Читать книгу Тайна гуннского камня - Юрий Липовский - Страница 9

Ночи стояли ясные, светлые и с началом сентября уже по-осеннему холодные. Где-то в предутренний час друзья уже стали собираться в путь. Варвара поставила самовар, собрала им в дорогу солидный узелок с испеченными накануне пирожками и шанежками. После короткого завтрака в утренних сумерках, когда еще все село спало, они вышли из дома. Тодош с Варварой и дочкой Машей вышли из ворот проводить и благословить на удачную дорогу.

Ак-Билек шел впереди, держа за уздцы коня, на котором восседал в деревянном корсете Бронтой. Ромиро подстраховывал его сбоку. Они незаметно вышли за околицу села и пошли по тропе через густой дикий лес, где еще водились лоси, медведи и другое зверье, но они им были не страшны. Главная опасность осталась позади, и теперь они, спокойно и не спеша, передвигались по лесным тропам, хорошо знакомым Бронтою еще с детства. Несколько раз им перебегали дорогу то рыжая лиса, то перепуганные длинноухие зайцы. Ак-Билек шел впереди, держа за уздцы коня, а Ромиро, перекинув через плечо ружье, шел сбоку подстраховывая верхового Бронтоя.

– Не крути башкой, держись крепче, – покрикивал он на своего подопечного, ошалевшего от запаха леса и пьянящего душу чувства свободы.

Бронтой устал от неподвижного сиденья, сжатый как в тисках деревянным каркасом, было жарко, и пот разъедал глаза. Но душа его ликовала, а в памяти, как в калейдоскопе, мелькали обрывки из прошлого. Они проехали вблизи того памятного места, где он попался в охотничий капкан. Выручила Туяа – его любимая и единственная женщина, ниспосланная ему самой судьбой. Он возвращался к ней и своему сыну Ялату. Правда, не в том качестве – покалеченный, неходячий, облаченный в «деревянные доспехи».

«Что я скажу своим при встрече? Как жить дальше?» – эти невеселые мысли роились в голове Бронтоя по мере приближения к заветной цели.

Друзья, не спеша, с короткими остановками, прошли трудный путь по лесной чаще. Уже во второй половине дня они подошли к оголенной гряде каменистых холмов, окаймляющих долину. Тропа оборвалась, и перед путниками встала естественная преграда – относительно крутой (под 30–40 градусов) склон холма, который надо было перевалить. Пока они шли по ровной местности, Бронтой сидел вертикально, в деревянном каркасе, жестко закрепленном к седлу. А как быть сейчас, при подъеме на гору? Друзья остановились в раздумье.

– Ну, Ак-Билек, скажи, как поступали твои предки-воины в таких случаях? – с подначкой спросил Ромиро.

– Это знает только твой дядя Федор, – изрек Ак-Билек. – А мы этот случай не предусмотрели заранее.

– Да бросьте спорить, – не выдержал Бронтой. – Надо делать, а не размышлять. Чем больше думаешь – тем страшнее. Сделаем так: ослабьте крепления к седлу, наклоните меня к голове коня, чтобы я обхватил ее крепко-накрепко, а вы потихонечку толкайте нас.

Так и поступили. Ак-Билек, взяв коня за уздцы, стал прокладывать путь, а Ромиро сбоку подстраховывал. После долгого и утомительного штурма склона они достигли узкой седловины, через которую проходил перевал. Отсюда хорошо открывался прекрасный вид на широкую изумрудно-зеленую долину, ведущую к кочевью найманов. Спуск был не менее трудным: конь, чувствуя запах луговых трав и близость отдыха, ускорял свое движение. Его приходилось сдерживать, чтобы не оступился – падение грозило большой бедой для Бронтоя. Но друзьям повезло: они благополучно спустились в долину и сделали короткую остановку.

– Ну как, Бронтой, пустить тебя на землю, чтобы справить надобность? – спросил Ак-Билек.

– Нет у меня этой надобности – руки, ноги и все одеревенело, ничего не чувствую, – ответил Бронтой. – Одно желание есть – поскорее доехать.

– Теперь уже близко, потерпи уж до конца, – ответил Ак-Билек. – На вот, подкрепись слегка, – сказал он, подавая другу бутылку с молоком и хлеб. – А мы пока с Ромиро покурим.

– Друзья! У меня к вам просьба: о том, что со мною произошло – молчок! Сказывайте, что я грохнулся со строптивого коня, ну, и малость поломался. Не хочу омрачать встречу. Вот приедем, отдохнем в моей юрте, посидим, с радостью отметим мое возвращение.

– Мы уже раз отмечали твое возвращение, Бронтой. А чем оно кончилось? – усмехнулся Ак-Билек.

– Могло и совсем плохо кончиться, не будь нас с тобой, Ак-Билек, – подал голос Ромиро.

– Бронтоя спасло, что был выпимши, это дядя Федор еще сказал.

– А ты помнишь, Ром, как ты схватился за висевшее на стене охотничье ружье, когда «красноперый» избивал Бронтоя? А? Хорошо, что я тебя схватил за руку и остановил – иначе бы всех нас перестреляли, – воскликнул Ак-Билек.

– Да, не выдержал я этого злодейства, и чуть было не натворил беды, – признался Ромиро.

– Знаешь, судьба для нас всех оказалась счастливой!

– Ладно, поговорили, отвели душу, теперь в путь! – воскликнул Бронтой и, снова распрямившись, принял вертикальное положение в седле.

И они с новыми силами устремились дальше. Над долиной уже сгущались вечерние сумерки, а с севера, с сопок нагорья необратимо ползли темные тучи. В сумерках призывно белели юрты кочевья. Конь под Бронтоем встрепенулся и прибавил ходу, а вместе с ним и уставшие путники.

Навстречу им из юрт выходили кочевники и с нескрываемым удивлением смотрели на странное шествие, но Бронтой, не обращая на них внимания, глядел в одном направлении – в сторону, где стояла его юрта. А вот и она!

«Дошел-таки, наконец!» – прошептал он и увидел своих: жену и сына. Они стояли у юрты неподвижно, глядя на него невидящими глазами, словно не признавая. Бронтой подъехал вплотную, и друзья помогли ему спуститься на землю и освободиться от деревянного панциря.

Сгорая от нетерпения, Бронтой ступил на землю, но не почувствовал своих ног, они занемели и стали как протезы. Он пытался шагнуть вперед, но не смог и чуть было не упал. Его подхватил подбежавший к нему сын. Туяа обхватила мужа, прижавшись к нему, повторяя только одно: «Живой, живой». Поддерживаемый женой и сыном, Бронтой вошел в юрту. Следом за ними в юрту вошли Ак-Билек и Ромиро. В юрте было просторно и уютно. В центре на железной печке стоял медный чайник с зеленым чаем и молоком. Пахло душистыми травами и терпкими ароматами кумыса. Когда все уселись, Туяа прервала воцарившееся молчание, излив свои едва сдерживаемые чувства.

– Что случилось? – она обвела взглядом изможденное, заросшее бородой с проседью лицо мужа и, не получив ответа, уставилась на его друзей.

– Да ничего страшного, хозяйка! – заученной фразой обмолвился Ромиро. – Ну, не повезло твоему муженьку, упал с коня и повредился. Но дядя Федор его подлечил, а ты его вылечишь окончательно.

– Ты мне зубы не заговаривай, цыган! – воскликнула Туяа. – Уж не с той старой, облезлой клячи он упал, на которой приехал сюда?

– Нее! Это лошадка дяди Федора – она смирная. А тот конь был строптивый, чужак, невесть откуда появившийся в нашем селе.

– Да врешь ты все, Ромиро. Не найти такого коня, который бы сбросил моего Бронтоя. Его дед Аржан уже с пяти лет обучил верховой езде. Это все дело рук «красноперых», меня не обманешь.

– Ладно, Туяа, об этом потом поговорим, – оборвал ее Бронтой. – Радуйся, что вернулся живой благодаря моим друзьям. Лучше собирай стол, жена, отметим мое возвращение.

Туяа быстро накрыла круглый стол белой праздничной скатертью и уставила его разной снедью. Поставила большую бутыль араки, настоянной на душистых травах, и разлила в пиалы пенящийся, немного хмельной кумыс. Затем она принялась за свое коронное блюдо – бараний плов с мелко нарезанными кусочками душистого корня какого-то алтайского растения.

Ялат сидел рядом с отцом, не сводя с него восхищенных глаз. За время отсутствия отца он переживал за него, но старался не подавать виду и всячески успокаивать мать. Теперь они снова все вместе, и ему хотелось думать, что навсегда. Он вслушивался в разговоры отца и его друзей, ему нравилось их веселье. К общему удовольствию Ромиро порадовал своим пением и исполнил любимые «Очи черные», «Дорогой длинною…» и чисто цыганские зажигательные песни, от которых хотелось пуститься в пляс.

Когда солнце скрылось за горой и стало совсем темно, Туяа зажгла латунную лампу; разгоряченные вином и теплой домашней обстановкой друзья еще долго сидели за столом, пока веки, как намагниченные, не стали непроизвольно смыкаться. Туяа уложила на кровать мужа, постелила гостям и, когда все улеглись, вышла из юрты. Она уселась на маленькую скамеечку и, погрузившись в свои думы, смотрела в ночное звездное небо, наблюдая за падающими звездами и загадывая желание.

Наутро Ромиро и Ак-Билек после чаепития засобирались в обратный путь. Друзья тепло попрощались, не ведая, надолго ли расстаются или навсегда. И снова Туяа вышла с полной чашей кумыса и выплеснула его под ноги путников и их рыжего коня.

После отъезда друзей Туяа взялась за лечение мужа, массируя ему спину, натирая ушибы целебными мазями собственного приготовления и потчуя его настойкой из красного алтайского корня – эликсира жизни. Оберегая его покой, она не пускала в свой дом никого – хотя желающих его навестить было много.

Ее врачевание и уход возымели благоприятное действие на Бронтоя. Он значительно окреп, стал самостоятельно двигаться, опираясь на деревянную палку. Да и внешне изменился к лучшему: сбрил бороду с сединой, сделал короткую прическу и снова стал выглядеть молодцевато. Только голубые глаза посерели, как алтайское небо после бури, и в них застыла непреодолимая печаль.

Как-то утром к юрте Бронтоя подъехал Алтангэрэл. Конь под вождем племени был вороной, резвый, с надрезанным ухом в знак посвящения духам согласно шаманским правилам. Он остановил своего скакуна у коновязи, а сам вошел в юрту. Все семейство было в сборе. Туяа быстро накрыла стол и подала крепко заваренный зеленый чай с молоком. Алтангэрэл не спеша пил чай, и разговор по-степному обычаю шел вначале о погоде, о скоте и прочих вещах. После чаепития Алтангэрэл изложил цель своего визита.

– Я пришел поговорить с тобой, Бронтой.

Туяа встала и собиралась выйти, подав сигнал своему сыну, но Алтангэрэл движением руки остановил ее.

– Не уходи, Туяа, и твой сын пусть останется. Скажи, Бронтой, что дала новая власть вашему племени? – начал Алтангэрэл. – Ведь ваше село раньше было очень богатым, каждая семья имела лошадей, коров, овец и мелкую тварь. У твоего отца, говорят, был целый табун разномастных коней. А что стало сейчас?

– У моего отца было в личном пользовании 5 коней, 3 коровы и мелкий скот, после его ареста у меня отобрали все до последнего. Даже дом захватили и устроили в нем местное самоуправление власти – сельсовет по-ихнему, а, что там дом! С отцом моим учинили расправу, невзирая на возраст. Ну а как со мною расправились «красноперые», вы сами видите – еле живой остался. Неохота рассказывать, – мрачно промолвил Бронтой, взглянув украдкой на жену и сына.

– Нет, ты нам все расскажи, Бронтой, все без утайки, – сказал Алтангэрэл. – Мы и наши люди должны знать всю правду.

Пересилив себя, Бронтой начал рассказывать обо всех перенесенных им испытаниях. И по мере его рассказа лицо вождя найманов мрачнело, скулы задвигались и в черных раскосых глазах зажглась ярость. Когда Бронтой закончил, все долго сидели молча. Туяа, наконец, встала, зажгла свечку; поставила на стол три маленьких чашечки и намерила в них араку, а сыну пиалу кумыса. Они молча выпили, помянув ушедшего в мир иной Аржана.

– Смутные и страшные времена наступили, – мрачно вырвалось как стон из груди Алтангэрэла. – Таких злодеяний мы, алтайцы, не знали со времени Чингисхана. С русскими при царе нам жилось легко. Да, платили налоги – но никто не вмешивался в нашу жизнь. Старики помнят, что когда приезжал в кочевье становой пристав из Бийска, его торжественно встречали, поили аракой и кумысом, угощали, соболей давали в придачу. И все были довольны! Мы не знали ига – оно пришло к нам сейчас с «красноперыми» бесами. И выход один – уходить, пока не поздно.

– А куда уходить-то? Прятаться по горам и глухой тайге? – воскликнул Бронтой.

– Нееет, Бронтой! Мы все уйдем через границу в соседний с нами Монгольский Алтай. В Монголии – родина наших предков, которые покинули ее, спасаясь от гнета Чингисхана, и поселились здесь. Теперь мы вернемся в Монголию – народное государство кочевников-аратов, таких как мы.

– А как туда добираться? – спросил Бронтой, и в глазах его появились искорки азарта.

– От нашего кочевья несколько верст до селения Тайшанты. Через него проходит Чуйский тракт до самой границы и уходит в Монголию. Он проходит по хребту Сайлюгем. Надо совершить переход через перевал Дурбэндаба, а там уже Монгольский Алтай. Чуйский тракт переведет от перевала к озеру Цаган-Нур. Там самое подходящее место для нашего размещения, а неподалеку у озера Баяннур – кочевье казахов таких же беглецов, как мы. Я установил с ними дружеские отношения, когда ходил на эту сторону, – закончил свое разъяснение Алтангэрэл.

– Так что будьте готовы, Бронтой, к переезду в Монголию – там мы все обретем покой и защиту от насилия. Да сбудется всемогущая воля нашего народа.

– А когда, Алтангэрэл, ты наметил это переселение?

– На совете старейшин мы приняли решение сделать это за два раза. Через три дня отправится наш первый караван из самых молодых и здоровых людей – около трехсот человек. У них трудная и важная задача: перегнать стада овец и табун лошадей и обосноваться на новом месте. Этот караван поведу я сам. Остальные придут позже уже налегке небольшими группами, есть у нас и такие, кто не может или не хочет уходить – это их право. А что ты решил, Бронтой? Ты готов сейчас к походу с нами?

– Нет, уважаемый Алтангэрэл. Я еще не окреп и мне не одолеть долгий путь и в особенности пограничный перевал. А вот Туяа с сыном пусть едут с тобой – так будет лучше.

– Я не поеду без тебя, Бронтой, – решительно возразила Туяа. – Тебе нужен мой уход и лечение – хотя бы месяц до полного выздоровления.

Наступило тягостное молчание. Алтангэрэл невозмутимо курил трубку, не торопя молодых принять нужное решение.

– Возьми с собой моего сына Ялата. Это мое окончательное решение, – твердым голосом сказал Бронтой.

– Хорошо, я возьму Ялата и буду опекать его до вашего возвращения, – промолвил Алтангэрэл. – С ним будет и твой брат, Туяа: Мишиг тоже едет с нами.

И, распрощавшись, Алтангэрэл покинул юрту. Решение отца огорчило и озадачило Ялата. Ему не хотелось уходить с родных мест, тяжело было расставаться с отцом и матерью. Надолго ли? Все было неопределенно и вызывало в душе Ялата смятение.

Напоследок он еще раз сходил в ущелье на свою «жилу» с колыбташем, зашел попрощаться к своему учителю по камню Бате. Старый мастер привык к талантливому ученику, в которого успел за короткий срок вложить любовь к камню и умение с ним работать. За время своего обучения Ялат научился не только его ремеслу, но и понимать найманский язык. На прощанье, напутствуя своего ученика, Бата сказал ему:

– У каждого человека есть свой талант, свое призвание. Есть оно и у тебя, Ялат, пусть оно всегда остается в тебе, где бы ты ни был. В этом призвании твоя душа, твоя радость и горесть… ты понял, сынок?

– Да, понял, уважаемый Бата. Благодарю вас за то, что вы открыли во мне это призвание, научили меня своему мастерству. Это я сохраню в себе навсегда. Прощайте, учитель, – сказал в растроганных чувствах Ялат и отвесил старому мастеру глубокий поклон.

– Постой, на вот, возьми на память, – сказал Бата, протягивая Ялату стальной резец. – Этим резцом ты обрабатывал наш камень – колыбташ, может, он пригодится тебе и там.

Разве мог он подумать тогда, что спустя многие годы в Монголии ему доведется работать этим простым инструментом – подарком его учителя!

Перед отъездом к Ялату зашел его дядя Мишиг – коренастый, крепко сбитый молодой человек лет тридцати с широко раскрытыми доверчивыми глазами. Проведя рукой по густому бобрику черных волос, Мишиг сказал:

– Пойдем, Ялат, к табуну – выберем тебе коня в дорогу. И немного покатаемся вместе – посмотрю, как ты сидишь в седле.

Туяа одобрительно кивнула головой и сказала брату:

– Ты уж постарайся выбрать ему коня поспокойнее, у него опыта верховой езды мало.

– Не беспокойся, сестра, я выберу ему хорошего скакуна и буду сопровождать твоего Ялата всю дорогу.

На зеленой поляне паслось около сотни разномастных лошадей. На шее многих лошадей висели разноцветные ленточки, указывающие на принадлежность определенному хозяину. После долгого осмотра Мишиг выбрал из табуна гнедого коня с белой отметиной на лбу, который понравился Ялату.

Накинув на коня аркан, Мишиг повел его к своей юрте. Привязав коня к коновязи, Мишиг принес из юрты запасное седло. Он показал Ялату, как седлать коня, затем дал несколько советов по правильной посадке и верховой езде. От слов Мишиг перешел к делу, предложив Ялату сесть на своего коня. Затем, отвязав своего пегого скакуна и легко перебросив через него свое упругое, тренированное тело, он крикнул Ялату: «Догоняй!» и помчался галопом вдоль долины. Ялат, пришпорив своего гнедого и подстегивая его концом поводьев, поскакал за Мишигом. Он догнал его к своей радости и заслужил похвалу своего дяди.

– Ладно, для начала неплохо, остальное – усвоишь в дороге, – сказал Мишиг.

В последнюю ночь перед походом Ялат плохо спал. Ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, и только под утро заснул коротким тревожным сном. А ранним утром его разбудила мать.

– Вставай, сынок, завтрак готов и надо собираться в дорогу.

Отец не спал и лежал на кровати с открытыми глазами. Туяа быстро накрыла стол, уставив его свежевыпеченными масляными лепешками, вяленым оленьим мясом, бараньим сыром и сушеным творогом. Поставила три пиалы и разлила кипящий зеленый чай с молоком.

Бронтой встал, и они втроем молча приступили к трапезе. Неожиданный стук в дверь юрты отвлек их внимание. Дверь отворилась, и вошли Мишиг и его жена с русским именем Майя, невысокая, с карими игривыми глазами и длинной черной косой.

– Мы за тобой пришли, Ялат, пора в дорогу, – сказал Мишиг, поздоровавшись.

– Присядьте на минутку, – засуетилась Туяа. – Выпейте с нами чаю.

– Спасибо, Туяа, надо ехать, – сказал Мишиг. – Караван уже готов к походу. До свидания, сестра, до скорой встречи за кордоном.

Мишиг с Майей торопливо вышли из юрты, оставив Ялата попрощаться с родителями. Он подошел к притихшей в этот момент матери и крепко обнял ее, казавшуюся такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним.

– Храни тебя всевышнее небо, – прошептала она, целуя сына.

Бронтой, отбросив палочку, твердым шагом подошел к сыну. Расстегнув ворот рубашки, он снял свой каменный амулет и повесил его на шею сына.

– Зачем? – вырвалось из груди Ялата. – Ведь это твой хранитель!

– Теперь он будет твоим хранителем и помощником в пути, в делах твоих и в жизни. Береги его – это наша родовая ценность.

Бронтой крепко, по-мужски, обнял сына, и в глазах его заблестели слезы – он словно прощался с сыном навсегда. Провожая сына, Туяа и Бронтой вышли из юрты, проверили, как он прикрепил к седлу сумку с пожитками на дорогу и своими вещами. А потом он молодцевато вспрыгнул на своего гнедого.

И снова Туяа, выйдя с большой чашей кумыса, плеснула его под ноги коня сына, чтобы легким и счастливым был его путь. Они долго еще стояли у юрты, обнявшись, поддерживая друг друга и глядя вслед уходящему от них в неизвестное сыну.

Ялат вместе с Мишигом и его женой Майей, сидящими верхом на своих рысаках, присоединился к огромному каравану, заполнившему долину. В последний раз Ялат обернулся назад, увидел фигуры отца и матери, махавших ему вслед, и, пришпорив коня, мелкой трусцой помчал за караваном. Теперь он чувствовал себя неотъемлемой частью этого сплоченного кочевого братства, этих людей, отважившихся навсегда покинуть родные места.

* * *

Караван, двигаясь медленно и с частыми остановками, растянулся до километра. Впереди двигался авангард, возглавляемый Алтангэрэлом и состоявший из пятидесяти молодцов, вооруженных охотничьими ружьями и холодным оружием. В составе авангарда находились проводники, хорошо знавшие дорогу и бывавшие за кордоном. В задачу авангарда входило проложение безопасного пути, поиски мест для ночевок, источников водоснабжения и охота для прокорма людей. За авангардом следовало главное богатство – огромная отара овец, которую гнали пастухи на лошадях и их верные помощники – собаки. Замыкала шествие конно-транспортная группа: около сотни лошадей, навьюченных тяжелым грузом – разобранными юртами, снаряжением, различной утварью и продуктами питания. В этом обозе помимо мужчин находились и женщины с детьми подросткового возраста – все верхом на лошадях.

Начало пути было спокойное. Караван без осложнений и потерь прошел по межгорной долине и уже к вечеру подошел к селению Тайшанта. Это был опорный пункт через тракт из России в Монголию. В селе Тайшанта издавна проживали найманы. Их вождем был Арслан, который получил свое имя Арслан (слон) за могучую фигуру и физическую силу, которую он демонстрировал на состязаниях во время народных праздников. Алтангэрэл поддерживал с ним дружеские добрососедские отношения и не раз был у него в гостях.

Но на этот раз приятные ожидания от встречи с другом обманули его. Когда Алтангэрэл со своим отрядом подъехал к селению, то не узнал его. Склоны гор, где паслись раньше отары овец, были пусты. Юрты казались безжизненными, и лишь из некоторых струился дым из верхних отверстий. Что произошло с многолюдным селением?

Алтангэрэл подъехал к большой юрте вождя и спешился. Из юрты вышла Дулма – жена вождя, в черном одеянии, поникшая, с печальными глазами.

– Что случилось, Дулма? – с тревогой спросил Алтангэрэл, шагнув к ней.

– Ой, беда большая пришла в наш аул, Алтангэрэл! Неделю назад нагрянули к нам военные из Бийска и, как грабители, стали забирать наш скот и лошадей. Арслан возмутился и пытался выяснить у ихнего начальника, по какому-такому праву они это делают.

«По праву советской власти», – ответил ихний начальник в кожаной куртке и ткнул Арслану в лицо бумагу. Арслан плюнул на эту бумагу. Его стали вязать, завязалась борьба, он раскидал всех этих шайтанов, а ихний начальник выстрелил в него из револьвера. Арслан мой еще был жив, когда шайтаны убрались с награбленным. Красные шайтаны угнали весь наш скот и лошадей в Бийск. Наших ребят забрали, чтобы перегоняли скот – они еще не вернулись. А Арслан потерял много крови от ран и на следующий день ушел в мир иной. Его похоронили в каменной пещере вон там, на горе, за которой садится солнце. Мир праху его.

– А куда все люди делись? – спросил потрясенный известием Алтангэрэл.

– После нашествия шайтанов все молодые верхом ушли за перевал в Монголию. И мой сын Гава тоже. Не хотел меня бросать, но я сказала ему: «Иди, пока цел, ведь ты – сын вождя». Осталось нас несколько семей, все больше старые – здесь наша земля, и мы останемся на ней до конца. А ты там, за кордоном, найди моего сына, присмотри за ним, помоги устроиться на новом месте.

– Хорошо, Дулма, сделаю все, что в моих силах. Я за каждого человека из нашего племени в ответе. И за него тоже, – кивнул он на стоявшего рядом с ним Ялата.

– А кто он, русский? – спросила Дулма, глядя с удивлением на рослого светловолосого юношу.

– Нет, он кыпчак, единственный кыпчак в моем воинстве, – ответил Алтангэрэл. – Он внук вождя Аржана, расстрелянного красными, а отца его так избили, что он не смог с нами поехать – остался с женой в кочевье.

– Оо, всевышнее небо! – всплеснула руками Дулма. – Что же они творят с нашим народом? Чего они хотят?

– Они хотят, Дулма, превратить все алтайские племена в безликое и покорное стадо. И будут насильно его гнать в светлое будущее, о котором все трубят. Но мы хотим остаться свободным народом и обретем новую родину – там, за кордоном.

– Пусть вам сопутствует удача, Алтангэрэл. Располагайтесь на ночлег, юрт на всех не хватит, но как-нибудь разместитесь – ведь вы кочевой народ. А ты, Алтангэрэл, можешь остановиться с внуком Аржана в моей юрте, как останавливался у нас в прежние времена, – сказала Дулма, вздыхая.

Стоянка в разоренном ауле Тайшант была последней на пути каравана. Утром весь растянувшейся караван, провожаемый грустным взглядом оставшихся обитателей села, тронулся в путь. Алтангэрэл торопил людей, не давал расслабиться, чтобы засветло успеть выйти к перевалу. Дорога была широкая, уплотненная щебнем скальных пород, еще не размытая осенними дождями. Небо над головой было чистым и голубым, радующим глаз и вселяющим в душу покой и надежду. Авангардный отряд Алтангэрэла оторвался от каравана и мчался навстречу синеющему вдали пограничному хребту Сайлюгем.

Ялат старался не отставать, мчался рядом с Мишигом, подставляя разгоряченное лицо свежему ветру. Ближе к вечеру они подъехали к хребту Сайлюгем и остановились в широкой межгорной долине, ведущей к перевалу Дурбэндаба. Всадники спешились, чтобы отдохнуть самим и дать отдых взмыленным коням. Алтангэрэл с Мишигом выбрали место для размещения каравана на ночлег. Бросок через перевал найманский вождь наметил на утро следующего дня.