подкомиссий. Восстановились, как сфинкс, как сказочная птица Феникс из пепла, не только прежние чиновники. Они размножаются в геометрической прогрессии бесконтрольно и готовые уже сожрать родину-мать их породившую.

Юрий Петрович, несмотря на то, что был плоть от плоти отборным чиновником, можно сказать, заслуженный чиновник России, проблемами своих собратьев по чиновничьему классу в масштабах всей страны мозги себе не заморачивал. В свои 50 с небольшим лет он производил впечатление хорошо обкатанной речной гальки и состоял из одних округлостей так, что даже любопытному глазу решительно было не за что уцепиться: круглая лысая голова с прижатыми пельменями ушей, круглые поросячьи глаза, нос картошкой, губы куриной жопкой, большой валун живота, задница, висящая в штанах, как два арбуза и десять упитанных сарделек, торчащих из рукавов пиджака. И слова, которые он извергал из куриной жопки, были такие же круглые, незаметные. Они цеплялись друг за друга, образуя, на первый взгляд значительные фразы, но как бы их не переставляли, смысла не появлялось. Вернее сказать: значительность присутствовала, а собственного Юрия Петровича Лужайкина суждения, не было. Было только мнение вышестоящее. Это не дефект мышления господина Лужайкина, а результат партийно-чиновничьей, аппаратной селекции, которую Юрий Петрович прошёл в совдеповские времена.

Покойный папаша Юрия Петровича – Пётр Ильич, инструктор обкома КПСС, определил своего юного отпрыска сразу после окончания школы разнорабочим в строительно-монтажное управление № 13.

Через месяц ударного труда Юрий Петрович, со свеженабитыми мозолями, был единогласно избран освобождённым секретарём комсомольской организации. Скоротечный брак Юрия Петровича с лопатой и киркой был расторгнут навсегда, и далее по жизни он тяжелее ложки и собственного хрена ничего в руках не держал.

Под неусыпным доглядом папашки, карьера Юрия Петровича понеслась хорошей рысью. Крах советской власти, развал СССР под бездарным правлением КПСС прервал его чётко выверенный полёт к вершинам власти в должности первого секретаря городского комитета комсомола. Для нынешнего попсового поколения незнакомого со словом «Комсомолец» поясняю – это скаут переросток или ещё недоразвитый коммунист, с хорошей перспективой занять своё место у корыта советской власти.

Наступило смутное и тревожное время. Голод и гражданская война казались неизбежны. Юрий Петрович, честно говоря, растерялся в этом бушующем море социальных страстей. Зато покойный папашка под шумок сумел вывезти из подконтрольной ему базы обкома КПСС, практически весь запас алкоголя. Здраво рассуждая, мол неизвестна судьба «рубля», а жидкая валюта в России во все времена конвертируема в любые товары и услуги.

Вскоре грянула «ваучеризация» всей страны. Рабоче-крестьянский люд, привыкший к кухонно-соседской «экономике» от получки до раздачи долгов, воспринял ваучеры, как трамвайные билеты. Обкомовский алкоголь Лужайкиных закономерно превратился в туго набитые ваучерами чемоданы. На них, уже при деятельном участии самого Юрия Петровича, успешно приватизировали: роскошный дом отдыха горкома ВЛКСМ на берегу озера Лесное вместе с озером и 360-ю гектарами леса-сосняка; птицефабрика на 1000 голов несушек, строительно-монтажное управление № 13 по остаточной стоимости, вместе с тяжёлой и лёгкой техникой, оборудованием, автотранспортом. Войдя во вкус, они прикупили ещё пару чемоданов ваучеров, обратив их в канал на местном TV и городскую молодёжную «Молодогвардеец» вместе с типографией. Всё это было оформлено на супругу Юрия Петровича и послужило основой для возникновения холдинга «Интертрейдкорпорейшен» во главе с генеральным директором Софьей Николаевной Лужайкиной-Буторкиной, особой во всех измерениях весьма замечательной, а в некоторых местах весьма выдающейся настолько, нуждается в отдельной главе. Тем более, сейчас, право слово, даже как-то неудобно прерывать разговор о мэре города.

Дело в том, что Юрий Петрович Лужайкин именно сейчас стартовал. Рванул так резво, что его арбузоподобные полужопицы угрожали на крутых виражах оторваться от своего хозяина и, совсем уж не по чину, зажить отдельной, быть может, даже более счастливой жизнью. Юрий Петрович бежал предвыборный марафон. В пятый раз за свою чиновничью жизнь. И каждый раз от разных партий. От того и возникала суетливая неуверенность. Четыре раза он выигрывал выборные кампании. И каждый раз, как хороший артист, Юрий Петрович испытывал ужасный мандраж: вдруг не выберут?

При этой мысли его прошибал холодный пот, и он с утроенной энергией метался между своим электоратом, на ходу меняя каску метростроевца на халат врача или передник детсадовской няни.

Пока господин Лужайкин со страстью юной нимфоманки окучивает электоральный огород, убеждая всех вокруг, что апостол Пётр его школьный друган и ключи от райских врат у Юрия Петровича уже в кармане, и он готов во главе стройных колонн горожан двинуться к избирательным урнам и сразу от них в светлое, шоколадное будущее, мы совершим небольшой исторический экскурс в историческое прошлое Города…

Современные обыватели о царских временах не имеют никаких знаний. То, что идеологи коммунистов впихивали в сознание советских граждан с ясельного возраста, не имело ничего общего с исторической правдой.

Во-первых, в царские, сатраповские времена в губернии, где расположен Город, крупного рогатого скота было в два раза больше, чем жителей во всём федеральном округе.

Во-вторых, прасолы Города торговали своим мясом, мясными изделиями, деликатесами в Первопрестольной, Питере, Гамбурге, Париже, Лондоне. Об импорте китайского либо Аргентинского мяса не помышляли. Своё не знали куда деть, кому продать.

В-третьих, на каждого реально работающего в царские времена, приходилось 0,01 % писаря и в 6 раз меньше столоначальников, 0,002 околоточного и других жандармских чинов. Налог составлял десятину (10 %).

В-четвёртых, при Романове простому народу жилось так хреново, что на каждом русском солдате была надета смушковая шапка (чистый каракуль!). Пайку царского солдата может позавидовать современный боец.

В 1917 году крутые пацаны во главе с истинно русским немецко-еврейско-башкирского происхождения, развернули народы России в правильном направлении и погнали гуртом в светлое будущее, где призрак коммунизма ошалело уже бродил по Европе. На этом историческом пути возникла национальная забава: «Пристрели ближнего», не можешь, то, хотя бы «ПОСАДИ».

В связи с этим печально-трагическим расстрельным этапом истории Российской, доктор экономических наук, профессор Городского Университета, большой адепт Соловьёва и Карамзина, Марк Исаакович Баден-Баденский на вопрос зелёных студиозов:

– Куда в России подевались Ломоносовы и Менделеевы? – отвечал грустной байкой:

– Представьте себе, молодые люди, у некоего фермера было огромное стадо отличных коров. Каждый год он наиболее упитанных, более удойных, плодовитых, отправляет под нож мясника на скотобойню. И так он поступал на протяжении более 70-ти лет. Теперь вы сами должны понять, какого качества стадо он получил в итоге. Мы с вами и есть это стадо. Все наши Ломоносовы и Менделеевы, вместе с остальными Эйнштейнами, руками большевиков – коммунистов, кинуты в горнило гражданской войны, репрессий, в молох отечественной войны, втоптаны в лагерную пыль на архипелаге ГУЛАГ. Верные ленинцы изнасиловали огромную страну, физически уничтожили цвет и гордость его народа, изуродовали экономику, промышленность.

Зайдите в любой российский магазин от пролива Лаперуза до Калининграда и найдите десяток отечественных товаров. Тщетно. Везде импорт. В основном китайский.

Родной, отечественный производитель сдох, ещё не родившись, в утробе Родины-матери. Доморощенные демократы обложили родного предпринимателя такой данью, что налоговая система ордынца, товарища Чингисхана, и 300 лет, так называемого татаро-монгольского ига, уже воспринимается, как благо, режим покровительства.

Глобальных мыслей о судьбах российского предпринимательства в голове у Юрия Петровича не было в принципе, Подобные интеллигентские изыски его не интересовали. Россия представлялась ему огромной титькой, утыканной миллионом сосков, к которым жадно прилипали братья чиновники. Родной электорат, безмолвствуя, в поте лица под тяжестью налогов, поборов, мздоимства, тягот и лишений повседневной жизни, день и ночь наполняют титьку чем-то особенно вкусным, а чиновники сосут её круглосуточно без перерыва на обед и свидания с унитазом. Они, боясь оторваться от сосков, гадят друг на друга – на головы, в карманы, за пазуху, в ОБЭП, ФСБ, СМИ, любовницам, жёнам. Многие не выдерживали свалившегося на них дерьма, и сами сваливаются в гущу электората. К освободившемуся соску рвутся, не щадя живота ни своего, ни чужого, голодные своры новых голодных чиновников. Это и была личная война Юрия Петровича против всех за свой персональный сосок – кресло мэра Города.

Первым мэром Города в постсоветский период стал некто Павел Сергеевич Никоноркин. Неплохой мужик, умеренный выпивоха и рьяный кухонный борец с советским тоталитаризмом. Во времена всевластия КПСС и КГБ только на советских кухнях российские диссиденты, демократы и патриоты, все, от мала до велика, точно знали, ЧТО ДЕЛАТЬ и КТО ВИНОВАТ.

Между «Портвейном 777» и плавленым сырком «Мечта», в каждой семье на 1/6 части суши лежали рецепты счастья для простых советских людей.

На пьянящей волне неожиданно нагрянувшей, как понос, свободы и, захватывающий дух от безнаказанности борьбы с партократией, на общегородском стихийном митинге бывший слесарь-механик гвоздильной фабрики Павел Сергеевич Никоноркин, как последовательный и отважный борец я явлениями советизма, был выдвинут группой поддержки (любителей-профессионалов, фанатов «Портвейна 777») в кандидаты мэра Города. Утвердили. Проголосовали, сложили ручки и стали ждать светлого будущего. Через месяц работы в новой должности мэра, Павел Сергеевич понял, что городское хозяйство, чем-то неуловимо отличается от гвоздильно-штамповочного аппарата, родившегося на берегах Невы ещё в 1938 году. Ещё через месяц Город начали топить канализационные воды. Мэр от безысходности запил по-чёрному. Был пойман собственной женой в собственном кабинете, где он на мэрском столе предавался пороку с секретаршей Надей. Оба были биты. Павел Сергеевич с особым цинизмом – учрежденческой шваброй и в голом виде, был этапирован супругой домой по центральной улице Города.

Город хохотал. Утопал в дерьме, но хохотал. Скоро стало не до смеха. В дерьме стали захлёбываться. Выбрали Мэром Главного Сантехника, и не прогадали. Канализация заработала, как часы, но встал на прикол общественный транспорт, и исчезли с полок магазинов продукты питания.

Мэр унитазно-канализационной ориентации ушёл тихо, по английски, ни с кем не прощаясь, вместе с остатками городской казны.

Следующим мэром выдвинули доцента кафедры экономики и права УНИВЕРа, доктора экономических наук Марка Исааковича Баден-Баденского. Он в своей десятикилограммовой программе: «5 шагов к успеху» скрупулёзно и, что важно, грамотно расписал, ЧТО нужно делать. На свою беду, лишённый напрочь боевого опыта подковёрной борьбы настоящих, закалённых в бюрократически-аппаратных битвах бойцов-чиновников, абсолютно даже не догадывался, КАК великолепие своей научной мысли, претворить в серые будничные дела.

Господин Лужайкин всю сознательную аппаратную жизнь наоборот претворял в дела вышестоящее мнение, решение, идеи. Обрастал нужными знакомствами, связями, блатом. На своём последнем посту первого секретаря горкома ВЛКСМ приобрёл довольно приличные навыки кукловода, дёргая за ниточки своих подчинённых. Сам при этом оставаясь партийно-номенклатурной марионеткой. Слава Богу, благодаря папашке, который перед своей кончиной, сумел таки прочистить, засранные коммунистическими лозунгами мозги своего отпрыска наставил на путь истинный:

– Юрок, – говорил он проникновенно-серьёзным голосом, – запомни, нас, коммунистов, было 19 миллионов действующих членов…

Юрий Петрович, сам один из 19 млн членов КПСС, особа не впечатлительная, но и он содрогнулся от ужаса, представив на миг сюрреалистическую картину: монстр с 19 млн. членов денно и нощно трахает всю Россию…

– …они никуда не делись, – продолжал папашка, – не испарились, не эмигрировали. Все они живы, здоровы. Желают вкусно кушать и сладко пить. Они, кирпичики рухнувшей системы. Других людей-кирпичиков, познавших сласть власти, в нашей стране нет. Любая партия, которая будет возникать в обозримом будущем, вынуждена будет использовать для своего партийного строительства, только этих людей. Других нет. Поэтому партия, хоть «Лига по защите тараканов», будет по сути КПСС. Конечно, без «СС» на конце, но «КП» непременно. Невозможно, сынок, из набора пазла «Братец Иванушка и сестрица Алёнушка» построить велосипед. Даже самый маленький. Как не тусуй колоду карт, под названием «Члены КПСС», нельзя получить партию, подобие «ТОРИ» или любую другую, за плечами которой не одна сотня лет работы в условиях демократии и парламентаризма. Марксистский вывод таков: Юрок, скачками вперёд за членством в ЛЮБУЮ ПРАВЯЩУЮ партию и рубись за кресло мэра Города. Везде свои люди – помогут. Софьюшка, жена твоя любимая, должна трудиться, не покладая рук на ниве нарождающегося капитализма. Косить бабки.

Отцовский наказ оказался, кстати, и что ещё более важно, верным на 300 %.

Звезда Юрия Петровича взошла на политическом небосклоне Города в день его знакомства с профессором Баден-Баденским. Зная, понаслышке, об опусе учёного «5 шагов к успеху», он сделал свой первый в жизни самостоятельный шаг. На очередном митинге правдолюбов и правдорубов Юрий Петрович решительно, в мелкие клочья разорвал свой билет члена КПСС.

Во всю мощь своей глотки он через мегафон заявил всей толпе митингующих о своей тайной и давнишней ненависти к руководящей и направляющей силе народов СССР. «Руководили они», – говорил он, захлёбываясь от своей значительности, – «бездарно, преступно.

Народ мучили, убивали и по лагерям гнобили… Обидно то, что побеждённые в Великой Отечественной Войне от благополучной жизни с жиру бесятся, а победители от холода трясутся и от голода пухнут…».

Говорить, орать, благовестить, блажить, писать о недостатках, уродствах, преступлениях партийно-советской системы уже в те времена становилось хорошим тоном. Главное от души, даже если бездоказательно, то всё равно безнаказанно. Это как о покойнике: что ни говори, он всё равно в гробу не встанет и в рожу не плюнет. Покойнику всё равно, а имидж создаётся.

На присно памятном митинге под громовые овации было порвано, сожжено, втоптано в свеженаделанную кучу дерьма, 210 билетов членов КПСС (205 штук, как позднее выяснилось, внуки стырили у своих бабушек, дедушек и отдавали активистам из правдорубов за пару пива «Жигулёвское» или один «Сникерс»), господин Лужайкин был замечен демократическим большинством Города. Заметили его и государственные чиновники, истинные держатели голосов избирателей: директора школ, предприятий, учреждений, командиры войсковых частей.

Кандидатура Лужайкина на пост мэра Города устраивала всех: «из бывших», предсказуем, управляем, не лишён мздоимства. Короче говоря, Юрий Петрович был из когорты своих. У него ещё задница не успела остыть от кресла первого секретаря горкома ВЛКСМ, и его можно было двигать в мэры. Над партийным билетом надругался, так это полная ерунда, блажь на потребу политического момента. В самом деле, нечего дурочку валять. Если КПСС умерла, так умерла. На хрен с билетом усопшей особы меж мирных граждан шастать. Правильно Петрович поступил, что билетик прилюдно по ветру пустил. Некоторые из бывших втихушку свои билетики в унитазы побросали, а Петрович не убоялся посмертного гнева вечно живого Ульянова-Ленина, и политические дивиденды заработал одним взмахом руки.