Читать книгу Избранники Клио. 20 фантазёров из России, изменивших ход мировой истории. Из цикла «Истории бессмертное движенье» - Юрий Ладохин - Страница 10

Самые известные в мировой истории революции несли с собой циклопических масштабов изменения в политическом, экономическом и социальном устройстве общества. Разумеется, через некоторое время (годы, десятилетия, а порой и столетия), когда общество осознавало грандиозное значение этих перемен, появлялась необходимость создания монументальных сооружений, которые бы несли с собой особый эмоциональный заряд пассионарности и стремления воспитывать в гражданах чувство гордости за своих предков.

Сдержанные в выражении своих чувств жители туманного Альбиона целых два с половиной столетия сомневались, ставить или нет в Лондоне памятник Оливеру Кромвелю, лорд-протектору и вождю Английской гражданской войны, начавшейся через три после Английской буржуазной революции 1639 года. Несмотря на протесты части общества (особенно шотландцев и ирландцев, предки которых особенно запомнили жестокость диктатора во время гражданской войны) статуя лорд-протектора была установлена в 1899 году в Вестминстере возле здания Палаты Общин Великобритании. Чтобы не мудрствовать с художественной концепцией, склонились к классике: скульптор Амо Торникрофт изваял Кромвеля держащим меч в правой руке и Библию в левой. Скульптура лорда-протектора установлена на постаменте, которой был украшен статуей льва.

Темпераментные французы, похоже, так долго ждать не могли: «Фонтан Возрождения» (или «Фонтан Исиды») появился в Париже уже через четыре года после взятия крепости-тюрьмы Бастилии, ознаменовавшего начало Французской революции. У галльских ваятелей фантазии было, похоже, побольше: монумент представлял из себя египетскую аллегорию природы в виде гипсовой статуи богини Исиды в окружении двух сидящих львов. Этот фонтан, построенный на месте разрушенной Бастилии, играл главную роль во время Праздника Единства и неделимости 10 августа 1793 года. Во время церемонии из груди Исиды лилась чистая и целебная вода, символизирующая возрождение страны, которую пили по очереди 86 представителей первичных ассамблей созданного во время революции Национального собрания Франции. Между тем, судьба фонтана была печальной: из-за своей хрупкости он вскоре был разрушен.

Американцы подошли к созданию памятника American Revolution 1765 года (итогом которой стало провозглашение США и признание британской метрополией их независимости) с присущей им основательностью. Через более чем полутора столетий после памятных событий на горе Рашмор в Южной Дакоте появились скульптуры внушительных (высотой в пятиэтажный дом) размеров четырех президентов Соединенных Штатов Америки, вырезанные на гранитной скале. Скульптор Гутзон Борглум создал дизайн памятника и неустанно наблюдал за исполнением проекта с 1927 по 1941 год. Эти четыре президента были избраны для увековечивания, так как олицетворяли самые важные вехи в зарождении и становлении американской государственности: Джордж Вашингтон (1732 – 1799) – разработка принципов демократического общества, Томас Джефферсон (1743 – 1826) – принятие Декларации независимости, Теодор Рузвельт (1858 – 1919) – установление жесткого контроля государства над гигантскими трестами, Авраам Линкольн (1809 – 1865) – отмена рабства.

Эстетическая реакция российских мастеров-монументалистов на события Октябрьской революции 1917 года по историческим меркам была почти мгновенной. Один из них – родоначальник конструктивизма Владимир Евграфович Татлин уже через год после прихода большевиков к власти задумал поистине небывалое: «Идея гигантского, высотой 400 м, памятника Октябрьской революции (потом Коминтерну) в Петербурге возникла у Татлина в начале 1919 года. Отдел ИЗО Наркомпроса поддержал этот проект. Татлин с помощниками начали строить модель в мастерской бывшей Академии художеств в Петрограде. Материалом служили дерево, фанера, шпагат, жесть и металлический крепёж. Там же в мастерской 8 ноября 1920 года открылась выставка модели (её высота, по-видимому, составляла около 5 м) и чертежей к ней. Башня стояла на круглом подиуме, покрытом бумагой. Внутренние прозрачные формы приводились в движение с помощью ручки, расположенной под подиумом. В декабре 1920 года модель была выставлена в Москве в Доме союзов» (из статьи Екатерины Яшановой «Невзятая высота» // «Вокруг света», №12 (2843), 2010 г.).

Помните? – французские скульпторы тоже не раздумывали слишком долго (четыре года), но то – не более десяти метров высотой гипсовая статуя богини Исиды, а здесь – грандиозный, упирающийся в облака стоэтажный небоскрёб.

Подогретая, похоже, атмосферой общего реформаторского энтузиазма («нам нет преград на суше и на море!») фантазия зодчего-конструктивиста разыгралась с амплитудой гигантского маятника исторических перемен: «Проект этот во всех отношениях был совершенно необычным. Татлин спроектировал башенное сооружение высотой 400 метров в виде открытого металлического каркаса, внутри которого были раздельно подвешены четыре объема – фактически четыре самостоятельных здания крупного размера. Это было первое в истории предложение использовать висячие конструкции в гражданском строительстве. Наружный каркас, состоящий из наклонной, консольно защемленной в земле мачты-фермы и двух соединенных с мачтой балок-спиралей, поднимающихся вверх против хода часовой стрелки и объединенных решеткой из стоек и подкосов, представлял собой мощную несущую пространственную конструкцию, работающую как единое целое» (из статьи Михаила Бархина и Андрея Иконникова «Татлин Михаил Евграфович» // «Мастера советской архитектуры об архитектуре: Избранные отрывки из писем, статей, выступлений и трактатов» в 2-х томах, под общей редакцией М. Бархина, Москва, «Искусство», 1975 г., том 2).

Переосмысливая принципы супрематизма К. Малевича для своего архитектурного проекта, Татлин с обескураживающей дерзостью вознамерился использовать для сложнейшей конструкции башни простейшие геометрические фигуры: «Подвешенные к каркасу внутренние полезные объемы, имевшие формы (снизу вверх) куба, пирамиды, цилиндра и полушария, по проекту должны были вращаться вокруг собственных осей с разными скоростями. Эти объемы были задуманы в металле и стекле и благодаря передаче основных нагрузок на наружный каркас могли иметь совершенно свободную внутреннюю планировку. Между собой и с землей они соединялись электрическими подъемниками» (Там же).

Но какой по-настоящему новаторский, рассчитанный на глубокий эмоциональный отклик мемориал обходился без тонкого метафизического флёра?: «Формам проекта был придан символический характер. Глобальное функциональное назначение предлагавшейся постройки и всемирно-историческое значение увековечиваемых ею событий Татлин пытался выразить через сопоставление ряда форм своего проекта с явлениями вселенского масштаба: несущая основную конструктивную нагрузку мачта-ферма получила наклон параллельно земной оси, геометрические формы внутренних объемов и характер их вращения были соотнесены с формой и движением Земли и т. д.» (Там же).

Критик и писатель Виктор Шкловский, создатель литературного приема «остранение», имеющего целью вывести читателя «из автоматизма восприятия» отозвался об этом ультра-странном архитектурном проекте Татлина, как о «памятнике из железа, стекла и революции: „Дни бегут за днями, как вагоны, переполненные странными и разнообразными повозками, пушками, толпами о чем-то шумящих людей. Дни гремят, как паровой молот, удар за ударом, и удары уже слились и перестали слышаться, как не слышат люди, живущие у моря, шума воды. Мы живем в тишине грохота. В этом мощёном воздухе родилась железная спираль проекта памятника“» (из статьи Полины Байдиной «Владимир Татлин: „Завоевание будущего – единственное оправдание жизни художника“», 31.01.2022).